Владимир Карлович Осипов
Властители Гюлистана
Чужбина, не ставшая родиой
История колоний карабахских переселенцев в Грузии исследователями освещена довольно подробно и обстоятельно. Посему, во-избежание лишних и ненужных, повторении мы ограничимся лишь кратким обзором событий данного периода, особо не вдаваясь в подробности.
Судьба меликов, избравших Грузию пристанищем себе и своим подданным, сложилась по-разному. Из них только одному Абову удалось добиться положения, сколь нибудь сопоставимого с той степенью величия, которой он, не взирая ни на что, обладал на родине – в Карабахе. По свидетельству представителя России при Грузинском Дворе Петра Коваленского Абов в 1800 году имел до семисот домов подданных и в случае необходимости мог поставить под ружье до 1000 человек, "годных к сражению и под предводительством отличных по здешнему воинов". Возможности двух других меликов по оценке того же Коваленского были значительно скромнее: "Мелик Джумшуд и Мелик Фридон едва ли по сту семей нодданных своих, имеют, окроме пожалованных первому е.выс. царя, принадлежащих к крепости Лори, ему во владение отданных деревень’’.
Двести семей подданных – это ничтожно малая часть того, чем владели Фридон и Джумшуд в Карабахе. Если вы помните, сами эти мелики оценивали количество своих подданных, которых следоваловывести в Грузию или Россию в одиннадцать, а то и двадцать тысяч семейста, не считая тех 1000 семейств, которых, по выражению Фридона, вывели из Карабаха в Грузию его "брат другие дяди". (Остается непонятным, куда потом делись эти самые 1000 семейств.)
Надо сказать, что называемые меликами данные о количестве своих подданных выглядят вполне правдоподобными на фоне многочисленных независимых друг от друга сведений о плотности народонаселения Карабаха в XVIII веке. Так, в одном из своих рапортов 1804 года князь Цицианов, бывший в то время главнокомандующим в Грузии, приводит сведение, согласно которому армянское население Карабаха до известных потрясений 1790-х годов составляло 60 тысяч домов. Разделите это число на 5, и получится, что к моменту переселения меликов в Грузию в каждом меликстве Карабаха проживало в среднем 12 тысяч семейств. Если даже допустить, что эти данные завышены, скажем, в 2 раза, то опять-таки получится, что Джумшуд и Фридон, оценивая совокупное количество своих подданных в 11 тысяч семейств, не грешили перед истиной.
Таким образом, к 1800 году вышеназванные мелики владели 1-2% от совокупного количества когда-то имевшихся у них подданных, а это значит, что мощь и влияние Джумшуда и Фридона к этому времени, по сравнению с более ранними периодами, уменьшились как минимум в 50 раз. Соответственно ухудшилось и их благосостояние, ибо помимо подавляющей части подданных они лишились и своего движимого и недвижимого имущества. Чтобы вырваться из этого бедственного, незавидного положения, Джумшуду и Фридону жизненно необходимо было увеличить количество своих подданных, присовокупив к уже имеющимся вновь выведенных из Карабаха. Вывести новых подданных из Карабаха мелики могли, только снарядив поход, для чего необходимы были материальные и людские ресурсы. Таким образом, получался заколдованный круг, который мелики так и ие смогли разорвать. Возможно, в этом и заключается причина того, что при первом же удобном случае Джумшуд вместе со своим племянником (сыном сестры) Фридоном вернулись на родину.
Такая возможность выдалась спустя более чем 7 лет после переселения Джумшуда и Фридона в Грузию и явилась следствием очередного изменения внешнеполитического курса России в отношении Закавказья. И на этот раз смене курса предшествовала смена самодержца России. В 1801 году вместо убитого Павла I на престол взошел Александр I. 12 сентября того же года новопомазанный царь подписал манифест, по которому Грузия объявлялась частью Российской империи. В следующем 1802 году главнокомандующим в Грузию был назначен князь Цицианов.
