Грета Раш
Три подруги и разбитое зеркало
Глава 34
Я создала её такой.
Она – то наследие, которое я собиралась оставить после себя. Вместо себя. Она – мой мемориал.
А всё началось с истории…
С истории, которую все слышали.
Мне её рассказала бабушка, когда я была еще совсем маленькой. Кто-то в неё верил, а кто-то – нет. Но те, кто верили – именно они позволяли Чуме существовать.
Щелкая спицами под неразборчивое бормотания телевизора, бабуля поведала мне легенду о народном мстителе от мира магии. Он стал воплощением справедливости, праведного гнева и независимого правосудия. Он – это отклик на молитвы всех тех, кто жаждал отмщения, но не мог добиться его собственными силами. Кто не мог защитить себя сам или не верил в возможность этой защиты.
Первые упоминания о Чуме появились еще в давние времена, когда не было на этом свете ни бабушки, ни бабушки моей бабушки. Слухи о некоем карателе возникали то тут, то там. Они следовали по пятам за смертью, которая ассоциировалась с тем, кто взялся утолять чужую боль. Даже сложилось поверье: если где-то появился символ знаменитого убийцы – ищи рядом труп. Людей он никогда не трогал, из чего магическое сообщество сделало вывод, что Чума человеком не был и охотился только на себе подобных.
У мстителя имелись принципы, очень скудные, но имелись. И приходил он за теми, кто по его мнению, эти принципы нарушил. Любой, кто перешел черту мог стать следующей целью Чумы. Мститель возникал, будто из ниоткуда, вершил свой суд и исчезал, не оставив никаких следов.
В какой-то момент вокруг личности Чумы сконцентрировалось столько домыслов, что слившись воедино, они породили нечто безразмерно ужасное, чему не было ни объяснений, ни оправданий.
Легенды о нем передавались из уст в уста, на каждом этапе обрастая всё новыми и новыми жуткими подробностями. Лично мне ярче всего запомнилась история о банде оборотней. Звучала она так: однажды Чума поймал насильника-вервольфа и удерживая в неволе больше месяца, каждый день отрезал ему гениталии, заставляя из ночи в ночь обращаться и отращивать отрезанное вновь. Пытка повторялась до тех пор, пока оборотень не признался, что насиловал не единожды и не один, а в компании высокопоставленных товарищей. Какой была судьба его дружков после того, как их имена стали известны Чуме – неизвестно, но больше их никто не видел. Они по очереди пропали без следа, один за другим. Бесследно испарился и сдавший своих подельников оборотень, когда Чума с ним закончил.
– Думаешь, мститель действительно существует? – испуганно вжимаясь в кресло, пискнула десятилетняя я, глядя на бабушку, чье лицо, склоненное к груди, скрадывал полумрак, а мягкий свет зажженной позади неё свечи очерчивал силуэт, создавая контраст.
– Он существует потому что есть те, кто в нем нуждается, – в её ответе я услышала мягкую таинственную улыбку, от которой почему-то побежали мурашки по коже и задрожали мышцы.
Бабушка была очень доброй, в этом я никогда не сомневалась, но лишь спустя года поняла, что доброта порой способна приобретать неожиданные формы.
– То есть, мститель был нужен, и поэтому он пришел? – я прижала к себе плюшевого медведя, голова которого была больше моей.
– Мстителя породила народная молва, а потом просто кто-то решил примерить его роль на себя. Так и началась история о Чуме. И в разное время за этим именем скрывались другие имена.
– Но почему именно Чума? – никак не могла успокоиться я.
