Елена Витальевна Пеньковская
Лепестки в паутине
Быстрым и точным движением, которому обучали мальчика с самых ранних лет, Турморн выхватил стрелу, наложил её на тетиву лука, который держал в руках…
Индил не успел остановить его. С такого близкого расстояния даже лёгкая стрела пронзила незащищённую грудь.
С воем и слезами на глазах Турморн кричал вслед угодившей в цель стреле, в побледневшее лицо матери.
–Я не прячусь за него, довольна теперь! Я просто хочу жить, как раньше, когда тебе и дела не было! Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!
–Ма..ма? – дрогнувшим голосом позвал Индил.
Оперение стрелы торчало прямо у неё из груди, низко – ещё бы чуть-чуть, и Турморн попал бы в живот. Но он попал точно туда, куда метил.
Крови вокруг раны почти не было. Мать, всё ещё смотревшая на сыновей так, словно собиралась отругать, вдруг с тихим всхлипом тяжело повалилась на землю.
Только после этого Индил бросился к ней, хотя понимал, что сделать ничего не сможет.
Турморн убил её. Она была уже мертва.
***
Индил пытался заставить Турморна бежать, никому не говорить о том, что произошло; он забрал у него лук и стрелы. Однако запоздалое понимание того, что он сделал, парализовало мальчика. Он рыдал, просил прощения у брата и матери. Ноги его подкосились, Турморн стоял на четвереньках, его начало рвать.
Уже спустя минуту их окружил отряд разведчиков, тренировавшихся неподалёку. Они не пытались задерживать никого силой – в этом не было нужды. Ужас случившегося постепенно доходил до них. Кто-то позвал короля.
Потрясение, испытанное им, когда он увидел тело жены со стрелой, торчащей из груди, и двух своих сыновей, стоящих поодаль, прижавшись друг к другу, охватило его разум. Он не прикоснулся к королеве, не зарыдал, не закричал. Просто смотрел, и смотрел долго.
–Турморн, – вдруг проронил отец, не поворачиваясь к сыновьям.
Мальчик, с опухшим и покрасневшим лицом, весь дрожащий, хотел встать и подойти к отцу, но Индил не пустил его.
Не услышав отклика, король обернулся к сыновьям.
–Индил, иди к себе.
–Отец, я…
–Вон! – рявкнул отец. Турморн начал плакать.
Индил вскочил на ноги со слезами отчаяния на глазах и увлёк за собой брата.
–Отец, прошу! Этого не должно было случиться, я….
–Ты не виноват, – неожиданно тихо сказал отец. Его взгляд стал непроницаем, глаза потускнели, словно кто-то выключил солнце, которое должно было в них отражаться. – Турморн. Понимаешь ли ты, что сделал?
Содрогаясь всем телом, точно раненная птица, Турморн отчаянно замотал головой. Заикающимся от рыданий голосом он выдавил:
–Я н-не х-хот-тел… Я н-не…
–Ты ПОНИМАЕШЬ, что СДЕЛАЛ? – проревел король, надвигаясь на него; он выхватил меч, и Индил с ужасом закричал:
–Отец, НЕ НАДО!
Индил потащил брата прочь, но отец больно и крепко схватил его за плечо, вынудив остановиться. Принц, пытаясь вывернуться, порвал куртку о клинок родителя. Холодный металл оцарапал кожу у него на плече, а земля тут же ринулась ему навстречу. Отец, будучи намного сильнее, отшвырнул сына прочь. От удара из груди вдруг выбило весь воздух, несколько мгновений Индил ничего не видел. Неловко поднявшись на четвереньки, он увидел Турморна, стоящего на коленях, а над ним – отца с занесённым мечом. Всё это длилось мгновение, Индил не мог ни закричать, ни попытаться помешать отцу ещё раз…он лишь видел, как тяжёлая рука опустилась на голову брата.
–Нет, НЕТ!
Откуда-то вдруг возник Охтар. Сбив короля с ног, он отнял у него меч и выбросил вниз по склону холма.