В начале 1804 года русские войска под предводительством Цицианова заняли Гандзак. 14 мая 1805 года Цицианов и шушинский хан Ибрагим подписали Куракчайский договор, по которому "Карабах на вечные времена вступил, в русское подданство". Именно после подписания этого трактата мелики и вернулись на родину. Вместе с Фридоном в Карабах возвратился и его брат – Сами. Еще один брат Фридона – Багир остался в Грузии, а Агабек отправился в Индию. Однако и на родине Фридон не смог вернуть себе потерянные однажды покой и счастье. Но об этом потом.
Жизнь мелика Абова в Грузии, как было уже сказано, сложилась совершенно иначе. По характеристике Лео, он являлся очень сильным властителем и играл выдающуюся роль среди общей слабости и неурядиц Грузии".
А вот мнение об Абове его современника – российского представителя при Грузинском Дворе – Петра Коваленского: "…сей мелик, но предприимчивости и отличному военному духу, коими он в здешних странах славится издавна, подает превосходнейшую о себе надежду в оказании при удобном случае подвигов своих, на службу высочайшему всероссийсжему престолу".
Надо сказать, что Коваленский не ошибся. Абов совершил не один подвиг во славу России, став надежным защитником границ ее подопечной Грузии, держа в страхе своими дерзкими, известными еще с Карабаха вылазками соседних правителей.
В отличие от Джумшуда и Фридона, Абов был довольно состоятельным правителем и мог позволить себе организовывать походы в Карабах и обратно, увеличивая тем самым число своих подданных. По свидетельству Коваленского, после приезда его (Коваленского) в Грузию Абов вывез "из заграницы" более трехсот семей своих подданных. Благосостояние Абова еще более увеличилось после того, как царь Георгий назначил его в 1800 году "Караванбашием над караванами из областей наших засолью ездящими". "Значение этой должности, – пишет Раффи, – было в том, что он (Абов. – авт.) должен был содержать на дорогах дозорные посты, его всадники должны были сопровождать караваны от одного привала до другого, чтобы не встретилась опасность. За такой дозор люди мелика получали с каждого груза по одному рублю в пользу мелика".
Естественно, рост материального благосостояния Абова явился прямым следствием укрепления его военной мощи. Авторитет мелика и его воинов был настолько велик, что увидеть его в стане своих союзников желали многие современные ему деятели. Это и восставший против Османского правительства ахалцхинский паша Шериф, и избравший антироссийскую линию грузинский царевич Александр вместе со своей матерью – царицей Дариджан, и даже встревоженный слухами о нашествии лезгин командующий русскими войсками в Грузии Лазарев.
Наряду с уважением и мощью Абов приобрел также множество злопыхателей и врагов. В первую очередь это были представители грузинского дворянства. Не пылали горячей любовью к Абову и Джумшуд с Фридоном. Но особенно сильно навредил ему генерал Лазарев, сочетавший просьбы о сотрудничестве с интригами против армянского мелика и пытавшийся выставить его ненадежным элементом, чуть ли не изменником в глазах русского военного командования на Северном Кавказе, которое в результате "стараний" Лазарева стало относиться к Абову с опаской и недоверием.
Однако Абов, который еще в 1800 году поклялся на верность России, обязуясь служить верой и правдой и подчиняться во всем "великому императору Павлу Петровичу, самодержцу, всея Руси и его наилюбимейшему сыну и цесаревичу и великому князью Алексаидру Павловичу, не жалея жизни, до последней капли крови", своими действиями показал, что не отступал от своих обязательств и не отрекался от них. На алтарь продвижения русского дела он положил самое дорогое, что у него было, жизнь своего первенца, Ростом-бека. В 1804 году осадивший Ереванскую крепость князь Цицианов фактически сам оказался в окружении персидских войск. Ростом-бек вместе со своими 60 храбрыми всадниками и 500 русскими солдатами дважды прорывал окружение, доставлял Цицианову из Тифлиса оружие, порох и продовольствие. Когда Ростом во главе своих храбрецов пытался осуществить третью вылазку, он столкнулся с превосходящими силами противника. Подавляющая часть его всадников и русских солдат были убиты, сам Ростом, трижды раненый, был схвачен персами в плен и отправлен в Тебриз, где после нескольких месяцев заточения и отказа принять магометанство был обезглавлен.
