Андрей Алексеевич Мурай
Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи
-1-
Приветствую Вас, Серкидон!
Пишу, едва отдышавшись – только приехал. Был на юбилее писателя Краковского в стольном граде Владимире. От группы питерцев вручал мастеру художественного слова фаянсовую скульптуру токующего глухаря. Очень хороший подарок – большой и бесполезный. Надолго сохранится. В пространной поздравительной речи мне (неожиданно для самого себя!) пришло в голову уподобить писательский труд глухариному токованию: когда ничего не слышится, ничего не видится, кроме своей собственной песни.
Да что я все о себе! «Да не я один!// Да что я, лучше что ли?!»1. Много было подарков и речей, писателя хвалили дружно. Его, кстати сказать, так же дружно (в былые времена) хулили. Воистину творец должен жить долго, дабы, сумев пережить бурю критики, зайти в гавань поклонения. Что и сделал Владимир Лазаревич.
В качестве алаверды юбиляр попросил прочитать «кое-какие байки» из нового романа, и ему с восторгом разрешили. Привожу по памяти историю, которая запомнилась более всего:
Жил-был художник один. С раннего утра брался он за работу – писал картину. Работалось по-разному. Иногда дело спорилось: краски сами ложились на холст и радовали яркостью и чётким мазком. Художник смеялся, ликовал, восторгался, бил в ладоши, крича: «Ай да Пупкин! Ай да сукин сын!»2. Но вот радужный период в работе заканчивался и наступал мрачный. Кисть застывала в руке, а сам художник, подолгу стоя у картины, словно в ступоре. Яркие краски ему казались блёклыми, а ровные линии – кривыми. Очнувшись, художник, ломал с рыданиями кисти, бил кулаками о стены, с криками отчаянья бегал по мастерской и, наконец, падал без сил на пол. А на утро снова принимался за работу. Так проходили дни. Наконец, работа была завершена. Нанеся последний штрих, художник, полюбовавшись картиной, отнёс её на помойку. Потому что считал: всё главное вовсе не в картине, всё главное – в криках отчаянья и восторга, в горе и ликовании. В том приращении, которое получила во время работы душа…
Очень странная история, такая нетипичная для нашего сугубо практичного времени…
А потом был банкет, и уже застольные речи, и мой заготовленный ещё в Питере «экспромт»:
Друзья мои! Для всех не тайна
У нас сегодня юбилей,
И с этим словом не случайно
Рифмуется глагол «налей»!
Короче говоря, возвращался в родные пенаты Ваш горе-письмонаписатель с кой тбольной головой, что даже перестук вагонных колёс не радовал. Но вот какая история (и тоже про художника) по пути всё же припомнилась:
Жил-был художник другой. И надо же! Он тоже рисовал картину, а за трудами его наблюдал друг-приятель, он же критик-консультант. Однажды утром приятель посмотрел на холст и сказал: «О, работа приближается к концу!»
– Нет, что ты, что ты, – ответил художник, – тут ещё хлопот полон рот.
Прошла неделя, опять зашёл приятель-консультант в мастерскую:
– Я вижу перед собой готовую картину. Неужели ты будешь ещё что-то добавлять.
– Конечно, конечно, – ответил художник, – я вижу столько недоработок…
В следующий раз приятель зашёл к художнику через три дня и выступил уже как критик:
– Ты знаешь, мне кажется тебе надо остановиться… Стало меньше воздуха, стало как-то мрачновато…
– Как можешь, как ты можешь так говорить, тут ещё столько белых пятен.
Приятель махнул рукой и зашёл только через месяц. Перед собой он увидел художника, который внимательно вглядывался в чёрный прямоугольник, выискивая – где бы ещё мазнуть…
Внимание, Серкидон! Сейчас художников-живописцев поверим художником слова – Борисом Пастернаком! Бессребренника, который отнёс картину на помойку, Борис Леонидович оправдал бы строчками: «Цель творчества самоотдача,//А не шумиха, не успех…», а холстомарателя вразумил бы словами: «И надо оставлять пробелы …», «И окунаться в неизвестность…»
Пожалуй, достаточно о художниках, кистях и мольбертах. Вы же не планируете поступать в Академию Художеств. И это верно. Даже Василий Иванович Чапаев и тот не смог прорвался в это строгое учебное заведение. А когда Петька спросил, мол, как же такое произошло, Василий Иванович ответил: «Да почти всё сдал, Петька! Рисунок сдал… графику сдал… а вот… обнажённую натуру… ЗА-ВА-ЛИЛ!»
