Андрей Игорьевич Емельянов
Свобода выбора. Том первый. Лис
Не успел он подобрать достойный ответ, как дверь с грохотом отлетела в сторону и в комнату вбежал Жирдяй. В руках он держал свернутую в трубочку и пожелтевшую от времени карту. Жадно хватая ртом воздух, он пытался что-то сказать, но Дитрих лишь поморщился и вырвал карту из его руки.
– Идиот, – отвесив ему звонкую пощечину, чему я был несказанно рад, он развернул карту и сунул мне в лицо, прикрываясь ею, как щитом. Мой плевок он отлично запомнил. – Здесь Лидендэйл. А вот место, где тебя обнаружил посланный на поиски Ричарда отряд. Где пещера?
Карта была отвратительного качества. Некоторые названия просто невозможно было прочесть.
– Не могу разобрать, что там написано? Хребет Защитника? Что ещё за Защитник?
– Один из таких же, как ты, – с презрением пояснил он. – Маг, живших несколько столетий назад. Раньше там был обычный лес, но потом с юга пришли дикари верхом на странных лошадях. Они грозили стереть с лица земли все города, что попадутся им на пути. Им пытались дать отпор, но тщетно. Слишком уж много их оказалось. Вот тогда-то и появился Защитник. Махнул рукой, и на тебе, пожалуйста. На месте леса выросли неприступные горы, навсегда отрезая путь варварам с юга. Пещера находится там?
– Южнее того места, где меня нашли солдаты. Точнее сказать не могу, уж больно паршивая карта.
– Ещё бы, – усмехнулся Дитрих. – Она сохранилась ещё с эпохи Истребления Магов. Ей почти восемьсот лет.
Осторожно свернув карту, Дитрих вернулся к столу и забрал лист, куда записывал весь наш разговор.
– Буба, – бросил он, уже уходя. – Распорядись, чтобы его накормили, а сам убирайся вон. И только попробуй сунуться сюда до моего возвращения. Тебе всё ясно?
Жирдяй устало махнул рукой, всё ещё пытаясь восстановить дыхание, и поплелся следом. На меня он больше не смотрел, уверовав, что сдавать я его всё же не собираюсь. Болван.
"Что ж, – усмехнулся я, когда дверь за ним закрылась. – Первый раунд за мной".
Но кое-что всё же омрачало вкус пусть и временной, но всё же, победы. Истребление Магов? Не по этой ли причине я там оказался? Если всех магов истребили ещё восемьсот лет назад, за способность воздвигать целые горы взмахом руки, то становятся ясны и мотивы Дитриха.
Люди всегда боятся тех, кто способен с легкостью их уничтожить. А может, и не боятся вовсе, а лишь завидуют? До чего же может опуститься человек, которому недоступно желаемое? Женщина, сделавшая неправильный выбор, легко может пасть от руки разочарованного влюбленного, несмотря на то, что он мог этой любви и не проявлять вовсе. А сосед, неожиданно добившийся в жизни большего "чем заслуживает", может обнаружить на месте дома пепелище.
Вот и Дитрих разумно счёл, что я могу возжелать большего, чем имею. Кто тогда остановит меня? Я стал жертвой упреждающего удара? Превентивные меры? И ведь он прав. Где гарантии, что я не пойду именно этим путем, осознав себя непобедимым? Вот же влип.
Избитый Жирдяем организм больше не изнывал от боли, да и усталость всё же взяла верх, поэтому я незаметно для себя задремал. Проснулся от звука скрипнувших дверных петель.
В комнату вошла дородная женщина с подносом в руках. Разговаривать она напрочь отказывалась, но я видел, что ей в тягость находиться рядом со мной. Быстро впихнув в меня всё ту же кашу с подливой, она дала мне напиться и молча ушла. Насытившись, я провалился в исцеляющий сон без сновидений.
Дитриха не было около трёх дней. Я вёл отсчет времени по периодическим кормежкам. Теперь это делала всё та же молчаливая женщина. В какой-то момент я не выдержал, и попытался объяснить ей, что люди не только едят, но и в туалет иногда ходят. С малой нуждой я давно решил не заворачиваться, трезво расценив, что все мои попытки ни к чему хорошему не приведут. А как прикажете быть с нуждой побольше? Не в штаны же гадить?
