Андрей Алексеевич Мурай
Письма к незнакомцу. Книга 3. Только раз бывают в жизни встречи
До завтра, Серкидон!
-20-
Приветствую Вас, Серкидон!
Сенека прав, одно дурное дело приведёт за собой десять других… Но мне удалось отбить время для Вас, и пока мир не накинулся на меня, давайте по-деловому.
Добро пожаловать в Германию, девятнадцатый век, Веймар… Ага! Вовремя мы с Вами подскочили, господин тайный советник раздаёт распоряжения: требует окрасить гостиную в жёлтый цвет, а рабочий кабинет – в зелёный. После изучения влияния различных цветов на деятельность человека Гёте пришёл к выводу, что жёлтый цвет соответствует приподнятому весёлому настроению, а зелёный – приподнято-сосредоточенному. Когда этот светофор, но без красного, заработал, Гёте принялся за свои научные разработки с новой силой: забрался в научные дебри, смело бросил перчатку не кому-то, а сэру Исааку Ньютону, свёл свои разработки в единое целое и выставил труд на всеобщее обозрение.
Оваций не последовало. В научных кругах дерзновения поэта были встречены более чем прохладно. Скажу больше – с недоумение.
Скажу, пока не забыл: Руссо, который изобрёл новую систему нотозаписи и хотел заработать на этом, был в Париже и вовсе осмеял. В глупые ситуации попадают великие люди, выходя за рамки своего гения. Оно и понятно почему: «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,//А сапоги тачать пирожник…»120
Но мы с Вами критиковать Гёте не будем, мы с Вами привыкли немецким гением восхищаться, поэтому не будем сбиваться с курса, тем более что в «Учение о цвете» нас интересуют проблески истины, интересные находки и озарения, которые в большой научной работе встречаются. Гёте делает любопытный анализ влияния различных цветов на эмоциональность и настроение человека…
«Зачем мне всё это?» – не сдержавшись, спрашиваете Вы. «Затем, – спокойно отвечу Вам, – что от цветовой гаммы Ваших одежд во многом зависит, распахнёт ли соблазняемая свои одежды перед Вами или же, напротив, застегнёт их на все пуговки».
Вот почему перед свиданием молодому человеку нужно грамотно «разукраситься». И без Гёте тут никак!
А теперь – слушайте внимательно.
Ещё раз и ещё раз: мы дети Солнца! Опять-таки Гёте подметил, что ландшафт местности чудесным образом видоизменяется, когда его освещает солнце. Где это было у Гёте, не помню. Но не суть, мы и без Гёте знаем: подставишь лицо под ласковые солнечные лучи, и «что-то встрепенётся в нас»121.
Ну так вот!
Какие цвета связывает человек с восходом солнца? Жёлтый, оранжевый, красный. Гёте обозначил их как тёплые, приятные, располагающие, притягивающие. Какие цвета начинают преобладать и мерещиться, когда солнце уходит? Тёмно-синий, коричневый, тёмно-серый, чёрный. Они обозначены, как строгие, тревожные, настораживающие, смятённые цвета.
«Понял, понял, – кричите Вы, – оденусь я в цвета рассвета!»
Серкидон, но Вы же не дослушали… Нельзя же так быстро и без тени (без тени!) сомнений принимать решения… Но будь по Вашему, давайте попробуем. Представим себе, что Вы приходите на свидание весь солнечный. Во всём жёлтом! Девушка подумает: «Ну вот. Цыплят по осени считают, а этот как-то рано вылупился. Свалю-ка от такого, а то ещё заклюёт…»
«Давайте попробуем оранжевый! – кричите Вы. – Нет, нет, красный-красный! А лучше – оранжево-красный цвет..»
Ну, хорошо, схамелионствуем по-серкидонски.
Вы заявляетесь на встречу ярким светофором, но без зелёного. Весь – жёлтый и красный. Девушка спросит себя: «А что этот клоун тут делает?.. Местом он не ошибся? И зачем я, дура, повелась и пришла?..»
Третий и тоже ошибочный вариант – небесный. Вы материализуетесь во всём белом. Белый-белый, как невеста. Ну просто – «облако в штанах». Девушка огорчится: «Ой, ангел с неба. Только крыльев не хватает… Ничего мужского, ничего земного, ничего грешного… Бежать надо отсюда и быстро!»