Турморн лежал на боку и не шевелился. Удар оказался таким сильным, что мальчика даже отбросило в сторону. Индил не знал, откуда у него взялись силы, но он бросился к брату. Турморн был без сознания, но живой: отец ударил его по голове эфесом. На лбу появилась рана, вокруг неё кожа уже начинала приобретать зловещий багровый оттенок.
Сильные руки вздёрнули Индила на ноги и легли на плечи, увлекая прочь. Оглянувшись, Индил словно сквозь пелену увидел знакомое лицо разведчика. Второй осторожно поднял на руки Турморна.
–Быстрее, парень, уйдём отсюда, – тихо сказали ему.
Индил почти бежал, не разбирая дороги, а в ушах у него стоял горестный вой, жутко похожий на звериный.
***
Турморн не погиб.
Это было единственной мыслью, за которую цеплялся Индил, чтобы не сойти с ума.
Дни проносились, как в тумане. Сам Индил не пострадал, но оставался в лазарете с братом. Охтар велел ему не выходить наружу и не показываться на глаза королю. Как бы принц не умолял его отпустить его поговорить с отцом, учитель был непреклонен.
–Что бы ты ни сказал, уже слишком поздно. Отец может навредить тебе, Индил. А я не успею вмешаться.
Слова Охтара подтверждались несколько раз. На счастье принцев, он тоже редко покидал лазает и всегда был на месте, когда к ним приходил король.
Увидев его только раз за всё время, Индил впал в отчаяние. Лицо отца осунулось, безумный взгляд метался. Казалось, что он и ходил с трудом. Голос стал скрипучим, речь – торопливой и спотыкающейся.
Отец был зол, когда пришёл тогда, в первый раз. Это случилось через три дня после убийства. Он барабанил в двери, кричал, чтобы его пустили к сыновьям. Что-то тянуло Индила к нему, но голос отца, пронизанный яростью, пугал его, не сулил ничего хорошего.
Охтар спровадил короля. Они долго разговаривали за дверью, и один раз Индилу даже показалось, что он услышал что-то… точно такой же звук эхом прокатился над полем, когда мать дала ему пощёчину.
Только кто из них ударил другого, он так и не узнал. Охтар после вернулся только утром.
Эльфы, что жили в лазарете постоянно, с помощью трав и магии сумели спасти Турморна и старались, чтобы он остался невредим не только телом, но и духом. Чары, что они плели вокруг него, были осторожными, но сильными. Своей волей им помогал Охтар.
Магия эльфов не знает формул, заклинаний, обрядов. Основной её источник – они сами, их существо. Энергия. Желание. Силы и умения. Это естественным образом складывается у каждого по-разному. Чары некоторых были очень сильны, другие ими почти не пользовались, но ни одного из них этому не учили. Всё происходило само собой.
Индил же неустанно, час за часом, оставаясь подле брата, плёл свои собственные чары. За всю свою жизнь он больше не выплакал столько слёз, сколько в те дни и ночи. Он не скорбел о матери, как ни жутко это казалось ему самому – ужас, вот что доставляло ему боль. Ужас произошедшего и осознания того, кто явился его виновником. Его маленький брат стал убийцей, по своей воле или нет, не важно, и из-за чего…. Извели, запутали, требовали невозможного, не могли оставить в покое! И он, Индил, ничего не делал по-настоящему, не мог ни на что решиться. Теперь ему оставалось лишь ждать будущего. Он не проливал слёзы о матери, но об отце пролил достаточно. Что, если они больше не увидят его прежним? Что, если после всего он просто перестанет быть им отцом?
А как же их прежняя жизнь? Турморн останется жив, в здравии или же нет; но их жизни пришёл конец. Их разговорам. Их урокам. Им обоим пришёл конец, он уже приближается, скрытый, но осязаемый.
Случившееся в королевской семье само по себе было ужасно, но грозило превратиться в настоящую катастрофу – огромная пропасть теперь пролегла между ним, отцом и даже Турморном. Каждый словно оставался на своём маленьком клочке земли среди пустоты и мрака, и всё, что раньше было на месте всего этого, рухнуло куда-то вниз, в неизвестность.