Именно это я и сказал, лишив себя тем самым ужина. Женщина выбежала вместе с подносом, едва я закончил гневную триаду. Зато снова появился Жирдяй с сапожным ножом в одной руке. Я уж было решил, что сейчас последует очередная пытка, но он просто срезал с меня штаны и ушел, бросив напоследок "не благодари". Какая уж тут благодарность? Унизительно – это даже не то слово. Подходящего слова, скорее всего, просто не существует.
Вернувшись лишь на следующее утро (а может снаружи был вечер), он сгреб лопатой все нечистоты в заранее приготовленное ведро и присыпал все свежими опилками. Перед уходом он прицепил мне фартук, скрывающий причинное место и, пообещав накормить меня всем этим, когда стану бесполезен, ушёл. Вскоре вернулась моя кормилица, старательно избегая встречи с моим униженным взглядом.
Дитрих появился лишь на третий день, сразу после ужина.
– Как ты себя чувствуешь? Знаю, – не дав мне выплеснуть на него весь накопленный гнев за пережитые унижения, поднял он руку, останавливая срывавшиеся с губ проклятья. – Но и ты пойми меня. Не могу же я подвергать риску своих людей? Человек ведь и без магии на многое способен. Ты уж извини, но это вынужденная мера. А теперь вернемся к нашему разговору.
Усевшись за стол, где появилась новая свеча и неизменный лист с чернильницей, Дитрих уставился на меня изучающим взглядом.
– Мы нашли ту пещеру. А в ней множество интересных вещей. Особенно настораживает наличие целого моря костей. Кто, или что обитает в том проклятом месте?
– Насколько мне известно – никто. Хотя гарантий я не дам. Пещера, судя по всему, простирается вглубь на сотни метров. Я изрядно поплутал в поисках выхода.
Дитрих досадливо хмурил брови, записывая мои слова. Хорошо хоть Калхен был мертв, иначе мне бы не отвертеться. Ведь я не лгал, в пещере никто не обитает. Уже не обитает.
– Мы нашли два тела неподалеку от входа. От них мало что осталось, но можно сказать с уверенностью, что их закололи в спину, что подтверждает твои слова. Но ни тела Ричарда, ни, так называемого, Глыбы, найти так и не удалось. Где же они?
– Я их сжег.
– Обоих? – не стал скрывать удивления Дитрих. – Довольно странно, не находишь? Я могу понять, что ты решил не оставлять гнить тело человека, спасшего твою шкуру, но бандит? Его-то ты зачем сжёг? Или ты просто хотел уничтожить все следы?
– Ничего я не уничтожал. Я просто… не знаю, я не могу этого объяснить. Просто решил, что раз они погибли вместе, вместе и уйдут. Больше мне добавить нечего.
– Как именно они погибли? Это тоже немного странно.
– Тут, как раз, всё просто. Глыба вонзил меч Ричарду в живот, а тот, в свою очередь, придушил его, после чего умер от полученной травмы. Я тогда ещё не знал, что мог спасти его при помощи меча. А обычные способы, известные мне, ничего бы уже не изменили.
Дитрих уважительно кивнул, хотя, скорее всего, это относилось к последнему поступку Ричарда. Я ведь и сам тогда поразился, откуда в нём столько силы духа, что он даже смерть заставил дожидаться, пока он задушит Глыбу? Поистине, ВЕЛИКИЙ подвиг.
– Кое-что не сходится. Ты говоришь, что долго искал выход. Почему же не ушел сразу, как только обнаружил его? Я бы постарался как можно быстрей унести ноги из этого места. А ты ещё полез обыскивать всё вокруг. Зачем?
– Я бросился к выходу, как только увидел свет. И кости я обнаружил, только когда споткнулся об один из черепов. Естественно, я запаниковал, а как иначе? Кто знает, что ждёт меня снаружи? Отправляться в неизвестность, не имея даже захудалого ножа? Ну не такой же я дурак. Пришлось, правда, изрядно потрудиться, прежде чем отыскался подходящий меч. Сам же видел, сколько там ржавого хлама.
– А откуда взялись способности к колдовству? Или они были всегда?