– Чума – это нечто абсолютное, – поправляя клубок, в котором запуталась нитка, ответила бабушка и продолжила орудовать спицами. – Олицетворение мора, гибели. Что-то, что говорит о неимоверном ужасе, о наказании, от которого не сбежать и не скрыться. Давным-давно, в середине пятнадцатого века, когда болезнь, прозванная «Черной смертью» по Великому шелковому пути пришла в Европу, как косой выкашивая целые народы, летописец из Флоренции Джованни Виллани, описывая в своих исторических хрониках обрушившуюся на его город болезнь, написал в рукописи незаконченное предложение: «Чума продлилась до…». И оставил пропуск для даты, который так и не заполнили. Автор умер. Но в этом незаконченном предложении заключен главный смысл. Чума всеобъемлюща и не конечна.
«Всеобъемлюща и не конечна, – повторила я тогда про себя. – То есть, вечная?».
Нитка опять застряла, натянувшись между туго смотанным клубком и бабушкины спицами. Она вздохнула, неодобрительно покачала головой, пробормотав себе под нос что-то вроде «слишком рано», а после подняла клубок с пола и сунула мне в руки:
– На, подержи, – сказала она, и продолжила вязание. А я в изумлении уставилась на моток плотной красной нити, которая в тот момент показалась мне живой.
Когда подросла, я стала собирать сведения о Чуме. Одной из примечательных особенностей убийцы было то, что никто не знал, как он выглядел. Даже те, кто утверждали, будто встречались с ним лично, описывали карателя по-разному. Кто-то рассказывал о страшном горбатом карлике, кто-то о высоком лысом мужчине, кто-то вообще утверждал, что Чума – это бодрая седовласая старушка с ледорубом наперевес.
Кто из них был прав – осталось неразгаданной загадкой прошлого, но доподлинно было известно одно: Чума никому не подчинялся.
Хотя некоторые упорно верили, что мститель – орудие Совета.
Это утверждение вызывало сомнения, ведь у Совета был корволант. Зачем старикам полусказочный мститель-одиночка, если у них под рукой всегда был отряд тренированных бойцов, готовых убивать любого, в кого Совет ткнет пальцем?
Нет, подчинение не укладывалось в схему бытия Чумы, а потому я была уверена – если мститель такой, каким его описывали, то любые виды элит лишь вызывали в нем раздражение и пренебрежение, лишь сильнее подчеркивая образ народного героя.
А герои миру нужны всегда.
Может быть, бабушка была права, и мститель существовал только потому, что в нем испытывали потребность? И именно эта потребность возвращала его вновь и вновь?
Огромное количество вопросов мучило меня после услышанной от бабушки легенды. На самом деле, она впечатлила меня настолько, что я еще долго шарахалась от каждой тени, от каждого резкого движения. Я была напугана. Напугана тем, что однажды Чума может прийти и за мной. Мой страх был близок к страху религиозному, когда детей запугивали карой господней, если они не будут вести себя правильно. Спустя года из таких запуганных детей вырастают не менее запуганные взрослые, которые поступают хорошо и правильно не потому, что хотят, а потому что боятся наказания. Но если страх перед наказанием является основой благочестия и праведности, то такому благочестию – грош цена, ведь идет оно не от душевного стремления, а от внушенного ужаса.
Уникальный рецепт счастья: верить во всё или не верить ничему?
Такой вопрос я задала себе. А потом поняла – неважно, во что верю я, важно во что верят другие. И я собиралась заставить их поверить в себя. Потому что если и была для меня какая-то возможность победить врагов, которые обозначили своё присутствие едва ли не сразу же, как только моя нога ступила на сушу, то только поднявшись выше тех, кто желал мне зла. И не важно, в чем именно это зло выражалось – в смерти, в изгнании или в пленении.
Я собиралась не только забрать себе положенный по праву рождения трон, я намеревалась стать правителем всего мира и превратить мир в своё собственное королевство. Только так я могла защитить себя сразу от всех.
Но для начала мне нужен был кто-то сильный, кто-то сильнее меня нынешней. К тому моменту я уже знала, что звать или не звать Чуму – это всегда выбор. И именно его, осознанно или нет, делали все мои предки. Чума – это сила, которую ты можешь принять или отвергнуть, но не зависимо от твоего решения, эта сила продолжит существовать. Просто ею завладеет кто-то другой.