«Понял! Понял! Мужские цвета – цвета заката» – слышу я от Вас.
Вы думаете, ближе к ночи – ближе к цели. Ну, предположим. Вы пришли на первое свидание во всем чёрном с вкраплениями тёмно-синего. Тогда девушка подумает, что у Вас в семье какое-то горе приключилось. Или задаст вопрос: «И зачем этот ворон, этот демон ночи прилетел?» А коричневое наденете, подумает: «Зачем, интересно, этот червяк из земли вылез?..»
Не буду томить Вас с выводом, не буду гонять на свидания попусту. Неудачи Ваши, на счастье только предполагаемые, произошли из-за скудной однотонности, которую доктор Гёте считал болезнью с названием – невосприимчивость к гармонии.
Поучимся у художника по имени Солнце. Оно в течение суточной круговерти и себя, и небо, и Землю раскрашивает в самые различные цвета. Использует самые разные оттенки. Давайте и мы, Серкидон, будем учиться выбирать из палитры именно тот цвет, который наиболее полно соответствует преходящему жизненному моменту…
Посмотрим, как цветовых дел мастер Гёте «разукрасил» своего Вертера. «Мученик мятежный»122 наряжен следующим образом: фрак – синий, жилет – жёлтый, опять-таки жёлтые панталоны, серая шляпа и сапоги. Сапоги, надо понимать, чёрные. Чёрный цвет придал общему облику молодого мужчины строгость.
Ну вот, Вертер одет. Теперь Ваш черёд, Серкидон. Мои Вам рекомендации на лето. С летними одеяниями решусь Вам посоветовать, поскольку их не много. С верхней частью туалета нам поможет заядлый (по молодости) лирик Николай Голь123:
Уже притупилось немножко
Влеченье, равное тоске.
Любовь при туфельках, серёжках
И ярко-белом свитерке…
Стоп. Дошли до «свитерка»//И – хватит пока… Летний свитер белого цвета укрупнит Вас, Серкидон, сделает шире Ваши плечи. Не забываем, что Вы приверженец спортивного стиля. Сутулиться нельзя. Иначе никто не поверит, что Вы спортсмен. Разве что шахматист. Далее: тёмно-синие джинсы и тёмно-серые кроссовки. Или коричные полукеды. Это – самый что ни на есть летний минимум.
«А где же тёплые, располагающие цвета?» – спрашиваете Вы. Ох, Серкидон, как я натерпелся от Ваших вопросов за сегодняшнее утро… Хорошо, сделаем так: на кроссовках – жёлтые полоски. Красный нос – отставить, куда лучше – красный значок: и у сердца, и в форме сердечка, и с надписью «Люблю Машу». Только не придите с этим значком к Вашей Клаве. Рискуете заработать красивого тёмно-синего цвета синяк. Он, конечно, славно будет гармонировать с джинсами, но лучше от такой гармонии отказаться.
Теперь деталь немаловажная и во многом определяющая. Стильный джентльмен, о котором расскажу Вам в обязательном порядке, сказал, как припечатал: «Небрежность в одежде равносильна нравственному самоубийству».
Для Вашего летнего образа это означает: свитерок ЯРКО-белый (без пятен), джинсы целёхонькие (без дырок) и – новизною сияющая обувь.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-21-
Приветствую Вас, Серкидон!
Беда в том, что Ваш упорный письмоотправитель мало соображает в новомодных тенденциях и веяньях, но отмалчиваться в ладошку он (то есть я) – не привык.
Так не убоимся присоединиться к ноосфере, к опыту прежних лет, к помощи чужого интеллекта. Взлохматим историю «от Ромула»124 и ранее, не пропустим «времён очаковских и покоренья Крыма»125, а нашим времечком – припорошим…
Православный человек перед трудным делом просит благословения у Всевышнего, советский человек цитирует Маркса или Ленина. Поскольку второй вариант мне ближе и роднее, получайте из научного наследия В.И. Ульянова-Ленина: «Фантазия есть качество высочайшей ценности».