С гибелью сына, неприятности Абова не закончились. Вновь заявило о себе далеко не миролюбиво настроенное к нему грузинское дворянство. Сформировавшаяся в Грузии, военная и чиновничья бюрократия все чаще стала, выказывать неуважение к его правам. На права армянского мелика стали покушаться даже представители низшего командного состава российских войск. Вот один из таких примеров: в ноябре 1806 года Абов в прошении к И.В. Гудовичу, сменившему на посту главнокомандующего в Грузии трагически погибшего в том же году Цицианова, сообщает о притеснениях, учиняемых казаками жителям его деревни Болнис, прося Гудовича "о приказании наследования такового поступка". Этот маленький инцидент является наглядным свидетельством того, что тому времени слава Абова приближалась к закату, и командование окончательно закрепившихся в Грузии российских войск стремилось пренебрегать его интересами. Безусловно, всего несколько годами ранее, в период могущества Абова, такое отношение к нему со стороны кого бы то ни было трудно было, представить.
Данное прошение Абова содержит помимо всего прочего одну любопытную деталь. Суть ее в следующем. Под русским текстом прошения стоит подпись Абова по-армянски "кнез мелик Апов, мелик Иосепян". Очевидно, что "кнез" есть видоизменение "князя". То, что Абов употребляет это слово в сочетании со словом "мелик", свидетельствует о том, что он в данном случае не считает эти два слова синонимами. А это в свою очередь означает, что Абов помимо армянско-персидского титула "мелик" носил также эквивалентный с ним грузинско-русский титул "князь". Безусловно, этот титул был пожалован ему Ираклием. Если вы помните, об этом недвусмысленно говорит сам Абов в письме к Минасу Лазаряну: "[Ираклий] заверил нас, чтобы мы пришли к нему, обосновались в его владениях и признавались равными с его первейшими тавадами и князьями. Мы пришли. Согласно своему обещанию царь дал нам Болнис, а в своем дворце назначил нам место выше всех своих старшин". Однако ни пожалованное Ираклием высокое дворянское звание, ни службы Абова во славу Грузии и России не смогли уберечь его от посягательств на его права недругов и самоуправства военной бюрократии. Это видно из продолжения только что прерванного нами письма: "…и так было до смерти Ираклия и Георгия. Сейчас же у нас нет ни земли, ни имений, ни даже почета, ибо все обижают нас, стараются отобрать у нас Болнис и требуют десятую часть наших трудов. Все это до такой степени неприятно нам, что мы более не желаем жить здесь. Толькло после того, как я строениями и жителями довел до расцвета эту область, очистил ее от всех врагов и дикарей, явились разные хозяева, одни из которых требуют каналы, другие – горы, третьи – землю…". Далее Абов просит Лазаряна довести до Е.И.В. просьбу о соизволении ему переселиться в Карбах и постараться добиться положительного разрешения этой просьбы, обещая Лазаряну возместить все расходы. В то же время Абов напоминают Лазаряну о своих службах России, безусловно, с тем, чтобы Назарян в свою очередь известил об этом царя. "Что мне еще делать, – пишет Абов, – имел я первенца – Ростом-бека, сына старости моей и наследника предков моих. И его я принес в жертву моему самодержавному и наидобрейшему императору. Того, что я сделал и сейчас делаю, никто не в силах сделать более"; Далее Абов перечисляет все свои услуги и всех тех людей, которым он их оказывал, и с горестью заключает, что ни один из них не отблагодарил его и даже не сообщил о его услугах императору. Среди последних он называет и графа Гудовича: "…не меньше услуг я оказал и графу Кутовичу… Этот тоже подобно другим не оценил, не остался благодарным и даже ничего не сообщил обо мне императору… Я много раз просил (его), чтобы разрешил нам, подобно мелику Джумшуду, перебраться на родину – в Карабах. Но он не захотел, ответив, что если мы оставим эту страну (Грузию), тогда Болнис исчезнет, а ахалцхинцы, лезгины и другие, дикари уничтожат села в окрестностях Тифлиса. Но когда мы говорим: ”Т.к. Ираклий пожаловал нам Болнис со всеми землями, водами, лесами и др., утвердите все это за нами”, он отвечает: "Я не могу дать вам чужие владения". Завершая свое письмо, Абов еще раз просит Лазаряна походатайствовать перед императором об удовлетворении его просьбы вернуться на родину. Помимо этой основной просьбы Абов просит Лазаряна хлопотать, чтобы:
1) ему была назначена государственная пенсия взамен пожалованной ему Георгием должности Караван-баши;
2) ему присвоили чин полковника за оказанные службы;
3) его сыну Есаи-беку и сыну сестры Адам-беку Мелик-Меджлумяну было присвоено звание майора.