Вездесущего бессмертного мстителя на самом деле никогда не существовало. Была лишь идея, которую воплощали мои праотцы и праматери. На разных этапах жизни каждый из них подхватывал упавшее у предшественника знамя и становился следующим в череде таких же – мстящих и карающих. И имя им всем – Чума.
Я же решила воплотить в жизнь страхи моих врагов, но не просто стать следующей Чумой, а сделать эту силу по-настоящему своей и по-настоящему вечной. Превратить коллективную ошибочность – в коллективное изобретение. Взять миф – и слепить из него новую реальность.
Слепить из него себя.
Поучаствовать должна была и жрица, не по своей воле, конечно, а по принуждению. Она, когда-то отправленная Советом меня убивать, много лет просидела в ловушке, полностью под моим контролем. Старики поставили перед Нуталь задачу – погубить неразумное морское дитя. И сделать это раньше, чем оно вырастет, узнает про возможность призвать силу Чумы и станет опасным. С заданием тварь не справилась. Я не только победила её, перехватив власть над зеркалом, но и заперла тень внутри на долгие-долгие годы, в течение которых копилось моё желание отомстить каждому причастному к открывшейся на меня охоте – отцу, его любовницам, Совету, Князю, любовницам Князя…
С некоторыми из дам вампира я даже специально знакомилась, чтобы посмотреть поближе, что же такого он в них находил. В отношении каждой я строила мстительные планы, но ни один так и не реализовала, потому что ни одна не показалась мне достаточно любимой Князем. Мне нужна была та, которой он дорожил, а не одноразовый красивый фантик.
По той же причине я не смогла пройти мимо Бель.
Я удивилась, когда увидела её. Это была вторая наша встреча. Во время первой она прощалась. Не со мной, с Князем. А потом уехала.
Повторно судьба свела нас на пляже, вечером, на закате. Примерно за полгода до того памятного понедельника, который начался с трупа ягуара-оборотня в моей квартире.
Была середина осени. Бархатный сезон подходил к концу. Температура воды опустилась ниже пятнадцати градусов. И это отпугнуло даже самых настойчивых и упорных туристов, которым не повезло отхватить отпуск летом.
Пляж был пустынным, но очень красивым. Тени цвета апельсина падали на крыши домов. Вода глянцево блестела, слепя глаза. От горизонта к берегу тянулась солнечная дорожка, будто бы приглашая отправиться в путь.
Я шла по берегу, сняв обувь и зайдя в воду по щиколотки, ощущая триумф стихии. Такие моменты встречи были очень редкими, обычно я старалась держаться подальше от воды, чтобы не переживать каждый раз жестокое чувство разлуки, но в тот день не устояла перед зовом.
Она сидела на берегу, возясь с ластами, маской и трубкой, абсолютно точно не имея никакого представления, куда и как всё это приладить. Рядом с ней на песке лежал спасательный жилет. Лицо девушки было таким растерянным и сбитым с толку, что я не удержалась от смеха, который она, конечно же, услышала.
Услышала, поглядела в мою сторону, с раздражением тряхнула приспособлением для подводного погружения и надула губы.
– Что смешного? – спросила она, когда я, продолжив путь, поравнялась с ней.
– Ты, – не переставая хихикать, ответила я. – Ты смешная. И красивая.
Она, открывшая было рот, чтобы резко ответить, растерянно вскинула голову и спросила:
– А ты кто?
– Меня зовут Ди, – я подошла и протянула руку для рукопожатия.
Девушке ничего не оставалось делать, как неуверенно потрясти мою ладонь.
Её собственная ладошка была маленькой и чуть теплой.
– Розабель, – проговорила она.
– Мне нравится твоё имя, – улыбнулась я, потому что…
Потому что глядя на неё хотелось улыбаться. Мы были примерно одного возраста, но было в ней что-то такое, отчего о ней хотелось заботиться. Она была как котенок: маленький пушистый комочек, очень милый и очень непоседливый. В ней было то, чем я сама никогда не обладала – трогательность и непосредственность.
