Денис Александрович Артемьев
Партийный билет в нагрудном кармане
– Что дальше? – спросил Авен. Он, встав в середине комнаты, адресовал вопрос всем сразу, а ни кому-то в отдельности.
– Воевать дальше будем, – Эрик хмурился. Безвыходность ситуации позволяла проявить себя. Проверить твёрдость характера или сдохнуть.
– Да. Подстрелим ещё парочку свиней. Будут знать с кем связались, – Лора тоже была настроена серьёзно.
Из прихожей подал голос Вили:
– Идут!!!
Кто и куда идёт стало понятно сразу. Авен и Эйх встали у двери, девушки остались в комнате.
– Слева, – дал пояснение, подрагивающий в нервном ознобе, Вили.
Эрик посмотрел в широкоугольный глазок (слава всем богам, хозяева не пожадничали, вставив в дверь настоящую оптику, хотя дверь и была скорее декоративным предметом интерьера, а не препятствием для грабителей, – район отличался практически нулевым уровнем преступности – линза увеличивала, показывая коридор, как надо, причём в обе стороны). Слева, со стороны лестницы, шли ломщики в полной боевой выкладке. Шары шлемов, бронежилеты, автоматы, всё в комплекте. Вытянувшись вдоль стен в две линии, спереди прикрывшись прямоугольными щитами со смотровыми щелями, пригнувшись, спецы двигались потихоньку, без лишнего шума. Останавливаясь на секунду у каждой двери, ломщики что-то такое делали после чего двигались дальше. По всей видимости, у них с собой был прибор, типа портативного высокочастотного сканера, и с его помощью они могли видеть сквозь стены. Сплетни об этом чуде техники ходили давно, но официально ПУ никак их не комментировало. Этаж, где прятались Лучи, вычислить не составило ломщикам никакого труда, а остальное оказалось делом техники.
– Вили, иди назад, – Эрик, сменил обойму. Из трёх взятых сегодня утром на акцию магазинов этот стал последним. – А ты Вил, по моему сигналу, откроешь дверь.
Лёгкий кивок, Эрик, выставив в коридор один ствол, вслепую послал две короткие очереди в направлении ломщиков. Первая очередь ушла верх, а следующая попала в щит. Все четыре пули повышенной пробивной способности сумели его преодолеть; две из них попали в ломщика. Державший щит солдат спецотряда осел, его бронежилет частично погасил скорость пуль, но сдержать их не сумел. Мятые кусочки оружейного металла вошли в тело, ранили, но не убили. Ломщики, ощетинившись автоматами, дружно огрызнулись парой десятков очередей и, унося раненного, отступили. Главное они узнали, где скрываются лучи.
Оставив Вилли сторожить возвращение мясников, остальные собрались в гостинице на совет.
– Всё. Скоро они, перегруппировавшись пойдут на штурм, – Вил расхаживал взад-вперёд, размахивая руками. – Переговоры им с нами не нужны. Нам им взамен нечего предложить.
– Да, раз у нас нет заложников, так и разговаривать не о чем, – Генрика сидела, задумчиво рассматривая висевшую на стене фотографию с протестантской кирхой. Она очень походила на ту, в которой проводил воскресные службы её отец. Любая экстремальная ситуация рождает рецидивы забытых сантиментов. Странно, но она чувствовала больше грусть, чем страх. Чтобы избавиться от наваждения она тряхнула рыжей, пушистой головой.
– Чёрт, они постараются всё провернуть быстро, до приезда прессы. Живыми мы им не нужны, это точно, – Эрик говорил тихо, будто читал собственный приговор. – Конечно, прямого приказа им на нашу ликвидацию не давали, но и ждать от них жалости не приходится. Товарищи, дадим им бой, которого они не ждут от нас. Потянем время до приезда журналистов.
– Чем мы больше их укокошим, тем сговорчивее станут, – заявила Лора.
