Андрей Алексеевич Мурай
Письма к незнакомцу. Книга 5. Красота
Родились они.
И бессильны перед ними
Кисти и резцы.
Но созвучьями живыми
Вечные певцы
Уловляют их и вносят
На скрижаль веком
И не свеет, и не скосит
Время этих снов.
Наверное, хватило бы процитировать одного Фета, но уж, если написал лишнего чуток, чёркать не буду.
Продолжим описывать «чудесные деяния» Иоганна Винкельмана, и его, винкельмановские, воззрения на красоту. Он вторит приведённым после него написанным стихам, утверждая:
«Природа есть для человека неисчерпаемый источник красоты. А для художника она и подсказчик, и учитель, но красота природы многообразна, поэтому художник, прежде чем браться за создание произведения искусства, должен составить своё суждение о красоте. Что же касается акта творчества, то он есть обобщение тех красот природы, которые наиболее резонансы и близки душе художника. Только в этом случае он является не жалким копиистом подсмотренного, но воистину творцом».
И вот что я вспомнил, Серкидон, едва прочёл суждение немецкого учёного, вспомнились мне слова кавказского мудреца Фазиля Искандера: «Дело художника – вытягивать волей к добру из хаоса жизни ясный смысл, а не добавлять к хаосу жизни хаос своей собственной души».
Запомните эти слова и, если захотите похудожествовать, наведите для начала порядок в собственной душе. Многие нынешние горе-художники даже заглянуть в душу опасаются. Оно и понятно почему, там Авгиевы конюшни, не мытые, не чищенные… А что касается красоты мира, то ныне модно её обходить сторонкой. Из всех углов вытаскивают мерзости и уродства…
А теперь из тёмного настоящего отправимся в солнечную Италию.
1755 год. Иоганн Винкельман – в Риме. Чудо произошло. Опытный журналист тут же написал бы очерк с названием «Человек на своём месте», заядлый картёжник вздохнул бы завистливо: «Пошла карта мужику…», товарищ Сталин сказал бы: «Жить стало лучше, жить стало веселее26», а с моей невысокой колокольни дело обстоит так: судьба спохватилась, вспомнила об Иоганне и стала сгонять милости к нему, словно пташек к кормушке.
Началась вторая, результативная часть жизни Винкельмана. Если Татьяна Ларина писала Онегину: «Вся жизнь моя была залогом//Свиданья верного с тобой», то Иоганн мог бы написать Вечному городу, что его малозначимая и бестолковая жизнь была не только залогом, не только прологом, но и черновиком, а вот теперь-то…
И всё поначалу благоприятствовало: откуда ни возьмись, появились и добрые друзья, и единомышленники, и могущественные покровители. Винкельман тут же был и обустроен, и обеспечен, и обласкан. А когда у человека (переосмыслим русского классика) прекрасное жилище, прекрасное жалование, прекрасная работа, тогда у него всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.
Судьба щедро воздала Иоганну за вынужденный простой в «германии туманной»27. Годы, проведённые на Аппенинском полуострове, стали самыми напряжёнными, плодотворными и знАчимые в жизни учёного. Он жадно впитывает познания, анализирует, систематизирует, путешествует (Неаполь, Пестум, Геркуланум), участвует в раскопках, а потом и принимает на себя ответственную обязанность – составлять планы раскопок. «Огонь в начертании планов, – говорит Винкельман, – но холод в исполнении». Вот так, умело сочетая «лёд и пламень»28, шёл к славе этот незаурядный мужчина.
Слава пришла к нему с выходом в свет в 1764 году книги «История искусства древности». Это и есть то знаменитое сочинение Винкельмана, о котором упомянул граф Толстой.
Трудами учёного заинтересовался высокий престол. В упомянутом труде Гёте читаем: «… однажды мы видим его в знаменательном общении с главою церкви; на долю Винкельмана выпадает совершенно особая честь: разрешение прочитать папе некоторые места из «Monumentiinediti» таким образом, он и здесь достигает высшей почести, какая может выпасть на долю писателя»29.
Можно сказать, что герой нашего повествования был с папой «на дружеской ноге».