Индил был способным чародеем среди эльфов, но способности его просыпались редко. Теперь же он не мог даже есть – чары, подчинённые его воле, полностью захватили его. Они несли с собой одну единственную цель – соединить воедино всё, что разделила пропасть. Молодой принц возводил мосты между собой, братом и отцом. Тонкие помосты, сплетённые из чар, были хрупкими и не могли служить настоящей опорой. Но время должно вырастить на них твёрдую породу, ветер продолжающейся жизни – нанести плодородную почву, песчинку за песчинкой. На ней снова мог вырасти сад, в котором они будут все вместе…
Растерянный, отчаявшийся, Индил заранее оплакивал свои чары, но сила их всё росла. Не осознавая этого, Индил оплетал магической сетью не только родных; сначала её нити дотянулись до друзей, остававшихся ещё в домах своих родителей, до Охтара и юного библиотекаря. Оплела детей, которых он учил, и которые любили его; закрыла собой весь город.
Быстро разносилась весть о случившимся во все поселения эльфов, но впереди неё мчались чары. Маленький Турморн, погружённый эльфами лазарета в сон, отвечал на волю брата своей, и она следовала за чарами брата на крыльях птиц. Они пели, несли её всё дальше, быстрее.
Скоро души всего народа эльфов оказались вплетены в единую ткань магии принцев, которая тоже подвергалось опасности, тоже могла разрушиться, как разрушалась королевская семья. Этого Индил не хотел и это собирался предотвратить. Он чувствовал, как сила многих эльфов тянется навстречу его воле.
Молодой принц надеялся на лучшее, и магия, окрепшая и поддерживаемая тысячью душ, в конце концов связала всё воедино.
В этом заключалась самая страшная ошибка. То, что в основе своей имеет одну единственную нить, разрушится, стоит ей разорваться…
***
Лишь месяц спустя эльфы лазарета разбудили Турморна, сняв свои чары. Индил с содроганием ждал, что будет с его маленьким братом. Останется ли он здоровым? Будет ходить, говорить, хорошо видеть и слышать – так, как было раньше? Сильный удар отца мог сказаться как угодно.
Турморн, ослабевший и растерянный – для него случившееся произошло не далее, как несколько минут назад – остался невредим чудом и стараниями эльфов. Маленький принц не знал, что делать теперь с собой и своей виной, а Индил не мог ему помочь. Однако пропасть, разверзнувшаяся между ними, сомкнулась сразу же, стоило им только посмотреть друг другу в глаза. Ледяные, точно такие, как у короля, они теплели при их встрече.
Индил показался Турморну намного старше, и стал теперь похожим на отца. Однако оба они любили друг друга по-прежнему, и будущее страшило их.
***
Чары Индила заставили его друзей в Солнечной крепости вернуться. Призванные магией, они спешили к нему и его брату, их кони неслись, следуя за невидимой нитью.
Они не опоздали, потому что сделать ничего не могли.
Спустя неделю после пробуждения Турморна, братья, провожаемые Охтаром и всеми эльфами замка, отправились к отцу. Они ждали приговора.
Отца Индил нашёл в маленькой гостиной. Той самой, в которой семья собиралась вечерами. Редко, но это было в их жизни, доказывало, что они многое друг для друга значат.
В этот раз король не казался безумцем. Он был… таким же, как они. Измождённым, избитым. Индилу было бы легче, знай он наперёд, о чем думал отец, какими были его намерения.
Но он не знал.
Сыновья упали на колени на пороге комнаты, и молчали. Король так же молча смотрел на них, и братья не смели поднять глаз на отца. Казалось, годы прошли в молчании. Каждая секунда опускалась на их плечи тяжёлым грузом.
–Зачем вы пришли?
Голос отца донёсся словно издалека и был полон стали и сожаления…это возможно? Кажется…
–Подчиниться твоему слову, отец, – несмело подняв голову, прошептал Индил. Взгляд короля, который он встретил, заставил его сразу отвернуть лицо.
–Что же. Подчиняйтесь.
Отец поднялся на ноги со стула, на котором сидел. Его тень, дрожащая под языками пламени из камина, накрыла их.
Он позвал стражников.
–Отведите принца Турморна в темницу.
Двое эльфов-разведчиков застыли на местах, не веря своим ушам.