– Не уверен, – Эрик покачал головой. – И всё-таки сделаем так, чтобы свиньи облажались на глазах у всей нации. Уверен, что загружаемые в труповозы носилки с мёртвыми ломщиками покажут все каналы. Рейтинг для них важнее правил приличий. Шокировать, заработать денег, вот их единственная цель. Система пожирает сама себя, – Он, по привычке, говорил будто агитировал. Так он успокаивал себя, вселяя веру в товарищей в победу. В данной ситуации такие слова являлись единственно верными. Если бы лидер распустил нюни, то его люди сгорели бы, как папиросная бумага, ещё до начала штурма. Удача улыбается смелым – истина, которую знают бандиты, да настоящие революционеры. Красные боевики словно чёрные пулевые отверстия блуждали по улицам и районам, а там, где они останавливались, окутывались дымом, края часов-минут-секунд их пребывания в этом месте обваливались, ощерившимися в последней предсмертной гримасе, мертвецами. Настоящая жизнь!
Эйх оказался прав, времени им не дали. Ломщики, подготовившись, пошли на приступ. Но и лучи успели подготовиться. Они, завалив прихожую мебелью, засели в комнатах держа входную дверь под прицелом. Через две минуты после того, как они заняли позиции дверь вздыбилась щепками от прошивавших её насквозь пуль. Деревянная основа предметов интерьера прихожей взрывалась фейерверком заноз. Пули летели под острыми углами сразу с двух сторон. Лучи не отвечали, они не видели врагов, а значит, не в кого было стрелять: только зря расходовать, итак, изрядно похудевший запас боеприпасов.
Правда, ломщики обладали боевым интеллектом, какого от них никто из революционеров не ждал. Презрение к врагам не всегда полезно, очень часто оно оказывается роковым. Стрельба по двери стала отвлекающим манёвром. Понимая, что попытайся они взять квартиру в лоб понесут потери, ломщики схитрили. Пока их коллеги разносили в щепы дверь, две основные штурмовые группы вышли на исходные позиции.
Потолок квартиры лопнул, окатив комнаты дождём бетонной крошки сразу в двух местах – гостиной и кухне. Одновременно, синхронно с прозвучавшими взрывами, пробивающими дыры проходов для солдат, брызнули осколки окон; в них с крыши влетели на верёвках трое ломщиков. Их автоматы зарявкав, сорвавшимися с привязи, сторожевыми волкодавами, создали сплошную завесу огня. Загремел бой в закрытом пространстве. Дрогнули стены дома – это взорвались две гранаты. Лучи, застигнутые врасплох, но не растерявшиеся, приняли вызов: пошли на врага в лоб, кость в кость. Их атаковали, они ринулись в контратаку. Прикрытые бронёй ломщики представляли для них столько же опасности, сколько и они для них. Сумбур пороховой каши подкрашенной алыми брызгами крови озарялся язычками мерцающих огней бури выстрелов.
Вил Авен встретил с шумом ввалившегося в окно ломщика стоя на коленях. Бетон над его головой осыпался пыльной шелухой; шальные пули, раскинутые широким веером, прошли совсем рядом. Ему удалось, повернувшись и падая на спину, достойно встретить врага. Тело ломщика обвисло на альпинистской разгрузке; качнувшись, оно выплыло из окна наружу. Вскочив на ноги Вил, выбежал в соседнюю комнату: там с потолка в дыру впрыгнули уже два ломщика. От них ему в плечо прилетели два презента, он отступил, оскалившись очередью в боковую дверь.
Звенели, разбивающиеся стёкла; ещё трое штурмовиков очутились в квартире. Эрик с остальными бойцами пробивался в кухню, куда вела всего одна дверь. Их встретил огонь. Спустившиеся из дыры в потолке двое солдат стреляли из-за укрытий. Новичка Вилли остановили первым – одна пуля вырвала ему часть челюсти, другая вошла в шею. Эйх получил два раскалённых шара: первый – под правую ключицу и второй – в живот. Заплатив высокую цену, лучи ворвались в кухню и уничтожили двух ломщиков, в отместку получивших не меньше десяти пуль на каждого.