Стоит ли удивляться тому, что через некоторое время Иоганн Винкельман уже президент древностей города Рима, письмоводитель Ватиканской библиотеки и член Лондонской академии.
Тут-то о нём припомнили на родине. Фридрих Великий предложил должность библиотекаря и хранителя Кабинета медалей и Древностей. Но развращённый знаниями о демократии Древних Афин, мягким климатом и дружеством окружающих людей Винкельман отказывается возвращаться в отсталую феодальную Германию, в «деспотическую страну», где он «ощущал рабство больше, чем другие». Учёный уже отметил для себя, что «выдающиеся античные мастера создали свои шедевры не только благодаря таланту и прилежанию, не только благодаря счастливому сочетанию нравов и климата, но, прежде всего, благодаря сладкому чувству свободы, которое возвышает душу художника и питает её великими идеями».
Если бы смелый вольнодумец высказал подобную критику в адрес советских порядков в культуре и общественной жизни, его немедленно доставили бы в Кремль, и вдумчивый И.В. Сталин имел бы с ним неторопливую беседу. Вернее, нет. Трудно беседовать, с кляпом во рту. Иоганн – молчит, говорит Иосиф:
«Интересное дело, Лаврентий30, товарищ Винкельман считает, что советские скульпторы несвободны в своём творчестве. Ему не нравится девушка с веслом. Эти ошибки происходят из того, что товарищ Винкельман не владеет марксистским подходом к искусству и не понимаем, что такое свобода, а что такое несвобода. Я думаю, правильным будет с нашей стороны помочь разобраться товарищу Винкельману в этом вопросе. Десять лет лагерей… Что ты говоришь, Лаврентий? Ну, хорошо, пятнадцать лет, проведённых в лагере, помогут товарищу Винкельману разобраться в своих ошибках полностью. Когда он попадёт на Колыму, он сразу поймёт, что такое несвобода. А когда по истечению срока наказания освободится… если освободится, он поймёт, что такое свобода. Я правильно говорю, Лаврентий?..»
К счастью для Иоганна Винкельмана, феодальная Германии восемнадцатого века была терпимей к критике, чем Советская Россия века двадцатого…
Как-то неожиданно и вдруг «слетела со счастья вожжа…»31 Счастливая пора в жизни окончилась, судьба отвернулась от Винкельмана, а развращённый благостями учёный и не заметил, как ветер попутный стих, сник парус и подморозило… Он, неугомонный, ещё строит радужные планы, проявляя горячность. Винкельман собирается провести раскопки ни много ни мало в Древней Олимпии. Для экспедиции нужны деньги. И куда направляется наш непоседа искать щедрых меценатов? В Германию! Вернее, в Священную Римскую империю. К самодурам герцогам и тупым баронам. На родину!
Берлин, Аугсбург, Мюнхен. Три германских города не оправдали ожиданий учёного, тогда он поворачивает в Австрию. В Вене Винкельман принят Марией Терезией32 (аналог нашей Екатерины Великой), обласкан ею и одарен, но не настолько щедро, чтобы начать раскопки. На обратном пути в Италию Вилькельман приезжает в Триест. Далее идут такие глупости, описывать которые я не в силах, передаю слово Жермену Базену33:
«В ожидании корабля, который должен был переправить его в Венецию, Винкельман останавливается в гостинице на Петерсплац. Там он встречает молодого итальянца Арканджели, недавно выпущенного из тюрьмы. 8 июня Арканджели входит в комнату учёного, работавшего в тот момент над новым изданием «Истории искусства древности» и просит показать ему золотые медали, которые вручила Винкельману Мария Терезия, о чём тот рассказывал итальянцу. Пока Винкельман ищет медали, Арканджели неожиданно накидывает ему на шею петлю и тянет за веревку. Учёному удается выпрямиться; к несчастью, он падает, и убийца наносит ему несколько ударов ножом, а за тем убегает. Между тем хозяин гостиницы Хартхабер, заслышав шум падающего тела, вбегает в комнату и видит учёного распростертым на полу с верёвкой на шее и истекающим кровью от пяти ранений. Хозяин зовет лекаря, но тот не в силах помочь. Винкельман прожил ещё четыре часа и успел продиктовать завещание, однако подписать его ему уже не хватило сил».