– Нет, не было раньше ничего подобного. Уже после смерти Ричарда я вернулся в кладовую в поисках хоть какого-то инструмента. Инструмента я так и не нашёл, поэтому и решил сжечь тела. Зато там обнаружился небольшой постамент, а над ним парил хрустальный шар. Он как-то странно светился, и я случайно прикоснулся к нему. Что произошло дальше, даже объяснить трудно. Казалось, меня вдруг объяло пламя, а когда я пришёл в себя, не было ни постамента, ни шара. А о приобретенных способностях я узнал намного позже, когда случайно сжёг стрелу, летящую прямо в меня. Как оказалось, оставшиеся бандиты всё это время ждали нашего возвращения. Скорее всего, они не ожидали, что вместо подельников, вернусь я один. Как это ни странно, но я снова набрел на них.
– И всё-то у тебя складно. И всё случайно. Вот только трактовать это можно по-всякому.
– Это как же?
Не удержался я от вопроса, хотя сам понимал, куда он клонит.
– Ну, скажем, ты случайно наткнулся на кого-то, кто к роду человеческому никакого отношения не имеет. Повторюсь, совершенно случайно. Но как быть дальше? Жить ведь хочется? Недаром же готов был отдать в лапы бандитов целую пещеру с золотом, лишь бы не убили. Мы там столько нашли, хватило бы отстроить небольшой городок. Выходит, ради спасения жизни, ты на всё готов? Даже продаться силам зла? Не так ли? Кто ещё был в этой пещере? Кроме тех, о ком ты рассказывал ранее. Ты никого там больше не встретил?
Хитрый сукин сын. И ведь не проведёшь его. Он подобрался довольно близко. К этому вопросу я ещё был готов, но знал, что последует далее. Пора было заканчивать второй раунд и надеяться, что выдержу последствия, а они не заставят себя ждать.
Изобразив человека, не лишенного проблем с забывчивостью, я упорно делал вид, что не совсем уверен. Наконец, заставив его гневно скрипеть зубами, я чуть ли не восторженно воскликнул:
– Белка, – была бы свободна хоть одна рука, я бы ещё по лбу себя стукнул, для наглядности. – Как же я мог забыть? Ну, точно, там же ещё белка была. Чип.
– Чип? То есть тварь, назвавшаяся Чипом, приняла обличие белки?
– Что? Да нет же. Обычная белка. Забавная такая. С пушистым хвостом и капризным характером. А Чипом это я её прозвал. Хотя всё думаю, а вдруг это самка была? Тогда нехорошо получается. Самка, и вдруг Чип?
– Какая, к чёрту, белка, – не выдержав, заорал Дитрих, вскакивая из-за стола. Уперевшись сжатыми кулаками в столешницу, он гневно сопел. – Ты за идиота меня держишь? Решил поиздеваться?
– Да чтоб тебе провалиться, – ничуть не хуже, чем Дитрих, в свою очередь взорвался я. – Чего ты добиваешься? Хочешь знать, не продал ли я душонку за тридцать сребреников? Так вот хрен тебе. Моя душа принадлежит только мне, а не каким-то там силам зла. Думаешь, я не понимаю, чем всё это закончится? Да этот жирный урод давно выдал с потрохами весь твой паршивый план. Хочешь узнать, как всё было? Расписать во всех деталях, а когда добьешься своего, пустить меня в расход? Я ведь угроза всему вашему образу жизни? Так вот облезешь. Больше я не отвечу ни на один твой дурацкий вопрос. Можешь делать всё, что хочешь. Ну же, зови своего ручного садиста.
– Бубаааа....
Ох и видели бы вы его рожу. Помидор, и тот показался бы редкостным блондином, на фоне его побагровевшего лица. Ничего хорошего Жирдяю не светило. Разумеется, он мог тут же отдать меня на растерзание этому недочеловеку, но как же быть с вопросами, терзавшими его пытливый ум? Ведь он правильно всё сопоставил. Но начальство обязательно потребует полный отчет, и плевать они хотели на такую мелочь, как несговорчивый подозреваемый. Так же вели себя нацисты во время Второй мировой.
Жирдяй влетел в комнату, бледный, как мел. Я злорадствовал, видя, как он скулит и молит о пощаде. Но Дитриха это не остановило. Он лупил его как котенка, нагадившего прямо за обеденным столом, не переставая осыпать отборным матом. Даже у меня, всю жизнь прожившего в стране, где без мата не обходятся даже интеллигенты, от такого разнообразия уши чуть в трубочку не свернулись. Отдельно стоит отметить пожелания в адрес родителей, у которых хватило наглости подарить этому миру такого идиота. Это очень щадящий вариант, цитировать его слова я не стал бы, даже будь это дозволено.