–Ваше величество…
Одним взглядом король заставил говорившего замолчать
–Своей волей я приговариваю его к вечному заточению – за убийство матери и предательство отца.
И, взглянув на младшего сына, добавил:
–Отца у тебя нет больше. Запомни это, и запомни хорошо. Мне жаль, что я не убил тебя.
Глядя на маленького принца, можно было решить, что он озадачен. Смысл услышанных слов доходил до него мучительно, словно тупой кинжал вдавливала в грудь невидимая рука.
Чары, подвластные его воле, растаяли. Птицы, горюя, заголосили в лесах, взметнулись крылатыми тенями из трав и деревьев.
Он был виновен и заслужил это.
Так?
Невидящими глазами Турморн смотрел на старшего брата. Тот уже не мог ничего сделать. Как и прежде.
Прямо у него на глазах отец разорвал нить.
Она была завязана на них троих…
И соединяла всех.
Индил хотел сказать что-то брату; хоть что-нибудь, что успокоило бы его. Хотел убедить, что он не виноват, что он по-прежнему любит его и поможет, как только появится возможность.
Но Индил молчал. Не мог подобрать слов, не мог издать ни звука. Эльфы-стражники замерли у него за спиной и медлили. Отец стоял там же, смотрел прямо, но детей своих будто вовсе не видел.
Турморн, словно наконец приняв приговор отца, беззвучно разрыдался. Совсем не как маленький мальчик. Горе его было безутешно, но кричать и выть он был не в силах. Индил притянул его к себе. Он крепко обнял брата, стиснув его, исхудавшего, так сильно, как только мог, словно надеялся, что, если будет держать очень крепко, Турморну не будет ничего грозить. Он не убьёт мать. Они будут сидеть в башне библиотеки и читать, а отец станет требовать от них наизусть исторические поэмы. Индил никогда их не знал полностью, не то, что брат.
Маленький, маленький брат. Певчая птичка.
Чьи-то пальцы бережно, но неумолимо отстранили его. Турморна взяли на руки – встать он, наверное, не мог, и, кажется, готов был потерять сознание от страха и горя – и унесли прочь. За ними закрылась дверь в гостиную. Теперь здесь от прежней семьи остался лишь одинокий юноша и король, чья фигура порой словно исчезала в сумраке и тенях, отбрасываемых пламенем.
Индил полусидел, полулежал на полу; взгляд его, затуманившийся, натыкался лишь на непонятные пляшущие тени. Подняв руки к лицу, он обнаружил, что плачет.
Его головы снова коснулась чья-то рука, и он вздрогнул. Отец стоял над ним, и на секунду Индил увидел в его глазах сожаление. О чем? О матери? Или о маленьком сыне? Или о нём, Индиле, распластавшемся на пороге гостиной не в силах ничего сделать?
Может, ему просто показалось. Всего лишь секунда, пролетевшая, как миг.
–Забудь о брате. Его не существовало в твоей жизни.
–А отец? Об отце мне тоже лучше забыть? Его у меня тоже не было, как и у него?
Горячие слёзы лились из глаз, но голос Индила оставался сильным.
–Это сам решай.
Услышав его слова, Индил почувствовал, как падает в пропасть, посреди которой недавно стоял.
***
Не видя вокруг себя никого и ничего, Индил вышел из замка, прошёл весь город и дальше, через холмы. Туда, где теперь был Турморн. Его младший брат. Единственное, что имело ценность для него.
Темницы, выкопанные в холмах. Там всегда тепло, сухо и светло.
Но теперь даже это не имело значения.
Индил провёл там две недели. Однако Турморн, осознав, что жизнь его теперь прервана, что ни на отца, ни на брата он не имеет настоящего права, перестал даже отвечать ему. Он часами сидел спиной к решёткам, смотрел в единственное окно на потолке. Турморн остался наедине со своими сожалениями, с воспоминаниями. Индила он узнавать более не желал – в его воспоминаниях он по-прежнему был с ним вместе, по-прежнему учил его; они продолжали играть в вечную игру.