Поздравим лихого красного командира с очередной любовной победой и будем потихоньку возвращаться к нашим милым серкидонствам…
Дела у Вас не так хороши, как у Василия Ивановича. План по обнажённым натурам безнадёжно завален, а Ваш эпистолярный вдохновитель то виночерпствует, то, словно глухарь, поёт свою песню, токуя, пардон, толкуя о своём. О совершенных органах чувств, о том, что люди-человеки разделены на мужчин и женщин. О том, что женщина прекраснаи любить её большое счастье… А подшефный молодой человек сидит в углу, нахохлившись наподобие воробья, без девичьей, и даже без женской ласки. Такая выходит пара: глухарь и воробушек. А где же наши голубицы сизокрылые?..
Нет, так дальше жить нельзя. Будем добавлять конкретику в излишне вольную и сверхизбыточную переписку. Надо поскорее Вас оснастить, снабдить, вдохновить и – вперёд, вперёд в скопленье дев прекрасных! «”Под сенью девушек в цвету”3// Найдём и эту Вам, и ту». Это – стихи.
Планирую написать ряд писем о встречах-свиданьях, о любовных флиртованиях. Назовём эту, Вами долгожданную, тему песенной строкой: «Только раз бывают в жизни встречи…»4 В конце темы возможен робкий поцелуй в девичью щёчку… А может быть, и не в щёчку… А может быть, и не робкий… Это как у нас пойдёт. Мечтаю, что Вы, «новобранец Венериной рати» (Овидий), выскочите из окопа и побежите на штурм прекрасных крепостей. Вас, шустрого, сразу заприметят, одна – глазами стрельнёт, другая – волосами тряхнёт, третья декольте приоткроет, четвёртая бедро выставит. А дальше как у поэта-спринтера Владимира Вишневского5 – «И сводки мои всё тревожней,//И дамы ложатся всё ближе…»6
Но вот что беспокоит меня уже сейчас: молодые люди, «в девках засидевшиеся», впоследствии, по приходу плотских благостей, впадают в иную крайность – в донжуанство, усугубленное казановством. Маятник, минуя золотую середину, из одной крайности попадает в другую. Каждая следующая любовная победа становится не переживанием, а статистикой. Точно первый художник, вдруг изменив сугубо эмоционально-творческому подходу, стал штамповать картины с холодным носом, продавая их одну за одной… Либо, как у второго художника: юбки заслоняют белый свет и от брюнеток – в глазах темно… И то и другое – перебор.
Серкидон, к этому письму, которое заканчиваю с компрессом на лбу, будьте снисходительны, ибо писано оно мною после определённых жизненных испытаний… Иду восстанавливать добрые отношения с Лёвой. Не любит он, когда я уезжаю, обижается. Нет, конечно, за ним присматривали добрые люди, но всё же, всё же, всё же… Пойду кота поглажу, потрясу его за лапки.
А Вам крепко жму руку, и – до следующего письма.
-2- .
Приветствую Вас, Серкидон!
Совсем уж было я собрался… Собрался, засучив рукава, приступить к освещению обозначенной намедни темы, но – звонок. Звонок в дверь! Кто же, кто же тревожит смиренного анахорета?..
Наша почтальонша Вера Даниловна принесла письмо от Вас. Я её предупредил, что уезжаю, и вот добрая женщина не стала опускать Ваше послание в ненадёжный ящик, а приберегла и ныне поднялась ко мне на пятый этаж. Не иначе она в меня влюблена… Тогда почему же от чая вежливо отказалась…
Когда ушла Вера Даниловна, мне припомнилась старинная припевка: «Почтальон принёс письмо – ой какая радость!//Распечатали его – фу, какая гадость…» Но Вы знаете, обошлось. Ничем Вы меня, конечно, не порадовали, да и откуда им, радостям, взяться, но тон Вашего послания спокойный, почерк не такой ужасный как бывалоча. Есть любопытный момент, имею в виду разговор, который Вы невольно подслушали, едучи в троллейбусе:
«– Может быть, хоть в кино сходим, – сказал девушка.
