Андрей Игорьевич Емельянов
Свобода выбора. Том первый. Лис
Он лишь пожал плечами и, сделав пару глотков, изобразил райское блаженство.
– Поистине великолепный напиток. Но пришла моя очередь. Твоя реакция меня убедила.
– В чём же?
– В истинности твоих слов. Ты и правда веришь в этого сына, как ты сказал, Божьего? Да-да, я просто играл. Приношу свои извинения и, поверь, они искренни. Но твой рассказ просто удивителен. Я должен был убедиться, что это не просто история, выдуманная пару минут назад. Чувства напрямую зависят от веры. Одно не может существовать без другого. Стоило мне поставить себя на одну ступень с тем, во что ты веришь, и ты тут же вышел из себя. И ведь это не было игрой, а уж я умею распознавать ложь. Именно за это меня и прозвали «видящим». Второе прозвище я получил именно благодаря этому дару. Когда мне лгут, я просто вынужден прибегать к крайним мерам. Разве это делает меня монстром?
– А разве нет? Порой люди не хотят говорить правду, ведь её можно истолковать двояко.
– В точку. Но вернёмся к нашей теме. Итак, с чего начать?
Создатель или, как ты выразился, Бог…Лучше с начала. Итак, представь, что очень давно не существовало абсолютно ничего. И в этом «ничто» и пребывал Создатель. Понимаю – это противоречие. Ведь если в «ничто» есть «нечто» – оно уже не «ничто». Но это тупик. Умом этого не осознать, просто прими как данное.
Так вот, Создатель пребывал там многие тысячи, а, возможно, и миллионы лет, пока в один прекрасный момент ему не стало одиноко. Только представь его одиночество! И тут его посетила «мысль», а мысль породила «сознание». Осознав себя, он ужаснулся. Нет ничего, кроме Него. Он и есть всё….
По мере того, как Дитрих рассказывал, на меня вдруг навалилась огромная тяжесть. Что-то происходило, но я никак не мог понять, что. Зевок вышел сам по себе, на что он тут же обратил внимание:
– Мой рассказ кажется тебе скучным?
– Вовсе нет, – я, как мог, постарался привести себя в чувство, но веки становились всё тяжелей. – Видимо, я просто устал.
– Меня тоже всегда утомляли подобные мероприятия. На чём я остановился? Ах, да…
Он был всем и ничем. Просто «сознание». И ему стало любопытно, что же он такое? Где он? И почему один? Но раз нет ничего, то не на что и смотреть. Более того, смотреть ему было нечем. И тогда он решил изменить часть себя, сделать её видимой, осязаемой. Так появился свет. Он сам стал его источником, а эти источники стали его глазами. Так появились звёзды и солнце.
– Солнце тоже звезда.
Сдерживая очередной предательский зевок, поправил я отца Дитриха.
– Правда? Хм… интересная мысль. Мы ещё обсудим это.
Так вот, используя способность «видеть», он стал всматриваться в пустоту, но там ничего не было. Он знал, что он там, в пустоте, но разве можно увидеть сознание, пребывающее в пустоте? Это всё равно, что разглядеть тень, глядя прямо на солнце.
И тогда он создал землю, чтобы хоть как-то рассмотреть себя. Но что это ему дало? Он знал, что земля это он. Но как он не пробовал спросить сам у себя, что же он такое, ответа не находил. Камень есть камень, разве может он вести диалог? Ему нужен был кто-то, кто ответил бы на тысячи его вопросов.
Тогда он решил создать хоть что-то, отдаленно напоминающее его самого. Так стали появляться растения и животные. Его радости не было предела. Наконец-то он может спросить сам у себя, кто же он? Но ни одна его частица не могла найти ответ, ведь они были столь примитивны, что даже вопрос вызывал у них недоумение. Вскоре они перестали даже слушать, став самими собой в отдельности. Что оставалось делать? Создать самого себя, во множестве. Это уже не было подобием.
Всего себя он разделил на множество равных частей, придав им форму и объём. Множество частей его самого бродили по земле, задавая одни и те же вопросы: Кто я? Что я? Где я? Но разве мог он сам себе ответить на вопросы, ответов на которые не знал? Тогда он пришел к выводу, что нельзя найти ответ на вопрос, оставаясь собой, пусть и разделенным на части.
