Марк Йерго
Хочу сны. Игра уравнителей
Глава 19. Воскрешение
На следующее утро Ньютон очнулся в тени дерева-гриба. В голубом небе сияло высокое солнце, прожигая редкие кляксы облаков.
Голова всё ещё гудела, но острая боль прошла. Он осторожно приподнялся и увидел Гуру. Одетый в защитные штаны и тёмно-зелёную футболку, учитель сидел на низком пне недалеко от погасшего костра. В руках его был перочинный нож и какой-то диковинный фрукт, похожий на синий ананас размером с ладонь.
– Как самочувствие? – с улыбкой поинтересовался учитель, счищая с фрукта кожуру.
– Пока не знаю, – Ньютон приподнялся ещё выше, и в висках заломило.
Он прищурился, но всё же сел на постели из спальника и покрывала, снова посмотрел на свою левую руку, которая так и не «вернулась».
– Это нормально, – заметив его смятение, спокойно произнёс Гуру. – Мы в Эдеме, и фокусы с тонкой энергией, как в мире снов, здесь невозможны. Разум воспринимает всё вокруг, как реальность, поэтому и тонкое тело принимает форму физического и ничего с этим пока не поделать.
Мог бы предупредить, негодующе подумал Ньютон. Последнее, чего ему хотелось, так это чтобы Аня или Хосе видели его в таком виде. Они то выглядели такими же, какими Ньютон привык их видеть в мире снов, уж Аня точно. На той башне она была вроде прежней… Гуру тоже почти не изменился. Разве что чуть сбавил в животе, и залысины над загорелым лбом стали заметнее.
– Голодный? – спросил учитель.
– Нет, тошнит.
– У тебя сотрясение, – Гуру отрезал ломтик с белой мякотью и закинул его в рот. – Но, раз уж очнулся, всё нормально. Через пару дней всё пройдёт.
Ньютон огляделся: их скромный лагерь расположился на опушке, окружённой хвойными деревьями и деревьями-грибами. Возле кострища, в пепле которого валялись пустые консервные банки, раскиданы четыре лежанки, на одной из которых и сидел с трудом приходящий в себя молодой сноходец.
Он обернулся, пытаясь отыскать Аню и Хосе, но заметил лишь пленника. Корвич лежал отдельно от остальных, сонно свернувшись на собственном плаще в тени лиственницы. Его руки были скованны наручниками.
Ньютон осторожно встал и, чуть пошатываясь и держась за раскалывающийся висок, подошёл к пленнику ближе и ужаснулся. Лицо пепельноволосого было изуродовано до неузнаваемости огромной фиолетовой гематомой от середины лба до кончика искривлённого, будто вдавленного носа. Сине-зелёная опухоль пожрала глаза. А от виска до щеки тянулся уродливый шрам, сочащийся жёлто-красной лимфой. Шрам стягивали швы настолько небрежные, что казалось, они разойдутся в любой момент, и голова несчастного развалится на неравные половинки, как помидор, лопнувший на жаре.
– Знаю, знаю, – пережёвывая сочный фрукт, произнёс Гуру. – Выглядит не очень аппетитно, но всё не так страшно.
– А откуда у него шрам, разве я…
– Нет, ты только его вырубил. Шрам он сам себе заработал, во время взрыва, я думаю. Скорее всего, располосовал об ограду балкона, пока падал.
Ньютон почувствовал, как не то от увиденного, не то от головокружения к горлу подкатила тошнота, и рот наполнился желчной слюной. Но он только судорожно сглотнул и спешно вернулся к своей лежанке. Чуть переведя дух, он вновь спросил, кивая на пленника:
– А кто они?
– Лига Весов, – ответил Гуру, хмуро посматривая на Корвича. – Точнее то, что от неё осталось, – перехватив вопросительный взгляд ученика, он прекратил терзать фрукт и стал рассказывать. – Давние враги Ордена. Фанатики, которые считают своим призванием поддерживать в мире снов энергетический баланс. Мешают искателям, вроде нас, делать своё дело. Они считают, что добыча и поглощение артефактов разрушают мир снов.
– Почти как хранители, – с иронией произнёс Ньютон.
– Хранители – это те, кем они становятся после смерти, – учитель перехватил ошеломлённый взгляд ученика и с улыбкой добавил. – Конечно, это чушь. Но члены Лиги верят, что особенно преданных последователей после смерти ждёт слияние с общим разумом хранителей.