– Лучше пойдём ко мне, музыку послушаем, – отозвался юноша.
– Знаю я твою музыку! »
Вы долго не могли забыть этот разговор. Незнакомка из троллейбуса Вам понравилась. Вам хотелось, чтобы она «слушала музыку» только с Вами… Лёжа на диване, Вы долго думали об этом. У Вас так и написано: «А я лежал и мечтал, лежал и мечтал…»
К этому «лежал и мечтал» мы вернёмся, и к письму Вашему вернёмся. Пока оно не осело в моём сознании, и я не знаю, что Вам писать. Словно ведущий передачи «Что? Где? Когда?» беру музыкальную паузу. Юноша из троллейбуса прав – пусть в наших душах зазвучит музыка! Дирижёр возносит руки, и…
Но сначала теория, латынь: «Tam turpe est nescire Musicam, quam Litteras» – «Не знать музыки также постыдно, как не знать грамоты».
Теперь пройдёмся по персоналиям. Слово – мудрецам! Слава мудрецам!
Древнегреческий философ Платон, дитя горних сфер, сказал: «Музыка воодушевляет весь мир, снабжает душу крыльями, способствует полёту воображения».
Реформатор церкви Мартин Лютер – человечище масштаба неохватного. Сочинённая им музыка гремела над Германией шестнадцатого века. О делах богослова, даст бог, напишу, а пока – вот его слова по теме:
«Музыка есть божественное искусство, волшебный Божий дар. Она изгоняет соблазны и чёрные мысли. Помните, как пением Давид смирил гнев царя Саула? Для сердец, увязших в сомнениях, музыка – бальзам, она успокаивает и освежает душу. Повсюду она несёт с собой мир и радость. Она прогоняет злобу, нечестивые побуждения, гордыню и порок. После богословия музыка – лучшая и достойнейшая добродетель».
Выдающийся знаток искусства Густав Густавович Шпет7 сказал прекрасные и не сразу доступные к постижению слова: «Музыка – колыбельное имя всякого художественного искусства».
«Всякое искусство старается быть похожим на музыку…» – добавил театральный педагог Михаил Александрович Чехов8.
Эти слова понять куда как легче. Они истинны! Вспомним, что к числу достоинств писателя литературоведы часто относят «мелодию фразы», восхищаясь художником, критики пишут: «Симфония красок!», а то, что творения зодчих называют застывшей музыкой, и писать неловко. Настолько эта фраза стала расхожей. У Гёте было иное мнение. Великий немец назвал архитектурные произведения искусств – онемевшей музыкой. И тоже – красиво! Знаменитый композитор Сергей Сергеевич Прокофьев называл искусство шахматной игры музыкой мысли.
Не против музыкальных сравнений знаменитый скульптор Огюст Роден.9 Более того он радовался им:«Недавно один публицист критиковал моего «Виктора Гюго», выставленного в Пале-Рояль, заявляя, что это относится более не к скульптуре, а к музыке. Он простодушно добавил, что эта вещь напомнила ему симфонию Бетховена. Дай-то Бог, чтобы сказанное им оказалось правдой!»
А поэты! Хорошие стихи легко и просто ложатся на музыку, а прекрасные строки – сама музыка в чистом её воплощении. Вот что писал Пётр Ильич Чайковский: «… Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии, и смело шагает в нашу область. Поэтому часто Фет напоминает мне Бетховена, но никогда Пушкина, Гёте…»
Обратите внимание как славно смотрятся рядом поставленные имена «Пушкин, Гёте» Вернее, конечно, написать «Гёте, Пушкин». Наш-то на полвека моложе будет, но Пётр Ильич был русским человеком и выстраивал имена гениальных поэтов не по возрасту их, но по значению для себя лично…
Вернёмся к упомянутому Фету и приведём строки Афанасия Афанасьевича, обращающие догадку великого композитора в прозрение:
Не так ли я, сосуд скудельный,
Дерзаю на запретный путь,
Стихии чуждой, запредельной,
Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
А можем ли мы, Серкидон, приравнять к искусству любовь мужчины и женщины? Не только можем, но и должны! А почему? Потому что прав звонкий карбонарий Джузеппе Мадзини10: «Мужчина и женщина – это две ноты, без которых струны человеческой души не дают правильного и полного аккорда».
