полная версия

Марк Йерго
Хочу сны. Игра уравнителей

Глава 17. Новый враг

Придя в себя, Ньютон с трудом разжал побелевшие пальцы, чтобы переложить артефакт по внутренний карман куртки. Он потянулся свободной левой рукой к подбородку, чтобы расстегнуть молнию, но увидел вместо руки пустой свисающий рукав.

По взмокшему затылку пронёсся холодок. Колени ослабли. В единственной ладони кольнули невидимые иглы, и дневник упал на землю.

Ньютон сделал несколько глубоких вдохов, сдерживая рвотный позыв. В желудке тяжелела пустота. Он взялся за свободный левый рукав, зажмурился до звёздочек, открыл глаза, и ничего не изменилось. Затем проделал это ещё несколько раз, но руки по-прежнему не было. Он случайно раскусил внутренний краешек губы до самой настоящей боли и почувствовал на языке вкус крови. После чего он поднялся на ноги, оглядел пустошь и со злостью пнул могучую ножку исполинского фиолетового гриба, так что шляпка буквально плюнула в него облаком сухих спор, от которых Ньютон закашлялся и торопливо отошёл в сторону.

Затем он с минуту ходил из стороны в сторону, стиснув зубы, и глядел на равнину, на траву, на деревню и столб дыма над ней, только бы не видеть свисающий, как старая змеиная шкура, левый рукав.

В реальности. Но не здесь! – мысленно стонал от досады Ньютон. Теперь ему больше всего хотелось умыться ледяной водой и проснуться. Но воды поблизости не было. Только пыльный зной и пересохшее горло.

Вытерев нос и отряхнувшись, он поднял дневник, спрятал его в карман штормовки, закатал пустой рукав и отправился обратно в улиточную деревню.

Вернувшись к бурому, почти рассеявшемуся дыму, Ньютон заглянул в кратер, на месте которого совсем недавно находился дом с артефактом, но ничего не различил в его глубине и направился к башне.

* * *

На площади было тихо и пусто. Солнце припекало. Ни Ани, ни Гуру, ни Хосе Ньютон не наблюдал. На вершине башни тоже никто не показывался.

Он поднялся по ступеням, вошёл внутрь, в тень, и едва обрадовался облегчающей прохладе, как за спиной раздался звон цепей и скрежет механизмов. Ньютон обернулся, и перед ним громыхнули решётчатые ворота, выпущенные из каменного свода. Они вонзились в узкий ров, отрезав ему путь наружу. Сноходец схватился за железные прутья и прислонился к ним лицом.

– Кто здесь? – настороженно спросил он, стараясь увидеть, нет ли кого снаружи.

Но на площади не было ни души, только очередная соломенная крышка от корзины пошаркала к заброшенным жилищам.

Ньютон инстинктивно ощупал пояс и выругался. Он не имел ни ножа, как у Ани, ни клинка-ключа, как у Гуру. До этого момента ему в голову не приходило таскать нечто подобное в мире снов, где всё необходимое можно создать из «воздуха». Теперь же он этого не мог – локация провалилась в Эдем и энергия, некогда питавшая её, затвердела безвозвратно.

Он поднял лежащий в пыли булыжник. Камень оказался тяжёлым и холодным, как в реальности. Ньютон прикинул, что этим можно раз и навсегда проломить череп. От этих мыслей он вновь почувствовал собственную уязвимость.

Сноходец тихо поднялся по лестнице, крепко держа камень. На залитом дневным светом балконе он увидел Аню. Девушка стояла на коленях с заведёнными за спину руками. Она увидела его, но ни один мускул на её лице не дрогнул.

Ньютон ускорил шаг, забыв о бдительности, и, как только вышел на балкон, кто-то, притаившийся за стеной, грубо схватил его и просунул руки подмышки. Ньютон попытался сопротивляться, но неизвестный так сильно надавил ему обеими руками на затылок, что подбородок больно прижался к груди, а из горла вырвался лишь отчаянный рык. Камень выпал из руки.