И вот тогда его снова посетила мысль. Нужно забыть вопрос. Забыть, что всё вокруг это и есть он. Это была последняя его мысль. Единственное, что он оставил неизменным – это свое любопытство. Ведь если есть любопытство – появятся вопросы. Их будут сотни, тысячи, миллионы. Многие будут бесполезны, но найдя ответ на один, непременно получишь новый. И так до тех пор, пока одна из его частиц не озвучит тот самый вопрос.
– И откуда же людям, то есть частицам самого его, стало известно всё это, если они забыли абсолютно всё?
Я уже не мог бороться со сном. Веки настолько отяжелели, что я открывал их лишь затем, чтобы снова сомкнуть.
– Поговорим об этом позже. У нас будет уйма времени.
После его слов кто-то мягко подхватил меня под руки. Я попытался рассмотреть незнакомцев, но понял лишь, что это две девушки. Перед глазами всё плыло, словно марево над асфальтом в жаркий солнечный день. Если бы не длинные волосы, они так и остались бы для меня размытым пятном.
– Нет… я не могу… Юлианна… вы не понимаете.
– Оооо, – услышал я напоследок, – Это ты, похоже, ничего не понимаешь. Ну, это мы исправим. Всё должно выглядеть натурально. Не попадитесь Вильяму, вам же хуже будет. Всё ясно?
Я не расслышал, что ему ответили, а дальше была только череда образов, не имеющих никакого смысла.
Жирдяй!
Сны бывают разные. Порой ты мечтаешь поскорее открыть глаза, чтобы кошмар закончился, и неважно, что тебе снится. Быть может, за тобой охотится маньяк? Или же ты в ловушке и не можешь выбраться? У каждого свой кошмар.
Помню, однажды, я посмотрел «Заклятье», и всю ночь мне снилась кукла, от которой я никак не мог убежать. Я просыпался в ужасе, радуясь, что это был лишь сон и всё, наконец, закончилось. Но стоило закрыть глаза, как всё начиналось снова.
Но бывают и хорошие сны. В такие моменты не хочется открывать глаза. Ты уже понимаешь, что это сон, слышишь, как на кухне кипит чайник и пытаешься продлить эти ощущения хоть на несколько секунд.
Как бы то ни было, уже через несколько минут ты не можешь вспомнить всех деталей, лишь общую картину. Никогда не понимал, почему так происходит? Я не жалуюсь на плохую память. В школе мог прочесть параграф по истории и на следующий день рассказать его практически наизусть. До сих пор помню все прочитанные мною книги.
Некоторые люди перечитывают свою коллекцию по несколько раз. Я же просто не способен на это. Неважно, как давно я читал то или иное произведение. Читая его второй раз – я откровенно скучаю.
Я уже говорил, что мне часто снится Ричард? И, как ни странно, эти сны я помню досконально. Каждая деталь, каждая мелочь – всё отпечаталось в памяти навсегда.
Я снова был в той пещере. Выход завален камнями, вокруг кромешная тьма и кто-то наблюдает за мной. Страха не было. Я почему-то понимал, что он мне не враг.
– Здесь кто-то есть?
Собственный голос был мне незнаком. Будто я был в чужом теле. Темнота не позволяла удостовериться в этом, и, как назло, отсутствовало приобретенное в этой же пещере ночное зрение.
– Что происходит? Я сплю?
– Тебя чем-то опоили.
Я сразу узнал этот голос. Ричард. Это мог быть только он.
– Ричард? Почему я не вижу тебя? Что здесь вообще происходит?
– Прости. Одну минуту. Только не пугайся.
«Почему я должен испугаться? Это ведь Ричард»?
Не знаю, откуда шла эта уверенность, но это был он.
Только вот на деле всё оказалось куда сложнее.
В одно мгновение пещера наполнилась светящимися огоньками, и я увидел Калхена, сидящего на троне из черепушек. Естественно, первой реакцией была мысль бежать. Но куда? Выход завален, а меча при мне нет. Паника не успела захватить моё сознание, как Калхен заговорил голосом Ричарда:
– Прежде чем ты бросишься бежать, посмотри на себя. Ты выглядишь не лучше. Это всё последствия той дряни, что подмешали в твой бокал.