Тут же вспомним пушкинское: «Из всех доступных наслаждений одной любви музЫка уступает, но и любовь – мелодия».Что подтверждают зеземгейские песни Гёте, напоённые музыкой любви.
Гюстав Флобер в непрочитанном Вами сентиментальном романе пишет о счастливой поре жизни праздного героя: «Общения с этими двумя женщинами составляло как бы две мелодии; одна была игривая, порывистая, веселящая, другая же – торжественная, почти молитвенная»11.
Уже знакомый Вам современник Пушкина князь Владимир Одоевский в чудесной новелле «Себастиан Бах» называет музыку «тем языком, на котором человеку понятно божество и на котором душа человека доходит до престола Всевышнего». Вот как возвышенно! Истинные dilletanti di musica12 (любители музыки) – неаполитанцы восклицали: «Ando a stele», – возносит к звёздам. Выше, вроде, уже и некуда. В ином контексте, но тоже позитивно упоминает музыкальное наследие великого немецкого композитора джентльмен-женолюб Константин Мелихан:
Я люблю свою подругу.
Больно музыкальная!
Даже слушать Баха фугу
Приглашает в спальную.
Вспомнилось, поскольку из той же оперы: пойдём, музыку послушаем…
Теперь дадим слово и тем, которые «сontro». Самый древний «контрик» (древнее трудно сыскать) – Гомер. Он указал: «Греховная музыка и сладострастные напевы развращают молодёжь и ослабляют характер».
Это о той музыке, которую предполагал предложить коварный соблазнитель Вашей девушке из троллейбуса…Так! А кто ещё хочет вставить своё лыко в ноты? Лев Толстой!
Лев Николаевич к музыке относился настороженно. Написать «не любил» рука не поднимается. Вот и Ромен Роллан пишет: « Считается, что Толстой не любил музыку. Это далеко не так. Ведь сильно боятся именно того, что любят. Вспомните, какое место занимает музыка в «Детстве» и в особенности в «Семейном счастии», где все фазы любви, и весна её и осень, разворачиваются на музыкальном фоне, создаваемом сонатой Бетховена «Quasi una fantasia»…
Впрочем, Толстой говорил, что музыка отрывает человека от реальностей, от решения насущных проблем, переносит его в заоблачные миры, возвращаться из которых и трудно, и не хочется. Это серьёзное обвинение. В «Крейцеровой сонате», умело скрывшись за героем-ревнивцем (ревность – досадный диссонанс в мелодии любви) Толстой говорит по-другому: «…страшная вещь музыка… Музыка заставляет меня забывать себя, моё истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не своё положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что я могу то, чего не могу».
Сердился на музыку и немецкий писатель Жан Поль13: «Прочь! Прочь! Ты мне вещаешь о том, чего во всей моей бесконечной жизни я не обрёл и не обрету».
Какое глубокое проникновение в душу слушателя! Не иначе эти слова навеяла музыка немецких композиторов-романтиков. С подобной восприимчивостью ничего серьёзней Иоганна Штрауса-сына14 слушать нельзя…
Вот такие дела, такие мнения, Серкидон.
Советую Вам, пока душой не окрепнете, закрывайте уши, заслышав музыку всевозможных Сирен, музыку отвлекающую и завлекающую. Оставьте в друзьях музыку мобилизующую. Бодрый марш для утренней зарядки, к примеру.
А вот когда окрепнете телом и разумом, поднатореете в межполовых отношениях, тогда станете использовать музыку и в соблазняющих целях. Но только не так простодушно, как тот парень из троллейбуса. Для решительного предложения девушку надо подготавливать, выгуливать, часа два-три, чтобы озябла она конкретно. Заболтать её надо так, чтобы она забыла, кто она и где, и уже потом сказать низким и нежным голосом ту самую коронную фразу: «Слушай, Машутка, а что мы с тобой по морозу слоняемся? (в темноте шарахаемся, грязь месим), пойдём лучше ко мне, камин разожжём, глинтвейну выпьем, МУЗЫКУ послушаем».