Затем некто второй, вышедший с другого конца балкона, пнул сноходца под коленку, и Ньютон потерял равновесие. Но первый подхватил его за шкирку легко, словно котёнка, не давая упасть, и бросил рядом с Аней. После чего спросил громким басом:

– И что с этим делать?

– Да брось так, – небрежно ответил ему второй, более сиплым и высоким голосом.

Ньютон поднял взгляд и, всё ещё щурясь от ломоты в шее, увидел перед собой здоровенного бритоголового мужчину, облачённого в военный костюм и разгрузку. В руке здоровяка блеснули наручники, а в глазах, слишком маленьких и светлых для такого скуластого загорело лица, промелькнуло странное замешательство или, даже, стыдливость. Вояка отвёл взгляд от однорукого пленника, торопливо убирая стальные браслеты обратно за пояс, но с внушением произнёс:

– Без глупостей, парень, – голос здоровяка звучал уверенно, однако лицо его, поросшее рыжей щетиной и кустистыми бровями, не внушало должного страха.

Отдышавшись, Ньютон повернулся к Ане и тут же ослабил оскал. Девушка смотрела на него спокойным ясным взглядом. Она была в порядке. Только чуть растрепалась коса и испачкалось лицо. Ни ссадин, ни ушибов. Аня едва заметно улыбнулась одними уголками губ, но вдруг заметила пустой подвёрнутый рукав и ожоги на шее Ньютона, и мгновенно изменилась в лице.

Ньютона бросило в жар от её неприкрытого заворожённого любопытства, и он резко отвернулся, словно обжёгся, а затем впился тупым ненавидящим взглядом в здоровяка.

На плече вояки висел автомат, каких Ньютон не видел даже в школьных учебниках НВП. Затем из-за его спины вышел второй мужчина. Он был среднего телосложения, на вид чуть младше громилы – около тридцати. Прямые, пепельного цвета, засаленные волосы небрежно свисали на уши, грубо отрезанная чёлка едва не касалась бровей. На нём был свитер, джинсы и потёртый кожаный плащ, за которым виднелась портупея и рукоять пистолета.

Перехватив взгляд Ньютона, пепельноволосый обнажил золотые коронки в вежливой улыбке и скрыл оружие. Вид у незнакомца был почти такой же беззлобный, как у здоровяка, однако в серых глазах читалось радостное упоение превосходством над пленниками.

Через секунду из-за стены вышла высокая коренастая женщина с длинными белыми волосами и хмурым взрослым лицом. Полные губы были бесцветными и обветренными. Под далеко посаженными друг от друга глазами залегли глубокие тени. Из-за широких и острых скул, и потемневших впалых щёк женщина выглядела измождённой. Однако в руках она держала охотничье ружьё, а во взгляде горели нетерпимость и напряжение, которые заставили Ньютона беспокоиться сильнее, чем во время всего произошедшего до появления этой воительницы.

– Осмотрели? – глядя на пленника, низким грудным голосом бросила она товарищам.

– Ещё не успели, – ответил здоровяк.

Пепельноволосый, совсем не удостоив женщину вниманием, лишь молча присел перед Ньютоном на корточки и, посмотрев на него почти прозрачными глазами, спросил всё с той же обходительной улыбкой:

– Не против?

Ньютон промолчал. Пепельноволосый принялся обшаривать его, запустил руку в нагрудный карман, замер и довольно улыбнулся, обнажая золотые коронки. Дневник оказался в его руках.

– Это он? – озабоченно спросила женщина.

Мужчина вновь проигнорировал её, лишь поднялся на ноги и отступил от пленника.

Здоровяк подошёл к краю балкона и принялся патрулировать площадь.

Ньютон посмотрел на Аню. Она дышала спокойно и ровно, отрешённо глядя в пространство. Казалось, даже солнцепёк, от которого у Ньютона по лопаткам стекал пот, не причинял ей дискомфорта, не говоря уже о ситуации в целом.