Только теперь я оторвал от него взгляд и посмотрел на свои руки.
– Какого…
Мои ладони были изуродованы. Кто-то расплющил мне пальцы, вырвал все ногти и вбил туда ржавые гвозди. Кожа, вплоть да самых локтей, отсутствовала напрочь. Её срезали с ювелирной точностью, не повредив при этом внутренние ткани.
«Кто мог сделать такое? Я же просто истеку кровью. Надо найти, чем перевязать раны. Вот только как это сделать с раздробленными пальцами?».
– Я бы дал тебе зеркало, но, боюсь, ты просто сойдёшь с ума.
– Почему ты выглядишь как Калхен? И кто сделал со мной всё это?
– Я бы и рад поболтать, но у нас мало времени. Ты снова влип в неприятности, но на этот раз всё куда сложней. Скоро ты сам всё поймешь. А пока прими мой совет. Ложь никогда не доводит до добра. Но правда, в твоем случае, может убить.
– В моём случае? А попроще нельзя объяснить?
– Надеюсь, ты найдешь золотую середину. Тебе главное протянуть как можно дольше, помощь уже в пути. Надеюсь, ещё увидимся.
– Постой, я хотел спросить…
Мой вопрос так и остался не оглашённым. Сверху, прямо на голову, обрушился поток просто чудовищно холодной воды. Я ещё успел удивиться, как при такой температуре (явно отрицательной) вода не преобразовалась в огромную глыбу льда? Хотя тогда я, скорее всего, был бы мертв.
Едва эта мысль пронеслась в голове, как весь мир просто перестал существовать. Единственное, что осталось, это головная боль. Звучит вроде не так страшно, но позвольте не согласиться. Такой головной боли ни до, ни после я не испытывал. Словно кто-то вогнал мне в виски две раскаленные иглы, а к ним подключил электрический ток высокой мощности. В затылок же вбили огромный железнодорожный гвоздь, к которому и подключили некое устройство, срабатывающее при малейшем намеке на мысль. Любую мысль. При срабатывании иглы раскалялись добела и по проводам подавали электрический ток. Боль, вызванная этим процессом, заставляла мечтать о немедленной смерти, а эта мысль, само собой, снова активировала адское устройство. Получался замкнутый круг.
Наверняка все слышали о способности монахов Шаолинь во время медитации впадать в глубокий транс, тем самым прекращая любую деятельность мозга. Только вот не был я монахом Шаолинь. Я вообще не представлял, как можно заставить мозг ни о чем не думать?!
– Смотри, не спали ему мозги, иначе окажешься на его месте. Я буду у себя. Как только он будет готов, пришлешь за мной. И упаси тебя Создатель разбудить его раньше, чем я спущусь.
– Да я бы…
– Ты хренов садист. Думаешь я не знаю, что ты просто мечтаешь активировать устройство забавы ради?
– Я об этом даже не думал.
– Я тебе поражаюсь. Знаешь ведь, что меня невозможно обмануть? Даже не думай открыть свой поганый рот. Лучше займись делом.
Голоса были какие-то странные, отдаленные. Как будто мне в уши запихали ваты и говорили шепотом. Но один голос я всё же узнал. Дитрих. Точнее, отец Дитрих, но в тот момент я окрестил его множеством совсем уж неприличных слов. Некоторые я даже выдумал, но от этого звучали они не менее вульгарно. Расплата не заставила себя ждать. Отвлекшись на голоса, я на время вновь стал прежним, живым человеком, но мысли о Дитрихе и о том, что я сделаю с ним, когда выберусь, снова замкнули круг адской машины. Мир снова превратился в нескончаемый поток боли и мыслей о смерти.
Сколько времени я так страдал? Секунда, проведенная в аду собственной боли, приравнивалась если не к вечности, то уж никак не меньше, чем к нескольким сотням лет. Хотя на деле это лишь ощущение. Время перестало существовать вместе с остальным материальным миром. Иногда я на мгновения вырывался из оков собственной беспомощности и в эти мгновения слышал веселый свит. Скорее всего, это и был мой мучитель. Я поклялся самому себе, что буду насвистывать этот же мотивчик, наматывая его внутренности на вертел. Или лучше… Круг замыкается.