Нелепо… Сцена из бульварного романа, из дешёвого телевизионного сериала…
Винкельман утверждал, что кисть художника должна быть пропитана разумом. А поведение учёного с европейским именем? Наверное, и оно должно быть разумным. Зачем приближать к себе кого попало? А тем более рассказывать малознакомому человеку про медали да монеты…
Неожиданно для многих не стало Иоганна Иохима Вилькельмана. Но вольнодумцы, революционеры, большевики таковы, что вместо одного павшего в неравной борьбе со злом и безобразием встают десять новых.
Идеи Винкельмана были подхвачены и развиты в Германии Г.Э. Лессингом34, И.Г. Гердером, Ф. Шиллером, Ф.В. Й. Шеллингом, Г.В.Ф. Гегелем. Нельзя сказать, что немецком общественном сознании наступил «великий перелом», но когда в прусском городе Триер родился первый марксист и кумир товарища Сталина, мальчику по имени Карл уже было что почитать.
Из письма Маркса отцу. Берлин, 10 ноября 1837.
«При этом я усвоил себе привычку делать выписки из всех книг, какие я читал, например, из «Лаокоона» Лессинга, «Эрвина» Зольгера, «Истории искусств» Винкельмана, «Немецкой истории» Людера, мимоходом нанося на бумагу свои размышления…»35
А Вы, Серкидон, читая умные книги, наносите на бумагу свои рассуждния?
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-5-
Приветствую Вас, Серкидон!
Сегодня только взялся за письмо к Вам и – зазвонил телефон! Позвонил давний приятель, журналист с немыслимым стажем. Мы вдоволь посплетничали, благо у обоих телефоны допотопные – со шнурками. Сначала болтали о том о сём, после – о том об этом. Нет, нет, о Вас ни словом я не обмолвился, поскольку Вы – моя прихоть, моя странность и мой большой секрет.
Говорили о погоде, о политике. Обе темы рискованные: в Петербурге погода радует редко, политика не радует в России со времён царя Гороха. Понятное дело, мы оба расстроились. Порешили так: нет на нынешний момент в стране плеяды ярких политиков, есть клоуны, которым иногда разрешают походить по политической арене…
Серкидон, предлагаю исправить это позорное для нашего общества положение. Есть идея! Надо попытаться полнее использовать женщину в политике. Нет, женщин, конечно, близко к трибунам подпускать нельзя, они заболтают-забалаболят любое дело. Женщина должна быть вдохновляющим символом!
Я предлагаю создать партию «Женолюбы России». Партию поклонников женских прелестей. Женская притягательная сила, красота, по разумению моему, должна спасти, пусть не весь мир, но хотя бы нашу несчастную страну, погрязшую в безостановочном накопительстве, в бесчувственном обывательстве, ленно прозябающую «без божества, без вдохновенья…»
Общество надо встряхнуть. План такой: Вы партию возглавляете, я Вам помогаю мудрыми советами. Сначала пишем на знамёнах какую-нибудь никем не понятую поэтическую строчку, скажем, Пастернака… Ну, например – «Я поле твоего сраженья!», и – на ристалище! У нас все шансы победить, сначала на парламентских выборах, а потом, глядишь, чем чёрт не шутит…
Ведь за нашу партию проголосуют все половозрелые женщины, все преисполненные благородством юноши, все не в меру сексуально озабоченные мужчины. А уж голоса подкаблучников – точно наши!.. Серкидон, а почему Вы головой замотали, покраснели, побелели, на лбу испарина?.. Не хотите? Ну, вот опять не хотите…
Тогда, позвольте, я хоть расскажу Вам о том, как пришла ко мне идея полнее использовать женщину в политике. Отвлёкший утренним звонком приятель среди прочего клялся и божился, что видел в одном архиве пожелтевшую до невозможности газету сталинских времён. Сейчас такое и газетой назвать нельзя – двухполосная многотиражка далёкого сибирского леспромхоза. А в ней статья о рационализации женского труда на лесоповале. Статья озаглавлена «Полней используй женщину в лесу». Вот тут-то меня и осенило, можно сказать.