Наконец, закончив пинать ногами сжавшего и жалко скулящего болвана, Дитрих вновь обратил внимание на меня.
– Ты всё равно расскажешь мне всё. Даже если придется лично пытать тебя.
– Ага, держи карман шире, – рассмеявшись ответил я. – Я всё равно покойник, так зачем облегчать тебе жизнь? Мои секреты уйдут вместе со мной. О, как много я мог бы тебе поведать. Только шиш тебе.
Нарочно намекнув, что тайн у меня полно, (рассчитывая на его способность видеть правду) я, тем самым, подарил себе такое необходимое время.
Дитрих в сердцах выругался, и снова пнул Жирдяя.
– А ну вставай, тварь. И чтоб к моему возвращению он сам умолял позволить ему всё рассказать. И упаси тебя Создатель, если он умрет раньше срока.
Сказал и вышел, не дожидаясь пока тот поднимется с пола. Едва за ним закрылась дверь, Жирдяй перестал корчить из себя умирающего и, резво подскочив, от души впечатал пудовый кулак мне в грудь. От резкой вспышки боли перехватило дыхание. Я разевал рот как рыбка, не рассчитавшая свои силы и выпрыгнувшая из аквариума. Со стороны это, должно быть, выглядело пугающе, даже Жирдяй чертыхнулся и остановил на полпути новый удар.
– Нет, – едко прошипел он. – Умереть я тебе не дам. А вот молить о смерти ты будешь, это я обещаю.
И, не дожидаясь пока я приду в себя после чудовищного удара, вновь активировал прибор. Мир просто утонул в череде образов.
К тому времени, когда Дитрих вернулся полюбоваться прогрессом, я испытал море ощущений. Потоки кипящей лавы, внезапно обрушивающиеся мне на голову. Сотни стрел, пронзающих податливую плоть, а затем выдергиваемые обратно лучником с изуродованным лицом. Стаи насекомых, бесцеремонно пробирающихся в нос, рот и уши, жадно спешащих, а после копошащихся в кишках. В какой-то момент я с ужасом понял, что ещё немного, и разум откажет мне. Находясь там, во власти дьявольской машины, я искал хоть какой-то способ отвлечься.
Убедить мечущееся в панике сознание в том, что это лишь иллюзия, не было никакой возможности. Я пробовал несколько раз, (в те редкие мгновения передышки, пока Жирдяй примерялся, какую бы кнопку нажать) как-то подготовиться, убедить мозг, что сейчас последует очередной обман. Он не имеет ничего общего с реальностью. И всякий раз разум давал сбой. Иллюзия говоришь? Так вот стрела, вполне себе реальная, торчит из твоей груди. А боль, она тоже иллюзорна? Нет, она очень даже реальна. Где же тут обман? Это ты пытаешься меня обмануть, списать всё на глюки. Да только мне видней. Это ты там, в грязном подвале, а я здесь, и меня вот-вот разорвут на части лошади, к которым я привязан. Так что оставь свои сказочки при себе.
Что-то подобное происходило всякий раз, едва включался подлый прибор. Но хуже всего было уже потом, после возвращения в реальность. Именно диссонанс между реальностью и грёзами грозил свести меня с ума. О смерти я ещё не молил лишь ввиду отсутствия такой возможности. Не успевали скачущие галопом мысли собраться в кучу, внося хоть какую-то ясность в происходящее, как Жирдяй вновь и вновь активировал устройство.
Клянусь, я бы в конечном итоге выжил из ума, если бы внезапно не вспомнил лицо Юлианны. Сожалея, что так и не имел возможности остаться с ней наедине, поведать о чувствах, обуревавших меня в тот миг, когда увидел её впервые, словно "спящую принцессу" одной известной сказки, перекроили что-то внутри меня. Я должен держаться. Должен ещё хоть раз заглянуть в её глаза, услышать её звонкий смех, коснуться её волос.
"Ну нет. Я не сойду с ума. Я просто не имею права превратиться в пускающего слюни идиота. Я справлюсь, чего бы это ни стоило. Ещё немного, совсем чуть-чуть. Скоро придет Дитрих. Обязан прийти".