– Думаю, настало время поговорить по душам.
Ворвался в сознание знакомый и уже ставший ненавистным голос Дитриха. Я вновь ощутил себя живым. Ушла боль, всё это время сковывающая голову, исчезла беспомощность. Правда, тут же выяснилось, что насчет второго я погорячился. Открыв глаза и осмотрев место, где очутился, я обнаружил себя в небольшой комнате, прикованным к холодной и шершавой стене. Каменные стены, от сырости давно покрывшиеся плесенью. Пол, присыпанный опилками, с темными пятнами проступившей крови. Окна отсутствовали, и свет давала единственная свеча, стоящая на столе напротив. Там же обнаружился Дитрих, сидящий на стуле. Положив локти на стол, сцепив пальцы в замок, он с интересом осматривал меня.
Я попытался схватить эту сволочь за горло и только тут понял, в каком бедственном положении оказался. Руки широко разведены в стороны и продеты в металлические кольца, сжимающие запястья. Шея тоже оказалась опоясана, хорошо хоть гадский ошейник был сделан из грубой кожи или чего-то очень схожего, иначе каждое движение грозило бы нешуточной травмой. И это был довольно продуманный ход, дававший мне возможность слегка поворачивать голову в стороны и в то же время не позволяющий нанести вред самому себе. А такая мысль, уверен, посещала многих, кто находился в этой комнате до меня. Ног я видеть не мог, но давление, ощущавшееся чуть выше стоп, ясней любых слов говорило о кандалах.
– "Значит, решил, что спеленаешь меня как младенца, и я буду так же беспомощен? А вот хренушки!"
Не особо задумываясь над тем, что и как делать, я просто решил выплеснуть на Дитриха ту силу, что обрел в пещере при помощи хрустального шара. Задействовав весь свой гнев, вызванный таким обращением, оскалившись как голодный хищник, почуявший добычу, я представил, как этот мерзавец бегает по комнате на манер живого факела и вопит. Вопит так, как может только заживо сгорающий человек. Картинка оказалась на удивление точной, и мои новые способности пробудились. Поначалу это было тепло, разгорающееся где-то в районе груди, но спустя несколько мгновений там клокотал водопад Силы. Именно её я выплеснул в мир, чётко обозначив цель. Дитрих. Подлый и ненавистный Дитрих.
Результат превзошёл все мои ожидания. В помещении раздался крик, и я с ужасом понял, что кричу я сам. С меня словно кожу живьем содрали, а открывшиеся внутренние ткани щедро окропили кипящим маслом. На короткий миг я, кажется, даже отключился, а когда вновь пришел в себя – наткнулся на осуждающий взгляд Дитриха.
– Право, это даже оскорбительно. Неужели ты решил, будто я притащил бы тебя сюда, заранее не озаботившись своей безопасностью? Видишь ли, в чём дело, – деловым тоном поведал мне Дитрих. – Ещё в те далекие времена, когда по нашей прекрасной земле толпами шастали подобные тебе, Орденом было изобретено одно полезное устройство. И только что, на собственном примере, ты мог убедиться, что оно не позволит тебе использовать Силы, не доступные простому человеку.
Последнюю фразу он произнес, остановившись напротив, и с ожиданием всматриваясь в моё лицо. Тон, которым он выделил это нехитрое словосочетание, не оставлял никаких сомнений. Дитрих для себя уже всё решил. В его глазах я был ничем не лучше той твари, что пыталась уничтожить его родной Лидендэйл. И, видимо, ему было совершенно плевать, что я сыграл далеко не последнюю роль в её уничтожении.
Наконец, так и не дождавшись от меня какой-либо реакции, и сочувственно вздохнув, Дитрих вновь заговорил, обращаясь к кому-то, находящемуся слева от меня и всё это время остававшемуся вне поля зрения.
– Что ж, видимо, придётся познакомить нашего гостя с ещё одной особенностью работы нашего устройства.
Кивнув в темноту, Дитрих снова вернулся за стол и, достав откуда-то потрепанную книгу в кожаном переплёте, уставился в неё. Очевидно, его не сильно интересовало предстоящее развлечение, чего не скажешь о жирдяе, вынырнувшем из темноты.
