полная версия

Марк Йерго
Хочу сны. Игра уравнителей

– А ты смоги! – Артур крепко шлёпнул брата по спине и тот вмиг вытянулся. – Ну, вот, видишь? Мы одинаковые, Витя! Если они бояться меня, значит должны бояться и тебя!

– Но как они будут меня бояться, если… – он запнулся.

– Если что?

– Ничего.

– Ты что, ссышь что ли? – Артур брезгливо сморщился.

Виктор едва не признался, что и впрямь обмочился, но вовремя понял, что именно имел в виду брат.

– Я боюсь, что они снова будут издеваться…

– Витя, – ожесточённо взмолился Артур. – Они точно будут издеваться над тобой, если не будешь давать сдачу. Ты никогда не даёшь сдачу.

– Неправда! – невольно вырвалось из уст. – Я могу дать сдачу!

– Ага, можешь дать им сдачу… Ту, которую мама тебе разрешила оставить на мороженое в прошлый раз. Помнишь, как ты отдал сдачу?

Витя стыдливо отвернулся от усмешек брата, а затем всё же сжал кулак и насупился, глядя на стройку.

– Ладно, – сказал он. – Я не хочу, чтобы они снова смеялись.

– То-то же, – Артур ободрительно кивнул. – Пошли.

Они шагали по каменистому пригорку, навстречу поднимающемуся ветру, треплющему их шевелюры и серо-жёлтую траву под тёмным грузным небом.

– А как же мы будем драться? – спросил Виктор. – У нас же…

– Что «у нас же»? – спросил Артур холодным тоном, каким говорил каждый раз, когда речь поднималась об их физическом недостатке.

– У нас мало рук, как мы будем драться?

– И одной рукой можно драться. Особенно если взять что потяжелее или поострее. И ногами можно, ноги сильнее рук! Это я тебе точно говорю… И кусаться – тоже можно! Так что не говори мне, что у нас мало рук… У нас их столько, сколько нужно! Я как-то раз один против двоих дрался, и победил.

– Но их там четверо, – Витя боязливо указал на приближающуюся вершину.

– Вот и хорошо, – Артур скривился в хищной однобокой ухмылке. – Значит, бой будет честный…

На вершине холма показались горы строительного мусора. Ветер тут был сильный и такой холодный, что Виктор снова ссутулился и умоляюще посмотрел на брата. Но тот только уверенно злобно улыбнулся и кивнул в сторону стоящих посреди пустыря бетонных плит, из-за которых доносились мальчишеские голоса и запах горелого пластика.

– Запомни, – зашептал Артур, когда они подкрались к плитам. – Пинай между ног, сильно. В борьбу не давайся. Не поворачивайся спиной ни к кому, а если кто-то схватит, представь, что если не вырвешься – помрёшь. Кусайся, бейся и, главное, ори.

– Орать? – удивился Виктор.

– Орать, – в кошачьих глазах брата мелькнула хитрость. – Иногда это всё, что нужно. Они ведь могут только ржать, а ты ори, как псих, и они так обосрутся… И вот ещё, – Артур поднял с земли кривой обломок кирпича и всучил его Вите.

Растерянный Виктор, лишённый дара речи, внимательно разглядывал неудобно лежащий в слабой руке кирпич, один из краёв которого был настолько острым, что им можно было запросто выколоть глаз или, что ещё хуже, пронзить шею, словом, сделать нечто непоправимое. Но не успел он возразить, как Артур подобрал с земли обломок арматуры и тихо засеменил к бетонному коробу, залитому изнутри оранжевым мерцанием костра. Витя взял кирпич удобнее и покрался за ним.

Возле костра стояли четверо, чьи тени вытягивались и ползли по плитам.

– Завтра вся школа будет знать, как мы с Витькой обошлись, – с нерешительным сожалением говорил один из мальчишек, палкой вороша в костре растекающийся по горящим веткам пластик, источающий едкий чёрный дым.

– И пусть знает, – гордо проговорил вожак, дырявящий землю своим копьём. – Надо было вообще заставить его сожрать эту крысу.

– За что мы так с ним вообще?

– А нефиг быть нюней, – вожак смачно хархнул.