Ну а теперь, опираясь на мудрость Ильича, процитирую первого в мире фантаста – Лукиана. Вот уж кто нафантазировал. Пуще Пикуля!126 Из «Разговоров богов». Златовласый Эрот наставляет Зевса, который опечален тем, что не имеет успеха у земных женщин: «Если ты хочешь нравиться, то не потрясай эгидой, не носи с собой молнии, а придай себе возможно более приятный вид, прибрав с обеих сторон свои курчавые волосы и надев на голову повязку; носи пурпурное платье, золотые сандалии, ходи изящной поступью под звуки флейты и тимпанов…»
С ума сойти! У всесильного Громовержца проблемы ну чисто серкидоновы! Значит и Вам, милый мой, не грех прислушаться к увещеваниям бога любви: придайте себе приятный вид, приберите волосы, ходите изящной поступью желательно с музыкальным сопровождением флейты и тимпанов. И умоляю Вас, не потрясайте эгидой, не носите с собой молний!
Кстати сказать, благие советы златовласого бога не помогли Зевсу, и опустился он до коварства и хитрости: являться стал к женщинам то тёплым дождём, то ласковым быком, то белым лебедем…
Овидий. Ну а как без него? Уравновесим грека римлянином:
Будь лишь опрятен и прост. Загаром на марсовом поле
Тело покрой, подбери чистую тогу под рост,
Мягкий ремень башмака застегни нержавою пряжкой,
Чтоб не болталась нога, словно в широком мешке;
Не безобразь своей головы неумелою стрижкой –
Волосы и борода требуют ловкой руки;
Ногти пусть не торчат, окаймлённые чёрною грязью,
И ни один не глядит волос из полой ноздри…127
Ни дать ни взять – красавец!.. Это я про римлянина Овидия. Более двадцати веков как корова языком слизала, а текст актуален, как и в те языческие времена! Только слово «тога» выпадает, остальное – всё есть: и Марсово поле, и башмаки, и нержавые пряжки. Виват Тебе, наш современник – Публий Овидий Назон.
Сенека. От Овидия до Сенеки – рукой подать. Земляки!
В одном из писем к Луцилию суровый стоик осуждает излишне изящных, прилизанных и чрезмерно озабоченных своей внешностью мужчин: «Ты знаешь многих молодых людей с красивой бородкой и причёской, словно только что вынутых из сундука: от них не жди ничего мужественного, ничего основательного…»
К мнению Сенеки дружно присоединяться и прекрасные дамы. Не нужна им конкуренция у зеркала со стороны молодых людей, которые одеваются и прихорашиваются для самих себя и себе подобных. Женщина всегда подспудно ждёт от мужчины основательного и мужественного, и не нужно ей изящное «оперенье» на мужчине.
Оно, конечно, неопрятность, оборванность в одеждах неприятны для любой женщины. «”Фу, мужлан неприбранный” – фыркнет она…» Но если беспорядок в одежде вынужденный, если это следствие мужественных преодолений, как-то сражения с кровожадным драконом, либо тяготы долгого пути…
Позвольте – отступление. Кто помогает мне в писаниях моих? Кот-Лёва (ободряющим мурканьем), ноосфера (осеняющими прозрениями), ведунья Вера Даниловна (полезной информацией), а недавно в наш дружный коллектив влился аспирант Эдик. Добытчик-аспирант как «нароет» в виртуальных «огородах» своих нечто любопытное, обязательно поделится. Вот и во время вчерашнего утреннего визита он передал мне стихотворный опус, из которого процитирую, поскольку аккурат попадает в тему.
Цитирую избранно и поэтому приведу краткое содержание предыдущих четверостиший: прекрасный принц долго был в пути, в поисках ненаглядной принцессы ехал, ехал, ехал, ехал и вот явился к означенной ненаглядной не в полном ажуре, поскольку явился – запылился. Из монолога принцессы:
Так, стало быть, четвёртый год в седле-то?
Я и гляжу: одёжка обтрепалась,
Жабо в пыли, не стираны манжеты,
И сами Вы того… помяты малость.
А ничего. Оно так лучше даже.
Зато и стать мужскую видно сразу!
А то иной прискачет весь в плюмаже,
Порфюм, батист, кружавчики и стразы.