Вы не подумайте, я вовсе не осуждаю полных людей. Скорее, напротив, считаю их самыми счастливыми. Ведь в частности это добрые, щедрые и отзывчивые люди. Но не жирдяй, которого я сразу окрестил именно так и никак иначе.
Его мелкие глазки, никак не вяжущиеся с тремя подбородками, жадно оценивали меня. В предвкушении он даже облизнул губы. Когда же он поднял потную ладонь и протянул её к моему лицу, я инстинктивно попытался отпрянуть, не скрывая отвращения. Жирдяй это заметил и ухмыльнулся, на миг явив миру два ряда гнилых зубов.
– Ничего, сейчас ты и не так задёргаешься.
По-своему оценив мой жест брезгливости, произнёс он охрипшим голосом, и его рука хищной змеёй скользнула куда-то за левое ухо, и эту область словно молнией прошило, а следом накатило…
Я был всё в той же комнате, только на этот раз лежал на столе, всё так беспомощно скован. Ещё не совсем понимая, что же на самом деле произошло, я решил осмотреться, как вдруг почувствовал, что кто-то ползает по моим ногам, царапая их острыми коготками. Как это ни странно, но шея была свободна от каких-либо оков, и я мог видеть обладателей противных когтей. Вот только лучше бы я этого не видел. КРЫСЫ. Целая толпа откормленных, но явно голодных в данный момент крыс. Матерые тварюги бесцеремонно выискивали самые лакомые, по их мнению, места, обнюхивая каждый сантиметр. По всему телу пробежала волна предательской дрожи, а разум забился испуганной птицей, попавшей в клетку.
– Пошли вон, твари. Прочь. Убирайтесь.
Голос сорвался на щенячий визг. Никогда не любил крыс. Отвратительные твари, не брезгующие даже своими сородичами, они у кого угодно вызовут страх, что уж говорить обо мне, не способном даже пальцем пошевелить. Жалкая попытка сбросить их обернулась тем, что оковы, стягивающие ноги, порвали кожу, и вниз побежала тонкая струйка крови. Словно они только этого и ждали, твари победно запищали и набросились на такую сладкую плоть. Собственный крик, раздавшийся в тот момент, когда несколько десятков челюстей, стали рвать мои ноги, заглушил и их писк, и мерзкие хлюпающие звуки. Вскоре крик перешёл в поросячий визг, а я изо всех сил пытался вырваться из оков и убежать прочь, как можно дальше. Тщетно. Даже сознание отказывалось угасать, заставляя в полной мере ощутить всю полноту происходящего. Беспомощность и безнадежность заглушили даже те крохи надежды, что присущи любому человеку в любой ситуации. Ведь надежда есть всегда. Даже падая с крыши небоскреба, человек до самого конца надеется, что сможет выжить, пока не встретится с поверхностью тротуара. Только не в моём случае. Я был уверен, что подлые создания сожрут меня целиком, а после ещё долго будут пировать над моими останками. В какой-то момент я возжелал быстрой, мгновенной, безболезненной смерти. Кажется, я даже молил Создателя, чтобы он оказал мне такую милость. Вот только не в его стиле отвечать на призыв о смерти, а воззвать к другим силам я не рискнул. Даже в тот момент мысль продаться тьме пугала меня больше, чем перспектива быть съеденным заживо.
Пытка длилась ровно столько, сколько необходимо трём десяткам голодных тварей, чтобы не спеша обглодать всю плоть и добраться до костей. Об этом я узнал только по характерному звуку, так как смотреть на это зрелище отказывался напрочь. Когда же услышал звук, очень похожий на скрежет зубов по кости, я с такой силой сжал челюсти, что услышал, как лопнула зубная эмаль. Звук оказался настолько неестественным, словно во рту разбилась фарфоровая чашка, и я даже не успел удивиться, как вдруг всё закончилось. Будто невидимый фокусник взмахнул волшебной палочкой и всё исчезло.