Третий мальчик мелом писал на стене и ехидно загоготал, обернувшись через плечо к своему предводителю. Четвёртый, облегчающийся у противоположной стены, только улыбнулся и, когда началось мочеиспускание, он, деланно кряхтя от удовольствия, вскинул голову и тут же заткнулся, увидев вместо звёздного вечернего неба нечто иное. Он тут же отпустил свой «прибор», невольно шагая назад, и не заметил, как обмочил собственные ботинки.

– Н-н-ныт-т-я? – только и успел протянуть он.

На краю плиты сидел однорукий мальчик со злобным, залитым отблесками костра, увенчанным шрамами лицом. Через секунду однорукий сиганул вниз и обрушил металлический прут прямо на лоб писуна. Тот завопил, упал, обхватил руками рассечённый лоб, и свернулся калачиком.

Сидящий у костра подскочил, забыв палку в огне, и трусливо поднял руки на уровне груди.

– Артур, эй, Артур, ты чего? – трусливо взмолился он, узнав однорукого.

Но вожак тут же выступил навстречу Артуру и, оскалившись, принялся совершать неумелые, но решительные выпады с копьём. Лицо однорукого сменилось сосредоточенностью. Он ловко уворачивался от деревянного острия и сам пытался наносить удары арматурой.

– Чё стоите? – заверещал вожак. – Хватайте его!

Двое выскочили из-за его спины, набросились на однорукого с двух сторон и повалили на грязную траву. Артур рычал, пытался пинаться, кусаться, вырываться. Правый рукав куртки хрустнул и остался в руках одного из напуганных и всё ещё не осознающих происходящее мальчишек.

Вожак, громко пыхтя и раздувая красные щёки, подошёл к нему и занёс над его лицом тупой конец палки, но нечто больно и твёрдо ударило его между лопаток так, что физиономия его тут же стекла в горькое задыхающееся жалкое состояние. Он выронил копьё к ногам Артура, скривился вопросительным знаком, схватился руками за солнечное сплетение, не в силах протолкнуть воздух через сведённые судорогой лёгкие, медленно развернулся и, сквозь слёзы увидел всего грязного и чумазого Нытю с кирпичом в руках.

Двое других растерялись и, воспользовавшись моментом, Артур схватил одного за ухо, и потянул на себя так сильно, что тот заверещал, точно свинья огретая кнутом. Другого мальчишку он пнул ногой в челюсть, но удар смазался, и соперник неуклюже, но безболезненно повалился в траву.

Вожак продолжал смотреть на Нытю, и постепенно, сквозь слёзы, снова просачивалась ярость:

– Да я тебя…

Он, наконец, вздохнул и потянулся к Вите, но вновь замер как вкопанный, и всё вокруг, казалось, замерло вместе с ним, и даже огненный танец костра застыл, когда Витя широко раскрыл рот, зажмурился добела и заорал так долго и надрывно, словно испуская в конопатое лицо задиры всё то зло, что копилось в нём едва не с рождения.

Затем Витя занёс руку и обрушил кирпич на челюсть вожака. Голова задиры тут же покачнулась, как у болванчика, лицо отупело, и весь он бессознательно рухнул вбок.

Двое оставшихся в строю уже, казалось, не собирались сопротивляться. На больших невинных глазах их выступили мольба и слёзы. И всё же, Артур отпустил вражеское ухо, резво вскочил на ноги и, подобрав свою арматуру, принялся беспощадно лупить обоих по очереди, заливаясь истерическим смехом.

Витя стоял перед этим зрелищем, тяжело дышал, будто только что вынырнул из воды после долгого погружения, будто задышал впервые в жизни. Кирпич выпал из его руки. Ему хотелось остановить брата, который продолжал лупить обидчиков по ногам, по предплечьям, одного за другим, направо и налево, изгибаясь всем телом, но вместо этого сам присоединился. Уставший Артур отступил назад, давая волю брату, и Витя пинал обоих. Пинал жадно и долго, наслаждаясь их визгом, ласкающим слух.

Когда и Виктор выбился из сил, Артур выронил арматуру из до крови стёртой ладони и, чуть отдышавшись и дождавшись когда апофеозный скулёж хулиганов улягся, хрипло произнёс:

– Никогда больше, сосунки! – он неожиданно посмеялся почти безобидно, но произнёс с новой яростью и с не по возрасту торчащими желваками. – Больше никогда, слышите?

