Денис Александрович Артемьев
Партийный билет в нагрудном кармане
Жареная сенсация взбудоражила общество. С учётом налёта на банк пятёрки Зандера Зака (впрочем, фамилии налётчиков скрывались от общества следствием), это был уже второй инцидент за неделю. Бесплатная реклама организации неминуемо должна была впрыснуть в её жилы новую кровь. Следовало ожидать наплыва новобранцев. Напряжение сгущалось, как перед грядущей бурей. На фиолетовой линии горизонта собирались тучи, вдалеке клокотал гром, становилось душно. Предчувствие перемен, тяжёлое и чем-то необыкновенно радостное, пробивало себе путь к солнцу на мещанских пашнях костного общества Фаверленда.
Глава 11
Эрик Эйх с товарищами готовил новый экс, когда к нему пришёл вызов от Кариса Гана на партийный суд над трусом и злостным раздолбышем – Марком Сионом. С собой Эрик взял Лору Вайнхофф (она фактически была вторым лицом в партии) и Петера Сваара, который хотел вначале отказаться, но после состоявшегося, между ним и Эйхом, разговора, согласился:
– Зачем я там нужен? Без меня, что ли не справитесь?
– Как сказать. Тебе полезно будет.
– Ты же знаешь, я планирую экс. Сам нашёл их, и хочу всё сделать наверняка.
– Суд состоится за городом. Два часа на дорогу туда, два обратно и там час, не больше. Из процесса не выпадешь, не бойся. Тем более этот Сион тебе должен понравиться.
– Сион? Он что, из тех самых, знаменитых банкиров?
– Вовсе нет. Ха Ха. Что ты такое говоришь вообще? Короче поедешь с нами.
– Хорошо, – Петер согласился, ему стало интересно поглядеть на однофамильца самой известной мокрицы, владеющей контрольными пакетами семи самых крупных банков страны. – "Везде эти Сионы, куда не плюнь. Ладно, посмотрим на дегенерата".
Суд проходил в одном из помещений первого этажа какого-то, предназначенного на скорый снос, бывшего жилого дома. Здание стояло на отшибе: большинство таких же, как оно развалюх, в этом микрорайоне заштатного городка промышленной зоны области, уже были снесены. Этот же дом вжался между канавой, заросшей противной зеленью, умирающей речушки и свалкой строительного мусора – неубранных остатков таких же, как он престарелых домов. Может о нём забыли, а может, оставили на потом. В любом случае, люди заглядывали сюда редко. Наверняка забегали поиграть ребятишки, но ничего интересного для них здесь не осталось. Сыро, неуютно, пахло плесенью и фекалиями. Площадку для партийного суда кое-как расчистили, установили колченогий стол; ребята достали старые, но крепкие стулья для судей. Присутствовали на суде три представителя штаба (он же первая пятёрка), командир Карис Ган, два его бойца и сам подсудимый Сион. Мокнущая, в ожидание близкого разрушения стены, штукатурка, тусклый свет пробивающей себе дорогу через острые бритвы осколков оконных стекол и презрение. Та ещё атмосферка.
Четверо сидели за столом, застеленным свежими сухими газетами, а у стены, на стуле без спинки, скукожился Сион. Двое рядовых бойцов сторожили снаружи, наблюдая за подходами к дому.
– Обычная история трусости. Ничего в ней удивительного я не вижу, кроме того, что она произошла у нас в первый раз, – Эрик, выслушав рассказ Гана, сбивчивые оправдания Сиона, его же ответы на вопросы, подводил черту. – К сожалению, мы ещё не раз можем столкнуться с подобным. И самое главное, сейчас для нас – это дать пример тому образу действий, которого должны придерживаться все партийцы в схожих обстоятельствах.
– Дайте мне шанс! – всхлипнул Сион. Он повернул своё опухшее от побоев лицо к судьям и молитвенно сложил руки.
– Заткнись, ты! – Ган вскочил с места и побежал бы на труса, если бы его не удержал за куртку Петер, которому всё здесь происходящее ужасно нравилось. К мордобою перейти всегда можно успеть, а вот понаблюдать за крысой, настоящей человекоподобной крысой, шанс редко выпадает.
– Я ничего не успел сделать! За что вы меня судите? Ну в чём моя вина?
– Ах ты! – Ган опять сорвался со стула и опять же был водворён на место Петером.
– Карис, пускай говорит, – Лора положила свою ладонь сверху ладони Гана и сжала.
– Да, пускай говорит, – Эрик был согласен со своей гражданской женой.