Не спросив разрешения, я села рядом и указала на ласты:
– Хочешь поплавать?
– Да, – пребывая в состоянии легкого замешательства ответила она.
– А не холодновато? Солнце не такое теплое, как раньше. И уже заходит, – сама я могла плавать в любое время года. Как только я входила в воду, всё остальное переставало иметь значение. – Не боишься простыть?
Девушка пожала плечами, что выглядело одновременно и по-женски изящно, и по-детски упрямо. Я вспомнила то, как смотрел на неё Князь там, на балу. Он видел только её. Тогда мне захотелось… захотелось перевернуть весь мир вверх дном.
Лишь бы он на неё так не смотрел.
– Без разницы.
– Зачем тебе это? – никак не унималась я.
Розабель заправила за ухо прядь волос и проговорила, крутя в руках маску:
– Я… я пообещала себе, что буду делать то, о чем всегда мечтала и то, на что раньше не хватало решимости. Мне всегда хотелось научиться плавать, и я решила…
Я кивнула и закончила за неё:
– Решила, что октябрь – самое лучшее для этого время? – мне действительно было интересно.
– Другого, возможно, у меня уже не будет.
Она смотрела на волны, а я смотрела на неё. Смотрела и видела то, что не смогла рассмотреть сразу. А может быть, все-таки рассмотрела и именно поэтому сидела сейчас здесь.
Она была красивой, но в ней жила боль и безнадега. Она была пропитана ими.
«Так вот, почему ты попрощалась с ним, – подумала я. – Вот, почему ты бросила его тогда, на балу, почти три года назад. Теперь я тебя поняла».
Девушка умирала. Сейчас, сидя рядом с ней, я это четко видела. Болезнь сжирала её изнутри. И жить ей оставалось немного. Год. В лучшем случае. Но, скорее всего, и того меньше. Она была сильной, очень сильной, но никакая сила на свете не могла победить то, что уничтожало её тело. Но она боролась. И именно поэтому была еще жива. По сути, лишь невероятная сила воли удерживала её в мире живых. И всё же болезнь была сильнее.
Ян мог спасти её. Мог, но почему-то до сих пор так и не пожелал сделать этого.
Я не помню, когда приняла решение. Я имею ввиду, не было какого-то конкретного момента, когда я сделала выбор. Когда выбрала её вместо себя, хоть и зная, что вырвав Бель из лап смерти, я, тем самым, подставлю под угрозу собственную жизнь. Потому что Совет боялся Чуму и только Чуму.
Наверное, я просто делала то, что мне казалось правильным, ведь я хотела, чтобы эта девушка жила.
Глава 35
За месяц до убийства ягуаретта. Третья неделя апреля. Среда.
«Каждое утро в Африке просыпается газель. Она должна бежать быстрее льва, иначе погибнет. Каждое утро в Африке просыпает лев. Он должен бежать быстрее газели, иначе умрет от голода. Не важно, кто ты – лев или газель. Когда солнце встает, надо бежать».
Беги быстрее.
Или умри.
Потому что где-то в мире, возможно, на другом конце этого маленького круглого шарика есть одна газель, которую ты должен догнать.
Потому что где-то, возможно, прямо за твоей спиной, крадется лев, от которого надо удрать.
– Беги быстрее, – повторила я вслух, – или умри.
Природа не ставит иных целей, кроме выживания. Не важно, кто ты и чему посвящаешь свою жизнь, выжить – вот что главное. Вот, что было моей целью с того дня, как я поняла – Совет хочет моей смерти. Но теперь важно было, чтобы выжила не только я, а кое-кто еще.