И тогда Маша, подозревая истинные Ваши цели и намеренья, зная, что не будет глинтвейна и откуда бы ему взяться – камину, но очарованная Вашим предложением, воскликнет: «О, Серкидон, музыка – это прекрасно!..»
Что касается отсутствия обещанного, как-нибудь можно выкрутиться. Уже ранее в этом письме упомянутый женолюб приглашал даму посмотреть рыбок, а дома открывал банку шпрот и доставал бутылку водки. Учтите, Серкидон, приведённый «джентльменский» приём не рекомендация к действию, а лишь констатация скорбного факта.
Сделаем вывод: музыка может быть и прекрасна, и опасна. Может помочь достигнуть благой цели, а может и отвлечь от неё далеко в сторону, может увлечь в астральные выси к ступеням престола Вседержителя, а может (вспомним музыку Паганини) низвергнуть так низко, что ниже некуда…
Про музыку сфер Пифагора писать Вам не буду, сами разберётесь, настолько там всё просто. На этом о музыке прекратим, согласившись со словами знаменитого гитариста-афориста Фрэнка Заппы15: «Рассуждать о музыке – всё равно, что танцевать об архитектуре».
Крепко жму Вашу руку, желаю только бодрых нот в Вашей личной партитуре, и до следующего письма.
-3-
Приветствую Вас, Серкидон!
Как это ни печально, но музыка отзвучала, и мы продолжим критический разбор Вашего письма. Припомним откровение молодого Серкидона – «а я лежал и мечтал, лежал и мечтал…»
Грозно тикали ходики… Молодые люди для любимых девушек писали стихи, выбрали букеты, покупали конфеты, а Вы… Зачем мною сказано столько ободряющих слов? Чтобы Вы лёжа мечтали?..
Вы мне напомнили лирического героя из четверостишия гениального одессита Михаила Векслера:
Когда наконец-то настанет пора
За женское сердце сражаться,
Горнист, разбуди меня в восемь утра…
Нет в девять… Нет, в девять пятнадцать16.
Поднимется ли в атаку этот «страстный» персонаж? А Вам атаковать прекрасные крепости придётся. Попытаюсь в очередной раз взбодрить Вас и открою всю пагубность мечты. Именно она (ещё быстрее, чем музыка) может увести Вас далеко-далеко и не туда, не туда. Зря говорят: «Мечтать не вредно». Ещё как вредно! Мечта разлагает! Мечта – мир поддавков и мягкой ваты. Оранжерея, где выращиваются лежебоки. Питомник, где разводятся лентяи.
Мечтатель долго и с упоением размазывает розовые сопли по прозрачному стеклу, делает стекло непрозрачным и упивается, любуясь тем, что просматривается через узоры. Этакий, отнюдь не пушкинский, магический кристалл, через который едва видится искажённый мир.
Старый еврей учил внука: «Запомни, Сёмочка, мечтать на диване – это как рыбачить в унитазе».
Но у Вас не было такого мудрого воспитателя. Ваши глаза уставлены в потолок, дыхание еле заметно, всё существо объято разлагающей фантазией. Все признаки мечтания налицо. Посмотришь на Вас и вспоминаются стихи Элизабет Браунинг:17
Когда-то я покинул мир людей,
И жил один среди моих видений.
Я не видал товарищей милей
Не слышал музыки нежней их песнопений.
И даже невдомёк, Вам, Серкидон, что будет в момент окончания «песнопений», каково бывает человеку, который (по Марселю Прусту) «оказался за случайно захлопнувшимися дверями своих грёз». Бывает, такой человек дрожащей рукой пытается нащупать браунинг, который совсем не Элизабет.
Ну и что там Вы себе замечтали?