– Эй, парень, – резко позвал его пепельноволосый. – Где остальное? – вполне дружелюбно поинтересовался он.

– Это всё, – хрипло от застрявшего в горле песка ответил Ньютон и с трудом проглотил слюну.

– Э… нет, парень, – пепельноволосый показал на разрез переплёта. – Видишь, тут, как будто бы чего-то не хватает. А вы как считаете, Ольга, Большой? – он обратился к женщине и громиле, а затем вновь взглянул на пленника. – Где остальные страницы, друг мой?

Ньютон не знал, что ответить, но смекнул, что Анина часть в их руки не попала.

– Понятия не имею, – почти с вызовом ответил он. – Было только это.

– Врёт, – сухо поставил диагноз здоровяка.

Пепельноволосый удручённо вздохнул и, бережно прижимая к груди артефакт, присел в тень у стены, напротив Ньютона.

– Как тебя звать? – спокойно спросил он.

– Какая вам разница?

– Вежливость, вот и всё. Знание имени собеседника способствует продуктивному диалогу. Меня зовут Корвич. Это – Ольга. И Большой.

– Оч приятно, – без эмоций вставил Большой.

– А как звать тебя? – вновь спросил Корвич Ньютона.

Внезапно Ньютону захотелось играть по правилам этих людей, только бы не навлечь гнев Ольги, которая всё напряжённо таращилась и потирала пальцем курок. И всё же он лишь нервно усмехнулся:

– Вежливость? – он кивнул на Аню. – А сковывать безоружных людей наручниками – тоже вежливость?

– Нет, – с неохотой, но вынужденно признал Корвич и поправил чёлку, обнажая изъеденный оспой лоб. – Всего лишь мера предосторожности, – он покосился на Аню с хитрой улыбкой. – Мы ведь знаем, с кем имеем дело…

– Значит, – Ньютон хмурил брови и старался смотреть в глаза Корвичу. – Вы также знаете, что мы без оружия.

Корвич шумно выдохнул и потёр горбатую переносицу неестественно узкого и длинного носа. Он оценивающе глядел на пленника, затем поднялся и, сунув часть дневника удивившейся Ольге, которой пришлось опустить ружьё, чтобы принять артефакт, вынул из кармана ключи от наручников и шагнул к пленникам.

Большой неодобрительно косился, пока пепельноволосый освобождал Аню, но ничего не сказал. Зато возмутилась Ольга.

– Ты что, серьёзно? – она дёрнулась вперёд.

– Парень прав, – спокойно ответил Корвич. – Они без оружия. Оковы ни к чему.

Браслеты лязгнули.

– Ты ещё будешь его слушать?! – на грубом лице Ольги пылала необъяснимая ярость.

– Девчонка и однорукий… Что они сделают?

– У неё был нож!

– Вот именно – был.

Аня почти не слышно облегчённо выдохнула и осторожно потёрла синяки на запястьях. Корвич спрятал наручники в карман плаща и вернулся к Ньютону.

– Ну так что, – заговорил он. – Теперь представишься?

– Самоучка, – небрежно бросил Ньютон.

Аня улыбнулась.

– Серьёзно? – Корвич гоготнул. – Самоучка? Это твоё имя?

– Прозвище, – съязвил Ньютон и кивнул в сторону здоровяка. – Большой – ведь тоже не фамилия, верно?

Большой одобрительно улыбнулся.

– Много болтает, и всё не по теме! – зло выдавила Ольга и в один шаг оказалась перед пленниками.

Она буквально всучила артефакт обратно Корвичу, с молниеносной скоростью подняла ружьё и замахнулась на Ньютона прикладом. Тот невольно зажмурился, готовясь к удару, но вместо хруста собственного черепа услышал голос Корвича.

– Эй, эй, эй! – пепельноволосый бросился к Ольге и лёгким толчком заставил её отступить. – Давайте не будем принимать опрометчивых решений, хорошо! – без вопроса, скорее с внушением сказал он ей.