Через несколько минут вожак всё же пришёл в себя. Только челюсти его больше не смыкались, с губ стекали слюни и тёмная кровь, а глаза застилала пелена отсутствующего идиотизма. Все четверо хулиганов, хромая и поддерживая друг друга, убрались прочь с пустыря к залитому огнями микрорайону, оставив одноруких братьев под открытым небом у гаснущего костра. Подобрав в траве копьё вожака, Витя бросил его в огонь, раззадоривая прожорливое пламя.

– Вот видишь, – после долгого молчания с улыбкой заговорил Артур, чуть ёжась от холода и вытирая кровавую ладонь оторванным рукавом куртки. – А ты боялся.

Зелёные глаза брата, обращённые к огню, казались Виктору по-настоящему счастливыми.

– Я и сейчас боюсь, – спокойно признался Витя.

– А сейчас то чего?

– А вдруг мы кого-нибудь покалечили?

Артур захохотал и, глядя брату в глаза, демонстративно повертел крошечным бугорком, вместо плеча.

– Мы? Покалечить? Серьёзно? Представляешь, что маме скажут? «Ваши калеки покалечили наших детей».

Артур продолжал смеяться, но Виктор только краснел, зажимался внутрь себя и, всеми силами старался не видеть этого уродства.

– Эй, ну ты чего, снова, а? – заметив это, возмутился брат.

– Ты будто рад, что мы такие.

– Какие такие?

– Такие однорукие, ненормальные! – рассерженно выпалил Виктор.

– Мы абсолютно нормальные, – проворчал Артур.

– Да? А почему тогда мы можем вот только так?

– Как – так?

– Да вот так! – Виктор кивнул на лежащую у ног брата арматуру. – Почему, либо так, либо никак? Почему не можем просто… ну, чтобы без этого! Чтобы совсем без драки! Почему не можем, как все нормальные, если мы тоже нормальные?

– Да потому, что они – дураки. Безмозглые дураки, и всё! – Артур подался вперёд, так что всё его тело ушло назад, во тьму, и впереди осталось лишь детское серьёзное лицо. – И ещё они слабые. Поэтому они могут только толпой. А мы с тобой сильные, намного сильнее, чем они! И поэтому они пытаются сделать нас слабыми, чтобы самим казаться сильными, понимаешь?

Витя отчаянно помотал головой в разные стороны и честно признался, что не понимает. В глазах брата вспыхнула злость.

– Ну и дурак, значит! – он резко поднялся на ноги. – Всё, пошли домой! Мамаша, наверное, с ума сошла уже!

Виктор поднялся и зашагал следом.

– Я не хочу быть сильным, Артур, я хочу быть нормальным! Хочу, чтобы не нужно было драться и терпеть всё это!

– Я нормальнее человека, чем ты, в жизни не встречал! – на ходу раздражённо сказал Артур.

Это был первый и последний комплимент, которым Артур удостоил брата.

– Правда? – Виктор искренне удивился.

– Конечно! Ты самый нормальный из всех нормальных людей! И все нормальные люди иногда дерутся, если не хотят огрести. Это – нор-маль-но!

– А то, что нет руки? Это тоже нормально?

– Подумаешь! – Артур гордо хекнул. – У некоторых мозгов нет, они и то не расстраиваются, а ты из-за руки нюнишся! Нюня!

– И совсем неправда!

– Правда, нюнишься!

– И совсем я не нюнюсь!

Виктор разбежался и толкнул брата.

– Ах так?

Они сцепились посредине спуска, хохоча и хватая друг друга за одежду, толкаясь, пихаясь, точно две маленькие рыбы с подрезанными плавниками, способные вместе одолеть океан, но не способные никогда и ни при каких обстоятельствах одолеть друг друга.

* * *

Ньютон стоял в полуразрушенном коридоре дверей и пытался отыскать пустырь из воспоминаний Виктора. Он видел потоки серебристых нитей, пронизывающих бесчисленные расстояния мёртвой территории. Он слышал настороженный шёпот хранителей, и голоса призраков, окутавших лабиринты. Но он нигде не видел того места, на котором много лет назад всего лишь на несколько часов почувствовал себя всемогущим и непобедимым.