– По-моему, так себе перспективы.
– Я же сказал: они – фанатики. У них одно на уме: мешать нам. Так что для них это было бы идеальным продолжением бытия.
Гуру несколько секунд просто сидел с несколько отрешённым видом, затем отрезал кусочек фрукта, закинул его в рот, неторопливо прожевал, и вновь заговорил:
– Лига Весов – давний враг Ордена. Вражда между нами пошла с тех пор, как старый глава Лиги узнал обо мне и о моих намерениях соединить два мира. Разумеется, с тех пор мы стали для них главной целью. И так началась война.
– Война, о которой вы рассказывали? – спросил Ньютон.
– Да, – Гуру понизил голос, легко и медленно срезая кожуру длиной спиралью. – Война в которой не оказалось победителя. Они лишили нас многих хороших искателей. Мы лишили их предводителя. Без него участники Лиги утратили веру и силу. «Весы» развалились. А это, – учитель небрежно кивнул на Корвича. – Жалкие отголоски безумия.
Ньютон пристально посмотрел на изуродованное лицо спящего пленника и внезапно почувствовал боль в собственной голове.
– Однако эти отголоски чуть-чуть нас не убили, – произнёс он, невольно щурясь от давления между бровей, и низко опустил голову.
Гуру улыбнулся:
– Повезло, что у Ани большой опыт в таких делах. Она догадалась спрятать свою часть артефакта, перед тем как идти к башне. Это дало время нам с Хосе, чтобы подготовить атаку.
– Вы знали, что будет засада? – спросил Ньютон.
– Я не был уверен в этом, – Гуру помолчал и уклончиво добавил. – Вернее, был почти уверен, что её не будет. Но я не исключал такой возможности.
– Почему же вы не предупредили нас? – Ньютон пристально посмотрел на учителя.
– Не хотел, чтобы вас терзали лишние тревоги и мысли, когда вы шли за артефактом. К тому же, если бы вы были в курсе, то могли бы выдать своё беспокойство и тогда они стали бы вести себя осторожнее и устроили засаду получше.
– Но почему тогда нам всем нельзя было просто встретиться в другом месте?
– Это было бы рискованно, – спокойным рассудительным тоном сказал Гуру. – Они могли бы напасть на след и атаковать в самый не выгодный для нас момент. Если есть риск нападения, лучше сделать всё возможное, чтобы напасть первыми.
Ньютон почувствовал горячее раздражение и злость на учителя, и внезапно вспылил:
– Значит, мы с Аней были приманкой?
– Тебя это очень задевает? – Гуру смерил ученика холодным взглядом.
Ньютон отвёл глаза в сторону и отрицательно качнул головой.
– Я понимаю тебя, если ты огорчён, – примирительно сказал Гуру. – Но если ты поиграешь с этой ситуацией в голове, то поймёшь: план был превосходный. Всё прошло как нельзя лучше, – он бросил синюю кожуру в пепелище костра. – Не считая того, что пришлось взрывать башню вместе с вами, разумеется, – добавил он, и Ньютону показалось, что учитель прочитал его мысли. – Это было слишком рискованно… Но зато благодаря тебе мы взяли в плен одного из них. Так что теперь на случай нападения у нас есть заложник.
– Вы знаете его? – спросил Ньютон.
– Знаю, что он из Лиги, – сухо ответил учитель.
– А мне показалось, вы с ним хорошо знакомы.
– Неужели? – в глазах Гуру появилась какая-то озорная заинтересованность. – Вы успели с ним побеседовать?
– Да не особо, – с трудом выдохнул Ньютон, затем осторожно, так чтобы не сотрясались мозги, лёг на бок и подложил под щёку исцарапанную ладонь. – Он только всё расспрашивал: «Где Гуру? Где артефакт?». Ещё сказал, что они долго сидели в засаде, – он замолчал, напрягая память, и вспомнив кое о чём, засомневался, прежде чем продолжить. – На самом деле они не выглядели такими уж опасными.
– М? – веки Гуру едва заметно напряглись.
– Меня больше беспокоила женщина, – Ньютон увидел в небе летящую белую птицу и вспомнил имя. – Ольга. Кажется, её не столько интересовал артефакт, сколько вы.
Глаза защипало от яркого света, всё стало размытым, и веки быстро сдались.