Я снова был в пыточной, всё так же скован в вертикальном положении. Напротив стоял ухмыляющийся садист. Вновь обретенный ошейник не позволял посмотреть вниз, но, пошевелив пальцами ног, я едва сдержал вздох облегчения. Похоже, дьявольское устройство каким-то образом воздействовало на мозг, навевая не отличимую от реальности иллюзию.
– Смотри-ка, – деланно удивился мучитель. – Я думал от этой вашей штуки он будет скулить и просить о пощаде, а он только обделался и всего-то. Может, в тех записях что-то напутали? Или я что-то неправильно прикрепил. Попробуем по старинке?
Вопрос явно был адресован Дитриху, но он всё так же пялился на меня, оценивая, как это делает мясник, глядя на тушу свиньи перед тем, как нанести удар топором. Этот взгляд привел меня в бешенство. Всё, что я мог сделать в тот момент, это плюнуть в ухмыляющуюся рожу моего мучителя. Именно так я и проступил. Плевок вышел отменный и угодил в один из его мелких глазёнок. Жирдяй завопил, будто ему в глаз попала ядовитая кислота.
– Ах ты, сукин сын, – срываясь на визг, вопил он. – Да я тебя на ремни порежу. Я из тебя все кишки…
– Пошел вон, – сквозь зубы прошипел Дитрих. – Ещё одно слово и, клянусь, через пять минут ты будешь болтаться в петле. И уж поверь, на этот раз веревка выдержит.
После такого заявления Жирдяй захлопнул челюсти с такой поспешностью, что мы оба услышали характерный щелчок. Скорее всего, такая ретивость не прошла безболезненно, так как он мгновенно заткнул рот своей потной ладонью, чтобы оттуда ненароком не вырвалось новое ругательство, и вышел за дверь, которая оказалась недоступна моему взору. Я бы позабавился над ним, если бы не испытал в тот момент брезгливого отвращения.
– Видишь, с кем приходится работать? Мерзкий ублюдок. Лет пять назад его поймала стража. Эта свинья немало народу выпотрошил ради собственного удовольствия. Его судили и приговорили к казни. Я как раз проезжал мимо, когда веревка не выдержала и оборвалась. Не смог удержаться и решил разузнать, в чём там дело. Как выяснилось, он очень полезен в некоторых вопросах. Скажешь, совпадение? Я вот в совпадения не верю.
Небрежно так, с ленцой, обратился ко мне Дитрих. И ведь умеет, сволочь, говорить на, вроде как, отстраненные темы, в то же время подразумевая совсем иное. Даже паузу выдержал, чтобы я всё осознал. Затем, вспомнив что-то, поморщился и продолжил.
– Клянусь, когда необходимость в нём исчезнет, с радостью посмотрю, как его сжигают живьём. Не дело, чтобы всякая тварь почём зря землю топтала.
И снова камень в мой огород.
– Что тебе надо, ублюдок?
От злости, сквозившей в каждом слове, ужаснулся даже я. Нельзя так бездумно поддаваться эмоциям. А в тот момент я думал только о том, как сверну шею Дитриху, а потом возьмусь за Жирдяя. С ним у нас будет долгая беседа. Для начала отловлю больше крыс и как следует поморю их голодом…
Эмоции пьянят хуже алкоголя. Сколько ошибок совершают люди, идя у них на поводу? Сколько ошибок я совершил за прожитые годы? Поддавшись злости, страсти, вожделению. И сколько сожалел потом. Ведь всего-то и стоило – отключить их, обратиться к разуму, а не к мимолетному чувству. Но поздно. Потом – это уже слишком поздно. Есть только здесь и сейчас, второго шанса не будет. Именно поэтому я заглушил клокотавшую внутри злобу и посмотрел на всё отстраненно. Чего он добивается? Хочет выглядеть нормальным человеком? Ведь недаром даёт повод задуматься об ошибочных суждениях. Он, дескать, не злодей какой-то и сам их презирает.
Пока я размышлял, Дитрих совсем натурально вздохнул и развёл руки в стороны, пожимая плечами.
– Ответы. Ответы на вопросы, которые я сочту нужными.
– Отчего же просто не спросить? – вернув привычный, спокойный голос, спросил я. – Ты ведь, вроде как, видишь ложь? К чему вся эта показуха? Мог ещё на пиру задать свои "нужные" вопросы.