Сбежав с утоптанной лесной дорожки, я ступила на землю, обильно усеянную осыпавшимися и пожелтевшими иглами, сбавляя темп. Пара шагов – и вот я уже иду меж многолетними елями, высаженными когда-то аккуратными рядами. Это была так давно, что никто и не вспомнит, когда взошли первые ростки. А теперь некогда слабые зеленые восходы соединялись над моей головой, заслоняя небо.
Я старалась двигаться тихо, не издавая ни звука, но это было почти невыполнимой задачей.
Стояло раннее утро. Где-то там, далеко шумел просыпающийся и вступающий в фазу активной жизнедеятельности город. А здесь, среди многолетних вечнозеленых деревьев никого не было, лишь птицы встречали новый апрельский день разноголосым чириканьем, устроив утреннюю распевку и перекличку, в тишине леса походившую на грохотание оркестра. Еловый ковер шуршал и проминался под моими ногами, я чувствовала неустойчивость каждого шага. И чем глубже в лес заходила, тем сильнее колебалась земля под моими ногами. В какой-то момент мне показалось, будто я шагаю по воде, усеянной древесным мусором.
Деревья вокруг меня густели. Количество света, пропускаемого кронами, уменьшалось. Создавалось впечатление, будто день промелькнул как молния и наступили сумерки. Но я знала, что это – лишь наваждение. И упорно двигалась дальше, пока ели вдруг не расступились, и я не оказалась перед густыми зарослями дикого боярышника, росшего беспорядочно – во все стороны сразу. Некоторые разрослись настолько, что лежали на земле, как уроненные плети.
– Серьезно? – пробормотала я себе под нос. – Ладно, будь по-твоему.
И полезла внутрь зарослей, не очень аккуратно убирая со своего пути ветки, густо усеянные мелкой листвой. Ветки били по лицу, царапали незащищенные руки и ноги, цеплялись за одежду и, казалось, всеми силами пытались меня остановить.
Когда вокруг щиколотки вдруг обвился тонкий прутик, обжигая и с силой стягивая кожу, я вскрикнула и рухнула на колени. Ко мне змеями поползли другие ветки, желая схватить, связать, обездвижить.
– Если ты оставишь меня здесь, то никогда не узнаешь, зачем я пришла! – выкрикнула я, крепко зажмуриваясь. – И что хочу тебе предложить! А тебе ведь интересно, правда?
Последние слова прошептала, роняя голос до едва различимого стона. Но знала, что буду услышана.
Ветки замерли, покачались в воздухе некоторое время, вновь напоминая змей, но теперь уже тех, чьим вниманием завладел заклинатель, а после медленно отступили.
– Так-то лучше, – кивнула я, встала, отряхнула руки, вытерев их об велосипедки.
Стоило мне сделать шаг, как ветки с шуршание раздвинулись, и я увидела небольшую полянку с фруктовыми деревьями. Некоторые из них цвели, другие уже дали сочные плоды, что противоречило всем законам равновесия.
Под деревьями густыми гнездами росли грибы. Я была препаршивым грибником, с трудом отличая лисички от мышат. А подберезовик от подосиновика не отличила бы, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Но мухоморы узнала сразу.
Их было много.
И особенно обильно эти опасные грибы росли под скромным домиком.
Простая кладка из белого необработанного камня, чуть поблескивающего на солнце, с промазанными смолой швами. Покрытая мхом крыша. Три фонаря над входом. И столько же деревянных ступенек, ведущих в дом.
Заскрипела дверь, открываясь.
Я оглянулась назад.
За стеной боярышника было невидно леса, зато солнечный свет лился обильно, рассеивая гнетущую атмосферу.
Я прошла мимо яблони, на крепки ветвях которой болтались крупные наливные красные яблоки, так и притягивавшие взгляд.
Рот моментально заполнился слюной. Я тяжело сглотнула и тряхнула головой, отвоевывая свой разум у наваждения.
Ускорилась, взбежала под затрещавшими подо мной ступеньками и вошла в дом.
