Борис Ярне
Синтез
Глава
III
Часы закончили бить очередное время, такое неинтересное для человека, сидящего перед свечой.
– А твоя свеча горит вечно?
– Пока я живу.
– Но, ты же сказал, что живёшь всегда.
– Так почему свеча не может жить столько же?
Ветер продолжал злобно завывать за окном, и, казалось, что он вот-вот разобьёт его своей яростной силой. Но как только эта мысль приходила в голову, зловещий вой превращался в сладкое мяуканье теплого летнего ветерка.
Жизнь настолько же темна, насколько бесконечна.
Замок пугает своей мощью. Мощь, вообще, пугает всё и всех. Таков закон природы силы и слабости. Постичь этот закон дано немногим, да и не зачем, вероятно.
– Вы сейчас думали об этом?
– Я всегда о чём-то думаю.
– Раз вы употребляете такие слова, как «вероятно», то вам свойственно сомневаться?
– Я мгновение назад сказал, что думаю всегда. Этот процесс немыслим без сомнений или жажды познания. Благодаря этому мы становимся умнее и глубже, бесконечно глубже, поскольку нет конца познаниям.
– Обладая таким багажом знаний и ума, человек становится могущественнее.
– Чем умнее и глубже человек, тем труднее и трагичней его жизнь. Так, кажется, сказал Шопенгауэр. Так что, нужно сначала решить, стоит ли принимать на себя ответственность.
Ветер снова рванул и прокатился жутким гулом по стенам замка. Где-то внизу бушевало море, дополняя мощь, пугающую начинания.
Свеча продолжала гореть перед его глубоким взором.
– 1 –
– Да, понедельник день тяжелый! Мои люди доложили мне, что пацана какого-то пригрела вчера. А, Целительница душ и тел человеческих? Сказали, череп подпортили или ещё чего. Жив, герой?
– С ним всё в порядке, что тебе ещё?
– А кто таков? Что стряслось?
– Ты зачем пришёл? Хочешь, чтобы я тебе погадала? Ты хорошо знаешь, что ничего доброго от меня не услышишь. Так, что пришёл? Тёщу навестить, или внучку мою ненаглядную?
– Внучка твоя ненаглядная в силу природы ещё и дочь моя. Забыла? Сколько можно устраивать этот цирк? Прости, мать. Или нарочно так и норовишь нарваться на мою грубость? Тебя это потешает? Где Лала?
– От такого как ты я и не жду ничего другого. Три месяца тебя не было видно. Явился снова. Мы не скучали, ни я, ни Лала.
– Она моя дочь.
– Она моя внучка!
– Я принес…
– Не нужны нам твои грязные деньги! Не хочу, чтоб грехи твои на нас пали, сколько тебе повторять. Хватит того, что дочь мою сгубил! Изверг, скольких ты погубил, всё богатство твое на лжи да крови…
– Сколько пафоса в устах простой цыганки. Твои завороты или как там у вас это называется, на меня совершенно не влияют. Можешь, хоть все силы ада на меня спустить – мне по боку.
– Оно и видно – всё тебе по боку.
– Эх, мать, твою мать, ты бы хоть пластинку сменила, один в один меня паришь!
«Так, а собственно, где это я? – сам себя спросил Максим, увлекшись подслушиванием разговора, доносившегося из-за закрытой двери. Он обнаружил себя, лежащим в одежде, но без пиджака, который висел тут же, на стене, на жесткой кровати под грубым одеялом в очень маленькой комнате, напоминавшей чулан. Быстро, но крайне смутно, прокрутив в голове события прошедшего дня, не сильно насыщенного разнообразием, он ощутил в этой самой голове необычную для похмельного состояния легкость и весьма слабую, учитывая удар (если это был удар) отправивший его сознание к потере, боль в затылке.
–… Когда-нибудь тебя не станет, и с чем останется Лала? Бывай, мать. – Максим продолжил слушать разговор, который на этом и закончился, о чём оповестил сначала шлепок чего-то бумажного о стол, потом быстрые шаги и грохот захлопнувшейся двери.