– Ты не перестаёшь меня удивлять, – всплеснул руками Дитрих. – Ведь не дурак, совсем даже наоборот. Ложь я, разумеется, вижу, но ведь можно и вовсе не отвечать, когда за твоей спиной стоит благодарный король и его брат. Ладно, спишем всё на пережитый шок. Не советую отмалчиваться. Сам понимаешь, терпение моё не безгранично. Я человек занятой. Итак, откуда ты на самом деле?
В ожидании ответа он полез под стол и вынул лист бумаги с неровными краями. Следом появились чернильница и перо. Окунув перо в чернила и осторожно стряхнув лишнюю каплю, в нетерпении он уставился на меня.
– Ну? Не вынуждай меня снова звать этого ублюдка. После каждой встречи с ним мне кусок в горло не лезет.
Я же молчал нарочно, но не из упрямства. Мне вдруг вспомнились слова Ричарда. Как он там сказал? "Ложь, бывает опасна – но правда может убить"?! Кажется, так. Следовало хорошенько обдумать ответ. К тому же, неплохо бы проверить, на самом ли деле у него есть дар, или же это пустая болтовня, и ему просто не попадались талантливые лжецы.
Вздохнув, делая вид, что сдаюсь на волю судьбы, я стал нести полную ахинею, смачно приправленную деталями. Ведь именно отсутствие, казалось бы, ненужных, но абсолютно необходимых и ничего не значащих деталей, рушит на корню даже самую продуманную историю.
– Я родился на юге, очень далеко отсюда. Не совсем чтобы юг, но уже и не север. Зимы, конечно, и у нас бывают, но щадящие. Как далеко отсюда мой родной город и как он называется – сказать не могу. Нам пришлось бежать оттуда, когда я был ещё слишком мал, чтобы хоть что-то запомнить. Отец как-то по пьяни повздорил с местным бароном, ну тот и приказал его казнить.
Мать решила не испытывать судьбу, схватила меня и брата и подалась в бега. Деревня, куда мы попали, называется Ростов. Не берусь сказать точно, где она находиться, я ведь и сюда не знаю, как попал. Вроде как заплутал и не могу найти дороги назад. Знал бы, как вернуться, не стал бы дожидаться осады и постарался свалить ещё до резни. Доволен?
Ближе к концу рассказа, я уже не скрывал злости, делая вид, что вынужден рассказывать такие простые, но личные сведения какому-то проходимцу. Последнее слово я выпалил, гневно уставившись ему в лицо. На деле же я ждал его реакции, и, как выяснилось, дар у него всё же был. Помолчав пару секунд, записывая всё на листок, Дитрих откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и не скрывая усмешки.
– Очень любопытно. Разумеется, полнейшая чушь, с кучей правдивых деталей. Про бегство с матерью из города, который на самом деле не родной тебе, к примеру. А вот отца твоего никто не казнил. Он ведь ещё жив?
– Более чем. Надеюсь, ещё столько же проживет.
Вернул я Дитриху усмешку. Хотя внутри всё сжалось. Страшно это, быть на допросе у человека, который видит любую, даже незначительную ложь.
– Название родного города ты тоже помнишь, хотя и не вижу смысла скрывать его. Признайся, ты ведь решил устроить мне небольшую проверку? Достойный восхищения поступок. Немногие стали бы так рисковать. А вот название города, а это именно город, в котором жил последние годы, подлинное. Это порождает множество вопросов, ведь в ордене я был в числе лучших учеников. Что касается мирознания, я был в числе первых. Однако ни о каком Ростове никогда не слышал, а это попросту невозможно. Но, ты и впрямь не знаешь, как туда попасть. Что же о твоей пылкой речи, о немедленном возвращении, едва найдёшь дорогу – полная чушь. Никуда ты уходить не собираешься.
Вот тут уж я спасовал и не смог скрыть своего удивления. Дитрих, разумеется, заметил это и рассмеялся во весь голос. Его моя реакция позабивала как хороший анекдот. Он даже слезу пустил, продолжая смеяться.