Измотавшись, он прервал поиск, припал на старый дощатый пол, и коридор дверей вновь обрёл прежний вид. Энергетические нити спрятались за штукатуркой, пылью и толщей обоев.

Возможно, он исправлял своё подсознание, так же, как это сделал я, подумал Ньютон, но затем внутренний голос – голос Виктора ответил ему: Нет, просто для него это не было таким важным, как для меня…

Ньютон сидел на полу, одиноко смотрел в тёмный бесконечный коридор, и тени лениво расползались прочь.

Глава 13. Орден Уравнителей

Дверь бункера распахнулась, и Гуру поприветствовал Ньютона усталой улыбкой:

– Ты всё же пришёл… Входи, – добавил учитель, чуть посторонившись.

Они сели за стол, друг напротив друга.

– Кажется, ты хочешь о чём-то сообщить, – без вопроса произнёс учитель.

– Да. Я выбираю третий путь, – в момент отчеканил Ньютон.

– Вот так сразу? – Гуру откинулся на спинку стула, и на его лице отразилось приятное удивление. – Никто ещё так быстро не соглашался на этот путь. По крайнее мере, никто его не выбирал, пока не узнавал, куда он ведёт, – учитель испытующе посмотрел на ученика. – Обычно все нормальные люди стремятся узнать, на что подписываются. Но если у тебя нет вопросов, тогда я задам парочку. Почему ты пришёл сюда, парень?

– Мне мало реальности, – решительно выпалил Ньютон. – Но и мира снов мне недостаточно.

Гуру кивнул, желая услышать продолжение.

– Я хочу познать пределы мира снов и увидеть, что за ними. Что находится там дальше, за двумя мирами.

Учитель внимательно разглядывал ученика, затем его лицо чуть скривилось, словно от неожиданной головной боли, и он спросил:

– А с чего ты так уверен, что кроме них есть что-то ещё? – в его голосе звучало отеческое предостережение. – Не боишься разочароваться, если ответ тебя не устроит? Если тебе придётся потратить жизнь на то, чтобы, в конце концов, убедиться, что там ничего нет?

– Не важно, каким будет ответ, – спокойно ответил Ньютон. – Важно, чтобы он был… Жить в неведении – вот чего я действительно не хочу. Если подумать, жизни сновидца и сноходца не очень-то отличаются… просто они – зрители, которые смотрят спектакль из зала, а мы те, кто участвует в постановке. Мы пишем сюжет, расставляем декорации, сидим в гримёрках, и всё же, мы, как и сновидцы, торчим всё в том же самом театре, что и они… А мне бы хотелось найти выход из него… Понимаете? Ведь если он есть, тогда… Может тогда…

– Больше не придётся сомневаться? – закончил за него Гуру, отчего в сердце Ньютона зажглась искра надежды. – Но почему ты решил, что я помогу тебе в этом? – с тоскливой ноткой в голосе спросил учитель.

– Я не рассчитываю, что вы станете помогать мне в этом, Гуру, – Ньютон отвёл взгляд и посмотрел на исписанные карты, висящие на стенах. – Но вы ведь не просто так меня тренировали, правда? Если уж вы сказали про третий путь, то, как минимум, я могу быть вам полезен, верно?

Гуру недолго помолчал, а затем со сдержанной теплотой в голосе произнёс:

– Аня была права на твой счёт…

При упоминании о девушке Ньютон невольно выпрямился.

– Она поверила в тебя, – продолжал учитель. – Поверила, что ты тот, кто нам нужен. И, как всегда, оказалась права. А теперь, прежде чем ты бросишься в омут с головой, я всё же расскажу тебе, что это за омут.

Ньютон поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее.

– Итак, третий путь – это путь уравнителя. А именно – служение в Ордене Уравнителей, основателем которого являюсь я.

Гуру указал пальцем на запонку на манжете пиджака: серебряный знак равенства в золотом ореоле.

– И чем занимается Орден? – спросил Ньютон.

– Всем тем, чего я учил вас с Хосе избегать, – лицо предводителя Ордена было абсолютно серьёзным. – И наша главная цель – соединить мир снов с реальностью.

– Что? – Ньютон не поверил собственным ушам.