А нам таких не надо и с деньгами!
Таким у нас приёма даже нету.
А далее принцесса (кстати, с сертификатом качества) в рифму рассуждает о том, что не надо мужчинам залезать на чужую территорию, что наряжаться – дело сугубо девичье. И занятие – исключительно женское.
Но… Но есть исключения!.. Назло разнаряженным красавицам и в пику мудрому Сенеке есть мужчины-исключения! Вот только коротко о них не скажешь. Отложим на потом. Сегодня я устал. Взялся за дело трудное, незнакомое и устал. Пойду созерцать, в парке гуляючи.
Крепко жму Вашу руку, и – до следующего письма.
-22-
Приветствую Вас, Серкидон!
О гениях. Не по силе духа, не по значимости для цивилизации, а по внешнему виду. Разграничим таких, как цыплят, на две категории.
Первая – гений-рабочая лошадка. Всю жизнь возится «лошадка» с гениальностью своей, «что-то пишет, а чего – не видно»128, процокает мимо – и не заметишь.
Вторая категория гениев – Жар-птицы. Таких видно сразу, видно издалека. Маленькая и скромная приставка «арт» нескромно горит у них на лбу сияющими буквами. Они – аристократы духа! Переиначивая классика: «И такие дядьки есть,//Что не можно глаз отвесть…»129
Жар-птицы, как правило, недолговечны. Прогорают их пёрышки в собственном жару. Обо всех таких птичках не скажу, скажу о немногих.
Англия начала девятнадцатого века. Мужской костюм изобилует вычурностями, пестротой, излишне приукрашен. Джентльмены одеты вразнобой: один – вульгарен, второй – аляповат, третий – декоративен не в меру. А иногда встречаются, заметные и сквозь густой туман Альбиона, яркие попугаи. Но и такая экзотическая птица не была пределом безвкусицы. Наряжались в костюмы, напоминающие по цвету адское пламя или северное сияние. На одеждах были густо налеплены побрякушки, а поверху мужчины красовался напомаженный парик. Наряд вопил: «Вот я какой!» Голосил: «Я пришёл! Посмотрите на меня!» Одним словом, кич, хаос, анархия.
Любопытное совпадение: в моде, как и в политике, анархию зачастую сменяет монархия. В английскую моду пришёл Творец, воссоздавший порядок из хаоса…
Хотел я написать: «Вот сошёл на Альбион//Бог прекрасный Аполлон». И красиво бы прозвучало. Но скажи молодому человеку – Аполлон, тут же представит он себе – Бельведерского. А фиговый листочек нацепить на причинное место – много ума не надо. Поэтому оставим Аполлона Бельведерского в покое. Да и куда ему тягаться! Человек, ставший надолго эталоном моды и «арбитром моды», красотой, ростом и количеством одежд превзошёл древнегреческого бога.
Джордж Браммел!130 Гений, который личным примером изменил и организовал мужскую моду. Он явил собою то, что Маркс назвал бы диктатурой стиля, Бабель – тиранией вкуса, Бодлер – доктриной элегантности.
«Красавчик Браммел» привнёс и установил в английской моде свои нормы и правила. Его кредо: основа элегантности – единство. Единство невозможно без чистоты, гармонии и относительной простоты.
Но простота не должна противоречить гармонии, а гармония – чистоте: иначе не добьёшься элегантности, которая рождается из таинственного союза трёх главных вышеозначенных ценностей. И, наконец, Браммел вывел уже известное нам правило: небрежность в одежде равносильна нравственному самоубийству. Что же представляла собой философская «выкройка» успеха? Костюм «премьера министра элегантности» был деликатен. Его отличали благородная сдержанность и изящная скромность. Не было места для побрякушек и пестроты. Доминировал один преобладающий цвет, который «обслуживали» и оттеняли остальные цвета, в свою очередь основной спокойный цвет смягчал все прочие. С первого взгляда костюм лондонского денди Number One не казался ничем особенным и не впечатлял, но, приглядевшись, глаз было уже не оторвать.
Помимо прочего, Браммел утвердил в моде строгий чёрный костюм с белым галстуком. Который доныне (!) считается деловой и официальной формой мужской одежды.