Ни одна из просьб так и не была удовлетворена. В 1808 году Абова, его секретаря, а также сына Манас-бека во время одного из приемов отравили грузинские дворяне. Абов вместе со своим секретарем Мирза-Исабашханом умерли после непродолжительной болезни. Спасся только Манас-бек. Согласно Е. Лалаяну, прах Абова был перевезен в Орек и захоронен в родовой усыпальнице. Однако это сведение другими источниками не подтверждается.
После смерти Абова Манас-бек обратился к главнокомандующему в Грузии и на Кавказской линии генералу Тормасову (эту должность он занимал с 1808 года) с просьбой утвердить его в качестве владельца Болниса и болнисских жителей. В этой просьбе Манас-беку было отказано. В письме к генералу Сталю от 18 марта 1811 года Тормасов в качестве причины отказа удовлетворить просьбу Манас-бека называет следующее: "Болнисские жители суть собственностъ Г.И. и никому не принадлежат; мелик Багир-бек Бегляров управляет ими по выбору правительства и по собственному тех крестьян желанию, а из Карабага выведены они на прежнее жилище воинскою Российскою командою без наималейшего его (Манаса. – авт.) пособия…" Получив такой ответ, Манас с частью своих подданных вернулся на родину, отказавшись от претензий на Болнис, подаренный когда-то Ираклием его отцу – мелику и князю Абову Мелик-Овсепяну – Мелик-Бегларяну. Так завершилась история колоний карабахских переселенцев в Грузии. Оставшаяся их часть также постепенно вернулась на свою родину. В Грузии осталось ничтожно малое количество переселенцев. Вскоре в Карабах вернулись и дети Багир-бека Мелик-Бегларяна (вероятно, после смерти последнего). Таким образом, ни одному из переселившихся в Грузию меликов не удалось достичь устойчивого, долговременного положения. По прошествии определенного периода времени родина поманила их, либо их детей назад к себе. "Идея родины, – как пишет Лео, – снова доказала, что пренебречь, ею нельзя.
Потомки
Чем же встретила родина вернувшихся сыновей и дочерей своих? Карабах с 1805 года находился под русским владычеством, окончательно закрепленным Гюлистанским мирным договором между Россией и Персией от 12 октября 1813 года. Однако это было не то владычество, которое с таким вожделением ждало не одно поколение карабахцев. Установленный Цициановым протекторат гарантировал карабахским армянам в лучшем случае физическое существование. Ни о каком восстановлении национально-государственных устоев не могло быть и речи, ибо, подписывая Куркчайский трактат, "князь, Цицианов, – как пишет Потто, – именем государя поручился за сохранение целостности владений Ибрагим-хана и за преемство ханской власти наследственно в его нисходящем потомстве".