«Твоё имя означает «лилия». Этим летом они тоже зацветут, верно? И мы будем смотреть на них. Ловить лягушек. Моё имя – «черный дрозд». Индил, а мы посмотрим на гнездо дрозда? Конечно, кто-нибудь из них обязательно совьет его пониже, в кустах…»
И старший брат из воспоминаний отвечал ему так же, как отвечал тогда.
Индил же, оставшийся по ту сторону решётки, погибал от горя. Не было у него больше ничего, воспоминания доставляли лишь боль, потому что он видел брата, узнавал, и…не мог больше коснуться. Чары, пытающиеся в отчаянии дотянуться до души мальчика, находили на пути преграду.
Лучше было умереть, думал он. Умереть и забыть обо всём. О счастье, которое обернулось пропастью. Индил и так падал туда. Оставалось только выяснить, как скоро он ударится о дно.
Охтар пытался забрать юношу, но ответом ему всегда было лишь гробовое молчание, а уводить его силой он не решался. Друзья, добравшиеся до столицы лишь спустя три дня после заточения маленького принца, уговаривали Индила, оставались с ним подолгу, но он не отвечал и им.
Старший брат намеренно держал себя в заточении, а младший, видя это, из безмерной любви к нему, сплёл для него чары. Индил засыпал, а Турморн, подойдя ближе и протягивая к нему руки сквозь решётку, сказал:
–Прости меня. Я очень любил тебя, и ты, знаю, тоже… Но тебе нельзя со мной оставаться. Живи…
На следующее утро их друг, тот самый мальчик, что когда-то смастерил маленькому принцу свистульку, привёл Охтара. Вместе они унесли Индила, и до них в дороге сквозь журчание весенних ручьёв донеслась тоскливая трель чёрного дрозда.
***
Чары, созданные Индилом и скреплённые народом эльфов в час смятения, рушились, непрочно скреплённые только их волей.
Однако мировой порядок не терпит подобных потрясений. Тень трагедии и вины от убийства родителя и выкорчеванной души ребёнка, которая должна была коснуться лишь немногих, через нескончаемую нить магической связи укрыла собой всех до единого. После этого чары, однажды отвергнутые, исчезли совсем. Мастерство целительства, спасшее жизнь, которую не приняли, не простили и загубили, обратилось. Теперь оно намеренно убивало, вне зависимости от воли и желаний врачевателя. Убивало и эльфов, и людей.
Хрупкое равновесие было сломлено, и только воля короля теперь могла направлять народ. Но разум его стал темен. Что делать теперь дальше, без семьи, без силы народа, он не представлял. Как остаться невредимыми в этом мире… и стоит ли пытаться?
Кто знает, что бы было, свершись несчастье не в королевской семье. Возможно, это не имело значения вовсе. Эльфы – единственные существа, чья жизнь прочно соприкасается с душой мира. Любая скверна, поразившая их, несла с собой огромные несчастья для всех…
Время шло. Вместе с ним, медленно и незаметно, но неуклонно таяла жизнь эльфов. Пристыженные своим проклятием, они стремились в крепости. Мудрость, сила и таланты – всё осталось при них по-прежнему, кроме магии и права исцелять. Этого оказалось достаточно – ведь они более не могли помочь никому, кто бы просил их помощи там, где способности людей были недостаточными. Народ эльфов не мог объясниться с давними друзьями, обнаружив вдруг, что стали губителями не по своей воле. Магия исчезла не сразу, но ослабела и извратилась.
Эльфы бежали, места им больше не осталось. Стыд и скорбь потери терзали их, а проклятие забвения уже пало на их дома.
Многие, ранее крепко связанные вместе сильными чарами молодого принца, погибли в гнетущей душу пустоте, которая осталась после того, как их выдрали с корнем. Другие, отчаявшись, ушли. Король понимал, что всё это лишь стремление к логическому завершению. Кара ждёт тех, кто останется и будет защищать королевский род.
Поэтому он отдал, как задумывал, последний приказ – всем оставшимся женщинам и их детям, не достигшим положенного возраста, в сопровождении вооружённого гарнизона покинуть земли, на которые легли чары его сына. Он полагал, что, если они смогут выбраться из под взора судьбы, род эльфов может быть продолжен. В другом месте и под другим предводительством. Их мужей, сыновей, отцов и братьев он не удерживал. Они все вольны были уйти с ними. Не было такого права лишь у него и у его сына. Вина за произошедшее лежала только на них, и по замыслу короля только они могли остаться и нести своё бремя там, где испокон веков жил народ, некогда им подвластный.