Максим решил подняться. Он откинул одеяло и сел на кровати. «Странно, как бодро я себя ощущаю», – подумал он. Натянув туфли, стоявшие около кровати и накинув пиджак, он открыл дверь и, только сделав шаг из своей опочивальни, тут же наткнулся на взгляд, повергший его в трепет. Причем этот трепет был уже третьим за последние три дня. Перед Максимом стояла та самая цыганка, которую он видел перед банкетом и встретил после него. Он снова глядел в её глаза как кролик, не смея пошевелиться.
– Проснулся? Как голова? – как ни в чем не бывало начала старушка.
– Я, да… ничего, вроде… – начал было Максим.
– Что ты такой испуганный? Как пить, так вы все герои. Дай гляну. – Она притянула Максима к себе, нагнула ему голову, осмотрела ее. – Все в порядке, как новенький. Это был не удар.
– А как я тут оказался? – спросил хоть что-то Максим, оглядывая бедную обстановку комнаты. Окна, приютившиеся под потолком и обрешеченные снаружи, позволили ему предположить, что находится он в подвале.
– Соседи помогли. Занесли. Ты ж, как знал, прямо перед моей лавкой и прилёг.
– А я что же, всю ночь тут пролежал? – сделал предположение Максим, вспомнив, как только что ушедший гость упомянул понедельник и видя дневной свет, проникающий с улицы.
– Не только ночь, но и день. Сейчас шесть часов вечера, – укоризненно заметила цыганка.
Постепенно испуг покинул Максима. Перед ним была не страшная ведьма, какую он представлял ещё недавно, а довольно-таки милая старушка. Она тем временем, подойдя к столу, взяла лежащий на нем бумажный сверток и направилась к камину. Напротив, входной, как решил Максим, двери, в стене, он только заметил, потрескивая дровами, находился маленький камин. Подойдя к нему, цыганка бросила сверток в огонь.
– А что это вы бросили? – безо всякой задней мысли, забыв удивиться текущему времени, спросил Максим.
– Деньги, – легко ответила милая старушка, – хоть на улице и тепло, у нас все время сыро тут, приходится топить.
– Деньги? Забавно. – Максим удивился этому факту и, решив продолжить в том же ключе, спросил дальше: – Это я столько без сознания был? Что ж за злодеи меня так пригрели?
– Злодей тут только один, это ты сам. Что ж ты милок, думаешь, что это от удара ты столько пролежал, хотя, не похоже это на удар, я уже говорила. Эх, дорогой мой. Да ты сознания лишился на несколько мгновений, а уж не помнишь ничего. Головку твою дурную я примочками быстро выходила от того, что тебя пригрели, как ты говоришь, а вот спал ты так долго, потому что снадобье мое действовало, пока вся дурь из тебя не выпотела, да не вытянулась. Тебе, мил человек, зелье пить не следует. Не умеешь, поди.
– Да уж, что правда – то правда, не умею, – огорченно согласился Максим и добавил не без удовольствия: – Но люблю.
– Эх, дурья башка.
– Это вы про мою? А что в ней такого? – Максим продолжал удивляться и, вспомнив предыдущие встречи, поинтересовался: – А мы, ведь, уже встречались, вы мне что-то такое говорили, только я ничего не понял…
– Конечно, где ж тебе понять, когда ты под хмельком, – с укором, но без обиды ответила цыганка. – Не буду я тебе ничего сейчас говорить, не время, своих забот хватает.
Максим вдруг проникся какой-то непонятной привязанностью к этой бабушке. Чем-то теплым и загадочным веяло от неё. И это, несмотря на то, что цыгане, особенно цыганки, особенно старые, те, что постоянно норовят вам погадать, вызывали в нём исключительно негативные эмоции.