– Ты ещё не окреп, – тихо сказал Гуру. – Лучше набирайся сил. Впереди долгий путь.
Тьма болезненно пульсировала, и Ньютону показалось, что он сейчас отключится. Но в воспалённой памяти мелькнуло что-то, чего он, казалось, и не видел наяву: свет сквозь бурую пелену дыма, безвольно рухнувшее тело здоровяка, и силуэт наставника, нависший над ним в своём страшном могуществе. Его бросило в озноб.
– Гуру, а это правда, что мы сейчас в реальности?
– В западне, а не в реальности, – Гуру повернулся к Ньютону и снисходительно улыбнулся. – Это Эдем. Мы провалились сюда, как только вы с Аней отняли у хранителей артефакт. Но, вообще, сейчас это место для нас действительно идентично реальности.
– И если умереть, то…
– Умрёшь насовсем, – помог ему договорить учитель.
– А те люди…
– Мертвы.
Ньютон сглотнул.
– Вы убили их?
– Женщину я не трогал, она разбила голову при падении. Здоровяка мне пришлось убить, иначе он убил бы тебя.
Ньютон не мог открыть глаза и не видел учителя, но внезапно почувствовал незримую дистанцию, растущую между ними. Дистанцию размером с чёрную пропасть, затягивающую его всё глубже.
– Его звали Большой, – почти одними губами произнёс Ньютон, но учитель услышал.
– Не нужно жалеть их, Ньютон, – сказал Гуру. – Они были плохими людьми и кончили плохо. Тут нет ничего особенного. В реальности люди гибнут постоянно, и это называется статистикой. Просто представь, что к этой миллионной цифре добавились ещё две единицы. Двое уснули и не проснулись. Такое тоже бывает. И никто никогда не узнает, отчего, потому что того, что произошло вчера, в реальности не было.
– Как… не было? Но… я видел своими глазами…
– Ты видел сон, – голос учителя становился монотонным. – И в этом сне ты видел, как я убил человека. Тебе сейчас кажется, что и твои руки в крови, но это не так. Выбор был мой. Мы выберемся отсюда. И ты проснёшься. И там – всё окажется игрой воображения.
– Как я смогу думать, что это игра воображения? – Ньютон не понимал, говорит ли он вслух, или только размышляет. – Теперь… когда я буду идти по городу… Я буду думать, что где-то в постели лежит труп, о котором никто и не знает… Лежит себе… и никому нет дела…
– Труп негодяя, Ньютон. В реальности ты сочувствуешь негодяям? Убийцам? Ворам? Психопатам? – возникла тишина, и тон учителя смягчился. – Не занимайся самоедством. Лучше радуйся, что он, а не ты или кто-то из нас.
Внезапная лихорадочная дрожь охватила Ньютона. Не то от стыда, не то от того, что жгло изнутри.
– Простите, – сдался он. – Спасибо… что спасли меня. Я благодарен вам… Правда.
Гуру ничего не ответил. Только поднялся на ноги и, подобрав со своего лежака плед, подошёл к дрожащему ученику.
– Не за что, – он накрыл его до самого подбородка и почти беззвучно добавил. – Тебе спасибо, что не дал Аню в обиду.
Ньютон почувствовал на плече заботливую руку учителя.
– Отдыхай.
Он слышал сквозь собственное лихорадочное сопение отдаляющиеся шаги Гуру и мечтал о том, чтобы скорее проснуться, или уснуть и оказаться в своей библиотеке, подальше от разрывающей череп боли. И от жара. И подальше от этой улиточной деревни. И от всего остального.
Ньютона душили две вещи: благодарность к учителю и тошнотворное осознание чего-то непоправимого, какое остаётся, только когда видишь, как один человек лишает жизни другого. Хотелось смыть с себя это. Вот только Ньютон знал, что от подобного не отмыться. И отчего-то был уверен, что безвольно падающее тело Большого будет с ним до самой его смерти. И не важно, кем тот был и что собирался сделать. Важно, что Большой был намного сильнее и моложе Гуру, а тот разделался с ним, как с напрасно родившимся щенком.
Ньютон видел в бреду хладнокровные тёмно-карие глаза учителя, внушающие почтительный ужас и страх когда-нибудь оказаться на его пути. Сноходец жмурился, пытаясь зарыться от этого взгляда, но попадал прямиком в бездонные пасти хранителей.