Браммел стал кумиром и туманного Альбиона, и всей Европы. Ему поклонялись. Ему подражали. О нём писали.
Денди-Уайльд вывел формулу: «Человек или сам должен быть произведением искусства, или быть одетым в произведение искусства».
Браммел совмещал оба эти требования. Денди-Байрон установил своеобразный пьедестал почёта: «Есть три великих человека моего времени: я, Наполеон и Браммел. Из нас троих Браммел самый великий».
Объясню Вам, Серкидон, относительный неуспех императора Наполеона I. А ему надменный англичанин отвёл, думается, лишь третье место. Приглядимся к Бонапарту. Что мы видим? «На нём треугольная шляпа и серый походный сюртук»131 плюс походные сапоги. Явно не денди.
Но не все французы таковы. Ой, не все! Скромное обаяния дендизма было оценено во Франции должным образом. Как грибы после дождя, подрастали французские последователи Браммела. О них и о дендизме писали мастера художественного слова. Оноре де Бальзак132 – в «Трактате об элегантности». Барбе д”Оревильи133 – в работе «О дендизме и Джордже Браммеле». Шарль Бодлер – в эссе «Художник современной жизни». Двое из последних перечисленных сами были истинными денди, да и Бальзак в своей весовой категории являлся не последним щёголем.
Но далее всех по дороге дендизма ушёл граф Мари Жозеф Робер Анатоль де Монтескью…134
О, какой мужчина!.. Родственник ДАртаньяна схож был со знаменитым гасконцем, как две капли вина. Кроме того – умён, статен и богат. Добавим к этим достоинствам безусловный талант литератора и безупречный вкус денди. Идолом своим граф выбрал скромный серый цвет. Даже не «пятьдесят оттенков серого», а более использовал Робер де Монтескью в своих одеждах: «серый фрак стального оттенка гармонично сочетался с мышино-серыми панталонами, вызывающие розовато-лиловые перчатки перекликались с жемчужно-серым жилетом, вышитым хризантемами, а сизо-серый галстук был украшен редким драгоценным камнем»135.
«Профессором красоты» назвал своего старшего товарища восхищённый им Марсель Пруст. «Повелителем утончённых запахов» назвал графа восторженный некто, а сам парижский денди Numero Un в поэтическом сборнике «Летучие мыши» обозначился: «Я – повелитель преходящего». И если читать – «повелитель преходящего момента», то это очень круто.
Обворожительный и бесподобный граф Робер де Монтескью стал прототипом литературных героев, и самый яркий из них – барон де Шарлю в романе Пруста «В поисках утраченного времени»… Наряду с колкостями современников (карикатуры, шпильки, шпаги) значительным огорчением для графа стал литературный успех Пруста. «Малыш Марсель», во всём считавшийся учеником, в один, для Монтескью злосчастный, день стал обладателем Гонкуровской премии… Это было ударом для стареющего графа.
Заключим: достойнейшим эстетическим обрамление девятнадцатого века явились две Жар-Птицы – англичанин Браммел и француз Монтескью. Первый вспыхнул в начале века, второй отпылал – в конце…
От ярких – к еле тлеющему, от Жар-Птиц – к воробушку, к Вам Серкидон… Что Вы говорите? Вы, что не хотите быть воробушком. А Джек Воробей?.. Тоже не подходит. Тогда скажите, какой из птичек Вы хотите считаться? Вот Алексей Любегин136, такой же скромник, как Вы, написал: «Пусть одежда на мне небогата,//Но такая к лицу соловью».
Намёк на то, что птичка выглядит скромно, зато поёт красиво… Но у Любегина «справка» есть, что он соловей – поэтический сборник. Вам же, Серкидон, не поверят. Предлагаю Вам – селезня. Красивое оперение плюс к тому прекрасное название для будущей Вашей книги – «По направлению к Селезню». Вперёд в этом направлении с песней соловьиной!
Крепко жму Вашу руку, и – до следующего письма.
-23-
Приветствую Вас, Серкидон!