Именно эти мысли и образ улыбающейся принцессы, протягивающей мне платок, не дали угаснуть остаткам разума. А вскоре вернулся и сам виновник "торжества".
– Ну что, готов продолжить беседу?
Я с трудом разлепил веки. Его лицо упорно не желало оставаться в фокусе, всё время норовя ускользнуть, смазаться. Несколько секунд я упорно старался поймать его взглядом, но ничего не выходило.
– Согласно первому закону термодинамики, работа может совершаться только за счет тепла, или другого вида энергии. Но Анна Коренина всё равно погибает в конце истории. И о чём, по-вашему думал Чапаев, когда Менделееву приснилась его таблица? Ни за что не поверю, что Эйнштейн не учел всё это, когда солил свою яичницу. А ведь ему говорили – "не лезь поперек батьки в пекло", так нет же…
Дитрих заревел как паровой котел и вновь набросился на Жирдяя.
– Ты что наделал, идиот? – пиная его со всей силы, кричал он. – На, тварь. Получай, садист хренов. Ты же ему все мозги спалил.
Под конец он даже сорвался на фальцет. Меня изрядно позабавила такая картина. Но нельзя было переиграть. Выживший из ума я ему точно не нужен. Что за этим последует – и гадать не стоит. От ненужного хлама обычно избавляются. Вдоволь потешившись над беспомощностью одного и унижением второго, я решил вернуть статус-кво.
– Дитрих? – словно только сейчас увидев его, прошептал я. – Что происходит. Я ещё жив?
Он застыл, не веря своему счастью. Даже Жирдяй посмотрел на меня с надеждой. Не только надо мной повисла угроза смерти.
– Ты в порядке? Можешь ответить, где находишься?
– Я? Что?
Я изобразил упорную работу мозга, пытающего понять, что происходит. Но затягивать с этим не стоило.
– Ах ты ж тварь, – заорал я в бешенстве, прилагая все усилия, лишь бы только вырваться и добраться до его горла. Хотя тут я вовсе даже не играл, желание было реальным и вполне обоснованным. – Ублюдок, да чтоб тебе сдохнуть самой страшной смертью. Я думал, у меня мозги закипят. Ну, погоди, дай только выбраться. Ты на себе испытаешь эту долбаную хреновину.
Дитрих спокойно выслушал всё и вздохнул, не скрывая облегчения.
– Фух, пронесло. Я уж думал, он тебе мозги поджарил. А ты, – ещё раз пнув виновника, который тоже несказанно обрадовался моему внезапному исцелению, прошипел Дитрих. – Ну-ка повтори, что говорилось в инструкции о продолжительной работе устройства? Живо.
– Я не знаю, – пуская сопли, заскулил он жалобно. – Я запомнил только куда иглы втыкать. Там дальше скучно рассказывают.
– Скучно? – чуть не задохнулся от возмущения Дитрих. – Скучно говоришь? Я не за этим столько сил потратил, обучая тебя чтению. Там ведь ясно сказано: При длительной работе устройства, наблюдается помутнение рассудка, вплоть до полной невменяемости. ПОЛНОЙ НЕВМЕНЯЕМОСТИ! Знаешь, что это значит? Хотя, мне плевать, знаешь ты или нет. Пошёл вон, и только попробуй вылезти из своей норы.
– А как же завтрак? Я здесь всю ночь…
– ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ!!!
Меткий удар – и голова Жирдяя чуть не слетела с плеч. Обувь у Дитриха оказалась добротная, что гарантировало, как минимум, головную боль, а может и полноценное сотрясение со всеми вытекающими.
Решив больше не испытывать судьбу, Жирдяй на четвереньках пополз к выходу, бестолково болтая головой, чем-то и правда напоминая побитую собаку. И поделом ему.
– Что же до тебя, – схватив меня за челюсть и сверкая глазами, Дитрих совсем забылся и допустил огромную ошибку. – Не думай, что всё кончено. Пока отдыхай, тебе надо восстановится. А после… ах ты ж…
"Да братец, не стоило подходить так близко".