Он очень хорошо запомнил один случай из своего школьного детства. Как-то в электричке, подъезжая к своей остановке, он вышел в тамбур и наткнулся там на трех пожилых цыганок с огромными тюками. Они, собираясь выходить, выстроились перед дверьми. Максим встал за ними. Тут одна из цыганок обернулась и попросила его помочь вынести вещи. Максим легко подхватил в обе руки два самых больших тюка и на остановке вытащил их из вагона. «Спасибо тебе, сынок» – сказала цыганка. И, как только он поставил тюки на землю, схватила его за руку, развернула ладонь, и, взглянув на неё на мгновение, произнесла: «Тяжелая судьба тебя ждет, сынок, тяжелая. Несчастная». После чего отвернулась, и, взяв вещи вместе со своими попутчицами, отправилась прочь. С тех пор свою судьбу, жизнь свою он считает, если уж и не настолько тяжелою и несчастной, то, уж во всяком случае, неудачно сложившейся, и винит в этом не иначе, как цыганку, предрекшую ему бесконечные невезения.
Подумав об этом сейчас же, он не преминул спросить, как бы издалека:
– А вы, как бы это сказать, врач?
– Да уж как тебе будет угодно.
– Значит, не врач, а… вы гадаете по рукам там, по… как там еще?
– Сколько ж тебе лет?
– Мне скоро двадцать семь, а что, вы этого по моему виду определить не можете, вы же… а что?
– По виду. Возраст определяют не только по виду. По виду тебе лет двадцать, а по твоим вопросам и того меньше. Садись за стол, подкрепиться тебе надо. – Цыганка во время разговора быстро накрыла скромный стол, поставив глубокую тарелку с супом, ложку и два кусочка белого хлеба.
– Ой, спасибо. – Максим сел за стол и принялся за свой вечерний завтрак. – А вот, я, конечно, прошу прощения, но у меня только карточка, эта гостевая. Я к тому что, вот, я у вас тут…
– Ну что за люди!
– Ну, всё-таки… тем более, вы же, – Максим не знал, как пояснить цыганке о цыганах в его видении и всем что отсюда вытекает.
– С тебя мне ничего не надо, – прервала его размышления бабушка.
– А почему именно с меня? – удивленно спросил Максим, словно забыв о встрече у отеля.
– Да вот нравишься ты мне с дурьей своей башкой.
– Ну, хорошо, – Максим смирился, продолжая трапезу, – вкусный суп. А кто тут был только что? Вы тут ругались. Извините, я невольно подслушал.
Цыганка на мгновение задумалась, потом, видимо, решила рассказать.
– Разбойник приходил.
– Какой разбойник? – захотел уточнения Максим.
– Самый настоящий, – тут же ответила цыганка.
– Что-то я не очень понял.
– Отец моей внучки.
– Ну, тогда понятно, и это называется зять, правильно?
– Никакой он мне не зять, он разбойник. Дочь мою погубил, и нас погубить хочет.
– А как так? – Максим оказался в замешательстве.
– Дочка моя полюбила его, злодея. – Старушка решила рассказать подробнее. – Говорила я ей, ничего доброго не выйдет, а она… поженились они, свадьбу без меня играли… потом… – цыганка тяжело вздохнула, – ему сына подавай, а родилась Лалочка. Как же он был зол. Дочь свою я не видела совсем. Муж её не выпускал почти из дому. Изредка приезжала ко мне, внучку показать. Хорошенькая была, Лалочка. Не рассказывала мне ничего доченька, но я сердцем чуяла неладное. Как снова забрезжила в утробе её жизнь новая, так увидела я, что легче ей стало, видать, что подобрел муженёк её, понадеялся на то, что сына принесёт ему. Ан не получилось у него, сильна кровь наша. Как узнали, что девочка опять, рассвирепел изверг. Сгубил девочку мою, зло пало на неё, и начала она рожать раньше времени, да и померла вместе с ребеночком. Внучку я себе забрала, добрые люди помогли, отняли у него.
– Это как же? – удивился Максим.
– В тюрьму посадили злодея, и надолго.
– Ох, как у вас тут весело!
– Я знала, когда его выпустили. Не приходил, не узнавал. Потом, когда Лалочке уже пятнадцать лет исполнилось, явился. Даже такую чёрную душу к родной крови тянет. И вот, два года уж ходит, подачки подбрасывает, всё пытается у дочери своей прощения за мать вымолить, да все без толку. Избегает его Лалочка, боится…
Вдруг откуда-то раздался звонок.