Опять обозрел я ранее написанное. И опять заметил упущения. Гуляя по временам и странам, Средние века ропустил. Но посчитаем, что писать там особенно не о чем. Рыцари, дабы одёжка не рвалась и не пылилась, стали облачать себя в латы. А железо, что с ним станется?! Главное, не попадать под дождь, под слёзы прекрасных дам и под копьё рыцаря-оппонента.
И ещё одно. Говоря о французских писателях-денди, забыл я упомянуть автора «Писем к незнакомке»… Но что же Вы, Серкидон, опять кричите не дослушав… Вовсе и не Моруа. Не только Моруа писал к незнакомке. Среди французских мастеров художественного слова, сдаётся мне, поветрие было такое – писать к незнакомкам. Похоже, каждый из них имел свою незнакомку и писал к ней. Толще других в этом преуспел Проспер Мериме, мои личные симпатии на его стороне. Интересный мужчина, весьма прилично одет и, что особенно выделим, поклонник Пушкина, состоял в переписке с Александром Сергеевичем…
Теперь – в Россию. Раз появился Пушкин, значит, добрались мы до России-матушки. С «весёлого имени Пушкин» начинается литературная Россия, и мы с Вами порешили: начинать с Пушкина Александра Сергеевича. Тем более, он по молодости и резвее, и заметнее других был.
Послелицейский Пушкин, прозванный старшими товарищами «сверчок», жёстко эпатировал почтенную публику: надевал ярко-красную рубаху, ходил в янычарских шароварах, тюрбан на голове накручивал. А бывало, выйдет на люди, цыганом себя преобразив. Вдобавок ко всему – ногти поэта были, как у Дракулы. За ними Александр Сергеевич самолично ухаживал, оправдываясь тем, что «быть можно дельным человеком// И думать о красе ногтей…»137
Сердце пушкинское успокоилось тем, что, женившись-остепенившись, Александр Сергеевич, как и его друзья-современники, остановился на моде «денди».
А встречались в петербургских салонах и суперденди. Одного Пушкин назвал – «добрый мой приятель», ко второму написал «Товарищ, верь…» Читаем роман в стихах:
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайнем мере
Пред зеркалами проводил.
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
Первым денди петербургских салонов был Пётр Яковлевич Чаадаев – гусарский офицер, обладающий изысканным вкусом, широчайшей образованностью и блестящим умом. Петра Яковлевича мы упоминали в связи с эпистолярностями его. В журнале «Телескоп» были напечатаны «Философические письма» Чаадаева. После чего журнал был закрыт, его издатель – сослан, автор – объявлен сумасшедшим. Воистину «сумасшедший» успех!
Послепушкинское время. Отметим любившего пофорсить Гоголя, полюбуемся Тургеневым в синем фраке, обвешенном аксессуарами, подивимся франтовато одетому Гончарову… Собственно и всё. Под конец века видим кое-как одетого Достоевского и Толстого в толстовке. Уж совсем не денди.
Отметим: в распоряжении Пушкина, Чаадаева, Онегина, а также у пишущих персон далее по веку были слуги и камердинеры, которые помогали господам выглядеть изысканно.
Следующий двадцатый «век-волкодав» пожрал все буржуазные пережитки, вместе с дворянами, слугами и лакеями. В России к плугу и к станку были призваны все поголовно. Прилично одетые люди стали встречаться редко, разве что на сцене. А нетривиально одетые индивидуумы с могучей приставкой «АРТ» вообще сделались редкостью. Тем ценнее для нас память о них.
Гениальный носитель одежд – знаменитый бард, бунтарь, поэт и драматург Александр Галич138 – обладал великим даром носить одежды. Со стороны казалось, что это они несут его…
Писатель Юрий Нагибин,139 с которым Галича связывали сложносочинённые отношение, вспоминал: «…каждая вещь на Саше живёт, а не «сидит», она становится словно второй кожей, участвуя в каждом движении, жесте, шаге, повороте… Ощущение, что он не из настоящей жизни, а из какого-то странного, нездешнего, печально зачарованного карнавала Ватто…»140
Мы пробежались галопом по Европам. Но вернёмся от франтов, от стиляг, от щёголей к рядовому щеглу. Вот такая птичка внезапно образовалась для Вас. И что выявляется? Выясняется, что не до карнавалов нам. Задача скромнее: одеться так, чтобы девушка взглянула на Вас без содроганья.