Вы представили себе безукоризненную красавицу с прекрасными формами. Брюнетку. Иссиня-чёрная коса до пояса. Полумесяцем бровь. И вторая тоже. У неё глаза, как два агата. А грудь такая, что как Вам не стыдно! А где же Вы?.. А, вижу! Вы подлетаете в маленьком вертолёте с большим пропеллером. Вы похожи на Карлсона, механизированного и укрупнённого до нужных размеров. Из окна вертолёта показывается Ваша мускулистая рука, Вы ловко ухватываете красотку за косу (оказывается, очень удобно!) и несёте её за леса, за моря, как колдун несёт богатыря. Мимо – плывут облака…. А вот и грозовой фронт… Что такое?.. Вы побледнели… О-о-о, Вас укачало! Вам надо срочно приземлиться. Даме предоставляется право продолжить полёт одной в свободной его фазе, а Вы опускаетесь на землю, чтобы перевести дух и умыться…
Что? Опять в мечту! Ну что же, как говорят киношники, дубль два.
Вы представляете себе безукоризненную красавицу, длинноногую блондинку опять-таки с прекрасными формами. Она мирно гуляет тихим вечером, распущенные волосы освещает закатное солнце, и чем больше тускнеет светило, тем ярче загораются глаза прекрасной девушки. Вот они уже, подобно ярким углям, пылают страстью. Ей бы и самой распуститься подобно волосам, но где, где Он?!.. Тут внезапно из кустов выходит тигр. Явно не Он. Тигр (спасибо – не саблезубый) рычит и широко раззевает пасть. Он явно даёт понять, что хочет насладиться красавицей хищным и первобытным образом. Как бесформенным мясом. Девушка поражена, и не стрелой Амура, как хотелось бы, а наглым намерением полосатого хищника. «Не глупо ли, – рассуждает она, – ладно, ты проголодался, так пойди сожри пару-тройку дурнушек, никто и не заметит, но пускать неэротические слюни, глядя на меня, совершенную красавицу, даже не тупое зверство, а какое-то скотство…»
И тут сверху на парашюте спускаетесь Вы, мужественный Серкидон. Ваш светлый, в клеточку, охотничий костюм великолепен. А сидит – как влитой. Тросточкой Вы размахиваете так непринуждённо, что не полюбить Вас нельзя. Красавица забывает о тигре как об угрозе. Тигр забывает о красавице как об ужине. И он, и она – смотрят на Вас. «Однако солнце село», – констатируете Вы очевидный природный факт, после чего вместе с красавицей усаживаетесь на тигра, и это послушное мягко-полосатое такси отвозит вас в те кусты, что недалече. Тигр сделал своё дело, тигр может уходить. Он и уходит, причём целомудренно, не оглядываясь…
Оборвём Ваши мечтания на самом интересном.
Да, Серкидон! Ох, и наворотили Вы, ох и накосячили. Тигры и совершенные красавицы одинаково редки в наших северных широтах. Вертолёты и парашюты требуют долгой предварительной подготовки. Зачем Вам это (по-цыгански скажу), рисковый Вы мой? Вдумайтесь: совершенная красавица и тигр. Сразу и не сказать, кто опасней. От кого ждать большей беды… Ох, не связывайтесь с ними, целее будете. Не стройте воздушных замков. Они невесомы, но обломки их тяжелы.
Примите поэтическое подтверждение от Ирины Волобуевой.18 Стихотворение – «Воздушный замок»:
Он создаётся, как во все века:
Замешивают круто облака
На синеве, которая лучится,
И крыши островерхие бока
Укладывают звёздной черепицей.
Но если он, хотя и невесом,
Чуть покачнувшись, рухнет вдруг однажды,
Он рухнет грозно, как высотный дом,
Убив мечту, трепещущую в нём,
Всей тяжестью своей многоэтажной.
Ещё категоричнее высказался о мечте мастер парадокса Оскар Уайльд:
«Есть две величайшие трагедии. Первая: не осуществить страстную мечту, вторая: добиться её осуществления».
Для иллюстрации слов искромётного лондонца расскажу Вам историю о молодом человеке, который осуществил-таки свою мечту. Историю эту я слышал по радио. Что такое радио? Это, Серкидон, такая штуковина, которая рассказывала людям сказки и разные истории. Ну, так вот.