– Так, пора мне. Заговорилась я с тобой, а работа не ждет. Когда будешь уходить, захлопни дверь. Вот эту дверь, – цыганка указала на ту, что Максим и принял за входную, а сама направилась к двери, что была по соседству с комнатой, где он спал. Когда она её открыла, Максим увидел ступеньки, ведущие наверх. Видимо это был вход прямо из квартиры в лавку, о которой говорила цыганка.
– Да я уже иду, – Максим встал и направился к выходу. Старушка решила его проводить и подошла к двери вместе с ним.
– Если что нужно будет, приходи, помогу, чем смогу. И помни, что я тебе говорила давеча.
– Да я… – Максим хотел было заявить, что ничего не помнит, хотя это было не так, и передумал, предположив, что бабулю не проведешь. Тогда он решил воспользоваться случаем и быстренько рассказать эпизод из детства с цыганками в электричке, нисколько не опасаясь снова получить обвинение в инфантильности.
– Можно короткий, ну, не совсем короткий, вопрос. Дело в том, что я никак не могу забыть один случай. Как-то…
Цыганка остановила его рукой, пристально, так что Максиму на мгновения опять стало не по себе, посмотрела ему в глаза и произнесла:
– Сильный не тот, кто предугадывает судьбу, а тот, кто её творит.
– Ага, – пробубнил Максим, открывая дверь, – до свидания, спасибо.
Максим вышел во двор, тот двор, где его и «пригрели». Двор напомнил ему питерские колодцы. Во дворе было пусто и тихо. Шум доносился со стороны улицы, куда и выходил магазин цыганки. Максим представил, что это магазин всевозможных колдовских штучек – талисманов, амулетов, оберегов и прочих Фэн-шуй и вуду. Он направился к арке, в сторону улицы и, выйдя на неё, обнаружил магазин цыганки, разочаровавший его своим названием. Над витриной красовалась вывеска с надписью «Аптека» и припиской «травы, настойки…» и что-то ещё. Максим не стал читать, что там дальше, а обратил всё своё внимание на заходящую в магазин девушку, внешность которой тут же погасила его секундное разочарование, и вызвала неумолимое желание последовать вслед за ней. «Что-то везёт мне последнее три дня на красоток! – подумал Максим, – все же попал я в какой-то голливудский застенок. А не внучка ли это та самая?» Максим не успел, как следует рассмотреть её, заметил лишь, что была она совсем молоденькая, невысокого роста, смуглая, у неё были черные волосы и очаровательная улыбка. Эта улыбка несколько смутила Максима, потому как была она неспроста, а имела свое предназначение, а предназначаться она могла только кому-то, а кроме себя вокруг Максим никого не видел, поскольку полностью был поглощен созерцанием мгновенно появившейся и скрывшейся женской красоты. Кроме того, на Максима эта прекрасная незнакомка не смотрела, её глаза были опущены. Но все же улыбалась она…
– Максим? Какими судьбами? – услышал он прямо перед собой.
«Не может быть? – подумал Максим. Перед ним стоял Акира, журналист, с которым он познакомился на банкете, тот, что был в обществе с семьей банкиров, Фогелей. Акира стоял в метре от входа в магазин. Максим так засмотрелся на девушку, что не заметил никого и ничего, что было вокруг него. – Уж не ему ли предназначалась эта чудесная юная улыбка?»
– Я тут по состоянию здоровья, – ответил Максим. – А ты какими судьбами?
– У меня профессиональный интерес. Пишу статью о народных целителях, ну обо всём таком. У меня сейчас довольно-таки вольная работа, сам себе выбираю темы, из тех, что предложат разные издательства, потом раздаю материал. Кто что закажет. У меня что-то вроде стажировки, практики последипломной. До конца лета вольный художник, потом кто-то должен меня к себе взять в штат… если понравлюсь.
– А если нет?
– Об этом я стараюсь не думать. Просто беру всё подряд и работаю. На послезавтра вот договорился об интервью с музыкантом одним, звездой рока. Правда, я с ним немного знаком уже, но тем не менее.