Слушайте мои советы. Вновь отважусь быть Вашим консультантом.
Вы худощавы (если сказать мягко), и, если на Вас пиджак, пусть он будет свободного, вольного покроя. Пусть будет на размер больше – Ваши широкие плечи покажутся ещё шире. Пусть – продувается. Говорят, попутный ветер только для тех, кто поднял паруса. Пусть Ваш пиджак будет Вашим парусом! Расправьте его, и вперёд – за Настенькой, Алёнушкой, Изольдой, Ассолью, Джульеттой, Анжеликой, Бегущей по волнам.
Повторюсь: не суживайте и без того узкое. Вылезайте из бутылок, ботинок, куцых кацавеек. Лучше пусть надетое на Вас болтается. Мало ли что болтается под ним. А вдруг – мышцы? Когда любопытное создание убедится в том, что никаких мышц нет, бежать будет уже поздно. Да и лень. Тут Вы и воспользуетесь возникшим замешательством.
Просим поэта Николая Голя продолжить ранее начатый лирический стих:
А как болело, как тянуло,
Друг к другу нас издалека.
Как на плече моём уснула
Без туфелек, без свитерка.
Утром Вы поцелуете Спящую Красавицу, она проснётся и оденет Вас так, как надлежит. Почему я должен этим заниматься? Нет ничего проще, чем довериться даме сердца. Нет ничего верней, чем женский взгляд со стороны. Сразу можно отличить мужчину, которого одевает женщина, от упрямца, который одевается сам. Женщина имеет вкус. Легко выдерживает стиль. Присмотритесь: даже если Ваши ровесницы носят недорогие вещи, они тщательно подобраны, опрятны и выглажены. Женщина мгновенно чувствует фальшь в одежде. Недавно на улице слышал я обрывок разговора двух дам: «И сидит на нём эта кепка, как на корове седло…»
Вы, вероятно, знаете, Серкидон, что корова не предназначена для верховой езды… Вам, кстати, кепка тоже никак не пригодится. Разве только милостыню просить на старости лет… Ах, Вы не хотите просить милостыню в последние годы?! Тогда в молодые годы действуйте активно, создавая запас прочности как духовный, так и материальный.
А я крепко жму Вашу, покуда не протянутую руку, и – до следующего письма.
-24-
Приветствую Вас, Серкидон!
Напишу о важном, пустяки подождут. Вернёмся к Джорджу Браммелу.
Представим себе, что мы зашли к нему в гости среди бела дня. Что же видим? «Красавчик» у зеркала повязывает очередной, предварительно накрахмаленный, белоснежный шейный платок. А вокруг разбросаны в художественном беспорядке сотни гневно смятых и отброшенных платков. Слуга разводит руками и, указывая виноватым жестом на пол, говорит: «Это наши неудачи…»
Сто… двести… триста раз готов был потерпеть неудачу первый лондонский денди, чтобы, в конце концов, добиться победы.
Первый вопрос: откуда взялась такая настойчивость?
Граф Робер де Монтескью. «Один из последних французских дворян, заслуживающих эпитета, «блистательный», один из последних, кто умел устраивать празднества». Так написал о графе Франсуа Мориак141.
В «Воспоминаниях» графа описанием костюмированных балов уделяется столько места, что можно предположить: именно они являются основной частью его творческого наследия. Дамы одевались, как пастушки Марии-Антуанетты, а сам хозяин щеголял в костюме то Людовика ХIV142, то Людвига Баварского143. Звучала музыка кумира графа – Вагнера, знаменитые поэты читали стихи, а слушали их – Гюстав Моро144, Поль Валери145, Огюст Роден, Альфонс Доде146, Марсель Прус. Граф искусно сплетал паутину бесценных знакомств, находя для каждого, очарованного им, человека единственно верный тон. На каждом светском рауте Монтескью был в центре внимание. Всегда в водовороте событий и всегда – великолепен.
Второй вопрос: откуда взялось столько сил?
Ответ на оба наши вопроса найдём в изречении Конфуция:
«Человек, которой занимается любимым делом, никогда не работает и никогда не устаёт.
Это то, к чему надо стремиться, Серкидон.