Ранее оглушённая гранатой Генрика опалила длинной очередью пробитый взрывом люк в потолке, чтобы отвадить охотников, желающих спуститься к ним, и заняла угол, нацелив автомат на дыру. Текущую ручьём из левого уха кровь она не замечала.
Вил, пробежав несколько комнат, получил сквозное ранение в бедро; миновав коридорные завалы, он оказался почти на пороге кухни, когда почувствовал, как спину пронзили несколько длинных игл, расцветшие острыми рваными лепестками гвоздик у него на груди. Споткнулся, покачнулся, свалился. Упал он назад бревном, стукнулся затылком, очки слетели, открыв голубые, которые редко кто видел, по-детски круглые, будто прибывающие в перманентном удивлении, глаза.
Спецы сделали вполне логичную вещь, которую на их месте повторила бы любая группа захвата: они кинули, в пробитую на кухне дыру, гранату. И в дым, хаос разбитой кухни, понеслись призраки ломщиков. Для потерявших слух лучей они представлялись привидениями, бесшумно выплывающими из-под белой пелены и награждающими беспомощных революционеров болью.
Как это ни удивительно, но Вил Авен, Генрика Швааб, Эрик Эйх и Лора Вайнхофф, выжили. Все они, кроме Лоры, получили тяжёлые ранения. Эрик, к двум первым ранениям, получил третье в голову, симпатичная Генрика попала в плен с пробитым лёгким и оторванной взрывом ступнёй. Лора, потеряла сознание, но осталась невредимой. Несколько царапин от осколков и только. В себя она пришла, когда её какой-то здоровяк ломщик взвалил на плечо и понёс к выходу. Первое что она увидела, открыв глаза, это как её Эрика, всего израненного, окровавленного, тащат за волосы. На неё такое обращение с раненным и её любимым человеком подействовало лучше, чем нашатырь. Она выгнулась, запустила пальцы под шлем ломщика, в одно движение скинула его с головы и ткнула большим пальцем штурмовику в глаз. Огромный ломщик заревел медведем и шарахнул Лору об пол. Лора подняться не успела, к ней подоспели другие штурмовики. Они её стали затаптывать словно гадюку и остановились только тогда, когда на её губах и в ноздрях запузырилась кровавая пена.
Всех захваченных лучей поместили в тюремную больницу изолятора Политического Управления. Пятёрке Кариса Гана удалось уйти. Несмотря на то, что первая пятёрка оказалась разгромлена, борьба продолжилась. Возглавил УРА – Ган.
Глава 22
Первое заседание суда по делу о нападении группы Эйха на автозак назначили на конец декабря. Подлатав пленников по распоряжению генерала Кнута, их перевели в тюремный изолятор, поместив рядом с теми, кого они так неистово стремились освободить. Два процесса решили объединить в одно судилище над молодостью, любовью, жизнью.
За месяц, прошедший с момента захвата четырёх революционеров, властям удалось прекратить деятельность ещё нескольких пятёркой УРА. Количество акций пошло на спад. За "Красным Летом", "Красной Осени", к сожалению, не последовало, но всё же в Фаверленде изредка побухивали ещё взрывы и гремели выстрелы. УРА затаилось, зализывая раны, пережидая ажиотаж репрессий, готовясь к чему-то особенному, значительному.
Ган шёл на встречу, во вполне надёжную конспиративную квартиру, с представителем бескорыстных заграничных спонсоров. Деньги, добытые в весенних эксах, кончались, а быстро получить необходимые партии суммы можно только от сочувствующих их делу советов. Русским было можно доверять, он в этом успел убедиться. Русские снабжали УРА не только оружием и деньгами, они помогли с обучением. Три пятёрки прошли обучение в лагерях на ближнем востоке. Ган тоже там побывал. Теперь его багаж знаний, навыков, значительно возрос.