Казалось, теперь то он точно проснётся, и всё произошедшее за последние полтора месяца окажется бредом.

– Соединить мир снов с реальностью. Воедино, – последнее слово Гуру выделил твёрдым тоном. – Это не так безумно, как звучит, если хорошо напрячь мозги и воображение.

Что же, я постараюсь, мысленно пообещал Ньютон сам себе. Гуру вышел из-за стола и вмиг оказался возле доски. В его руке возник кусочек мела.

– Есть два мира, – учитель провёл две параллельные линии. – Первый – мир снов, состоит из энергии сознаний. Второй – реальность, состоит из материи. Знаешь, какова взаимосвязь материи и сознания?

– Сознание предшествует материи? – предположил Ньютон.

– Верно! – Гуру оживлённо кивнул едва ли не всем телом. – Только не само сознание, а идея. С идеи начинается всё. Гляди, что происходит, – под длинным знаком «равно» Гуру изображал процесс. – У кого-то в голове появляется идея. Скажем, Ульям Уатт увидел во сне град из свинцовых шариков, и в реальности создал дробь для мушкета. Из идеи возникло нечто материальное. Выходит, материя – это «затвердевшая» форма сознания. То есть, если буквально, материя – это энергия сознания, перенесённая из мира снов в реальность.

– Кажется, я это понимаю, – задумчиво произнёс Ньютон.

– Прекрасно! Тогда идём дальше. Если возможно перенести энергию из сна в реальность, почему нельзя сделать обратного?

– Это аксиома, – секунду подумав, ответил Ньютон. – Возникновение материи – процесс необратимый. Можно лишь уничтожить её, разложив на атомы, но это не вернёт материю в прежнее состояние. То есть она не станет вновь частью чьего-то сознания, не станет вновь просто ИДЕЕЙ. Потому что…

– Потому что нет ничего обратимого, – помог закончить Гуру. – Мысль – это начало всего! Можно превратить идею в самолёт, но нельзя превратить самолёт в идею. Выходит, перенести материю в сон невозможно, – учитель сбавил темп. – Получается, путь идеи, от возникновения до воплощения – это и есть контакт двух миров. Вот только есть один недостаток такого контакта: этот путь настолько долгий, что энергия сознания затвердевает при переносе в реальность. И созданный самолёт больше не сможет стать ничем, кроме самолёта, как смог бы стать чем угодно в мире снов.

Гуру отложил мел и принялся не спеша вышагивать.

– Орден Уравнителей занимается изучением мира снов и, в первую очередь, изучением энергии, из которой это мир соткан. Фактически, всё, о чём мы говорили до этого, доказывает, что контакт двух миров не только возможен, но и является ключевым фактором в формировании реальности. Остаётся лишь найти способ более быстрого и прямого переноса энергии мира снов в реальность. Чтобы мысль на Земле моментально становилась материальной.

Гуру закончил говорить и, разжав кулак, которым до этого непрерывно жестикулировал, остановился и внимательно посмотрел на ученика. Ньютон нахмурился и опустил голову. Несколько долгих секунд он незаметно тряс ногой под столом, не решаясь задать вопрос, вертящийся на языке.

– А для чего всё это нужно? – всё же спросил он, не столько потому, что не мог придумать ответ сам, а сколько из желания услышать это из уст учителя.

– Когда ты пришёл сюда, Ньютон, то сказал очень хорошую фразу насчёт того, что тебе мало реальности, – глаза учителя проникновенно блеснули. – Попробуй объяснить, что это значит для тебя, и, возможно, ты сам всё поймёшь.

Ньютон собрался с мыслями и, положив руки на стол, заговорил:

– Просто всё в том мире чужое мне, понимаете? То, о чём говорят люди, то, как они живут, как одеваются, их планы, мечты – всё это мне кажется таким ненастоящим и пустым… – он помолчал. – И я чувствую это почти всю свою жизнь. Даже когда ещё не был сноходцем. Уже тогда мне казалось, что все вокруг будто спят или притворяются спящими… Иногда я думал, что это я ненормальный. Что не могу жить нормально, быть счастливым от всем понятных земных вещей… Но после пробуждения всё встало на свои места. И в то же время, стало намного сложнее. Но зато теперь я точно знаю, что моё место здесь, а не там. И если бы я мог, то остался бы здесь навсегда, – Ньютон помолчал, и в его следующих словах колыхнулась тихая жестокость. – У меня там нет ничего, чем бы я дорожил… У меня там нет ничего, кроме тела.