А Вы мою идею загробили на корню… Вернёмся к нашим искусствоведам. Вчера вычитал я на сон грядущий слова сына немецкого башмачника, учёного-романтика Винкельмана: «Только обнажённая женщина может стать воплощением красоты».
Вот так. Если по Сталину женщину нужно потеплее одеть (ватник, стеганые брюки, валенки) и отправить на лесоповал, то Винкельман мыслил иначе: женщину обнажить и дать возможность художникам и скульпторам запечатлеть её красоту в веках посредством картин и статуй.
Социалистический подход к делу демократичней, поскольку послать на лесоповал можно практически любую женщину, тогда как выбрать натурщицу для большого и, как правило, капризного художника трудно…
Она должна быть такой, как Фрина…36 Если Вы, Серкидон, будете себя хорошо вести: делать зарядку, есть утром манную кашу, а вечером гречневую, рано ложиться спать а вставать с петухами, – я Вам расскажу об этой замечательной женщине, для которой у древних греков нашлось красивое слово – гетера. Что можно при желании перевести как подательница радости. У нас её назвали бы по-другому.
Но пока гетеру-Фрину оставим в покое, у нас в гостях иная женщина. Подательница звонких рифм. Поэтесса Наталья Перевезенцева. Это имя в связи с древнегреческой тематикой уже у нас прозвучало. Думаю, что в прошлой жизни поэтесса жила в Древней Греции. А может быть, и на Олимпе. О богах и мифах Эллады наша гостья не узнаёт, а словно вспоминает. Вот как начинается стихотворение «Разговор с Арахной». Беседуют две подруги – Наталья и Арахна.
– Арахна, бедная, когда бы я была
Такой искусницей, то ссорится с богами
Не стала бы, пожалуй… Прожила
Спокойно век бы свой. Фигуре в храме
Раскрашенной – носила б круглый год
Цветы, плоды и миртовые ветки.
Соперницами были б мне соседки
Ткачихи – и не более того.
Наталия учит подругу быть скромнее, не заноситься и не кичиться своим мастерством. Арахна, наученная горьким житейским опытом, и так всё поняла, но как же она оправдывается. Она говорит, что когда струится ткань, снуёт челнок, то забывается всё на свете… Это отговорки, хитрости и лукавство. Ведь не травку на лугу, не облачко на небе вышивала дерзкая лидиянка. Перед грозной богиней искусная соперница осознанно представила малопочтенные любовные интриги Зевса, похотливого папеньки Артемиды. Что богиню и взбесило. Последствия нам известны.
Серкидон, ещё раз с Вами заключим: боги не для того, чтобы их сердить. Своим небесным покровителям надо поклоняться и благодарить их даже за посланные испытания. А уж за благости…
Но не за тем, чтобы напомнить избитую истину, цитировалась целая строфа… Найдите слово «раскрашенной». Нашли! Да, милый мой, древнегреческие статуи были размалёваны, как матрёшки. Мало того, у женщин были накрашены губы. Века уничтожили краску, и зритель нашей эры видит белый мрамор.
Восхитился бы Иоганн Винкельман статуями так же безоговорочно, увидев их цветными? Поклонник Венер и Афродит, немецкий Пигмалион был «наивным» философом. Раскрасок, проблем, противоречий и несправедливостей, которые остались в дали веков он не заметил. Сотворил себе кумира из Апполона Бельведерского и воспылал к нему. Словно у Апполона, у группы Лаокоона37, у Афродит – Косской и Книдской38 – не было никакой истории создания. Словно возникли они по мановению волшебной палочки…
Винкельман писал: «Свобода, царствовавшая в управлении и государственном устройстве страны, была одной из главных причин расцвета искусства в Греции».
Но в рабовладельческой стране, каковой и была Древняя Греция, всласть пользовались свободой только граждане. Они сходились в толпы беззаботных созерцателей –«beatusille, quiproculnegotiis» – «счастлив тот, кто свободен от дел». Любопытствовали: «А что же задумал наш славный скульптор Пракситель?». А Пракситель – весь в предвкушении творческого экстаза. Только что он дал заказ в мраморную мастерскую – «Глыбу мне!» – и любуется божественными формами будущей натурщицы – Фрины. Пытается увидеть готовую работу через «магический кристалл»39. А в это время на каменоломне рабы ворочают ту самую глыбу, которую заказал скульптор.