– Издеваешься? – широкая грудь Ольги нервно вздымалась, глаза горели яростью волчицы, но на этот раз она двинулась на Корвича. – Ты на чьей вообще стороне, стервятник?

– На стороне Лиги, женщина.

Ольга и Корвич стояли напротив друг друга, и женщина смотрелась выше его на полголовы так что, казалось, без труда справилась бы с ним. На мгновение Ньютон решил, что они сейчас сцепятся. Но ярость в глазах беловолосой воительницы внезапно сменилась слезами. Однако она не заплакала, а только небрежно, совсем по-мужски, шмыгнула носом, покорно отвела взгляд в сторону и сдавленно проговорила:

– Ты обещал, Корвич.

– Я помню, – с лёгким раздражением ответил Корвич, но тут же смягчился и заговорил тише. – Обещал. И мы найдём его… Но Самоучка здесь ни при чём.

– Ни при чём? – Ольга возмущённо зашептала. – Разве ты не видишь, чью сторону он принял?

– Или сторона его приняла, – так же тихо ответил Корвич и перешёл на напряжённый шёпот, из которого различимы стали лишь отдельные слова. – … он не виноват. Так вышло… Мы не за местью здесь… Только Гуру. …ещё можно вернуть. Помнишь, владыка Абиас говорил…

Как Ньютон не старался, дальше он не слышал ничего, только видел, как бесцветные глаза Ольги совершенно пустели с каждым новым словом пепельноволосого вожака. Когда они закончили спор, женщина стояла с опущенной головой. Корвич отступил от неё и холодно приказал:

– Следи за периметром, Ольга.

Понурая женщина ещё несколько секунд оставалась недвижимой и смотрела прямо в глаза пленнику. От этого взгляда Ньютону больше не было страшно, а скорее душно и неуютно, и он со странным осознанием вспомнил, что похожим взглядом на него смотрела мать после смерти Артура. Взгляд, преисполненный болью, упрёком непонимания и помешательством.

Ольга перехватила ружьё удобнее и торопливо убралась к противоположной стороне балкона.

– Не держи на неё зла, – с дружелюбной улыбкой обратился Корвич к Ньютону. – Ольга и так нетерпелива, а мы, к тому же уже неделю торчим в этой пустыне. Всё поджидаем твоего учителя. Сам представь, каково нам, – он примирительно развёл руками и посмотрел на обоих пленников. – Ну так что? Скажите, где Гуру, и мы вас отпустим.

– Какой ещё Гуру? – спросил Ньютон.

– Можно я его немножко побью? – пробасил Большой.

Корвич криво усмехнулся, неудовлетворённо покачал головой и посмотрел на Ньютона – на этот раз без наигранной вежливости, а уставшим взглядом человека, имеющего великое терпение, но не безграничное.

– Послушай, Самоучка. Дурочка ты из себя строишь отменно. Но совет на будущее – не носи бирюльки у всех на виду.

Ньютон покосился на оберег, так и приколотый к груди, и его окатил стыд. Рядом раздался тихий Анин смешок.

– Мы знаем, что это за штука, – продолжил Корвич. – Знаем Гуру. Знаем, зачем вы здесь… Ещё мы точно знаем, что вы с подругой сюда пришли не одни. Но у неё нет второй части артефакта. Так что либо ты скажешь, где недостающие страницы, либо скажешь, где Гуру.

Ньютон состроил глубокую задумчивость и затем спросил:

– А если ничего не скажу?

– Не, ну он точно хочет, чтобы я его немножко размял, – здоровяк хрустнул могучей шеей.

– Если не скажешь, – заговорил Корвич. – Придётся звать Ольгу. Или поступим ещё проще: сбросим девчонку вниз.

Аня одарила пепельноволосого презрительным взглядом. Корвич же, словно не замечая её, смотрел исключительно в глаза Ньютона, в которых впервые за всё время блеснул настоящий страх.

– Высота тут небольшая, – лениво рассуждал Корвич с улыбкой. – Но сломать ноги хватит. Не скажешь после этого, поднимем её наверх и сбросим ещё раз. Затем ещё… И ещё… И будем повторять это, пока не расскажешь хоть что-то.