Если же Вы ежедневно тратите значительные усилия, а сопротивление только растёт, если Вы всё время напряжены и всё время недовольны, значит, не так и не тем делом Вы заняты. Остановитесь. Не удваивайте и не утраивайте своих стараний, даже если Вас об этом очень просят. В одном средневековом манускрипте исследователям встретилась запись: «Не получилось, ибо делалось с тяжким звероподобным усердием».
Не надо жить, Серкидон, с тяжким и звероподобным усердием. Мало того, что ничего путного не получиться, но это просто смертельно опасно. Жизнь через силу сходна с попытками человека выбраться из трясины или из зыбучих песков. Чем больше прилагаешь усилий, тем скорее погружаешься. И вот уже голова скрывается и не торчит гордо на поверхности болота. Или песка.
О чём говорит китайская пословица: сиди на берегу и жди, когда мимо проплывёт труп твоего врага. Мне кажется о том, что враг излишне суетился, подстраивая свои козни, растрачивал силы, неоправданно напрягался… и умер от этого. И вот плывёт мимо по течению реки в качестве трупа.
Не так сурово, но о том же в песне Высоцкого о боксёре, который с детства не мог бить человека по лицу. Его противник радостно и с удовольствием напрягался:
Удар, удар… Ещё удар…
Опять удар – и вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот.
Вот он прижал меня к углу,
Вот я едва ушёл…
Вот апперкот – я на полу,
И мне нехорошо!
А чем же всё кончилось:
Вот он ударил раз, два, три –
И… сам лишился сил,
Мне руку поднял рефери,
Которой я не бил…
Конечно, вокруг человека должны быть дела и люди. Но старайтесь жить проще. Не наворачивайте на себя лишние обязательства. Убирайте лишние сущности как рекомендовал Уильям Оккам147. Ибо всё избыточное ведём к напряжениям и избыточной затрате сил. Необходимо, Серкидон, прилагать все усилия к тому, чтобы не прилагать никаких усилий. Необходимо привести себя к совершенству.
Проведём градацию.
Умный человек. Его усилия адекватны результату. Его действия иллюстрируют слова йога Раманантата148:
«Человек, хорошо понимающий, что такое покой и сохранение энергии, работает всегда лучше других. Каждое его усилие, производит соразмерный ему объём работы, он не теряет, не разбрасывает и не расточает своих сил впустую».
Применительно к Вам: Вы ухаживали за девушкой, Вы были успешны, она влюбилась и открыла Вам свои объятья.
Мудрый человек. Работает по закону наименьшего усилия, и поэтому его незначительные усилия приводят к значительным результатам.
Вы ухаживали за девушкой, покорили её сердце, но вдобавок очаровали всех её подруг.
И наконец, совершенномудрый человек. Послушаем Лао Цзы:
«Совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменение вещей, он не осуществляет их сам; создавая, не обладает тем, что создано; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая что-либо, не гордится».
Вы не ухаживаете за девушками. Вы сидите в позе лотоса и читаете мантру. Девушки сами приходят к Вам с низким поклоном. Таково Ваше совершенство.
Так что же это такое недеяние? Это то, что мы получаем не в начале работы, а как награду за успешные и продуманные усилия. Это сбор урожая. Пожинание плодов, ранее засеянных, политых, согретых. Созерцание процесса, для которого были предварительно созданы условия.
Йог тратит необходимые усилия, чтобы войти в асану и замирает в расслаблении. Дальше работает сила тяготения.
Бизнесмен загорает на пляже среди красивых девушек в бикини. Слушает их щебетание. Иногда позванивает в Россию узнать, как работают его предприятия, как движутся денежные потоки. Но ведь сначала были извлечены хитростью деньги из российского бюджета, розданы взятки, построены предприятия, налажена работа.
Напомню: Геракл стоял, облокотившись на лопату, и смотрел, как река вымывает Авгиевы конюшни, но сначала он перегородил русло Алфея. Когда Геракл пришёл с лопатой к царю Авгию и подрядился за день справиться, очистить конюшни, царь бросил взгляд на лопату и усмехнулся: «Ну-ну, добрый молодец, иди, ковыряйся…»