Предположим: в разноязыкий коллектив рабов, ради расширения кругозора, вливается искусствовед и любитель древностей Винкельман. И вот видим, как он упирается вместе с товарищами по несвободе, видим как знаток статуй (ох, бедняга!) получил плетью из воловьей кожи да по хребтине. За нерасторопность… Ну, наконец, доволокли… Хорошо хоть в этот раз никого не покалечило. Считай, повезло. Ведь больничный лист не полагался, беднягу просто оттаскивали в сторону…
Теперь обратим раба в искусствоведа и поставим его, обогащённого историей начального этапа работ, любоваться конечным продуктом среди граждан Афин. Слышатся возгласы «Какая лёгкость!», «Какая грация!», «Какое изящество!», а бывший раб ещё помнит эту «лёгкость» на своих плечах, на спине ещё горит удар плети…
Теперь прекратим мучить Винкельмана и вернём его в Италию. Учёный в Риме среди друзей и древностей. Он опять их хранитель. Но будет ли искусствовед Винкельман смотреть на эти древности с прежним священным трепетом? Не захочет ли он подвергнуть переосмыслению и внести поправки в свой главный труд? А заодно и в остальные работы?..
Воистину, чтобы восхищаться и любоваться, лучше не знать, как делалось. Это относится не только к политике и колбасе, но и к прекрасной женщине, и к прекрасной статуе. Что же касается Древней Греции, то давно известно: там хорошо, где нас нет.
Два слова в защиту Священной Римской империи. Не так она плоха, как писал о ней Винкельман. «Не так страшна я, как ты нализался…»40, – говорят наши современницы.
Вспомним, что среди так называемых самодуров-герцогов были и толковые государственники. Тот же Карл-Август Саксен-Веймар-Эйзенахский под опекой которого творили Шиллер и Гёте, рядом с которыми он погребён…
Подводя итог жизни разобранного нами персонажа Михаил Лифшиц писал:
«Винкельмана сравнивали с Колумбом, и его судьба действительно заставляет вспомнить великого мореплавателя. Земля, которую он открыл, не была райским островом Зипангу, а только обширным и богатым материком. Хищники и дельцы быстро овладели новой землей и учредили на ней свои губернаторства и фактории. Новый свет назван по имени одного итальянца, и теперь каждый школьник знает, как наивны были географические познания человека, который открыл Америку».
Ну что же, Серкидон, в этих горьких строчках есть доля истины. Но таков удел всех идеалистов и мечтателей. Кампанелла41 и Сен-Симон хотели равенства и братства, счастья для всех, а товарищ Сталин использовал их идеи для установления личной диктатуры. При этом рабочие столкнулись с такой жестокой эксплуатацией труда, которая и не снилась никакому царю-батюшке. Но рабочих убеждали: «Это же всё ваше, вы работаете для себя, для светлого будущего…
О крестьянах и вовсе без слёз не скажешь: «великий перелом», колхозы, ссылки, голод. Жена Сталина, Надежда Аллилуева, написала отцу народов в предсмертной записке: «Ты действительно гений, только гений мог оставить без хлеба такую страну, как Россия…»
Дорога в ад вымощена благими идеями, они рождаются в светлых головах, а используют их, как правило, не робкие романтики, а предприимчивые подонки.
Не будем далеко ходить, идея о партии «Женолюбы России», что пришла в мою седоватую голову. Если она реализуется, сначала в партию вступят благородные мужчины, преисполненные рыцарским отношением к женщине. Потом подтянутся те, кто в принципе не против женщин. За ними придут сочувствующие, любопытствующие и притворившиеся сочувствующими. Далее, ощутив тонким чутьём, что дело-то может выгореть, стуча кулаком себе в грудь, пролезут в партию карьеристы. За ними хлынут жулики всех мастей и оттенков. А потом – алименщики, скрывающие своё позорное прошлое. Ну, а когда партия победит, когда выдвинет из своих рядов кандидата в президенты, он и вовсе окажется гомосексуалистом… Чуть по-хрущёвски не сказал, прости господи…
А всё это потому, что Вы, Серкидон, отказались взять на себя ответственность за судьбы родины.