Взгляд мучителя помрачнел.

– Ничего вы не сможете сделать, – ответил Ньютон, чуть помолчав. – Попробуйте только тронуть нас, и мы проснёмся. И тогда мы с вами уже никогда не встретимся. И останетесь вы с носом.

– А ты и впрямь – самоучка, – сказал пепельноволосый. – Раньше Гуру лучше готовил своих рекрутов, перед тем как бросать в улей. Видимо, старик совсем отчаялся, – он обратился к Ане. – Будь добра, милая, просвети своего друга.

Аня заговорила ровно и бесстрастно:

– Когда артефакт покидает центр локации, вся энергия в локации затвердевает практически до состояния материи. Из-за этого локация проваливается в недра мира снов. В Эдем. И все, кто не успел проснуться, тоже проваливаются. Проснуться, находясь в Эдеме, невозможно никакими способами. Пока мы здесь, Эдем – наша реальность. И если кто-то сломает ноги, то это будет по-настоящему. Уровень погружения тут такой, что разум верит в происходящее, и все увечья, полученные здесь, отразятся и на нашем физическом теле в реальности.

– Спасибо, – поблагодарил её Корвич, и в его глазах промелькнуло восхищение. – Не только красивая, но ещё и покладистая…

– Ага. Ходячая энциклопедия, – добродушно добавил Большой.

Корвич взглянул на Ньютона, поникшего головой, и надменно спросил:

– Ну что, Самоучка, дошло наконец? Обойдёмся вежливым диалогом или как? Видят хранители, не хочется прибегать к крайним мерам. Никому из нас всех здесь присутствующих, не нужны жертвы. Просто скажи, где вторая часть артефакта или Гуру, и разойдёмся с миром.

Внезапно раздался оглушительный хлопок выстрела, от которого все вздрогнули, и с обратной стороны балкона донёсся крик Ольги:

– Гуру внизу!

Затем щелчок и ещё выстрел.

– Большой! Иди к ней! – скомандовал Корвич и вынул пистолет из кобуры.

Здоровяк послушался.

– Он уходит! – снова завопила женщина, перезаряжая ружьё. – У него …

Но не успела Ольга договорить, и не успел Большой сделать ни единого выстрела, как где-то у подножия башни громыхнуло, отдалось под ногами толчком, и платформа балкона в считанные секунды ухнула вниз сквозь дым, песок, вспышки выстрелов, короткие мутные крики – прямо в пыльную мглу.

Когда Ньютон открыл глаза, то не сразу сориентировался. В ушах звенело. Повсюду глухо гремело. Каменные глыбы осыпались на кладку площади.

Затем он увидел, как в солнечном луче, пробившемся сквозь дымную мглу, блеснул пистолет в руке Корвича. Ньютон вцепился в эту руку, будто ничего другого на свете не существовало. Оружие рыгнуло огнём. Где-то звякнул рикошет. Завоняло порохом. Затем Ньютон почувствовал удар на своём лице и лишь задней мыслью догнал, что это кулак Корвича. Боли он не почувствовал, только в голове зазвенело громче и надрывнее. Но через миг Ньютон понял, что каким-то чудом сидит прямо на лежащем Корвиче, не позволяя ему подняться. Когда перед глазами вновь блеснул пистолет, он вцепился в сопротивляющуюся руку врага и несколько раз ударил ею о твёрдую землю. Выбив оружие, он перехватил за горло скривившегося и покрасневшего от борьбы Корвича и что было сил, обрушился лбом ему между глаз, вкладывая в удар вес всего тела.

Ньютон зажмурился от боли. Не в силах поднять головы, он буквально сполз с обездвиженного противника.

Когда он с трудом вновь приоткрыл глаза, то сквозь красную муть различил над собой дуло автомата и силуэт Большого. Дуло было так близко, что Ньютон только вжался сам в себя, беспомощно закрылся ладонью, и через миг прогремел выстрел.