Увидев в таком отношении лидеров партии к нему, некий процент лояльности и шанс, Марк затараторил:
– В самом деле, я ошибся. Каждый мог не заметить. Я хотел предупредить, правда, но не успел, они стрелять начали. Что мне оставалось? С голыми руками на них бежать? Простите меня…
– Врёшь ты. И время у тебя было, и до этого ты должен был знать, что Пухиса так охраняют. Просто не мог не видеть, как за ним всякий раз приезжают, – Ган оставался непреклонен. Спокойно говорить ему удавалось с трудом, он сдерживал себя, как мог, но, если бы не присутствие товарищей, он бы опять сорвался и накостылял этому ублюдку в очередной раз. – Из-за тебя погиб Шен, а Отто был ранен.
– Я растерялся. Это же был мой первый экс.
– У всех был первый, – уточнил Эрик. – Не в этом суть. Сион удрал, когда мог предупредить. Я считаю степень его вины должны определять, прежде всего, те кого он предал. Моё же мнение – Сион виновен.
– Виновен, – согласилась, с Эриком, Лора.
– Виновен, – поддержал товарищей, Петер.
Карис молчал, он и без голосования, до этого, ясно выразил своё мнение.
– Карис, позови своих бойцов. За ними последнее слово. Как они решат, так и сделаем, – Лора кивнула на дверной проём.
Ган, порывисто встав, вышел. Когда пришли люди Гана, Сион совсем обезумел от страха, он сполз со стула и забился в угол; закрыв лицо руками и подтянув под себя колени, сразу стал маленьким, отвратительно жалким. Парни знали зачем их позвали. Они сверлили суровыми взглядами мясной комок гнили, воплощённого природой, по ошибке, в реальность человека – материального аналога испуга, и их тошнило. Отто, с прострелянным навылет бицепсом, отвернулся первым, его примеру последовал и товарищ.
– Таким жить незачем, – Отто говорил глухо. Он мучился от омерзения.
– Да, смерть, – второй боец согласился с товарищем.
В углу что-то пискнуло. Эрик, по праву председательствующего, взял слово:
– Сион приговаривается к смерти. Привести приговор в исполнение нужно прямо сейчас. Остаётся определить, кто воплотит приговор в жизнь.
Все дружно отвели глаза в стороны. Неосознанный невербальный сигнал нежелания марать руки. Только Петер, как смотрел прямо перед собой, так и, не моргнув глазом, продолжил наблюдать за Сионом. А потом и Лора, упрямо взмахнула своей прелестной головкой, шире распахнула, ставшими по кошачьи хищными, глаза. Петер опередил её.
– Товарищи, я думаю, мне это по силам. Не хочу, но надо. Каждый должен пройти через что-то подобное. Я имею в виду кровь. Убить свинью или взорвать мясника из спецотряда важно и правильно так же, как раздавить этого таракана.
Отдав дань мужеству товарища, Эрик пожал ему руку. Примеру лидера последовали и все остальные. Петер остался в комнате один на один с Сионом, остальные революционеры деликатно вышли. Интим казни требовал сосредоточения и не терпел влажного любопытства лишних зрителей. Палач и жертва, остальные посторонние, ненужные. Петер достал из кобуры, висевшей у него подмышкой, кустарно изготовленный пистолет с коротким квадратным стволом. Сион, как сжался при объявлении его участи, так больше и не двигался, замерев в позе гусеницы, скрутившейся защитным колёсиком.
Петер чувствовал приятную истому возбуждения, смешанную с необычным жгучим стыдом, происходящим от того, что он, на самом деле, хотел выстрелить, хотел убить. Для него казнь не была чем-то недопустимым или вынужденной мерой, она органично выписывалась в его внутреннее мироощущение. Враги должны умирать. И он не должен был грустить по этому поводу. Получать удовольствие от смерти врага представлялось ему нормальным, хотя и не озвучиваемым, пропагандируемым на людях, явлением.
"Подойти поближе, чтобы лучше было видно". – Петер, сделал два маленьких шажка вперёд. Теперь ближе некуда, ещё шаг и придётся, уперев дуло в затылок, стрелять в упор. – "Нет, не стоит. Может окатить. Потом вещи стирать. А руки, однако, трясутся. Фу ты, ну нажимай же". – Петер обхватил рукоятку второй рукой. Дёрнул указательным пальцем за крючок. У него перехватило дыхание от тревожного ожидания выстрела. Нет, ничего не произошло. Нет отдачи, нет дыма, нет крови. Петер нажал на курок ещё подряд несколько раз. Поделка партийного оружейника дала осечку. Патрон перекосило. Дрожащими пальцами он постарался выковырять его, но не удалось. Разбирать пистолет он не решился: устройство знал плохо и раз разобрав, мог и не собрать вновь. Петер, подойдя к двери, позвал товарищей. На зов явилась Лора, она шёпотом поинтересовалась – что случилось, он ей ответил тоже шёпотом. Узнав про осечку, она одолжила Сваару свою пушку и поспешила убраться.