Вернувшимся домой меликам и их отпрыскам оставалось принять сложившийся порядок вещей и постараться выжать из этой ситуации максимально возможные для себя выгоды.
К чести потомков мелика Беглара и мелика Абова, они справились с этой задачей блестяще. Потомки гюлистанских князей были единственными в Карабахе, которые смогли после всех известных потрясении вернуть себе и сохранить вплоть до XX века подавляющую часть владений предков. В 1808 году в руках представителей этой фамилии находились 20 деревень в Гюлистанском гаваре. В 1882 году число этих деревень сократилось до 18-ти, а к концу века различные представители этого рода владели 14 деревнями с более чем 40 тыс. десятинами земли. Как видим, несмотря на неуклонное уменьшение владений, потомки гюлистанских меликов на пороге XX века продолжали владеть большей частью вотчины предков.
Старшие отпрыски меликских родов по возвращении из Грузии последовательно утверждались ханом меликами, а после упразднения в 1822 году Карабахского ханства русское правительство назначало их управляющими вотчиной своих предков (наибами магала).
После возвращения из Грузии потомки двух братьев – мелика Беглара и мелика Абова постепенно отдалились друг от друга, и в конце концов род гюлистанских властителей распался на две самостоятельные ветви – Мелик- Бегларяны и Мелик-Овсепяны. Ветвь Мелик-Овсепянов (потомки Абова) получила свою родовую фамилию от имени отца Абова – мелика Овсепа. Что же касается родовой фамилии Мелик-Бегларянов (потомки Беглара), то Лалаян считает, что произошла она от имени брата Абова Беглара. Однако, как мы уже говорили, с этой фамилией в исторических свидетельствах упоминаются мелик Абов и его сын, представитель ветви Мелик-Овсепянов, Манас-бек. Иными словам, эта фамилия является производным не от имени брата Абова – Беглара, а от имени пращура Беглара и Абова, другого гюлистанского мелика – Беглара I. Вместе с тем, нельзя не отметить, что после смерти Беглара II фамилия Мелик-Бегларян стала общепринятой для его потомков. Никто из них не подписывался, скажем. Мелик-Фридонян или Мелик-Овсепян (по имени сына Фридона).
В первые годы после возвращеиия из Грузии потомки Беглара играли доминирующую роль по отношению к потомкам Абова, однако это положение они постепенно начали терять, и уже к середине века представители обеих ветвей окончательно уравнялись в правах. Помимо этих двух ветвей род Гюлистанских властителей дал по крайней мере еще два ответвления.
Ниже мы излагаем все доступные нам сведения о всех этих ответвлениях.
Потомки Беглара.
Обширные сведения о жизни детей и внуков мелика Беглара после возвращения их на родину содержатся в рапорте главнокомандующего в Грузии ген. Ермолова императору Александру I от 7 сентября 1824 года. Необходимость написания этого рапорта была продиктована следующими обстоятельствами: отпрыски ветви Беглара и его сына Фридона, затеяв между собой спор по разделу владений своих предков, обратились сначала к нему, а потом и в Карабахский провинциальный суд "с просьбою о разделе между ними движимого и недвижимого имения". Карабахский провинциальный суд, рассмотрев данную просьбу, постановил разделить оспариваемые имения между детьми Фридона Мелик-Бегларяна, отклонив претензии других потомков Беглара. Ермолов в своем рапорте докладывает об этом императору, прося у Александра соизволения передать в вечное и потомственное пользование детям Фридона закрепленные за ними решением суда имения, но, прежде чем испрашивать такое соизволение и доложить императору о решении суда, Ермолов довольно подробно излагает суть конфликта и приводит сведения из недавнего прошлого, безусловно, для того, чтобы показать историческую обоснованность прав потомков Фридона на владения своих предков.
В контексте данной работы самым ценным в этом рапорте являются именно приводимые Ермоловым исторические сведения, ибо они, помимо того, что дают четкое представление о событиях, последовавших за возвращением Фридона на родину, раскрывают перед нами генеалогию первых двух поколений ветви Беглара.