В одном углу стоял большой чан, балансируя на черной металлической решетке. Законченное выгнутое дно лизали языки пламени. Сам чан был таким огромным, что при желании я могла принять в нем ванну.
В другом углу находилась печь с большим дымоходом. Рядом стояла внушительных размеров метла, которой совершенно точно не мели дом. Здесь же высилась ступа, выдолбленная из цельного деревянного чурбака.
Под единственным, затянутым густой паутиной окном расположился стол, заваленный всякой всячиной. Под столом лежали огромные мешки, плотно набитые чем-то, о чем мне не хотелось знать. На единственной табуретке сидела черная кошка с желтыми глазами.
Животина умывалась, когда я вошла, оглядела меня немигающими желтыми глазищами и громко возмущенно мяукнула. Потом отвернулась и продолжила своё прежнее увлекательное занятие.
Протяжно заскрипели половицы. Часть пола, выложенного строганными досками, начала подниматься. Это была крышка подпола, а под ней – скопление непроглядной тьмы. И из этой тьмы выступила та, которая когда-то была богиней.
А теперь довольствовалась обществом своей заколдованной кошки и волшебных мухоморов.
– Привет, – усмехнулась я, глядя на то, как она выкарабкивается из подпола, придерживая рукой в черной перчатке длинный струящийся подол, словно бы сотканный из той самой тьмы, из которой она только что выбралась.
Она не ответила. Опустила крышку, упавшую с глухим ударом, и направилась к печи. Отодвинула заслонку и что-то швырнула в огонь, который моментально вспыхнул ярче, раздражённо зашипел, печь загудела и будто бы даже задрожала, а вместе с ней задрожал и весь дом.
– Образ ведьмы тебе идет, – продолжила я беседовать то ли сама с собой, то ли с кошкой.
Последняя меня подчеркнуто игнорировала, намывая усатую морду.
– Зачем пришла? – спросила бывшая богиня, стоя ко мне спиной. Уже не такой прямой, не такой горделивой, как раньше.
Время никого не делает лучше. Оно ложится на наши плечи тяжелой ношей. Это опыт и разочарования.
– За помощью, – кратко ответила я, пристально следя за каждым движением женщины, о силе которой могла лишь догадываться.
Хриплый кашляющий смех взлетел к потолку, напугал вздрогнувшую кошку и приземлился на мою кожу, заставив содрогнуться от ощущения, будто меня прихлопнули грязным пыльным мешком. Одним из тех, что был под столом. И я готова была молиться всем своим предкам, лишь бы никогда не увидеть, что в них.
– И ты смеешь…
– Смею, – прервала её я. – Смею, потому что… у меня нет другого выхода. Тебе ведь знакома эта ситуация, правда? Когда все вокруг тебя сильнее, а ты – маленький и одинокий, словно щепка, отколовшаяся от угодившего в бурю корабля. Идешь на дно и знаешь, что никто не спасет.
– Чего ты хочешь? – после затянувшегося молчания спросила та, что вошла практически во все человеческие легенды. В том или ином образе.
– Хочу узнать, – стараясь скрыть вздох облегчения, начала я, – как можно передать силу… человеку.
Короткий надменный смешок. Она не желала поворачиваться ко мне лицом, предлагая любоваться спиной на фоне печной кладки.
– Тогда тебе не ко мне, – ответила женщину. Когда-то очень давно её изгнали из собственного дома. Из собственного дворца. Наши судьбы были похожими. – Тебе к вампирам или к оборотням. Они на этом специализируются.
– Это не то, – замотала я головой. – Это не подходит. Мне нужен другой способ, у этих слишком много побочных эффектов.
Едва заметный поворот головы. Черные локоны неестественно зашевелились, как будто там, под слоем волос пряталось что-то, что могло действовать, жить, дышать самостоятельно.
– Что я получу взамен?
– Я верну тебе твою жизнь. Бывшая богиня, выращивающая волшебные мухоморы и яблоки, одним из которых отравили Белоснежку? Серьезно? Кому расскажешь – не поверят! Тебя изгнали, отобрав власть. Я помогу возвратить утерянное.