Он бежал по песчаным коридорам, прочь от настигающей его гигантской копии Гуру, сметающей всё на своём пути. Он стоял на коленях перед Корвичем, рядом с Аней. Его одолевала животная ненависть к ней. Он сам хватал её за глотку, ногтями впивался в нежную кожу и сбрасывал с башни. А затем поднимал обратно, волоча за сломанные ноги, оставляя грязно-кровавый след на ступенях, и снова сбрасывал вниз. И ещё раз. И ещё. А Гуру стоял на площади рядом с Ольгой, из чьего пробитого черепа сочился мозг, и оба они восторженно аплодировали происходящему.
Трясло. Жгло от боли. Ньютон утопал в собственном поту. Перед глазами вспыхивали воспоминания, подправленные воспалённой фантазией. В одном из них силуэт Большого направил дуло автомата ему в лоб и всё же спустил курок.
Глава 20. Не то место
Ночью Ньютон проснулся от приступа сухой рвоты. Перевернулся на живот, попытался опорожниться, но из нутра вырвался только сухой кашель.
Аня оказалась рядом и дала ему попить. В чёрном небе мерцали звёзды.
– Пей, у тебя обезвоживание, – тихо говорила девушка, вливая ему в рот из алюминиевой кружки какой-то тёплый травяной отвар.
Утолив жажду, Ньютон взял Аню за руку и грубо отстранил от себя. Содержимое кружки слегка выплеснулось на одеяло.
– Лучше бы тебе выпить всё.
– Спасибо. Уже лучше, – сказал Ньютон вернувшимся голосом и утёрся рукавом штормовки.
– Я готовила этот отвар…
– Сказал же – достаточно, – раздражённо перебил он.
Лицо девушки вытянулось в удивлении. Но затем она только улыбнулась и свободной рукой потянулась к его лбу. Ньютон хотел ей помешать но, почувствовав нежное прикосновение, не смог. Как и не мог оторваться от успокаивающей ледяной синевы её глаз.
– Жар спал, – удовлетворённо сказала Аня и отняла руку.
Ньютон огляделся. У горящего костра, от которого веяло приятным теплом, сидел связанный Корвич и косо поглядывал на него одним глазом – второй всё ещё скрывала фиолетово-зелёная опухоль, разросшаяся от расквашенного носа до виска.
– А где Гуру и Хосе? – спросил Ньютон у Ани.
– Отошли по нужде, – без смущения ответила она и, увидев на лице Ньютона тупую сосредоточенность, засмеялась.
– По нужде? – с непониманием спросил он.
– Кое-кто всё ещё спит, не так ли?
– Что за шум?! – неожиданно раздался из-за кустов крик Хосе.
Малыш буквально выпрыгнул из зарослей, второпях застёгивая ширинку, и, увидев ожившего друга, расцвёл своей почти беззубой улыбкой.
– Человек-таран, ты проснулся! – радостно завопил он на весь лес и бросился к Ньютону с объятиями.
* * *
Гуру заявил, что «раз все пришли в себя и снова мобильны», с первыми лучами солнца нужно выдвигаться в путь – к окраинам локации, чтобы пересечь границу Эдема и вернуться на общую территорию мира снов.
Проспавший почти двое суток Ньютон вызвался дежурить на всю оставшуюся ночь. Все, особенно Аня, пришли в восторг.
Перед отбоем Гуру отвёл Ньютона в чащу недалеко от лагеря. В свете звёзд и двух белых лун гигантские грибы отливали изумрудным свечением. Лицо учителя в этом свете казалось похудевшим и каким-то постаревшим. Однако в его тёмных глаза таились прежние сила и уверенность.
– Ты точно в порядке? – спросил он.
– Да. Голова почти не болит. Я справлюсь с дежурством, не беспокойтесь.
– Уверен? Ты весь день пролежал в лихорадке и нёс такую несусветную чушь, что…
Гуру многозначительно посмотрел на Ньютона, и тот виновато улыбнулся:
– Надеюсь, я никого не обидел. Почти ничего не помню, да и вспоминать не хочу, если честно.
– Хорошо, – Гуру по-отечески подмигнул, глянул по сторонам и заговорил тише. – Я хотел предупредить насчёт Корвича. Будь с ним начеку. Язык у него подвешен что надо.
– Что надо?