Я уже мог претендовать на звание чемпиона мира по количеству удачных плевков. И хотя метил я всё же в глаз, вышло всё куда лучше. Рука, сжимавшая нижнюю челюсть, не позволила, как следует плюнуть. Если бы он не приблизился вплотную, в результате чего плевок плавно перекочевал в рот к новому владельцу, я бы просто испачкал себе грудь.
Дитрих оказался более устойчив к подобным выходкам. Сплюнув мне под ноги, он даже сохранил холодное выражение лица.
– Можешь забыть о еде. Пока не извинишься. А ты ведь не станешь, я прав? Это оставляет всё меньше времени для наших бесед. Это досадно, но отпускать тебя я всё равно не собирался. Ты лишь сократил остаток своей жизни. Но я всё же надеюсь, что ты прислушаешься к доводам разума, – и добавил, печально улыбнувшись, – ну или желудка.
"Идиот". С какой-то мстительностью подумал я в тот момент. И ведь знал, что Дитрих такой наглости не стерпит. Знал. А вот устоять всё равно не смог, слишком уж велик был соблазн. Ну как не воспользоваться таким удачным моментом? А что в итоге? Пытался выиграть хотя бы одну лишнюю минуту и сам же похерил все старания. Сколько человек может продержаться на одной только воде? Кажется, в Англии, лет пятьдесят назад, один полоумный решил провести подобный эксперимент. Он умер на семьдесят шестой день.
Хотел бы я понять, что им двигало? Не было в то время такого понятия, как блогер, и быть не могло. Выходит, вовсе не появление интернета и телевидения заставляет людей поступать необдуманно и откровенно глупо? Всемирная сеть лишь дает возможность наблюдать за ними, что ещё глупее. Природа человеческой глупости уходит своими корнями ещё в те далекие времена, когда Колумб открыл Америку и привез оттуда злосчастный табак? Или ещё дальше, в тот день, когда пала Троя, посчитав за подарок Богов деревянного коня высотой с небольшой дом? Ну разве не глупо?
Но я снова отвлёкся. Проясню лишь один момент. Не стоит свято верить во всё, что видите, слышите или читаете. Всё необходимо подвергать сомнению, в том числе и собственные суждения. Вдруг они ошибочны?
Что же касается интересующей темы, то средний показатель жизни человека, лишенного пищи, сводится к трём – четырём неделям. Точной цифры не существует. Даже эти показатели зависят от множества факторов: таких, как состояние здоровья, среда обитания, стрессоустойчивость. Не у всех железные нервы. Кто-то способен истощить ресурс организма в разы быстрей, одними лишь переживаниями. Что уж говорить о моём положении? Чего только стоят предстоящие истязания. И ведь прав был Дитрих. Не стану я просить у него прощения. Пусть я и пережил уже достаточно унижений – это будет последней каплей. Как потом прикажете (если это "потом" наступит) жить? Всю оставшуюся жизнь испытывать ненависть к самому себе за проявленную слабость? Ведь Ричард никогда бы до такого не опустился, а именно он стал для меня примером во всем. Он, и его последняя просьба "жить по совести". Я не мог пойти против его воли, а, значит, мне осталось жить в лучшем случае неделю-полторы. Да и это при самом удачном стечении обстоятельств.
Последняя надежда, что его слова о помощи, которая уже в пути, не были просто игрой опьянённого наркотиком разума, медленно, но верно угасала. А в том, что сон был предупреждением, я убедился уже на следующее утро. Решив не терзать себя пустыми размышлениями и экономить силы, я вскоре уснул, ведя отсчёт от тысячи к нулю.
И, словно и этого было мало, мне снились люди, увиденные когда-то давно на черно-белых фото. Все они были жертвами блокады Ленинграда. Страшно, просто чудовищно исхудавшие, они напоминали скелет, который по какой-то злой насмешке судьбы, все ещё оставался жив. Сытый не поймет муки голода. Так вроде говорят? Можно хоть вечность гадать, каково это?