Однако не все решились уйти. Кто-то из страха, кто-то из любви и дружбе к королю или принцу, но эльфы остались и ожидали в своих опустевших селениях другого приказа.
Всем им был предложен лишь один путь – в Солнечную крепость. Там средоточие доброй воли оказалось так велико, что общая скорбь не истребила её духа. Призывая на помощь друзей, Индил и сам не подозревал, насколько сильно защитил то место, в котором они жили, а он ненавидел за то, что именно оно неизбежно должно было стать для него домом.
***
Королю, принцу – взрослому, растерявшему радость юности давным-давно и слишком рано, и всем оставшимся с ними пришло время покинуть город и отправиться в Солнечную крепость. Ей предстояло стать последним оплотом, местом, где они могли жить без стыда, в забвении, но почти невредимые духом. Раны рано или поздно затягиваются или губят. Оставшиеся должны жить, сколько это возможно.
Последние из тех, кто ещё не успел навсегда покинуть родные места, решили подождать отъезда принца и его эльфов, чтобы вместе в последний раз выйти за ворота опустевшего дома и расстаться.
«Живи…»
Волю короля предстояло исполнить его старшему сыну.
Ранним утром Индил отпустил вперед отца с немногочисленным эскортом, а сам отправился прочь из города, за холмы…
Последний раз увидеть брата.
Турморн помнил его, прекрасно помнил. Острая боль прошла, остались лишь сожаления, вина и злость. Индил часто бывал с ним, не мог не приходить, хотя бессчётные его попытки вызволить Турморна, уговорить отца кончались крахом. Они всегда играли в одну и ту же игру.
Что означает твоё имя?
–Турморн.
Индил стоял, взявшись одной рукой за неприступный металл решётки. Турморн поднялся ему навстречу.
–Что… – начал Индил.
–Отец был у меня сегодня ночью. Представляешь, впервые за… – Турморн секунду прикидывал, – за семьдесят лет.
Индил молчал. Да, прошло уже целых семьдесят лет; семь лет назад Турморн достиг совершеннолетия, но Индил словно впервые увидел, что перед ним стоит не маленький мальчик с ясными голубыми глазами. Турморн повзрослел, стал юношей, стал старше Индила, которым тот был, когда время для них остановилось. С худого лица, выражение которого, казалось, тоже замерло в непонимании и скорби, сталью сверкали светлые, странные глаза. Его и без того тёмные раньше волосы стали почти чёрными.
–Хорошо, давай поиграем в нашу игру, – вздохнув, словно от усталости, сказал Турморн. – Что означает твоё имя?
Индил вздрогнул – мучимый предстоящим выбором, он словно стал бояться брата. Однако всё же принял предложенное.
–Моё имя означает «лилия». Водяная лилия. Они цветут…сейчас. На той заводи.
Турморн слегка улыбнулся и кивнул, словно ответ мог быть неправильным, но таковым не оказался. Младший брат молчал, и Индил понял, что продолжать теперь следует ему… до самого конца.
–А что означает твоё имя, знаешь? – взглянув прямо в глаза брату, спросил он.
Лицо Турморна преобразилось. Вымученное ехидное выражение того, кто уже не ожидает от жизни ничего хорошего, но каждый удар принимает словно бы с удивлением. «Надо же, что ещё может выдумать судьба?» – спрашивает он.
–Яд. Чёрный яд.
–Турморн, ты…?
Индил опешил. Его брат отвечал ему так, словно рассказывал забавную историю, словно спрашивал: «Можешь ты в такое поверить?! Нет, правда, можешь или нет? А вот так, оказывается, представляешь, как бывает. Невероятно забавно».
–Отец был у меня ночью, – повторил Турморн, – хотя, наверное, нечестно так говорить – он ещё раз напомнил мне о том, что отца у меня нет.