– Он умеет убеждать. Он как крокодил – терпелив и хитёр, и при любой возможности попытается запудрить тебе мозги, вызвать сочувствие или что-нибудь в этом роде. Не верь ни единому его слову. Он ненавидит Орден и меня и сделает всё, чтобы настроить нас друг против друга. Понимаешь?
От этих слов Ньютон слегка напрягся, но понимающе кивнул. Учитель ещё раз настороженно огляделся, и, доверительно приблизившись к ученику, сказал:
– Корвич тоже был в Ордене когда-то. Но он здорово оплошал и предал нас. Я его прогнал. Поэтому, помимо фанатизма Лиги, он ещё жутко хочет отомстить лично мне и может попытаться сделать это через кого-нибудь из вас. Так что будет докучать болтовнёй – огрей дубиной. Не возбраняется.
* * *
Ньютон попробовал местные фрукты. На вкус они оказались кислее лимона и острее красного перца. Он отплевался под хохот Хосе и понял, почему никто, кроме Гуру не ел эти синие ананасы. Учитель же поглощал их с невозмутимым и даже непрошибаемым видом.
Когда все уснули, время стало тянуться. Ньютон подолгу ворошил угли в костре и часто подкидывал дрова. Несмотря на дневную жару, ночью в лес заползал холод пустыни, которая окружала временный приют сноходцев и тянулась вдаль на многие километры. Даже Гуру укрывался двумя одеялами, а теплолюбивый Хосе и вовсе не высовывал носа из спальника. А вот Аня спала крепко.
Ньютон разглядывал её чистое лицо, чуть скрытое растрепавшимися чёрными локонами. Отсветы костра плясали на её скулах. Брови смешно нахмурены, а чуть вытянутые губы уткнулись в сжатый кулачок. В таком виде девушка походила на маленькую девочку, которой снилось что-то крайне увлекательное. Ньютон улыбался, не понимая, как мог быть грубым и невежливым с этим милым созданием пару часов назад. К тому же её чудесный отвар в самом деле подействовал ободряюще.
Зашуршал грязный плащ Корвича. Ньютон напрягся и уставился в сторону пленника.
Корвич приподнялся с покрывала и поглядел на Ньютона сонным глазом, торчащим из-за красно-синих бугров.
– Извини, – дрожащим голосом прошептал он и плотнее закутался в плащ, насколько позволяли связанные руки. – Могу я п-п-одойти к огню? Очень х-х-олодно.
Его зубы стучали, а изо рта выходил пар.
Ньютон кивнул и, не сводя глаз с Корвича, сутуло крадущегося к костру, нащупал под штормовкой охотничий нож, выданный Гуру, и тут же подумал, что едва ли наберётся духу использовать оружие, даже если придётся. Но рукоять клинка, сжимаемая в руке, определённо наделяла его чувством превосходства и спокойствием.
С минуту они сидели рядом в напряжённой тишине, в которой даже костёр затрещал резче. Корвич выдыхал шумно с особым старанием, словно таким образом выгонял холод из тела.
– Прости, что угрожал тебе и девчонке, – отогревшись, тихо заговорил он, глядя в огонь. – Мне жаль, что до этого дошло.
Ньютон покосился на пленника. Изуродованный Корвич выглядел жалким. Теперь жизнь пепельноволосого была в руках не склонного к милосердию Гуру. При этой мысли Ньютон отпустил рукоять ножа и вдруг тоже захотел извиниться перед врагом за лицо и дать ему одеяло. Но, вспомнив слова Гуру, промолчал.
– Хочу, чтобы ты знал, – произнёс Корвич. – Мы бы не причинили вам вреда. Я погорячился, когда сказал… – он смолк, встретив внезапно жёсткий, как удар хлыста, взгляд Ньютона, и снова отвернулся к огню. – Впрочем, сам всё помнишь…
Они ещё долго сидели у жаркого пламени, прежде чем пленник вновь подал голос:
– Эй.
Ньютон снова встретил его неприветливым взглядом.
– Хочу, чтобы ты понял, – Корвич говорил тише и твёрже, чем прежде, и смотрел на Ньютона прямым серым взглядом. – Я не враг тебе. Мне с тобой делить нечего. Как и нечего было делить Ольге и Большому.
Пленник отвернулся к костру и опечалено склонил голову. Ньютон тоже невольно вспомнил их лица.