Но боль не прошла, а только усилилась до отупения. Ньютон опустил руку и увидел: безоружный Большой стоял перед ним на коленях, согнувшись и в панике хватаясь за живот, в попытке нащупать источник боли. И вдруг, в проблеске света, за его спиной возник высокий тёмный силуэт. Это был Гуру.

Учитель отбросил свой старый однозарядный мушкет и легко обхватил широкую шею Большого крепкими руками, куда более смертоносными, чем любое оружие. Большой сопротивлялся. Ньютон не видел его лица, голова была запрокинута, но отчётливо видел его руки. Опухшие, полные вздутых вен, блестящие от крови и пота, они цеплялись за жизнь, стараясь нащупать что-то надёжное, что-то, чем можно было бы защититься от мёртвой хватки Гуру, но вскоре сдались и упали плетьми.

Учитель отпустил бездыханное тело, и оно рухнуло в пыль, точно мешок с глиной.

Что-то горячо запульсировало во лбу Ньютона. Глаза зажгло. Зрачки закатились назад, во тьму, в которую сноходец тут же провалился и сам.

Глава 18. Ночь

Ужасная давящая боль над бровями…

…как будто кто-то попрыгал по голове, а затем сбросил на лоб чугунную гирю.

Веки тугие, как старые пружины, совсем не поддаются. Закатившиеся глаза точно заклинило. Ньютон с трудом заставил зрение сфокусироваться, на секунду увидел звёздное небо и вновь отключился.

* * *

Приступ жажды вызвал второе пробуждение. Горло словно обработали наждачкой. Голос пропал. Веки по-прежнему почти не поддавались. Всё, что Ньютон смог сделать, это поднять руку и замычать. Но его словно не слышали. От внезапного страха беспомощности он замычал громче, затрясся в истерике, ограниченной жалкими покачиваниями тела.

Лишь когда губ коснулось влажное металлическое горлышко фляги, Ньютон сделал осторожный глоток и успокоился. Прохладная вода скользнула по глотке и пищеводу, приглушая боль.

Он приоткрыл глаза и увидел над собой чьё-то лицо, по которому непрерывно плясали тени и световые оранжевые зайчики.

– Ещё, – попросил он.

Горлышко вновь коснулось губ, и он сделал ещё несколько жадных глотков. Ньютон ещё какое-то время смотрел на молчаливый силуэт, сидящий над ним, пытаясь узнать знакомые черты лица.

Но накатила усталость, и он снова сомкнул воспалённые веки. И лишь когда кончик косички случайно коснулся его щеки, Ньютон понял, что это была Аня.

* * *

– Похоже, у него сотрясение, – зазвучал голос Гуру. – И не слабое… Что ж, пусть отдыхает.

– Это займёт время, – сказала Аня.

– Значит, будет время поболтать с нашим пленником. Если конечно он придёт в себя… Здорово Ньютон его, а? – учитель глухо усмехнулся. – Не ожидал я от него такой прыти…

– Изумительно. Просто замечательно! – Аня иронизировала. – Теперь они держат нас здесь, как два якоря, а время идёт.

– Ничего страшного, Анечка. Время всегда куда-нибудь да идёт… – учитель задумчиво помолчал и заговорил вновь. – Провизии хватит. Недели на две точно хватит. В крайнем случае, съедим Корвича… или Хосе.

– Меня?! – возмутился малыш.

– Шучу, – мягко ответил Гуру. – И вообще подслушивать не хорошо. Лучше спи, пока есть возможность.

– Уснёшь тут с вами, – пожаловался Хосе и через несколько минут блаженно захрапел.

Тишина. Треск костра. Сверчок где-то во тьме. Кто-то лениво ворошит палкой костёр.

– И всё же Ньютон не перестаёт меня удивлять, – снова заговорил Гуру через какое-то время. – Хоть я и считал его раньше бездарем, а храбрости и отчаяния ему не занимать…

– Ты всех считаешь бездарями, – тихо отозвалась Аня.