Итак, послушаем генерала Ермолова: "…по вступлении хана Карабахскаго в подданство В. И. В., Фридон Бегляров возвратился в Карабаг и, приобретя новаго последнего хана (имеется в виду Мекти-Кули. – авт.) расположение, достиг до возвращения себе прежнего достоинства мелика. С ним возвратился один только брат Саам (Бегир же остался в Грузии, где и умер, а Ага-бек отправился в Индию): но и тот, нанеся ему в скором времени смерть, в предположение наследовать по нем меликство, скрылся в Персию, где и умер не достигши цели своей. По смерти Фридона Беглярова осталось 6 малолетних сыновей; старшего из них Иосифа утвердил хан на место отца меликом…" Тут позволим себе прервать цитату и сделать несколько коротких ремарок. Упомянутый Ермоловым Багир также носил титул мелика, и, как известно, после смерти Абова русское правительство назначило его управлять болнисскими жителями. В одном из документов 1806 года Багир также упомянут с титулом мелика и вместе с меликом Абовом назван владельцем Гюлистана. Это более чем странно, ибо единственным, кто мог разделить с Абовов право именоваться владельцем Гюлистана, был здравствующий еще в 1806 году Фридон (Лалаян, побывавший на могиле Фридона в Ореке, приводит эпитафию, согласно которой Фридои умер 6 февраля 1808 года). Упомянутый Ермоловым другой брат Фридона, Агабек, в одном из документов 1811 года, написанном в индийском городе Мадрасе, называет себя «кнеаз Агабек Мелик-Беглреан». Это дает нам основание предполагать, что Агабек, подобно своему дяде, был причислен в ряд грузинских дворян. Не исключено, что этой чести были удостоены и другие дети Беглара.
Вернемся, однако, к рапорту Ермолова. Утвежденному на место отца Иосифу (или Овсепу) шушинский хан по талаге передал двадцать деревень в Гюлистанском гаваре. После нескольких лет управления Овсепом этим владением "…дядя его, Ага-бек, возвратись из Индии, стал претендовать на раздел онаго, как бы наеледственно принадлежащего ему с умершими братьями его, не в разделе бывшими. Вскоре потом возвратилось из Персии, после смерти Саама, семейство его, дочь которого Салты и сын Ной, как равно и дети Багир-бека Апов, Александр, Катевана, Амарнана и София, приступив к процессу дяди, произвели настоящую тяжбу". Мы уже говорили, чем закончилась эта тяжба. Судом единственными наследниками оспариваемых владений были признаны сыновья Фридона, которых Ермолов представляет следующим образом: подпоручик Иосиф, подпоручик Шамир, прапорщик Иван, Теймураз и Беглар. Если вы, заметили, изначально Ермолов говорил о шести, сыновьях Фридона, а наследниками его владения были признаны пятеро. Причина, неупоминания шестого сына Фридона в качестве наследника, возможно, заключается в следующем: по сведению Лалаяна, "мелик Фридон отправил своего сына Давита учиться в Эчмиадзин, откуда он вместе со своим, наставником епископом перебрался в Индию и остался там". То, что Фридон имел шесть сыновей и среди них сына по имени Давид, подтверждает и Раффи: "Мелик Фрейдун оставил шесть сыновей: Мелик Овсеп, Шамирхан, Давид, который перебрался в Индию, Талиш, Теймураз и Беглар III". Нетрудно заметить, что Раффи называет тех же оставшихся на родине сыновей Фридона, что и Ермолов в своем рапорте, за исключением Талиша. Это дает нам основание предположить, что упомянутый Ермоловым прапорщик Иван Мелик-Бегларян есть одно и то же лицо с упомянутым Раффи Талишом Мелик-Бегларяном. Старший сын Фридона – Овсеп, согласно пятигорскому исследователю Юрию Асадову, в хрониках 1826 года, упоминается с титулом князя и воинским званием "поручик 42-го Егерского полка". В том же 1826 году во время очередной персидско-русской войны с Овсепом пройзошел занятный случай, после которого он недолгое время был в опале за якобы имевшее место, сотрудничество его, джрабердского мелика Вани и митрополита Саргиса hАсан-Джалаляна с осадившим шушинскую крепость Аббас-Мирзой. Однако тщательное расследование показало, что обвинения в адрес армянских меликов и митрополита оказались беспочвенны и были сделаны, как пишет Потто, "по наветам недоброжелательных людей…" Овсеп, по-этому ложному обвинению арестованный и отправленный в Баку для дальнейшей пересылки в Сибирь, как пишет Лалаян, "вернулся, в Игирмидорт и был назначен правительством наибом этого магала”.