– Просто жаль, что мы встретились не в том месте и не при тех обстоятельствах, – с неподдельной грустью сказал Корвич и через минуту добавил. – Спасибо, что позволил погреться.
Он поднялся на ноги, вернулся к своему лежаку и отвернулся к темноте леса.
Глава 21. Эдем
Едва росинки на редкой траве окрасились бриллиантовым блеском рассвета, сноходцы собрали лагерь и двинулись в путь.
Гуру, нагруженный огромным рюкзаком с провизией, шёл первым. Аня с поклажей поменьше и половиной артефакта шагала за ним. Хосе был третьим и держал на привязи Корвича, навьюченного спальниками. Малыш периодически подёргивал за верёвку, обратный конец которой обвивал руки пленника хитрым узлом. Ньютон, вооружённый охотничьим ножом и суровым молчанием, об которое разбивались любые попытки Корвича заговорить, замыкал строй.
– Здесь действительно, как в реальности, – сказал Ньютон на первом привале, изнурённый длительным переходом через жаркую лесостепь.
– Ага, и время так тянется! О, мамма Мия! – поддержал его Хосе.
– Всё дело в восприятии, – объяснил Гуру уставшим, но по-прежнему менторским тоном. – В Эдеме время воспринимается иначе, чем в остальных областях мира снов. Здесь час один к одному с реальностью.
Пока остальные трапезничали, Ньютон промывал зудящий от пота шрам на лбу, обильно поливая его тёплой водой из фляжки.
– Что же это такое, маэстро! – вдруг возмутился Хосе, кусая галету. – Выходит, мы уже по-настоящему три дня не ели и не пили?
– А чем же ты сейчас занимаешься? – учитель слегка улыбнулся.
– Так это ж не по-настоящему, – Хосе изумлённо уставился на надкушенную галету.
– Сознание человека – вещь тонкая, – сказал Гуру и хотел продолжить, но Аня его перебила.
– Раз вы трапезничаете, господа, – заговорила она, бросая рюкзак у ближайшего дерева, похожего на карликовую ель. – Я немного вздремлю. Вы не возражаете?
Никто не возражал. Только Ньютон в очередной раз про себя удивился Аниной сонливости, обострившейся за эти дни. Девушка постелила свой плащ на землю и легла в жидкой тени ветвей, закрыв лицо платком.
– Так что там насчёт сознания, маэстро? – напомнил учителю малыш.
Гуру вскрыл три банки с кашей. Одну оставил себе, остальные протянул Корвичу и Хосе. Ньютон заранее отказался и обошёлся галетами – его всё ещё подташнивало.
– Дело в том, Хосе, – заговорил учитель. – Что сознание влияет на состояние организма в целом. Ты ешь сейчас этот кусочек пресного хлеба, но твоё физическое тело не получает углеводов. И всё же разум твой убеждён, что раз ты ешь, то и организм насыщается. И благодаря этому твоё физическое тело задействует резервные запасы жиров и углеводов, которые уже имеются в организме. Плюс ко всему стимуляторы, которые я вам прислал, вводят мозг в состояние, схожее с неглубокой комой. В этом состоянии и все физические процессы протекают в очень экономном режиме.
– Так сколько же у нас времени? – спросил Ньютон. – Прежде чем мы начнём медленно умирать от истощения?
– Зависит от особенностей организма. В среднем недели две-три, – невозмутимо ответил Гуру, пережёвывая холодную кашу, и, лишь заметив беспокойство на лицах учеников, оптимистичнее добавил. – Но мы доберёмся до границы Эдема намного раньше. Там мы воспользуемся колодцем – это такие очаги незатвердевшей энергии, бреши в границе локации, – и вернёмся домой.
Ньютон не совсем ясно представлял, как это всё будет выглядеть, но решил не допытываться. Его больше интересовало другое. Минут пять все сидели молча, стуча вилками и ложками в консервных банках. Затем Ньютон заметил высоко в небе парящего орла и спросил:
– А всё-таки, что такое – этот Эдем?
Неожиданно Корвич оказался проворнее своего бывшего учителя.
– Это то, что находится под общей территорией мира снов, – просипел пленник.
Глаза Хосе моментально вспыхнули, и он дёрнул бы за верёвку, если бы руки не были заняты едой.