Припарковавшись за квартал от нужного ему дома, он решил немного прогуляться. Солнце село час назад. Со стороны моря на город, лёгкими порывами, налетал прохладный ветерок. Вечер казался золотым, пахнувшим карамельными леденцами, тихим, совсем не по столичному уютным. Район, в котором находилась явка, лежал своеобразным мостиком между старой и новой частью города. Он раскинулся на возвышенности над побережьем: здесь, как нигде в городе, росло много деревьев, облагороженных городскими ландшафтными службами кустарников, ровно подстриженной травы на вылизанных косилками газонах и цветов на многочисленных клумбах. Тени, укрывающие мягким вельветом переулки, придавали району прелесть уходящего вперёд времени: здесь его течение притормаживало; хотелось верить, что старость отдалялась, а молодость, умеряя своё кипение, неограниченно длилась.
Не желая того, Ган, каждый раз бывая на Чайках (так назывался район), попадал под его ненавязчивое обаяние, постепенно окружающее, сжимающее на душе кольцо щемящей грусти, кружащее опьянением голову. Зайдя в подъезд дома, он, поднявшись по четырём ступеням на площадку первого этажа подошёл к дверям лифта. Не успел Карис нажать на кнопку вызова, как на него со спины навалилась страшная тройная тяжесть. Три плотных человека со стёртыми лицами шпиков зашли за ним в подъезд. Незаметно двигаясь, они бесшумно напали на Гана. И у красного бывалого боевика не сработало предчувствие! Обычно человек всегда чувствует, когда к нему достаточно близко подошли со спины, а Ган с нервной системой подпольщика, настроенного на постоянное улавливание сигналов потенциальной опасности, должен был, обязан почувствовать приближение трёх недружелюбно настроенных мужиков и подавно. Это атмосфера района его расслабила, а профессионализм действий полицаев анестезировал аппарат оперативных предчувствий. Почему его решили брать в подъезде, а не проследили до квартиры или не взяли раньше, оставалось лишь гадать. Гана хотели задержать, это главное, а "что?", "почему сейчас?", когда ему выкручивали руки лязгая перед носом браслетами наручников, было уже не важно. Боролись молча, слышалось лишь пыхтение, свистящее, нетерпеливое сопение шпиков. Гана быстро сбили с ног. Подтащив к стене, успешно отжимали ему руки за спину. Борясь, Карис успел заметить, как по лестнице сверху, спускался какой-то широкий силуэт высокого человека. Потом перед глазами замелькало; тяжесть чужих объятий перестала сдавливать грудную клетку; кто-то вскрикнул, кто-то застонал, а Гана, невероятная, звериная сила, вздёрнув, поставила на ноги.
– Идти сам сможешь? – услышал Ган вопрос, заданный совершенно спокойным голосом и будничным тоном.
– Да.
– Тогда пошли.
Ган успел увидеть измятые, неестественно выгнутые, лежащие в вычурных театральных позах, тела и через секунду оказался на улице. Рядом с ним, нежно поддерживая его под локоток, как даму, широко вышагивал молодой мужчина ростом под два метра, светловолосый, стриженный под стандарт армейского ёжика, здоровый, словно профессиональный тяжеловес бодибилдер.
– У меня машина здесь недалеко, – проговорил Ган.
– Судя по виду молодчиков, напавших на вас, машина может находиться под контролем. Неразумно так рисковать. Лучше воспользуемся услугами такси.
От спасителя Кариса исходило такое мировое спокойствие, что он не стал спорить. Его спутник умел располагать к себе людей, если не с первого взгляда, то с первого слова точно. Ган, ни на секунду, не заподозрил его в ремесле искусного провокатора, каким он, к слову сказать, и не был. Автоматически установившееся, между двумя мужчинами, доверие стало пропуском для белобрысого здоровяка в мир Гана. Поймав такси, они поехали в пригород, лежащий между двумя частями города, старой и новой. Таксисту Ган назвал адрес дома, отстоящего от нужного им здания на несколько кварталов. Пока мужчины шли на конспиративную квартиру, где сейчас обитал Ган с двумя бойцами (Отто Фетке, тот самый которого ранили в бицепс на неудавшемся эксе мафиози и Курт Ман, пришедший по призыву на место одного из выбывших, по причине смерти, бойцов его пятёрки), познакомились. Широкоплечего драчуна звали Рэкс.