– А сегодня у тебя тоже было интервью? – поинтересовался Максим. Он помнил, что на банкете Акира был далеко не один и, уяснив ситуацию, решил не отступать перед его намеревающимся уходом от темы.
– Нет, – ответил Акира. Только тут Максим заметил, что тот всё же слегка растерян и цвет лица его не то чтобы имел красный оттенок, но был близок к этому, – я выбираю. Мне подсказали как-то, что эта аптека принадлежит очень известной, по крайней мере, в этом районе, целительнице. О ней все говорят, как о настоящей колдунье, ну, или там экстрасенсе, заговоры разные творит, будущее предсказывает, ну и так далее, как обычно. Вот я и решил.
– Что? – спросил Максим.
– Проверить.
– Что проверить? Действуют ли заговоры? Ты уже разговаривал с ней?
– Нет, мне сказали, что её нет сегодня.
– Правда? А кто сказал? Уж не это ли прекрасное создание, что впорхнуло только что в этот чертог магии и заговоров? Кстати у неё потрясающие травы. Я только что исцелился, вырвавшись из лап зелёного змия. Я попробую угадать. Это прекрасное создание имеет отношение к той самой целительнице? – наигранно хитро спросил Максим, – только не говори, что не понимаешь, о чём я.
– Это её внучка, – вздохнул Акира, – Максим…
– А давно ты берешь интервью?
– Я его уже три недели пытаюсь взять.
– Но отвлекает кто-то, не пускает…
– Я её боюсь, – наивно-испуганным тоном проговорил Акира.
– Кого, внучку?
– Максим, послушай…
– Да ладно тебе, – Максим рассмеялся, – мне-то что, в самом деле.
– Кстати, а ты не хочешь пойти куда-нибудь перекусить? Тут недалеко ресторанчик неплохой есть. Я угощаю, – вдруг предложил Акира.
– Я взяток не беру! Хотя, конечно, не против. Учитывая, что день пропал, необходимо скрасить вечер. Там всё и расскажешь? Да? Да шучу я. Вообще, я смотрю, хорошо быть стажером-журналистом. – Тут Максим заметил за собой, что манера его разговора с Акирой такая, будто они знакомы уже вечность и представляют собой не иначе, как друзей-не-разлей-вода. «Да ну и пусть», – подумал он и продолжил, уже обращаясь к этому другу: – Только, мне бы зайти переодеться, а то я мятый весь какой-то.
– А что случилось?
– Да не стоит того, чтобы об этом рассказывать. – Максим подумал и, ухмыльнувшись, добавил: – Кстати, чуть не забыл, ресторанчик – это конечно заманчиво, но мне тут рекомендовали не злоупотреблять алкоголем, так что даже не знаю, как мне быть. Я же теперь не пью…
– 2 –
– Наливай, «Куросава»! – довольно таки уверенно произнес Максим, обращаясь к Акире. Двадцать минут он терпеливо наблюдал, как на фоне стоявшего перед ним пустого бокала, коньяк искрился в бокалах его собеседников. С Максимом и Акирой за столиком сидел Антонио Маркес. Они встретили писателя по пути в ресторан и предложили ему присоединиться к ним в столь необычном, как он сам выразился, для понедельника мероприятии. В виду предварительного заявления Максима о воздержании, он поначалу отказался от принятия спиртного, но пожалев об этом, решил всё же прибегнуть к легкому утолению эмоциональной жажды.
– Я Такеши, – весело парировал Акира, подхватив графин с коньяком.
– Ну, хорошо. – Максим на мгновение задумался. – Это серьезно?
– А что тут такого? – удивился Акира, разливая коньяк по бокалам.
– Да, ничего, в общем-то, одни совпадения… и почему ты не пьёшь саке?.. Ну, да ладно.
– Вы всё пытаетесь проводить параллели? – поинтересовался Маркес у Максима.
– Да я не то чтобы пытаюсь, они непроизвольно проводятся, – ответил Максим, – предлагаю, раз я передумал бросать пить, выпить за параллели!
– Что ж, можно и за них, – поддержал Акира.
– И это будет везде! Вы понимаете, о чём я? – заметил Маркес Максиму.
– Не совсем, – признался Максим.