– А ну молчи! – с набитым ртом приказал он пленнику, но неожиданно получил от Ньютона лёгкий пинок в носок ботинка. – Эй! Ты чего? – возмутился было малыш, но тут же хитро усмехнулся под сердитым взглядом друга и вернулся к обеду.
Гуру только искоса глянул на пленника, держащего в скованных руках надкусанную галету и пустую жестянку, и ничего не сказал.
– Эдем состоит из локаций, лишённых своих артефактов, – Корвич глядел на Ньютона уже почти двумя глазами – опухоль спала.
– То есть, Эдем разрастается каждый раз… – задумчиво заговорил Ньютон.
– Каждый раз, – продолжил за него пленник. – Как подобные вам приходят разорять локации. Вы воруете артефакты, а локации как-бы проваливаются под мир снов, в Эдем, и образуют новую реальность.
– Брехня, – вмешался всё-таки Гуру, плюнув кашей от возмущения и, утерев губы ладонью, добавил. – Это западня, а не новая реальность. Ещё одна ловушка мира снов. Чтобы авантюристы вроде нас сгинули здесь и больше не лезли, куда не нужно. Эдем – это никакая не реальность! Это всего лишь состояние крайне глубокого сна, из которого сложно выйти. И только!
Почти минуту никто не решался ввязываться в спор, как вдруг Корвич ехидно улыбнулся.
– Да неужели? – протянул он.
Гуру бросил на него недобрый взгляд.
– Тогда как ты объяснишь чувство голода? – нахальным тоном продолжил расспрашивать учителя бывший ученик. – Слабость, сонливость, боль? Как ты всё это объяснишь?
– Я уже объяснил, – ответил Гуру. – Обычная психосоматика. Разум верит – тело чувствует. И наоборот.
– Но почему фрукты на деревьях съедобные?
– Биас – создатель этого места, воображал их съедобными, – в голосе Гуру сквозило нетерпение. – Вот они и для нас съедобные.
– А как ты объяснишь это? – Корвич указал в небо, где всё ещё кружил одинокий орёл.
– Что именно? – нехотя взглянув на птицу, спросил Гуру.
– Они живые! Птицы, звери, деревья! По-твоему, они тоже проекции, созданные тем, кому принадлежало это место?
– Именно!
Ньютон с Хосе перебегали глазами с одного спорщика на другого.
– Тогда скажи, почему они имеют свою собственную волю? – не унимался Корвич. – Живут, охотятся?
– Да с чего ты взял, что у них есть воля? – вскипел Гуру.
– А с того, что после смерти человека все созданные им проекции одушевлённых существ исчезают вместе с ним! Тебе ли не знать! – серые глаза пленника блеснули странным воодушевлением. – Если мы всё ещё в мире снов, то есть в его «западне», как ты говоришь, тогда почему нас повсюду окружает жизнь?
– Да нет здесь никакой жизни! – Гуру окончательно рассвирепел и телом подался на Корвича. – Не неси ересь, идиот! Всё вокруг – иллюзия, чтобы мы никогда больше не проснулись! Птицы, звёзды, фрукты, – учитель замахал вилкой в разные стороны, отчего Хосе с опаской отпрянул от него. – Зверушки, ящерицы, гигантские грибы – всё просто очень искусная иллюзия, которая играет с нашим сознанием!
– Да? – Корвич скалился самоуверенной златозубой улыбкой. – Тогда зачем ты ешь? А? Ну, раз ты знаешь, что всё это иллюзия – попробуй не есть! И посмотрим, что с тобой станет через два-три дня.
– Я же сказал: психосоматика! Ты знаешь, что это такое, тупица?
– Знаю. Дешёвое словечко, которым…
– Просто это очень убедительная иллюзия! – не дал договорить ему Гуру. – Настолько убедительная, что даже зная об этом, мы не можем пересилить своё сознание, пока не найдём колодец и не почувствуем живую энергию мира снов.
– А смерть – это что тогда? Тоже иллюзия?
– Если убедить мозг в смерти, он отключится. А без мозга тело не живёт.
– Эх, Гуру, Гуру, – Корвич сокрушённо покачал головой. – Ты как сновидец – видишь то, во что веришь, но не веришь тому, что видишь. Циничный старик. Ищешь подоплёку там, где её и нет. И всему даёшь абы какое объяснение, лишь бы казаться учёным в глазах своих прихвостней.