Но я всё равно жму Вам руку, и прощаюсь до следующего письма.
-6-
Приветствую Вас, Серкидон!
Когда похлюпывал чайком, хотел поставить к нынешнему письму в качестве эпиграфа: «Не геометр да не войдёт сюда». Эти слова были перед Академией Платона. Но потом решил, что обойдёмся и без Платона…
Мы как-то с Вами упоминали одну из пьес Фриша с названием из двух частей. Вторая часть _ «…или Любовь к геометрии». Не буду уточнять, кто и кому говорит эти слова, главное они в пьесе есть: «…геометрия откроет истину, какую мы и представить себе не можем…Линия, плоскость, пространство…»
Кеплер!
Познакомьтесь, Серкидон, с учёным, который проводил линии и устанавливал плоскости в пространстве звёздного неба. А гений немецкого звездочёта принёс ему больше страданий, чем благостей… Иоганн Кеплер – математик, оптик, механик, астроном… еретик добавили бы католики. Труд Кеплера «Гармония мира», объединивший движение планет вокруг Солнца в единое целое, Ватикан не отнёс к разряду гармоничных. Более того этот научный труд был запрещён, а строптивый автор подвергся и гонениям, и лишениям. Самого учёного на костёр посылать не стали, зашли с другого боку. Обвинили в колдовстве мать Кеплера. Пять лет потратил примерный сын, спасая от неправедного суда пожилую, измученную женщину. Вот чем пришлось заниматься учёному, в семнадцатом веке объяснившему свойства мироздания на основе фундаментальных геометрических симметрий. Его идея подтвердила современная физика элементарных частиц.
Кеплер42 писал: «Геометрия владеет двумя сокровищами – теоремой Пифагора и Золотым Сечением. И если первое их этих сокровищ можно сравнить с мерой золота, то второе – с драгоценным камнем».
Пифагор!
Помнится, мы в школьные годы распевали: «Пифагоровы штаны//Во все стороны равны». А можно ли серьёзно относиться к человеку с такими штанами? Много позже неожиданно выяснилось, что Пифагор Самосский мощнейший разум древности. Разве что царь Соломон и Лао Цзы могут равняться с ним по глубине проникновения в сути вещей. Пифагор первым стал искать красоту в гармонии, в соразмерности. И в поисках своих обратился к числам.
Вернёмся к сокровищам, щедро подаренным им человечеству.
О первом Вы, Серкидон, уже, наверняка, позабыли. А оно гласит, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Ну и что? А то, что сто быков принёс Пифагор в жертву богам, когда удалось ему открыть данную закономерность.
Вторая драгоценность именовалась в древности «золотым делением». Поговаривали, что это знание Пифагор привёз из Египта. Египтяне же получили формулу от Посланцев Высшего Разума и пользовались ею для построения геометрических фигур, которые называются пирамидами…
Так это было либо иначе, но фактом остаётся то, что благодаря крепкому теоретическому фундаменту, заложенному Пифагором и Платоном, обсчитанному математиком Евклидом43, мастера резца и кисти изваяли прекрасные статуи, написали прекрасные картины. Если у Пастернака «Сквозь огонь и кинжалов лезвия//С математикой шла поэзия», то на земле Древней Эллады сквозь наветы и препоны шли рука об руку геометрия и гармония. Но и поэзия не была забыта мастерами кисти резца. Пракситель и Апеллес, и прочие вдохновлялись живыми стихотворениями – прекрасными, как Ассоль,44 натурщицами.
Вот и Вам, Серкидон, надобно, читая мои письма, вдохновляться общением с девушками-современницами. Пусть они не во всём идеальны, пусть не похожи на Фрину, Аспазию45, Таис46. Но они молоды и живы. В этом их преходящая мимолётная прелесть. Не сомневаюсь в том, что прелесть эту Вы непременно постигнете, также твёрдо, как и знания о красоте, которые я стараюсь передать Вам…
Ну вот, теперь, когда я Вам позавидовал в сердце своём, серьёзного письма уже не будет. Допишу, как смогу.