– Вижу, ты удивлен, – успокоившись, произнес он, тыльной стороной ладони смахнув слезу. – Разве ты не знал, что люди врут не только другим людям, но и самим себе? И замечу, что себе они врут даже чаще, а порой растягивают вранье на всю жизнь. Хочешь – верь, хочешь – нет, но никуда ты уходить не собираешься, это откровенный самообман. А вот это как раз любопытно. Что же тебя здесь держит?
Дитрих снова поднялся из-за стола и подошел ко мне, заложив руки за спину. Правда, дистанцию он всё же держал, помня, как метко я умею плевать.
– Нас ждёт довольно интересная беседа. Но у меня есть и другие обязанности. Сейчас я должен покинуть тебя. Скоро принесут еду, пожалуйста, будь паинькой. Не вынуждай меня присылать Бубу и насильно тебя кормить. Ты ведь не хочешь, чтобы он делал это своими мерзкими ручонками? – я в ужасе округлил глаза и только открыл рот для возражения, но он не дал мне и слова сказать. – Правильное решение. Я предпочел бы голодную смерть, чем пищу из рук этой мрази. Клянусь Создателем, я ещё не встречал таких отталкивающих людей. Однажды необходимость в его услугах отпадёт и вот тогда он за всё ответит. Не переношу пыток, но с удовольствием посмотрю, как его кишки наматывают на вертел. Он ведь настоящий садист, ты, верно, заметил? Только представь – он насвистывает, когда режет людей на кусочки.
Внезапно Дитрих тряхнул головой, словно отгоняю лезущие в голову воспоминания и, вернувшись к столу, задул свечу. В наступившей темноте вновь раздался его голос:
– Мне нужно многое обдумать, подобрать правильные вопросы. Ты ведь так просто не сдашься. Будешь юлить, хитрить, пытаться провести меня, говоря одну лишь правду, но утаивая суть. Но я всё же добьюсь своего. Поверь, у меня вовсе нет желания держать тебя здесь. Это лишь необходимость. Работа такая. Знаешь, порой мечтаю, что однажды проснусь, а проклятье исчезло. Никак не возьму в толк, зачем люди постоянно лгут? Себе, родным, близким, друзьям. И ведь у каждого находится веская причина. Кто-то из сожаления, кто-то из жалости, чаще же из страха, но врут абсолютно все. Возможно, когда-то всё и изменится, а пока я вынужден нести свое бремя. Отдыхай.
Из темноты послышались торопливые шаги, скрип отпираемой двери, хлопок и звук, очень похожий на щелчок дверного замка. Хотя это и странно. Зачем запирать дверь, если уверен, что пленник не сможет самостоятельно сбежать? Простая мера предосторожности, или Дитрих опасается, что кто-то может меня найти? Может об этом говорил Ричард, когда пообещал, что помощь уже в пути? Выходит, мне надо и дальше тянуть время, подсаживая в его сознание всё новые вопросы.
Что ж, правила игры теперь ясны нам обоим. И пока Дитрих обдумывает, как разыграть свою партию, я займусь своей. Нет в мире оружия страшней и опасней, чем разум человека. Он способен разрушать, но способен и созидать. Надо лишь уметь им пользоваться и чаще пускать в ход.
Оставшись один на один с тьмой, окутавшей всё вокруг, я принялся с остервенением прокручивать в голове все возможные варианты развития событий. Есть старая как мир, но оттого не менее ценная поговорка: "Предупреждён – значит вооружён". Намекнув на то, что не считает меня "просто человеком", Дитрих тем самым выдал себя с потрохами. Не трудно догадаться, какие именно ответы его интересуют.
Не знаю, сколько времени я провел в раздумьях, но отвлёк меня уже знакомый щелчок дверного замка и в помещение ворвался пляшущий на стенах свет, как если бы вошедший держал в руках факел. Когда же слева медленно выплыла низкорослая женская фигура, с подносом в одной руке и масляной лампой в другой, я понял, что настало время кормежки.
Это слово вновь всколыхнуло унявшуюся было злобу. Меня собирались кормить как какой-то скот, независимо от того, хочу я этого или нет. К тому же пища могла быть обычными помоями. Я уже хотел выплеснуть всё недовольство вошедшей персоне, как вдруг она повернулась, держа в руке миску, и слова комом застряли в горле. От стыда за свою несдержанность хотелось провалится сквозь землю, прямо в бездну.