От последних слов даже смуглый Хосе оскорблённо покраснел, как помидор, и едва не бросился на пленника с вилкой. Но Ньютон вновь остановил его.
Гуру недолго пилил взглядом Корвича, а затем, без обиды или гнева, а лишь с разочарованием, ответил:
– А ты, сопляк, как был бездарем, так им и остался, – он обмакнул галету в жир, размазанный по банке, и закинул в рот. – Я думал, ты чему-то научишься с годами, но нет. Бездарный и ленивый мальчишка, летающий в облаках… Уверен, будь я хоть трижды Гуру, перед смертью меня будет мучать вопрос: как ты вообще выжил в мире снов с таким легкомыслием?
Улыбка сошла с лица Корвича, и его взгляд, как и сиплый голос, неожиданно похолодел:
– Выжил, потому что вовремя перестал быть твоим прихвостнем. И потому что ты не успел принести меня в жертву, как остальных.
Гуру презрительно ухмыльнулся в один бок и, ничего не ответил, только стал активнее наполнять рот хлебными крошками.
Ньютону показалось, что на этом спор закончится. Но Корвич по-прежнему не отрывал от учителя злого взгляда, из-за которого стал похож на одичалого пса, готового к прыжку.
– Напомнить тебе, – произнёс он вдруг проницательным тоном, от которого челюсти учителя замерли. – Напомнить тебе, что ты сделал с Жаком и Бромом?
Неожиданно лицо Гуру ожесточилось. Внезапно учитель отбросил консервную банку в сторону и кинулся на пленника так стремительно и свирепо, что по случайности едва не зашиб Хосе. Он схватил Корвича за шиворот и рывком приподнял с камня. Галета и жестянка вывалились из связанных рук.
– И за каким чёртом я не прикончил тебя? – сквозь зубы выдавил Гуру прямо в лицо Корвичу.
Тот сморщился, закусал губы в беспомощной злобе, но глаз в сторону не отвёл.
– Будешь меня злить, – прошипел Гуру. – Сломаю ноги и оставлю здесь. Заодно проверишь, насколько это место реально!
Он рванул Корвича на себя и отпустил так резко, что тот упал лицом в грубый солончак и через секунду отчаянно взвыл. Гуру ушёл прочь собирать рюкзак.
Пленник возился в пыли, жмурился от жгучей боли, шипел сквозь слюни и покачивался взад-вперёд, не отводя рук от лица.
– Да ладно тебе, гринго, – принялся неумело, но с неожиданной искренностью утешать его Хосе. – Подумаешь – упал.
Ньютон продолжил жевать галету, но, увидев лицо Корвича, потерял всякий аппетит. На уродливый шрам, всё ещё сочащийся гноем и лимфой, налипла грязь, и сквозь эту буро-жёлтую корку струпьев проступили тёмно-красные капельки. Кровь сгущалась, стекала по лицу и окропляла истрескавшуюся землю. Хосе тоже поморщился и отложил недоеденный паёк.
Аня так и не проснулась от шума, пока Гуру не скомандовал «Подъём». Тогда девушка сонно потянулась и, увидев Корвича, озадаченно спросила:
– Вы чего? – она переводила взгляд с пленника на Гуру, собирающего рюкзак, и наоборот. – Гуру, у нас что, уже закончилась еда?
– Мы выдвигаемся, Анечка, – мягко ответил учитель, совсем на неё не глядя.
Аня ещё раз окинула всех взглядом и удручённо вздохнула:
– Мальчишки…
Когда все уже подготовились к движению, Аня всё ещё усердно смывала кроваво-гнойное месиво с лица Корвича водой и промачивала рану собственным маленьким полотенцем. Кожа вокруг шрама воспалилась. Теперь пленник молчал, но сбивчивое дыхание и выступивший на лбу пот выдавали нестерпимую боль.
– Обработать бы и перевязать, – сказала Аня и вопрошающе посмотрела на Гуру. – Иначе ему скоро придётся ампутировать голову.
Хосе, стоявший возле Ани и пристально следивший за процессом, сначала усмехнулся, но потом серьёзно посмотрел на Гуру:
– Маэстро, Аня права. Нельзя моему пленнику голову ампутировать.
Гуру сначала даже не посмотрел на них. Но потом всё же подошёл и молча протянул Ане походную аптечку из собственных припасов, таившихся в безразмерных карманах шинели.