На этой должности, отмечает Лалаян, "он почти с меликскими правами правил своим народом до 1843 года, когда умер и был похоронен в родовой усыпальнице монастыря Орек".
Брат Овсепа – Шамир прославил свое имя отличной военной службой в русской армии. Вот, что о нем пишет в своем замечательном энциклопедическом справочнике "Армянские офицеры на царской службе" Юрий Асадов: "Мелик Бегляров Шаамир-хан Фридунович – генерал-майор, князь. Потомок старинного карабахского армянского княжеско-меликского рода. В 1821 году упоминался в хрониках в качестве начальника штаба Главнокомандующего Кавказской армией России генерала А.П. Ермолова (1772-1861) В 1826-1828 годах принимал участие в русско-персидской войне"
Генералом Ша[а]мир-хана называет и Ш. Мкртчан, добавляя, что он "был начальником штаба, русской армии Ермолова, а впоследствии – секретарем и переводчиком Грибоедова в Персии".
Сведения о наличии у Шамира, или Шамир-хана, чина генерала, возможно, не совсем соответствуют истине. На это нас наталкивает эпитафия с могилы Шамира, приводимая Кимом Каграманяном: "Полковник Шамирхан Фридонович Мелик-Бегларян из рода властительных меликов Гюлистана. Умер 30 августа 1850 года в возрасте 60 лет".
Согласно еще одной эпитафии, также приводимой Каграманяном, другой брат Овсепа – Теймураз также дослужился до чина полковника: "Полковник Теймураз Фридонович Мелик-Бегларян из знатного рода властительных меликов Гюлистана. Умер 18 марта 1878 года в возрасте 75 лет".
Умершего в 1843 году Овсепа, сменил его старший сын Фридон, прозванный Бёюк Ага (Великий господин). Этот отпрыск властительных князей Гюлистана поплатился жизнью за свою любвеобильность. "Он был убит, – пишет Лалаян, – неким Арутюном Григоряном, который сделал это, чтобы освободить свою жену из его когтей.
Его сын, – продолжает Лалаян, – Овсеп бек унаследовал родовые владения без каких либо меликских прав и ныне, как помещик, живет в селе Карачинар (напомним: Лалаян писал эти строки в 1899 году. – авт.)".
Помимо Овсепа Фридон оставил еще 3 сыновей: Арстам бека, Сергей бека, Алексан бека.
Раффи в 1882 году, путешествуя по Карабаху, на целую неделю остановился в Карачинаре и гостил у братьев Сергей бека и Алексан бека. Результатом той поездки Раффи стали не только "Меликства Хамсы", но и очерк (путевые заметки) "Два месяца в Агванке и Сюнике", где Раффи оставил немало лестных слов об отпрысках Мелик-Бегларянов вообще и о водимом им хозяйстве в частности.
Потомки мелика Беглара продолжали жить в Караничаре, ставшем после приезда Фридона из Грузии своеобразным центром Гюлистаиского гавара, вплоть до 50-х- 60-х годов XX века. Потом постепенно рассеялись по разным городам и весям Советского Союза. Последний их представитель в Карачинаре Датико умер в конце 60-х. Племянником этого Датико был известный футболист ереванского "Арарата" 60-х годов Константин Бегларян.