– В целом, как я понял из бесед с Полански, мы с вами находимся, если говорить о настоящем моменте, в одинаковых циклах.
– Циклах? – полюбопытствовал Максим, – вы придерживаетесь теории цикличности истории.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, скажем, если согласно Шпенглеру – обязательный повсеместный переход от культуры к цивилизации. О том, что мир можно рассматривать как природу и как историю. Первое можно описать математикой, второе аналогией. Описывая историю, мы набираем бесконечное количество её форм, совокупность которых представляет собой культуру, та превращается в цивилизацию, которая в свою очередь гибнет… как-то так…
Марксес с Акирой одновременно удивлённо смотрели на Максима.
– Ладно, не слушайте… – осёкся тот. – Так о чём вы?
– Ссылаясь на рассказы Полански, могу заметить, что национальный вопрос, коим обременено ваше общество, нам, в частности, мне, представляется абсурдным. Вдуматься хотя бы в выражение «Право наций на самоопределение». Надо же, какое одолжение делает какой-то нации, судя по всему, другая нация. Ну, не абсурд ли? Вот представьте себе дом, обычный жилой дом. В один момент какая-то семья решила самоопределиться и заявить о своей исключительности, заблаговременно образовав некую ячейку путем объединения членов этой семьи. Возможно, в пределах лестничной клетки это покажется целесообразным, как целесообразность присутствия уникальности в каждом индивидууме. Но вот, эта семья объединилась с семьями на этой самой лестничной клетке, и они создали нечто, придумав себе свою исключительность, исключительность, основанную на принадлежности к данной лестничной клетке, или даже, не исключительность, а отличие ото всех остальных клеток. Внутри подъезда это покажется непонятным, в доме неинтересным, на улице смешным, в городе в это никто не поверит. Принадлежность к нации подразумевает наличие Родины. Можно ли назвать лестничную клетку Родиной, даже, если ты родился на ней и питаешь к ней необъяснимую привязанность, живя и общаясь с целым Городом? Думаю, можно. Но как тогда назвать дом, в котором ты родился, улицу? Можно как угодно символизировать понятие Родины, равно как и нации, но на деле, ничего, кроме, возможных внешних отличий, людей не разделяет. Разве можно предположить, заглянув в будущее, где космические корабли путешествуют по галактикам, что астронавт, общаясь с представителями других планет, говоря о доме, подразумевает что-то иное, кроме Земли.
– Итак, все люди братья! За космополитизм! – резюмировал Максим, поднимая бокал. Он уже снова ощущал приятную легкость во всем теле.
– Ну, может, и не братья, но, во всяком случае, не по причине разнообразия наций. А эти бесконечная рознь, эти национальные войны…
– Так, что касается войн! – решил объяснить Максим, – на мой взгляд, война – это сугубо коммерческое мероприятие. Сама жизнь это коммерческая сделка в определённом смысле… а война, как способ изменения этой самой… что-то я не расположен к дискуссиям такого рода. – Максим примолк, но тут же рассмеялся. – И оставим его. У меня уже лирические ноты по всему телу…
– Кого оставим? – наконец спросил Акира, начинавший путаться в обрывочных размышлениях Максима.
– Всё, хватит, – Максим вздохнул, – но я не о коньяке. Кстати, он закончился.
– Официант! – позвал Акира.
– Итак. Наций у вас нет, осталась лишь условность, – тем не менее, продолжил Максим, словно мгновенно забыв о том, что сам только что сказал. – Причем… нет, не могу представить. Допустим, в рамках одной только Европы – куда не шло, но весь мир! Вот это прогресс!
– То есть, вы считаете это прогрессом? – спросил Маркес.
– Не иначе!
– Давайте, выпьем! Я абсолютно ничего не понимаю, что вы такое говорите, – вставил Акира.
– Кстати, религиозный вопрос – не менее удачная находка для всякого рода спекуляций и тех же войн, развязываемых всё с той же коммерческой целью, – не обратив внимания на Акиру, продолжал Максим, на ходу сменив направление беседы.
– Религий у нас тоже нет, – заявил Маркес.