«Жил-был юноша. Одним ясным днём появилась у него мечта. А дело было так. Нашёл юноша на лавочке кем-то забытый красочный журнал, на обложке которого была девушка. Даже не вся, а только лицо. Но юноше этого хватило. Моментально созрела в его воображении мечта – познакомиться с такой девушкой. С девушкой, которая с обложки. В стране, где в то время проживал юноша, журналы были малокрасочные. Девушки с обложек этих журналов смотрели строго. Они были запечатлены или рядом со свиноматкой, или – с отбойным молотком на плече. Мечталось не о такой. И решил юноша уехать в другую страну. За леса, за моря. В той заморской стране было море красочных журналов. С обложки каждого – улыбалась прекрасная девушка. Юноша выучился, превратился в молодого человека и сумел вырваться в страну своей мечты. Там он долго привыкал к новым условиям, шлифовал умение говорить на иностранном языке и мучительно долго обретал друзей. Наконец, ему удалось с помощью новых друзей договориться о свидании. О долгожданном свидании с девушкой, лицо которой украшало только что вышедший гламурный журнал. В новом костюме, с букетом цветов ждал он девушку с обложки у дверей
ресторана… »
«А она не пришла», – шепчете Вы, пессимистичный мой. Нет, всё было ещё хуже…
«Она пришла, и даже вовремя. Но какой! В старых джинсах, в грубом свитере, она бежала, видимо, из спортзала. Её волосы были растрёпаны и мокры, за спиной – рюкзак, мыслями она всё ещё физкультурила и поэтому несла с собой не мечту, а спортзал. Крикнув на ходу «Хай!», спортсменка выхватила из рук оторопевшего мечтателя букет и быстро прошла в ресторан. Пошёл ли он вслед, не пошёл, ей было неинтересно…»
Немецкий канцлер Отто фон Бисмарк19 говорил, что воздушные замки, легко возводятся, но трудно разрушаются. Однако в данном случае воздушный замок рухнул разом и, как предрекла русская поэтесса, убил мечту многоэтажной тяжестью.
Вот, Серкидон, к чему приводят импортные журналы. Рекомендую Вам читать чёрно-белые книги и попусту не мечтать. Пусть лучше девушки мечтают о Вас. Говорят, что мечта каждой женщины – быть женщиной мечты. Маяком, к которому устремляются. Вот пусть она и мечтает быть Вашей мечтой. А Ваша задача – жить в реальных обстоятельствах. Вставайте с дивана – и за дело.
«Кто ждёт в бездействии наитий,// Прождёт их до скончанья дней» – это из «Фауста». Продолжим Гёте так: «Быть рядом с женщиной хотите,//Так значит, поспешите к ней».
Ну-с пора заканчивать нынешнюю программу. Мораль я Вам прочитал, стихи – декламировал, сказку – рассказал, дело за притчей. Было, значится, дело так:
«В одном древнем храме жил старый и очень мудрый лама. На все вопросы у него были ответы, и, что особенно раздражало учеников ламы, ответы эти были правильными. И вот однажды ученики сообща придумали коварный вопрос с двумя возможными ответами. Они поймали бабочку и осторожно вложили её в сложенные перед грудью ладони одного из учеников. «Спросим ламу, живая бабочка в ладонях или мёртвая. Скажет «живая» – ладони сомкнутся, скажет «мёртвая» – ладони раскроются, и бабочка полетит…»
«Всё в ваших руках», – сказал лама испытывающим его мудрость ученикам».
Крепко жму одну из Ваших рук, потом вторую, и до следующего письма.
-4-
Приветствую Вас, Серкидон!
Виноват перед Вами. Не знаю, что на меня нашло… Я неоправданно категорично и резко написал о мечте. Мечтаю сегодня исправиться. Сегодня только «pro»!
«Мечта – это вторая жизнь», – сказал французский поэт-романтик Жерар де Нерваль.
«Излечу зачумлённость ночную,//Распрямлюсь, на мечту опершись», – пообещал русский поэт, имя которого мне не припомнить20.
«Мечта – это радуга, соединяющая Сегодня и Завтра» – узнал я (буквально Вчера) от литератора Сергея Федина.21
После таких определений мечты петь хочется. А мы и споём: «Есть одна у лётчика мечта – высота, высота…»
И не только у лётчика… Оторваться от земли (во сне или наяву) подспудная мечта каждого мужчины. Сколько безвестных мечтателей сгинуло подобно летающему мужику из «Андрея Рублева»?22 «Лечу… лечу…» Такова была немногословная роль поэта-мечтателя Николая Глазкова.23
Благодаря мечтаниям Циолковского человек вышел-таки в открытый Космос, и давайте мы с Вами не упустим удобный случай погордиться: первый раз так далеко оторвался от Земли русский человек, космонавт №1 – Юрий Гагарин.