– Моего царства больше нет. Ныне оно не существует.
– Да, но ты можешь получить в своё распоряжение какой-нибудь небольшой водоем. Будешь там править в своё удовольствие, восстановишь силы, вновь станешь богиней. При большом желании даже найдешь себе последователей, обретешь паству.
– А что получишь ты?
– Спасение, – коротко ответила я.
Она швырнула горсть травы на угли и всмотрелась в позеленевший огонь. Я не знала, какие образы она видела в печи, но какими бы они ни были – они несли в себе правду.
– Всех не спасти, принцесса. Люди болеют, умирают. И это нормально. Это часть их существования. А то, что ты задумала можно будет провернуть только раз. Потом сделанного не воротишь. И ответ тебе придется держать перед всем родом, а не только перед бабушкой. Уверена, что готова рискнуть и отдать силу Чумы?
– Да.
– Твоё право.
– Что нужно сделать?
– Чума уникальна тем, что уравнивает абсолютно всех: богачей и бедняков, богов и людей, молодых и старых, мужчин и женщин. Даже самых сильных и самых слабых Чума приводит к общему знаменателю. И никто не может противостоять ей. Сила откликается на зов твоего рода, потому что вы с начала времен давали ей то, чего она желала – возмездие. Ты сможешь передать силу, только отдав часть себя.
– Как?
– Есть несколько способов. Один из самых действенных – раздробив своё сознание и поместив его осколок в того, кого хочешь сделать своим подобием.
– Что-то мне это напоминает, – скривилась я. – Решила повторить историю с Каем и Снежной королевой? Одного раза было недостаточно?
– Видишь, – я услышала язвительную улыбку в её словах. – Ты уже знаешь, что нужно делать. Но контролировать своё сознание нужно так, как если бы это была твоя рука или нога.
– С контролем у меня проблем нет. Как раздробить сознание?
– Ты же помнишь сказку, – продолжила ухмыляться невидимой мне улыбкой черноволосая. – Всё началось с разбитого зеркала.
– А потом мне нужно найти мальчика, воткнуть в него осколок и заставить сложить из кубиков льда слово «вечность»? – закатила я глаза. – Ты шутишь?
Тяжелый вздох прозвучал от печки.
– Нет, потом нужно одновременно совершить и великое зло, и великое добро.
– А так бывает? – решила уточнить я, потому что у моей собеседницы и раньше были не хилые такие косяки из-за привычки всё усложнять. Вот, например, почему именно слово «вечность»? Покороче ничего не нашлось?
– Требуется спасти и погубить. Столкновение полярных действий сделает твоё сознание хрупким, и ты сможешь отделить часть.
– Великое зло? То есть, часть задачи – убить?
– Убить невиновного, – уточнила женщина, – это самое величайшее зло. Это та самая трансформирующая сила, которая способна поглотить любого, если не сможешь ее обуздать. А ты сможешь, принцесса?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Ладно, с великим злом разобрались. А что по поводу великого добра?
– Самопожертвование.
И она развернулась.
Я встретила её, удерживая на лице смелую улыбку.
– Самопожертвование ради убийства недобитой жрицы культа людоедов подойдет?
– И где здесь великое зло? – прищурилась женщина. – Она не считается невинной душой.
– Невинной душой буду я.
Когда я уже собралась уходить, хозяйка домика спросила:
– Зачем тебе всё это время нужна была Нуатль? Столько сил тратила, просто чтобы удерживать её внутри ловушки, что почти потеряла саму себя.
– Хотела освободить маму, а к змеюке подселить Совет, – честно призналась я. В том, что бывшая богиня знала про зеркало меня не удивило. Это ведь она его когда-то создала. – Показалось забавным.
– Странное у тебя чувство юмора, дорогая племянница.
– Передам папуле от тебя привет! – отсалютовала я и выбежала прочь.