– Наши тела – наши клетки, – с моментальным сочувствием подхватил учитель, и тут же приободрился. – Но, кроме того, в них же наша суть.

В глазах Ньютона повис вопрос.

– Мы – искатели, Ньютон. Ты талантливый сноходец. Но, куда важнее, что ты – искатель. Если бы ты им не был, ты не выбрал бы третий путь и точно не вернулся бы сюда. Ты вполне мог выбрать путь беглеца, второй путь – жить в иллюзиях, в собственной сказке, но ты всё же искатель… А знаешь в чём разница между искателем и беглецом? В том, что беглец живёт ради себя и убегает ради себя. А искатель вечно стремится уйти прочь от всего мира, но лишь для того, чтобы отыскать нечто и принести это обратно людям, в дар! – Гуру выдержал паузу, и Ньютон, улавливая суть, невольно улыбнулся. – Галилей, Джоуль, Эйнштейн – все эти люди были искателями. И многих искателей при жизни обсмеяли и не приняли. Но если бы они сдались и стали беглецами, то человечество никогда бы не увидело их идей и осталось бы на прежней ступени развития.

Ньютон заворожённо глядел в пустоту, видя всех этих героев-изгоев. Гуру сел напротив и продолжил, перехватывая взгляд ученика:

– Сейчас другое время. Человечество в тупике. Человечеству нужны новые идеи и новые искатели. Все это чувствуют, просто мало кто осознаёт. А те, кто осознают, не видят направления, в котором следует двигаться… Возвращаясь к твоему вопросу: «Зачем всё это нужно?», – Гуру чуть сердито свёл брови и заговорил требовательным тоном, точно перед ним сидел не один ученик, а всё человечество. – Людям давно пора шагнуть на новую ступень эволюции. Давно пора понять, что необходимые для будущего знания находятся не в космосе, и не в недрах несчастной Земли. А здесь! – он ткнул себя указательным пальцем в лоб. – Внутри нас. В мире снов. Все необходимые ответы здесь, нужно только искать.

Гуру почесал бакенбарды тыльной стороной ладони и добавил:

– Реальный мир вовсе не ужасен сам по себе, Ньютон. Просто однажды людей лишили выбора, а теперь навязывают, что есть лишь один способ жить – потреблять. А чтобы жить лучше – нужно потреблять больше!

Широко открытые, обычно хладнокровные, угольно-чёрные глаза Гуру сверкали и, как казалось заворожённому Ньютону, всё же хранили потенциал небывалого горения. Учитель подошёл к доске и стал чертить схемы:

– А теперь представь, что у людей появилось нечто, вроде конструктора или пластилина. Из чего можно строить или лепить всё, что угодно. Представь, если то, что мы делаем в мире снов, станет доступно людям в реальности. Они смогут строить дома одной силой мысли! Телепортироваться! Представь мир, где людям не придётся больше бороться за пропитание. Не нужно будет подчиняться. Все будут равны. Энергия мира снов станет единственным необходимым для жизни ресурсом. И все будут обладать им в равной степени…

– Простите, – Ньютон подался вперёд. – Но если эта энергия станет подвластна всем, разве можно будет создавать из неё что-то надёжное и долговечное? Ведь если энергия будет подвластна всем, то кто-то построит дом, а кто-то шутки ради к вечеру этот же дом превратит в самолёт… Как же люди будут защищать свою собственность?

– В том-то и дело, Ньютон! В новом мире не будет собственности! А значит, человек не сможет что-то обрести или потерять. Он сможет пользоваться этой энергией, лишь пока живёт, но как только умрёт, всё, что он создал при жизни, вновь превратится в чистую энергию. В любом случае, – Гуру сдержанно усмехнулся. – Даже если кто-то превратит твой дом в самолёт и угонит его – какая разница? Ты сможешь создать ещё хоть десять таких же домов!