– Не правда. Просто сначала он мне казался зашуганным парнем, который залез в мир снов только от скуки, – учитель задумчиво хмыкнул. – За неимением виртуальной реальности, которую пока не изобрели. И хорошо, наверное, что пока не изобрели… Помяни моё слово, Анечка, как только людей привяжут к компьютерам, никому не станет дела до мира снов, и мы останемся последними в клубе отчаянных мечтателей. Только если мы этому не помешаем, конечно… Если же ничего не выйдет… кто знает, куда нас заведёт эволюция и технологии. Может люди вообще перестанут видеть сны…

– С чего тебя вдруг потянуло на поболтать?

– Возраст, Анечка, – Гуру глубоко вздохнул. – Возраст делает людей сентиментальными.

– Слушай, а сколько тебе в реальности? – вдруг заинтересовалась Аня.

– Пятьдесят четыре.

– А если считать по времени, проведённому в мире снов?

– Ну… если бы я не просыпался совсем, то мне было бы лет сто пятьдесят – двести.

Повисла долгая уютная тишина. Ньютон начал засыпать, но вновь раздавшийся голос Гуру взбодрил его:

– Мне всегда было интересно, какой срок жизни у человеческого сознания… Срок годности тела лет семьдесят, в среднем. Но вот сознание – оно ведь не стареет. Оно вообще может не меняться с самого детства. А если оно не стареет само по себе, то и умереть не может…

– Да неужели?

– О да… Если бы только сознание не было связано с мозгом. Мозг изнашивается и умирает, и с ним гаснет сознание, – Гуру помолчал. – Как-то раз мне попался артефакт одного безумца, который считал, что лучше прожить пятьсот лет во сне, чем сто в реальности. Он был богат и завещал своим слугам следить за его телом, пока он будет в мире снов. Делать массаж, чтобы поддерживать мышцы в тонусе, обеспечивать организм всем необходимым через капельницы. В общем, средства у него на это были…

– Действительно, сумасшедший, – Аня скучающе зевнула. – Прости. Ну, так и что с ним стало?

– Из пятисот запланированных лет, он прожил во сне девяносто шесть и умер. В реальности ему было всего лишь тридцать с небольшим.

– Так себе сказка на ночь.

– Да… грустная история. Бедняга не учёл, что в состоянии осознанного снохождения мозг изнашивается быстрее, чем у обычных людей.

– Раз уж тебе не спится, – произнесла Аня, после долгой паузы. – Подежуришь? А я посплю.

– Конечно, – ответил Гуру. – Отдыхай.

Где-то совсем рядом с собой Ньютон услышал шорох брезента и хруст молнии спального мешка.

– Гуру, – теперь голос Ани прозвучал ближе.

– М?

– Что ты рассказал обо мне Ньютону?

Гуру молчал.

– Когда он пришёл ко мне в последний раз, – продолжала девушка. – То сказал: «Ты бездарно тратишь свой талант». И ещё что-то про путь, с которого я сбилась. Так что ты ему наговорил обо мне?

Гуру тихо вздохнул:

– Я ведь не думал, что после нашего разговора он пойдёт прямиком к тебе, – в голосе учителя звучало искреннее сожаление и улыбка. – И тем более не думал, что он сдаст меня, старого дурака. Так что прости наши сплетни. Это всё опять моя сентиментальность.

– Да я не злюсь, – тихо сказала Аня. – Просто любопытно, что конкретно ты ему сказал.

– Да то же, что и тебе говорил не раз. Что в тебе больше потенциала, чем у всех, кого я когда-либо учил. Сказал, что ты разуверилась в Ордене и теперь пытаешься найти свой путь, – раздался треск сухих ветвей, подброшенных в костёр. – И ещё, кажется, что ты всё ещё винишь меня в том, что случилось с остальными.

Оба они замолчали. Только щёлкал хворост в костре, и сладко пахло дымом и хвоей.

– Я тебя не виню, – сухо произнесла Аня.