На лице младшего брата вместе с прежним выражением сильнее с каждой секундой проступало отчаяние; его улыбка дрожала, глаза блестели и весь он словно съёживался, ослабевал, пока, наконец, не опустился на колени.
–Заслуженно, конечно, – продолжал он. – Я бы и сам не простил такое никому, знаешь…может быть, только тебе…
–Турморн…
Индил тоже опустился на колени; протянув руку к брату, он не знал, что ему делать.
–Меня теперь зовут не так. Мы же сыграли с тобой только что. – Турморн поднял лицо, улыбающееся и спокойное; в глазах стояли слёзы. – По праву рождения отец выбрал мне другое. Позволь представиться – Са́нгморн. Вот такое теперь…имя.
Чёрный яд… Неужели последняя воля отца для родного сына была такой?!
–Это ничего, ты знаешь. Ведь я виноват, на самом деле виноват во всём, что случилось с нами, с тобой… Я всех погубил, я отравил всех, – продолжал Сангморн, снова склонив голову; рыдания грозились вырваться из его груди, но он сдерживал их. – Мне, собственно, не важно. Он сказал, что именно поручил тебе… Надеюсь, ты уже выбрал?
Индил с силой зажмурился, прислонившись лбом к решётке.
Он понимал, о чём попросит его брат.
–Убей меня, прошу.
Таким был выбор. Отпустить или убить – по сути своей, одно и то же, но… У Турморна был шанс. Отпустить брата, дать ему коня и отправить вместе с остальными эльфами города в путешествие, в которое они сами вызвались идти. На этих землях, всем вместе, им было не выжить… многие согласились уйти как можно дальше, попытаться найти себе другое место, где они смогут вновь зажить счастливо. Но путь их был сокрыт в неизвестности. Индил чувствовал, что хорошего конца у него нет, но будет ли он у других?
–Нет, я отпущу тебя, – собравшись с силами и всё-таки взглянув в глаза брату, ответил Индил.
–Ты любил меня, правда же? Мы всегда были вместе… Нам было хорошо, как ты думаешь? Помнишь?
–Я и теперь тебя люблю.
Индил вынужден был это признать. Вынужден, потому что не мог лгать, он действительно любит его, и не оставлял бы, будь на то его воля. Но теперь Индил считал убийцей и себя… это он сплёл чары, связавшие всех воедино горем, которое погубило всех. И уйти, дать себе шанс… Нет, ему нужно оставаться подле отца, подле друзей, что взяли на себя его бремя.
–Если ты меня отпустишь… если ты это сделаешь, брат, – слёзы, так долго сдерживаемые Сангморном, полились у него из глаз, – мне придётся жить и умирать с виной на сердце. Я знаю, что виноват во всём. И если мне суждено прожить ещё дольше… Если мне суждено найти новый дом или что-то вроде этого… Индил, что у меня останется?
–У тебя останется жизнь. Ты сможешь жить, Турморн! – воскликнул Индил в отчаянии; он поднял руку, призвав брата к молчанию. – Я помню, что ты мне тогда сказал. Когда я оставил тебя тут. Я хочу, чтобы и ты жил, как ты не понимаешь?
–У меня нет жизни, Индил! Только воспоминания о тебе, о том, как было раньше… О детях, вместе с которыми я учился. – Он ухмыльнулся сквозь слёзы. – Знаешь, я даже не могу их представить… Какие они сейчас.
Индил сел прямо на земляной пол, прислонившись спиной к решётке.
–Я отпущу тебя. Ты уйдёшь с эльфами в другие земли. Среди них есть прежние твои товарищи.
–Думаешь, они меня помнят, – с горечью проронил Сангморн. – Думаешь, они не будут ненавидеть меня?!
–Я не знаю! – вскричал Индил; он схватился за голову, с силой прижал ладони к вискам. – Я…
–Просто убей, и покончим с этим! Мало тебе было всех лет, что ты приходил сюда и мы пялились друг на друга сквозь эту решётку!? Мало тебе было того, что твой брат убийца, что у него уже нет имени!?
–Ты хочешь, чтобы и я стал убийцей?! – Индил в ярости обернулся к брату, вцепившись в металл клетки, словно это он был заперт в ней. – Только мне придётся сделать это намеренно, ты понимаешь?