– То есть, у вас нет ни Бога, ни Дьявола, – отреагировал Максим, – что же у вас есть? Шутка…
– Вот как раз Бог и Дьявол у нас есть. Но не более того. У нас есть вера в Бога, но нет различий в способе выражения этой веры. У нас нет христиан, мусульман, иудеев, и прочих, у нас есть Вера…
– Это разве не религия?.. – перебил Маркеса Максим. – Ладно… Честно говоря, я стараюсь избегать вопросов, связанных с религией…
– Верой.
– Хорошо, верой. Я далёк и от того и от другого. Подождите, я точно помню, что видел церковь, католическую, православную и… мечеть.
– Это в прошлом, как и национальность. У нас были построены единые для всех церкви. Давно были построены. Сейчас это просто церкви для граждан города. А мечеть или костёл – это теперь музеи для всех.
– И вы ходите в церковь и также молитесь Богу?
– Лично я не хожу в церковь.
– Вы не верите в Бога?
– Вера и церковь это ни одно и то же…
– Ага, надо полагать, все же церковь у вас… – начал Максим.
– Хорошо, давайте отложим и тему веры на потом, – улыбнувшись, оборвал его Маркес.
– Согласен. Что ж, значит, по двум направлениям вы нас обогнали. Вы избавились от двух наиболее мощных причин одному человеку ненавидеть другого.
– Да, но этого недостаточно…
– Предлагаю выпить за мир во всем мире! – объявил Максим, – и попросить еще один графин. Увлекся я. Давайте кардинально сменим направление. Что бы спросить? Ну, вот… Что у вас тут такого мистического происходит? – спросил Максим, смеясь нелепости вопроса. – А то я несколько раз уже слышал… и заинтригован.
– Мистическое? – переспросил Маркес, – вы имеете в виду, легенды о рыцарях, принцессах и драконах? А у вас этого нет?
– Легенды есть, но тут-то…
– Это и есть легенды.
– Так мне же и Полански рассказывал.
– Да всё предельно просто. Мифы, предсказания, рассчитанные на соответствующую аудиторию, а то и на всю, но с учетом разной степени восприятия. Признаться, я что-то не могу припомнить чего-то такого, что могло бы… хотя, Дракон! Я угадал? Я полагаю именно им заинтересовал вас Полански? Помню, когда я с ним познакомился, – сразу, как он тут появился, – его это тоже больше всего привлекло. Видимо, наиболее эффектно выглядит. Так вот, дракон, как мифическое существо, был одним из элементов эмблемы первой королевской династии, первой, во всяком случае, согласно дошедших до нас летописей. Всё! На этом сказка, реальная сказка о драконе заканчивается. Позже, видимо сами историки, для упрощения называли Драконом каждого представителя этой самой династии, хотя, насколько я знаю, даже прозвища такого, по аналогии с вашим Ричардом Львиное сердце, не было. Я тоже для простоты их так буду называть, Драконами, вы не против? – Маркес улыбнулся. – Кстати, не факт, что династия Драконов была первой, скорее, на каком-то этапе они захватили власть, опередив конкурентов, как это всегда происходило, и затмили своими деяниями всю предшествующую историю становления монархии. Это лишь предположение. Драконы правили из западного замка, об этом вам Полански уже рассказал, я полагаю. Далее представители одного из конкурирующих родов собрали на востоке большие силы. Они беспрепятственно соорудили военные укрепления, часть из них сохранилась на территории королевского дворца, построенного позже. Вы его уже, наверное, видели. Кстати, замок Дракона уцелел целиком. Хотя, думаю, от первоначальных построек там также мало, что осталось, просто, видимо, к поддержанию его стен относились более ответственно. Я был там последний раз лет десять назад. Так вот, как вы догадываетесь, Драконов скинули, и началось правление следующей династии. Первой заняла трон королева, прозванная Лебедем. Потом появилась эмблема с изображением лебедя. Видимо поэтому, позже было принято сопоставлять два этих королевских дома, как нечто злое и доброе, черное и белое. Красиво, Лебедь и Дракон. Дракону присудили, к тому же, нечто дьявольское. По сути, как можно предположить, ничем они друг от друга не отличались. Несколько столетий подряд Драконы пытались вернуть себе трон, но безуспешно. Вскоре следы их династии затерялись, как, в общем-то, и следы династии, начатой Лебедем. Монархическое правление просуществовало довольно-таки долго, перебрав на троне несколько династий после Дракона и Лебедя. Но именно они, Дракон и Лебедь, остались в памяти, как истинные правители, обладающие подлинной королевской кровью. Разумеется, такое решение принял кто-то определённый и с какой-то определённой целью, теперь уже не раскопаешь какой, придав к тому же всему этому некое божественное начало. Хотя, скорее магическое. Вот почему в Городском законе есть упоминание о королевской крови.