Пришли. Однокомнатная, съёмная квартирка. Аккуратная, чистая, немного тёмная из-за того, что глядела окнами на север, но в общем вполне сносная. Отто отсутствовал, дома был Курт, молодой, совсем ещё мальчик – худощавый, с впалыми щеками, хитрым прищуром глаз, острым носом, упрямой, выдвинутой вперёд, хрупкой челюстью. Голова круглая, подстриженная коротко, но как-то криво, с участками, на которых волосы словно вырывали, а не выстригали. Такой очумелый вид объяснялся просто – Курт Ман, предпочитая парикмахерским полное самообслуживание, стриг себя машинкой сам. Представив нового друга Курту, Ган с Рэксом прошли на кухню. От вина Рэкс отказался, а вот крепкий, свежеприготовленный Куртом, чай, одобрил. Посидели, выпили по чашке, налили ещё по одной. Наступила неизбежная пауза в разговоре, необходимый переход между пустой болтовнёй и настоящим общением по душам. Рэкс взяв инициативу на себя, начал:
– Судя по блеклым рожам парней намеревающихся тебя задержать, они служат в подразделении политической полиции. А значит вы из тех ребят, что любят устраивать перестрелки прямо под окнами наших добропорядочных буржуа, чем напугаете их, каждый раз, до полусмерти.
Ган пригладил волосы; обдумав слова Рэкса, сидящего возвышающейся громадой на маленькой кухне, он ответил:
– Сказано очень красочно, но не совсем так.
– Чего же вы добиваетесь?
– Я дам, на этот такой сложный вопрос, простой ответ. Мы хотим, чтобы человек был счастлив и не равнодушен.
– Учитывая, что большинство современных людей безразличны к чужому горю, не простая задача.
– Но, ведь ты не остался безучастным, пришёл ко мне на помощь.
– Я другое дело.
Курт Ман внимательно слушал, о чём говорили за столом, но в сам разговор не вмешивался. Встав, он, наполнив чайник водой, поставил его кипятить на плиту.
– Слушай, а как ты понял, что мы лучи?
– Не «мы», а прежде всего ты. Ведь я понял это, как только увидел, как они тебя заучено прессуют. Настоящие спецы. А дальше просто, – Ган не считал, что всё так просто, но настаивать, переспрашивать, не стал. – Тебе повезло, что я оказался не на том месте и совсем не в то время, – последнего изречения ни Карис, ни Курт не поняли, но оба промолчали. – Спускайся по лестнице не я, а любой другой жилец того дома, скучал бы ты сейчас в камере. И ты, после всего наплевательского отношения к чужому горю подавляющего числа людей, считаешь, что хомо сапиенсу нужно ваше счастье?
– Да, – Ган закивал головой. – Поэтому, человек должен не только и не столько иметь возможность покупать, продавать, а как апофеоз развития личности, обогащаться, а прежде всего мог уметь реализовывать себя в жизни. Когда этот постулат войдёт в повседневную жизнь народа на уровне государственной идеологии, тогда жители того дома станут на подобные ситуации реагировать совсем по-иному. Не сразу, конечно, но постепенно, через панцирь косности, мы пробьёмся к душе, духу. Ты знаешь, что все люди рождаются гениями?
– Признаться, я думал противоположное, – Рэкс был заинтригован.
– Любой человек гений. Но западному обществу не нужны гении, ему требуются потребители, а значит оно осознанно подавляет заложенные в человеке задатки таланта. Оно давит, постоянно делая из круглого квадратное, из прямого кривое, из чёрного белое. Наше грядущее, на смену старому порядку, общество – это общество равных возможностей, достижений – свобода настоящая, а не кажущаяся. Конечная цель нашей революции – избавление людей от каторжной зависимости от денег, а дальше вообще от любых материальных благ.
Рэкс хмыкнул: откинувшись на спинку, жалобно скрипнувшего стула, он с тяжёлой уверенностью прирождённого лидера, впечатывая звуки в форму, не подлежащих сомнению, слов, проговорил:
– Люди слишком не однородный вид, чтобы быть счастливыми всем вместе, скопом. Коммунистическое завтра для всех – это сказка. Хорошая, добрая, но сказка. Понимаешь? – Рэкс говорил так убедительно, как будто знал это будущее не понаслышке.