– Правда? – спросил Гуру.

– Правда. Раньше винила. Теперь не виню.

– Значит, отныне я буду спать спокойнее…

– Но я по-прежнему не хочу, чтобы ты втягивал меня в свои дела, – решительнее сказала Аня. – Ты знаешь, что я пошла сюда только ради него. Но когда мы выберемся отсюда, я не хочу чтобы ты снова вытаскивал меня из комнаты. Не хочу слышать об Ордене. И чтобы Ньютон ко мне приходил – я тоже не хочу.

Гуру ворошил трескучие угли.

– Ты меня понимаешь?

– Да, Анечка, я тебя понимаю, – учитель молчал. – Вот только…

– Только что? – напряжённо протянула Аня.

– Будет лучше, если ты сама ему об этом сообщишь. Когда выберемся, разумеется.

– С чего это? – Анин возмущённый шёпот едва не сорвался. – Я просто хотела и хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое. Но ты втянул меня в это! Заварил кашу, тебе и ложку в руки! Сам объясни Ньютону, что к чему, и не делай меня крайней.

– Может, я и втянул тебя в этот поход, – хмуро подметил учитель. – Но не я позволил Ньютону войти в твою комнату.

– Я сделала это ради тебя! То есть, чтобы ты, наконец, отстал от меня!

– Правда? – в ровном голосе Гуру прозвучало сомнение. – А мне казалось, ты хотела с ним подружиться.

– Что за нелепица? – Аня зашуршала спальником, устраиваясь удобнее. А затем спокойнее спросила. – Зачем мне это?

– Может, за тем же, зачем и он хочет стать твоим другом, – предположил Гуру. – От страха перед одиночеством? Он так же одинок, как ты. У него ведь нет никого, кроме нас, Ордена и… тебя.

– У него есть реальность, – сказала Аня.

– У всех нас есть реальность. Однако мы здесь, на дне мира снов. Какой толк от реальности, где нас окружают десятки, сотни и тысячи людей каждый день? Чувствуем ли мы от этого себя лучше? Друзья и родные – циники. Для них мы – сумасшедшие. Все остальные – материалисты, для которых смятые купюры реальнее и ценнее, чем все чудеса Вселенной. Чудеса, которые они видят по ночам и упорно отрицают их существование… – Гуру помолчал. – Мы – изгнанники в реальности. Пусть там и люди, но человечного в них нет ничего. Они не задают вопросы, не ищут. Мясные машины, которые только едят, плодятся и делают это в автономном режиме. Реальность пережевала и выплюнула нас, – учитель переломил толстый прут и бросил его в огонь. – Если бы Ньютон был счастлив в реальности, или не был бы одинок, думаешь, он стал бы тем, кем стал теперь? Стал бы искателем, как мы? – Аня не отвечала, и Гуру тихо продолжал. – Думаешь, он бы вошёл в открытую тобой дверь? Тебе ли не знать, Анечка, что иногда жить во сне – это единственный способ жить…

– Не сравнивай! – неожиданно громко прошипела Аня, так что Ньютон вздрогнул и едва не открыл глаза. – И не пытайся заставить меня думать, что мы с ним похожи! Это ни черта не так!

Где-то по ту сторону костра кто-то застонал.

– Тише! – прошептал Гуру и стон усилился. – Ну вот, разбудила бедолагу.

– А не наплевать ли? – тихо, но уже в голос спросила Аня.

– Даже к врагам можно относиться с сочувствием.

– С сочувствием? Да ты же хотел его сожрать пять минут назад!

Пленник продолжал стонать.

– Эй… Чего он воет? – раздался сонный голос Хосе.

– Мы ещё договорим об этом позже! – рассерженно прошипела Аня Гуру и вновь усердно зашуршала, зарываясь в спальный мешок.

– О чём договорим? – с прежним непониманием спросил Хосе. – Эй?

– Спи, – коротко шикнул ему Гуру, поднимаясь на ноги, и зашагал к стонущему пленнику.