Мечты французского мыслителя Анри-Клода де Сен-Симона о светлом будущем человечества явились детонатором бурных изменений общественной жизни на Земле. Его мысли-мечты не оставили равнодушными многих. Вдохновили мыслителей на труды, повлекшие реальные изменения в межклассовых отношениях. Энгельс называл графа-мечтателя «самым универсальным умом своего времени», отмечал его «гениальную широту взгляда, вследствие чего его воззрения содержат в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социалистов…»24
Блистательный французский поэт Пьер-Жан Беранже25 воспел великие дела графа: «Сен-Симон всё свое достоянье//Сокровенной мечте посвятил…». А вот Вам и финал знаменитого стихотворения о безумцах-мечтателях. Финал, провозглашающий громадную спасительную силу мечты:
Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло –
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!
Теперь от «безумца какого-нибудь» обратимся к конкретному безумцу. Это – Вы! Положим, Вы безумно влюблены, Вы осыпаете владычицу Ваших грёз звонками, стихами, признаниями. МЕЧТАЕТЕ – осыпать поцелуями. Она, решая проверить серьёзность Вашего чувства, грозит: «Серкидон, если ты немедленно не прекратишь, мой папа застрелит тебя из рогатки».
Эти слова в действительности означают: «Продолжай, продолжай свои безумства, мне они безумно нравятся».
И Вы, верно прочитав сказанное, отвечаете стихами Блока: «Но гибель не страшна герою,//Пока безумствует мечта». И, на всякий случай, добавляете: «Ты – девушка моей мечты». Что там говорить, что переливать из пустого в порожнее! Ясно, что «мечтать, надо мечтать детям»26 двухголово-орлиного племени.
Но как?! А теперь послушайте, как надо мечтать.
Удостоенный ордена Кавалеров Почёта английский писатель Сомерсет Моэм (его книгу «Театр» начните читать просто немедленно!) рекомендовал использовать мечту не как средство ухода от действительности, а как средство приближения к ней.
Если руки у Вас, Серкидон, свободны и чисты, поаплодируйте этим мудрым словам. Давайте поаплодируем вместе, причём, стоя…
Прошу садиться…Конечно же, мечтание должно быть процессом и позитивным, и конструктивным. Мечта призвана проторить целину незадействованных клеточек человеческого мозга. Всколыхнуть новые нейронные связи. А уже вслед за мечтой-разведчицей идут основные силы целенаправленного (целеполагающего) разума Homo sapiens.
Таким образом, если мечта служит наконечником устремлённого намеренья, то получается связка громадной пробивной силы. Да что там фауст-патрон! Получается «штука сильнее «Фауста» Гёте»27…
Мечта – первая ласточка. Сколько славных дел начиналось с мечты! От мечты творец плавно переходил к визуализации последнего этапа работы. Художник представлял себе на холсте свою будущую картину готовой. Архитектор, преодолевая разом все трудности строительства, видит перед собой выстроенное здание. Мечта доктора Фауста (по одной из версий) остановить мгновение явилась предвестником фотоаппарата. Молодому человеку в смелых фантазиях представляется желанная девушка. И если мечтателю хорошо, ярко и в деталях удавалось увидеть на экране мысленного взора девушку своей мечты, то нежданно-негаданно в скором времени он встречает именно такую. Уже не в мечте, а наяву.
Образ героя будущей книги сначала представляет себе автор, а уже потом литературный герой предстаёт перед нами, благодарными читателями.
Дон Кихот и Шерлок Холмс. Чичиков и Остап Бендер. Эти персонажи – достойные мужи, преисполненные благородства, и мошенники, гораздые на жуликоватости, – они сошли с книжных страниц и живут среди нас. Мы знаем о них порой больше, чем о наших реальных и живущих рядом родственниках, знаем, как они, книжные герои, поведут себя в той или иной ситуации, как отреагируют на то или иное событие. Мы порой забываем, что они суть вымысел, плод воображения человека.