Сангморн протянул руки сквозь прутья, тонкие пальцы сжали ворот братниной куртки; Индил вдруг почувствовал, как силен брат, почувствовал, как бьётся в нём жизнь и воля…
Если бы он даже решился… Из любви к нему, по его просьбе, он бы убил его, но…
Неужели эта жизнь достойна только смерти?
Турморн, увидев в глазах Индила решимость, обмяк, цепляясь за его ворот.
–Мне не хватит сил самому это сделать. Пожалуйста…
Руки его были холодны; Индил почувствовал это, взяв ладони брата в свои.
–Я не хочу мучить тебя, Турморн, и отпускаю не со зла. Ты должен мне верить, слышишь? Мы все многое потеряли, но те, кто пойдёт с тобой…они надеются на новую жизнь. Разве ты не можешь попытаться? Неужели… не можешь?
Сангморн уставился на него остекленевшими, не выражающими ничего глазами; таким же был его взгляд, когда Индил последний раз видел его на свободе…
Тогда, правда, на него смотрел мальчик.
Брат попытался вырваться. Индил не пустил.
–Ты веришь мне? Понимаешь?
Он избегал его взгляда.
–Ты мой брат. Я люблю тебя. Я не хочу тебя убивать!
Индил с жадностью вглядывался в его лицо и увидел, как что-то в нём оборвалось. Когда брат отдёрнул руки, он, помедлив, отпустил его.
–Ты ведь не пойдёшь со мной.
–Я не могу.
Воцарившаяся тишина, казалось, поглотила всё вокруг. Двое братьев, когда-то такие близкие, отдалялись друг от друга. Семьдесят лет, которые они провели, поддерживая хрупкую связь, создавая иллюзию вечного детства, в котором юноши оставались вместе, любимы друг другом и не знавшие печали… Семьдесят лет пролетели вдруг одной минутой, дверь в прошлое захлопнулась.
Пути назад не было. Ни у одного.
***
Итак, последний отряд эльфов вместе с молодым принцем скрылся за холмами. Братья не сказали друг другу ни слова на прощание.
Индил повёл оставшихся в Солнечную крепость. Там, посреди вековых лесов, они начали новую жизнь. Людей стали сторониться, тем более нынешние правители не испытывали к ним ничего, кроме непонятного страха и завистливой злобы. Они полагали, что эльфы намеренно желают им зла, и, тем более, знают что-то такое, чем не хотят поделиться.
Некоторые уходили в леса, не выдержав всё же своего положения изгоев, тоски от разлуки с теми, кто ушёл искать свою судьбу в другом месте. Часто пропадали поодиночке.
Однако бывало и так, что кто-то возвращался. Случалось это раз в год-два. Несмотря на проклятие, сгущающееся над крепостью и сокрывшее её от глаз, они находили поселение и присоединялись к его гарнизону. Кто-то приходил добровольно, кто-то – по несчастью и нужде.
Порой Солнечную крепость находили даже молодые эльфы. Некоторые не достигли ещё положенного возраста и скитались одни, изрядно рискуя своей жизнью. Лишь они знали, что стряслось в других землях с их роднёй… или со всем отрядом.
Последний эльф, добравшийся до Солнечной крепости, появился сорок лет назад, в возрасте пятидесяти пяти лет.
С тех пор больше не было ни одной вести от ушедших сородичей, и эльфы Солнечной крепости упрямо продолжали жить под сенью темного леса, гордые, но раскаивающиеся. Они ждали своей участи, ждали приговора – и держались друг за друга, защищаясь.
Случившееся с ними было ошибкой, дырой в гобелене мироздания. Таких дыр и ошибок нашлось бы немало, но чем их больше, тем быстрее появляются новые.
Калианты тоже стали всего лишь одной из ошибок. Рождённые во мраке, они не имели дома, но у них была цель – истребить эльфов крепости. Прощением или наказанием считать это, не знал никто. Но теперь все были уверены лишь в одном: в покое их не оставят.
Следовало решать: сдаться, или же продолжать сопротивление. Умереть или защищать свои жизни.
«Живи…»
Так была рассказана история эльфов.