– Ты так думаешь? Интересно, почему ты так уверен? – Ган, поражённый тоном убеждённого в своей правоте человека, пристально всматривался в это, словно отлитое из метеоритного железа, волевое лицо героя военного времени. – Рэкс, а чем ты занимаешься в жизни?
Лучи, получили неожиданный ответ.
– Я ё*арь.
– Что прости, не понял?
– Я делаю женщинам детей.
"Что это, шутка? Да, похоже". – Ган был неприятно поражён и разочарован, а поэтому искал причину, чтобы объяснить себе побуждающую подоплёку фразы Рэкса – "Ну а что, если он обыкновенный альфонс? Страдающий от своего низкого социального статуса? Да, для такого красивого, сильного, умного мужика просто трагедия продаваться за деньги. Но и такое у нас возможно. Ещё одна уродливая бородавка, подтверждающая изначальную порочность системы построения общества Фаверленда". – Увидев до какой степени вытянулись лица революционеров, прочитав по ним все забегавшие в их головах мысли, Рэкс несколько лениво, как будто нехотя, объяснил:
– Не беспокойся, я занимаюсь этим бескорыстно. Не за деньги. Другие причины, а как следствие, другие следствия, – Рэкс пошутив, позволил себе улыбнуться, чуть-чуть, одними краешками губ.
– Ещё чаю? – Курт решил прийти на помощь своему командиру и сменить тему.
– Пожалуй.
Курт налил гостю полную чашку ароматной, тёмно-коричневой жидкости.
– Знаете, вы обречены на поражение – Рэкс выпив чаю отставил белую в розовый цветочек чашку в сторону. То ли удовлетворённый вкусом чая, то ли довольный высказанным им приговором, вынесенным им всему движению, высказался он с каким-то домашним удовольствием.
Ган немного разозлился. Рэкс мог убедить кого угодно: хоть истового первого христианина попробовать человеческого мяса. В его душу закрался холодок могильного сомнения, чтобы избавиться от этого сквозняка с того света, он схватился за орудие любого проигрывающего спорщика – за упрямство.
– Ничего подобного. Идея равной реализации природных возможностей, любым человеком, восторжествует.
– Правильно. Иначе мир людей исчезнет, победит царство свиней, – высказался, в поддержку командира, Курт.
Несколько возбуждённый разговором, разбередившим Курту раны старых страхов, Ман, встав, подошёл к окну. За окном царила белая мгла. Невероятно редкое явление для приморского жаркого Давинвиля – туман, да ещё такой непроглядной плотности.
– Какой туман! Вы только поглядите! – Курт удивлялся искренне, как ребёнок. В свои семнадцать лет он хоть и участвовал в акциях, стрелял, убивал, но не разучился ещё восхищаться такими простыми явлениями природы, как закат, рассвет, полнолуние или вот такой туман.
– Туман? – Рэкс повернулся к окну всем корпусом вместе со стулом. – Мне пора, – он встал. – Спасибо за чай. Кстати, ваш второй вариант со свиньями ближе к истине, чем вы думаете.
– Я вас провожу, – предложил свои услуги гостю Карис.
– Не стоит. Не советую вам сегодня появляться на улице, тем более выходить в туман. Наверняка полиция устроит облаву. Вас ищут имея на руках ваше описание, а теперь, возможно и фото.
Попрощались с Рэксом лучи тепло. Крепкое рукопожатие, взаимное пожелание удачи и он ушёл. Рэкс покинул квартиру революционеров, чтобы затеряться в тумане, вернуться туда, где на все мучавшие здешних чудаков вопросы были найдены циничные утилитарные, до безобразия простые ответы. Здесь в прошлом чужого мира, ему делать было больше нечего. Удовлетворив любопытство человека нового биологического вида к отдельным представителям, можно сказать мутантам, старого типа, он возвращался к себе вперёд.