– То есть? – спросил Максим.
– Я не уверен, есть ли это или нет сейчас. Помню, был ряд правил, или законов, которые нельзя ни изменить, ни внести в них никакие либо поправки, исполнение их возложено в обязательном порядке на любую власть в городе, будь это хоть инопланетяне.
– Что-то я уже потерял нить… – признался Максим.
– А как вы думаете, если из всего того, о чём вы тут говорите, я напишу статью, то… – начал было Акира.
– В вашем законе, в конституции, есть такая фраза, как «королевская кровь»? – перебил его Максим, обращаясь к Маркесу. – Это всё серьёзно?
– Абсолютно, – отозвался тот. – Не представляю, каким образом может происходить исполнение и контроль всего того, что с этой самой фразой, как вы сказали, связано, но это так. Это как закон природы, нарушить который не получится никоим образом, то есть, пойдя против таких законов, просто ничего дельного, да и вообще ничего не выйдет. Я не скажу, как это оформлено, как это звучит, тем более не знаю, на чём эта, скажем так, статья, основывается и откуда берёт начало, но это так. Это факт, и должен быть принят, как смена дня и ночи, как неизбежное. Но, есть одно «но», не зря же эти статьи не публикуются в каждом издании конституции. Ими, во всяком случае, на моей памяти, никогда не пользовались.
– Почему? – спросили Максим.
– Почему? – повторил за ним Акира.
– Вероятность существования условий, представленных в них настолько мала, что приняли решение не забивать голову народу… людям, интересующимся законами. Их много? Вот, Акира, ты часто читаешь конституцию, ты её, вообще, читал?
– В институте…
– Ах, ну да, извини, забыл, что ты журналист.
– Я помню, было что-то такое, – сказал Акира, – но мы не заостряли на этом внимания. Помню только, мне показалось, что это бред какой-то. А ведь не так давно и было. Так, промелькнуло незаметно. Да, и это в рамках рассмотрения государственных институтов, в частности, Ордена Лебедя… Я всегда считал его чем-то надуманным… а так… в общем, не отложилось, потому, как бред…
– По большей части так и есть, но, не то что бред, а практически не исполнимо. Так вот! К чему я? К правлению. Смысл закона заключается приблизительно в следующем: гражданин, в чьих жилах течет королевская кровь, имеет право влиять на Городское управление путем назначения главы Города по своему усмотрению. То есть, если бы я был персоной, в чьих жилах течёт королевская кровь, то я мог бы назначить кого-нибудь из вас президентом.
– Ха-ха! – не сдержался Акира.
– В чем подвох? – серьёзно спросил Максим.
– Назначение имеет силу в течение полугода, и может быть использовано раз в пять лет. То есть, если через полгода президент, скажем, не понравится народу, он сможет его снять и поставить другого путём голосования. Ну, это я уже переношу на нашу почву, так сказать. Как это было целесообразно использовать раньше, в случае использования – не знаю. Это не единственная статья, наверняка, я не помню, что там ещё есть. Кажется, ещё что-то говорится о возможности правления непосредственно самими обладателями этой самой крови при определенных условиях. Не буду врать, если любопытно, можете сами выяснить. Вот тебе, Акира, и тема.
– Да я уже только об этом и думаю. Жаль, нельзя её будет преподнести, как что-то совсем новое. Но, в преддверии выборов напомнить законы, о которых многие забыли, было бы, наверное, забавным.