Перед тем, как мы покинем тёплую греческую землю, отмечу скульптора-теоретика, который творчески развил учение Пифагора. Имя его Поликтет.47 Скульптор-новатор изложил свои идеи в сочинении «Канон»: центр человеческой фигуры – в районе пупка, голова 1/7 всего роста, кисть 1/10 и. т. д.
То есть откатал семь голов – вот тебе рост, три головы вширь – готовы плечи. В переводе на зарифмованную живопись:
Точка, точка, запятая -
Вышла рожица кривая.
Ручки, ножки, огуречик,-
Получился человечек!48
Теперь делаем мощный прыжок через искусство брутального Рима, витиеватой Византии, разбродов, запретов, зашоренностей инквизиции, и мы уже среди титанов Возрождения. Опять Рим.
Леонардо да Винчи!
Он ввёл в практику термин «золотое сечение». Именно он подвИг монаха Луку Пачоли49 написать книгу «Божественная пропорция», именно он снабдил эту книгу прекрасно исполненными иллюстрациями. Книга вышла в 1506 году в Венеции. Этим научным трудом два итальянца застолбили «золотое сечение» за собой. Ах, Леонардо, ах, рыжая бестия! Для популяризации законов геометрии он сделал так много, что многие в мире свято вверят: «золотое сечение» придумал именно он. А как же труды древних?..
Припомним, что «золотым сечением» является такое деление целого на две неравные части, при котором большая часть относится к целому так же, как меньшая относится к большей. Чтобы оправдать название книги и подчеркнуть божественную суть пропорции, Пачоли задействовал триединство Бога сына, Бога отца и Бога духа святого. Малый отрезок олицетворял Бог сын, большой отрезок – Бог отец, а весь отрезок – Бог дух святой. Математика-Пачоли победил Пачоли-монах. Теперь, если развить благочестивую мысль, то при делении Бога отца на Бога святого духа получим то же число, что и при делении Бога сына на Бога отца.
А надо ли было подвёрстывать божественность к математическим формулам?
Вспоминается советский анекдот. Прохожий спросил рассеянного математика, как найти площадь Ленина. Математик ответил, что для этого необходимо длину Ленина умножить на его ширину… и получил десять лет в кубе. Кубом в этом анекдоте стала одиночная камера. Всё это было бы смешно, когда бы в советское время не сажали в тюрьму за анекдоты. А ведь сажали…
Вижу, что мне тащат сразу две чаши с ядом. С одной стороны христиане, с другой стороны коммунисты-ленинцы. Даже не знаю, какую из них выбрать… Молчу, товарищи, аминь, господа…
Третий итальянец Леонардо Фибоначчи. Про ряд Фибоначчи читайте сами. Этому ряду, как и Солнцу, подчиняются и подсолнухи, и снежинки, и морские раковины, и молекулы ДНК, и многое прекрасное на свете… Но не ВСЁ!
Пушкинский Сальери хвалился: МузЫку я разъял, как труп. Поверил //Я алгеброй гармонию…50
Композитор поверил прекрасное алгеброй, художники и скульпторы – геометрией. Возможно, эти расчёты что-то значат для картин и статуй. Но когда рядом со статуей либо картиной появляется живая девчушка – пусть конопатенька, но манящая ножками и ямочками на щёчках – все формулы летят в тартарары, и начинают действовать не подвластные точным наукам биологические законы. И живая привлекательность также превосходит консервированную красоту, как и живая музыка Моцарта превосходит мёртвую музЫку Сальери.
На этой солнечной ноте разрешите закончить нынешнее письмо, которое (ну да!) временами получилось бестолковым.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего, более удачного письма.
-7-
Приветствую Вас, Серкидон!
Думал я о современном искусстве. И вот что надумал, Серкидон. Или – а это хороший вариант – нужны века, чтобы оценить его по достоинству, или – что скорее всего – на место подлинных мастеров своего дела пришли халтурщики, которым Новелла Матвеева написала:
… Бедный мастер,
Закинь карандаш!