Часто ли кто-то из вас не ел хотя бы сутки к ряду? А двое? Трое суток? Что должен ощущать человек на десятый день? И пусть самая ужасная война за всю историю человечества давно окончена, разве это что-то меняет? Ведь и по сей день есть места, где дети умирают от голода, а весь мир трубит о благах цивилизации. Кошмарная ирония, но, увы…
Всю ночь меня преследовали живые скелеты, протягивающие ко мне руки, в надежде получить хотя бы крохи пищи. Но я не мог им помочь. Я всё так же висел, прикованный к стене и молил у них прощения. В какой-то момент мне стало страшно. Они, вскоре, заполнили почти всю комнату и не было способа избежать их голодных взглядов. Их глаза жадно поблескивали в свете единственной горящей свечи, оставленной Дитрихом догорать на столе. Страх медленно пробирался всё глубже, заставляя умолять их уйти, оставить меня в покое. Что я им сделал? Ведь это не я заставил их пройти через весь тот ад? Зачем же они пришли именно ко мне?
– Нет. Прочь. Убирайтесь вон. Вы все давно мертвы.
Я кричал, захлебываясь собственными слезами. Голос походил на жалкий скулёж, выставляя напоказ все те чувства, что я испытывал. Тот переломный момент, когда всё изменилось, я вспоминаю с содроганием, и пишу лишь при свете дня, страшась грядущей ночи.
Они просто застыли. Десятки пар глаз, взирающие на меня безжизненным взглядом. Будто остатки жизни разом покинули их, заставив замереть в тех позах, в каких смерть всё-таки настигла бедняг. Протянутые ко мне руки, едва не касавшиеся лица, полуоткрытые рты, до этого жалобно просящие есть. Зрелище, само по себе способное напугать даже самого искушённого зрителя, воочию предстало предо мной. Меня била крупная дрожь, и, даже зажмурившись, я видел их всех сквозь веки, ставшие внезапно прозрачными. Но дальше я уже не просто испугался, я подвывал от ужаса. Позади застывших покойников кто-то был. Кто-то живой, хрипло сопящий. Я слышал, как скрипят его суставы, лопается обтягивающая их кожа. И этот некто двигался в мою сторону, втискиваясь между застывшими трупами.
– Нет. Пожалуйста, не надо. Прощу, только не подходи. НЕЕЕТ.
Тщетно. Он уже совсем рядом. Я слышу, как противно шуршит его кожа, трущаяся о кожу застывших каменным изваянием бедолаг. Мой крик перерос в писк, когда вперёд высунулась бледная и ужасно холодная рука, схватившая меня за горло и сдавившая его так, что даже хрип не мог пробиться наружу. Паника, отчаянье, ужас. Это оказалось лишь началом. Вскоре, вслед за рукой, появилась голова, с грязными, спутанными волосами. Точно покойник, выбравшийся из могилы самостоятельно, пробиваясь сквозь толщу земли. Когда же он поднял лицо, я с ужасом узнал в нём Юлианну. Она выглядела так же, как в нашу первую встречу. Но если тогда она мирно спала, и вызывала только сочувствие, то сейчас её глаза были открыты и зияли пустыми провалами.
– Пора просыпаться, – почему-то голосом Жирдяя произнесла она и залепила мне пощечину. – Вставай, подлый обманщик.
Я хотел спросить, зачем она так поступает? Куда делись её глаза? Откуда взялись все эти люди? И почему, в конце концов, я вдруг стал обманщиком?
Новая пощечина – и вот я с воплем открываю глаза и вижу перед собой ухмыляющуюся морду Жирдяя. Сердце колотится в бешенном ритме, грозя вот-вот выпорхнуть из груди. Тело всё ещё сотрясает дрожь, а по щекам текут слезы. Но осознание происходящего всё не приходит.
– Что, кошмары мучают? Это хорошо, очень хорошо.
Кошмары? Так это был всего лишь сон? Очередной подарок от воспалённого после пережитых зверств сознания? И ведь как не кстати. Какие, к чертям, полторы недели? Да так можно и помереть во сне. Ведь до чего же правдоподобно. Даже долбанное устройство на фоне приснившегося кошмара – просто игрушка для запугивания непослушных детей.
– Я долго размышлял, – прозвучал за спиной Жирдяя голос Дитриха, после чего тот отошел в сторону, давая мне возможность как следует рассмотреть и обладателя голоса, и огромный молоток, лежащий на столе. – Как мне с тобой поступить? Дать умереть от голода, что ты, несомненно, и собираешься сделать. Или же продолжить включать устройство. И тут меня осенило. Ты каким-то образом нашел способ его обмануть? В записях говорится, что испытуемые не выдерживали и нескольких часов. Ты же в порядке после целой ночи. Ну не совсем в порядке, видок у тебя ещё тот, и всё же. Так как ты смог обхитрить его создателя?