– Подождите, подождите, – Ньютон поднялся с места и принялся нервно ходить из стороны в сторону. – Но ведь от частого использования энергия мира снов твердеет и становится неподвластной сноходцам. Так? Выходит, это такой же ресурс, который с годами исчерпает свою функцию, если все шесть миллиардов станут ежедневно использовать её. Какая польза человечеству от ещё одного исчерпаемого ресурса?

– Ты не понимаешь, – Гуру наскоро стёр рукавом мел с доски и принялся изображать новую схему. – Смотри внимательно. Энергия мира снов неисчерпаема до тех пор, пока человечество плодится и видит сны. Когда рождается человек, он приносит в мир снов своё подсознание, полное энергии. Неважно кто он – сновидец или сноходец. В мире снов он всё равно пользуется энергией своего сознания. И, пока он жив, энергия эта хранится в его комнате и не застывает. А после смерти его комната открывается и энергия, которая там содержалась, становится частью общей территории. И лишь тогда эта самая энергия подвергается постепенному «изнашиванию».

– Выходит, – Ньютон подошёл к доске, заворожённо глядя на схему. – Выходит, это мы питаем мир снов!

– А взамен он даёт нам безграничные возможности, пока мы спим, – дополнил учитель. – Взаимовыгодный обмен. Если бы люди не плодились, мир снов давно бы превратился в такую же материю, как Земля, – Гуру тепло улыбнулся, видя понимание в глазах ученика. – Так что, – он прошёл к своему столу, сел и принялся что-то выискивать среди кипы бумаг и карт. – Можешь быть спокоен. Энергия мира снов неисчерпаема.

– И как же переправить её прямиком в реальность?

– Именно это мы и пытаемся выяснить, – Гуру взял какую-то записку, пробежался взглядом, и небрежно бросил на пол.

– Простите, Гуру, – Ньютон тоже сел за стол. – При всём уважении к вам, позвольте спросить. С чего вы вообще решили, что это возможно?

Учитель бросил на ученика оскорблённый и одновременно удивлённый взгляд.

– Я хочу сказать, – быстро ретировался Ньютон. – На свете ведь было полно других сноходцев. И никто не занимался этим вопросом до вас?

Гуру смягчился:

– А что ты скажешь насчёт ведьм Средневековья? – опрокинув тяжёлые руки на стол, он оставил поиски и чуть устало вгляделся в лицо ученика. – А насчёт колдунов, или великих языческих волхвов? Что думаешь насчёт Атлантиды? Что это всё – сказки?

Ньютон неуверенно пожал плечами.

– Раньше многие владели техникой переноса энергии из мира «духов» в реальность, – сказал Гуру. – Однако их считали прислужниками дьявола и истребляли. Хотя никакой магии и колдовства не было. Всего лишь эволюция. Увы, секреты техники переноса канули вместе с несчастными в безызвестность. А оставшиеся в живых так боялись смерти, что не передали знания потомкам и унесли их с собой в могилы. Поэтому такие сноходцы, как ты, Аня, Хосе или я – единичные экземпляры. У кого в генах остался врождённый дар к «чудесам». Однако теперь нам самим приходится заново всему учиться и до всего додумываться.

Учитель вновь принялся рыться в бумагах.

– Но, ведь овладеть техникой осознанного снохождения может любой человек, правильно? – спросил Ньютон.

– Правильно.

– Так почему же колдуны и ведьмы сдались, вместо того, чтобы открыть людям правду и научить их тому, что они умели сами?

Гуру усмехнулся:

– Думаешь, они сами понимали, как у них всё это получалось? Не забывай, те «колдуны» жили в век, когда даже элементарными знаниями владели только высшие сословия. Никто понятия не имел о таких вещах, как сон, разум, энергия, материя. Они просто делали что-то, сами не понимая как это выходит. И списывали всё на дар божий, либо на проклятие демонов.

– Но почему у них получалось пользоваться энергией мира снов в реальности, а у нас нет?

– А почему у людей в процессе эволюции исчез хвост? Или шерсть, клыки?

– Потому что они стали им не нужны.

– Именно. Так же с осознанным сном. Этот навык веками подавлялся обществом, и в наших генах осталась лишь крупица того, чем владели наши далёкие предки-колдуны. Нужно цепляться за эту крупицу – кроличью норку, ведущую в мир «магии». И расширять её, раскапывать глубже, возвращаться к корням, пока не поздно. Вот, нашёл.