Отползай поскорее к затону,
Отрасти себе жабры и хвост,
Ибо путь от Платона к планктону
И от Фидия к мидии – прост.
Будем говорить о мастерах прошлого.
Помните ли Вы, Серкидон, слова Винкельмана о милости небес и благотворных для искусства совпадениях свобод и национального характера? О временах Праксителя и Фидия? А слова Цицерона о небесном госте, посещавшем Фидия? Не помните – и зря.
С творческим методом ваятеля-Праксителя ознакомимся позже…
Фидий!
Достойный муж. Достаточно сказать, что в алгебре золотое сечение обозначают греческой φ (φи) именно в честь Фидия, воплотившего таковое в своих работах. По подсказке небесного гостя. Фидия считается родоначальником европейского искусства и скульптором номер один. В период прижизненного расцвета своего – архитектор, общественный деятель, наставник молодёжи, доверенного лицо Перикла и, считай, «министр культуры» Афин. Вот Вам и фи!
Наиболее известные работы Фидия – статуя Зевса в Олимпии (признана одним из семи чудес света) и статуя Афины Парфенос. Две истории связаны с этими творениями Фидия – торжественная и трагическая. Начнём с хорошего.
Когда был закончен великий труд, когда статуя Зевса Олимпийского воцарилась на троне в неземном величии, мастер подошёл к творению и спросил: «Доволен ли ты, громовержец, земным воплощением своим?»
Сверкнула молния, раздался грохот, зашатался пол под ногами Фидия. Так Зевс выразил божественное удовлетворение. А был бы недоволен, испепелил бы дерзновенного человечишку.
Боги в союзе с гениями. Боги гениям покровительствуют, одаривая вдохновениями. Не богов, но людей надо опасаться гению. «Ах! злые языки страшнее пистолета», – написано у Александра Сергеевича.
Что Вы сказали, Серкидон? Вы сказали – Пушкин?! Ай-ай-ай! Мы с Вами произносим имена Сократа, Платона, Праксителя, а Вы путаетесь в Александрах Сергеевичах. Не все из них Пушкины, есть и – Александр Сергеевич Грибоедов. Перечтите «Горе от ума» да поскорей, не то ждёт Вас горе от невежества.
Переходим к истории трагической. Вкратце пишу о покровителе Фидия.
Перикл!
Муж и гражданин не чета нынешним. Он – отец основатель афинской демократии, оратор, полководец, поклонник прекрасных дам, покровитель искусств и просто красавец. Что же подвело такого мощного, разностороннего, не побоюсь этого слова, пассионарного мужчину? Пострадал он от детища своего. От демократии, которая не предполагает долгого пребывания на вершине власти одного человека. Даже такой зевсоподобный исполин, как Перикл, надоедает.
Поневоле вспоминаются наши российские правители, норовящие из Кремля – ногами вперёд да в белые тапочки… Я бы ещё понял, кабы была в них хоть десятая доля Перикла…
Короче говоря, нашлись в Афинах людишки, которые стали под правителя копать. Действовали грамотно, стали выцеливать людей из близкого окружения. А Фидий – личный друг ближе некуда.
Первым подходом подкупили одного из учеников ваятеля, и тот написал куда следует: мол, золото, даденное на плащ Афины, частично присвоено изготовителем. Но, Серкидон, мудр был Перикл, знал он подлое окружение своё. Изначально наказал Фидию сделать скульптуру так, чтобы золото с неё можно было снять. Сняли – взвесили. Совпало со сметой грамм в грамм. Растерялись подленькие, но быстро нашлись: старик на весы успел из-за спины подложить… Впредь мы будем внимательней. Стали оппоненты с особой внимательностью и зоркостью осматривать статую Афины. И что увидели? Увидели на щите Афины мифологический бой греков с амазонками. Тот самый бой, в котором Тесей пленил одну из амазонок и женился на ней. От неё родился хорошо нам с Вами известный юноша Ипполит. На щите видно, как Тесей поражает амазонку копьём. Нет, конечно, не ту, на которой впоследствии женился. Поражённая Тесеевым копьём амазонка ни в матери, ни на что другое уже была не годна.