Я молча смотрел Дитриху в глаза, все ещё не придя в себя после ночи. Он же расценил моё молчание как упрямство и огорчённо покачал головой.
– Так я и думал. Ну что ж, ты не оставил мне выбора. Приступай. Я подожду тебя наверху. И не забудь, что я сказал. Повтори?
– Голову не трогать, к прибору не прикасаться, – монотонно стал перечислять Жирдяй. – Не допустить его смерти, но и особо не церемониться. В противном случае вы придумаете, как растянуть мою казнь на целый месяц.
– Верно. Нарушишь хоть пункт, пеняй на себя. Да, и ещё, – уже у выхода вдруг вспомнил Дитрих, – Если он захочет поговорить, сразу бросай всё и зови меня. Понятно?
– Куда уж понятней. Сразу же звать вас. Ага, ясно.
Бросив на меня последний взгляд, но так и не обнаружив признаков паники, Дитрих ушел, плотно притворив дверь. Только тогда я позволил себе в ужасе посмотреть на молоток, так и оставшийся лежать на столе. Жирдяй проследил за моим взглядом и оскалился в предвкушении близкой расплаты.
– Можешь плеваться, сколько хочешь, – вплотную приблизив свою мерзкую харю, так что я уловил запах гнилых зубов, произнес он. – Ну, чего же ты ждешь? Ты же только и горазд слюни пускать? Чего застыл?
– Ещё не решил, в какой глаз плюнуть на этот раз. А может вообще, в твой гнилой рот? Пожалуй, всё же в рот.
Плевать я больше не собирался, он ведь только этого и ждал. Но слова мои ему не понравились, даже ухмылка исчезла.
– Все вы только и можете, что словами обидными бросаться. А как доходит до дела, начинаете скулить, молить пощадить. Прошу, не надо, – продолжил он, изменив голос и подражая кому-то из своих жертв. – Лучше просто убей. Я же всё рассказал. Умоляю.
Не переставая канючить, он подошёл к столу и, взяв молоток, принялся поглаживать его.
– Я их всё же убиваю. Но ведь быстро – не значит интересно? А тебя я и убить-то не могу. Сам слышал, что сказал Дитрих. Ну, так он ещё сказал не церемониться. А вот это уже интересно.
И тут он направился ко мне, вертя молоток в руке и насвистывая уже слышанную мной мелодию. Именно в тот момент я вспомнил сон с участием Ричарда. Даже не сам сон – один лишь момент. Я смотрю на свои кисти, раздробленные, с тягучими каплями крови. Слишком ярким оказалось воспоминание. Настолько, что я всё же спасовал и вздрогнул, поняв, что произойдет дальше. Жирдяй, хоть и был безмерно туп, всё же правильно расценил мой жест и даже замер на месте. А через мгновение взорвался в приступе истерического смеха.
– Я ещё даже не начал, а на тебя уже смотреть жалко. И куда только подевалась вся храбрость? Может, ты ещё попросишь позвать Дитриха? Снова решил меня обмануть?
Последняя мысль заставила его ускориться. Не став дожидаться ответа, он резво подскочил и, замахнувшись, опустил молот на указательный палец правой руки. Весь мир исчез, погас во вспышке боли, раскаленной иглой вонзившейся в мозг. Боже, как же я тогда кричал. А ведь это был только первый, но далеко не последний палец.
Он нарочно не давал мне передышки, я ведь мог испортить ему всё "веселье" и позвать Дитриха. Остановился он лишь на миг, когда пальцы на правой руке закончились. Подумав немного, он стал с остервенением колотить по и так уже изуродованной руке, словно решил, во что бы то ни стало, окончательно уничтожить её. Вскоре он добился своего. Я больше не верил, что смогу хоть что-то сделать правой кистью. Самой кисти, разумеется, не было видно, но на что там смотреть? Я гвозди никогда не заколачивал с той силой, с которой он лупил по несчастной кисти. И ведь не было возможности даже от стены её оторвать. А ведь была ещё вторая рука. И он уже примерялся, как бы половчей разделаться и с ней, когда дверь распахнулась и я услышал "достаточно" от появившегося Дитриха.