У Гуру в руках оказались несколько бумажных листов с обожжёнными краям. Судя по виду и рукописному тексту, сшитые между собой страницы принадлежали старинному дневнику.

– Взгляни.

Ньютон взял листы. Они оказались намного тяжелее, чем можно было подумать. Всего десять страниц по ощущениям весили как «Война и Мир». Вещь принадлежала пустой территории – так подсказывал разум. Надписи были на неизвестном языке.

– Что думаешь? – спросил Гуру.

Ньютон не мог разобрать слов. Язык был настолько древний, что даже разум не находил перевода.

– Не могу перевести ни слова.

– Не обращай внимания на письмена. Что ты думаешь о самом предмете?

– Эти страницы из общей территории. Они часть какой-то старой энергии. «Тяжёлой» и почти затвердевшей, – Ньютон провёл руками по обожжённым краям и поднял взгляд на учителя. – Кому они принадлежали раньше?

– Одному из первых сноходцев, – Гуру понизил голос. – Его звали Биас. Это страницы его дневника. Это – часть его артефакта.

В глазах Ньютона застыл вопрос и учитель объяснил:

– У каждого человека в его комнате есть сердце подсознания. Или по-другому – артефакт. Этот предмет может быть чем угодно, но принцип его работы всегда одинаков. Он, как кассетная плёнка, записывает всё, что человек считает самым важным. Артефакт накапливает и сохраняет всё, чем жил и о чём мечтал его владелец. И, самое главное – в нём хранится опыт. Когда человек умирает, его артефакт никуда не исчезает, а остаётся в мире снов. Артефакты можно находить и «поглощать». Поглощая артефакт, можно перенять опыт его прошлого владельца, – Гуру пару секунд оценивающе смотрел на страницы, которые Ньютон бережно отложил. – В нашем деле артефакты – что-то вроде крошек Гензеля и Гретель, по которым мы пытаемся отыскать предков и знания. Сложность заключается в том, что порой сам владелец комнаты не знает, какой из предметов является его артефактом. А некоторые и вовсе не ведают о существовании таких вещей. Вот и выходит, что нам, искателям, приходится перерыть кучу хлама, прежде чем попадётся нужный артефакт, – Гуру, будто оправдываясь, развёл руками, указывая на беспорядок в бункере, а затем помрачнел лицом. – К тому же, ты не поймёшь, что это точно он, пока не прикоснёшься к нему.

– А где же остальные страницы? – спросил Ньютон, кивая на обожжённые листы.

– Пока что это всё, что мне удалось добыть, – ответил учитель и пристально взглянул на ученика. – Чтобы добыть оставшуюся часть, мне необходима помощь. Твоя помощь, Ньютон.

Ньютон застенчиво отвёл взгляд. Затем слегка улыбнулся и посмотрел на учителя.

– Значит, – заговорил он. – Соединить два мира, чтобы сделать реальность лучше?

– Да.

– Чтобы люди стали равны?

Учитель приблизился к нему:

– И чтобы таким, как ты и я больше не пришлось выбирать между двумя мирами. Чтобы больше не пришлось вести двойную жизнь, жертвуя теплом друзей, родных, или возможностью искать новые миры…

– А представьте, что случится, – неожиданно перебил учителя Ньютон. – Если все люди на Земле в одночасье почувствуют себя богами и начнут управлять энергией бездумно? Каждый сможет случайно воплотить в жизнь страхи, а дети принесут свои кошмары… Какой-нибудь президент захочет уничтожить Западное полушарие и устроит… Земля утонет в безумии…

– Не утонет, – уверенно ответил Гуру. – Во-первых, перед тем как управлять энергией сознания, человек должен пробудиться. Сам знаешь, таких самородков, как мы, считанные сотни на всей планете. Я и не рассчитываю, что мы увидим наш «рай земной» своими глазами. Наша задача – лишь придумать, как направить энергию мира снов на Землю и передать это знание приемникам. А уж они воспитают людей новой эры – поколение свободное от гнёта материи. А во-вторых, – учитель расслабленно откинулся на спинку стула. – Есть вероятность, что далеко не все люди сумеют освоиться в новом мире… Но им придётся постараться.