Дождавшись ухода Вайнхофф, Петер взвесил пистолет на ладони. Он был меньшего размера, чем его пугач, давший осечку. Оружейник, как истинный творец, старался не повторяться и каждый новый ствол у него выходил другим. Но все они болели кустарной болезнью слабой надёжности и отчаянно косили мимо, а других, настоящих, заводских пушек, раздобыть революционерам пока не удавалось.
Теперь должно получиться. Подсознание нашёптывало Петеру, что опять произойдёт осечка, но руки уже дрожали меньше. А Сион так и продолжал пассивно стараться врасти бледной поганкой в бетон. Сваару даже показалось, что он потерял сознание. Но Петер ошибался, Сион впал в кататонию предсмертного транса. Так было лучше: он так долго страдал от своего малодушия, что природа сжалилась над ним одарив одним из вариантов тихого помешательства. Хороший выход для любого смертника, а для него и подавно.
Осечки не случилось. Пистолет в руке Петера подпрыгнул взбесившемся, как от укуса шершня, мустангом и, выпустив розовый факел пламени, отпустил пулю на волю. Основание черепа Сиона сдвинулось, лицо ещё сильнее вжалось в угол, голова приобрела нимб из серо-красных брызг. Что там стало на самом деле с его лицом, Петер так и не увидел, да он и не хотел. С трусом было покончено, но добросовестный Петер выстрелил в него ещё два раза, оба раза попав точно в цель – в голову. Череп Сиона, потеряв исходную форму, стал похож на смятый колесом грузовика волосатый арбуз. Петера после ликвидации предателя посетила вонючая отрыжка. Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты с зажатым в кулаке пистолетом Вайнхофф. Никто из ребят не решился пойти и проконтролировать действия Петера, оценить их результат. Констатация факта смерти предателя была взята революционерами на веру.
Глава 12
После того, как Петер отличился на суде, предстоящий их группе экс перестал вызывать в нём неприятную тревожность гриппозного озноба. Теперь на действия, связанные со смертельным риском, он стал смотреть проще. Дело группе Эйха предстояло хлопотное, но не такое опасное, как предыдущее. Немного решительной наглости и партийная касса пополнится на энную, как все надеялись, не маленькую сумму. Петер предложил вскрыть кубышку одной тоталитарной секты совершенно идиотского толка, с живым воплощением инопланетного Христа во главе, требующего к себе преклонения в виде ежедневного бичевания святым пришельцем ягодиц его адептов. Естественно, чтобы дойти до уровня массового покаяния в присутствии самого непогрешимого и белоликого Христа, прилетевшего с планеты небесного рая из созвездия осьминога, навести на своей земной вотчине порядок, надо было отдать все деньги секте, а ещё лучше переписать на мирское имя её руководителя всё своё имущество. Первостатейный бред, однако, имеющий массу поклонников среди психически сломленной, потерявшей всякие духовные ориентиры, прослойки интеллигенции определённого толка. Самозваный Христос мозги промывать умел отлично. Три месяца в секте и человек менялся, начиная смотреть преимущественно в себя любимого, превращая разум в точку, отрекаясь от семьи, забывая и преклоняя колени, обнажая зады, бичуя себя и соседа, и принимая удары от себя и соседа, а иногда и от руки самого бога!
Квартиру, где жил белоликий Христос, вычислили. Дождались пока боженька останется лишь с несколькими своими приближёнными, так называемыми крестителями, и пошли за деньгами. Подъезд, пять лестничных пролётов и они у цели. Дверь обита мягким материалом, – типа поролон, – прикрытым синей кожей. Глазок, замазав чёрной краской, позвонили. Генрика, как обладательница самого нежного голоса, вышла вперёд.
– Кто? – сердито, настороженно, буркнула дверь.
– Это я Кати, – революционеры знали, что среди прихожан надомной церкви есть и такая юная дурочка, сегодня её на службе не было, что играло им на руку, – мне к боженьке. Я опоздала, а он говорил приходить, как смогу.
За дверью заворчали. Между собой спорили вроде как двое.
– Приходи завтра. Христос отдыхает.
– Завтра не могу, он мне сказал сегодня.
Революционеры ничем не рисковали, зная сластолюбие белоликого; даже если бы его приспешники решились пойти спросить его мнения, он, скорее всего, приказал впустить фальшивую Кати – побаловаться молитвой, причастить, как следует, девушку. А как же? Ничто человеческое богу не чуждо.
Застрекотал замок, лязгнул другой, звякнула цепочка, ворота в божье царство открылись. Дальше пятёрка действовала, как группа захвата. Ворвались, повалили в прихожей двух тумбоподобных тёток и пока Лора с Генрикой затыкали им скотчем рты и связывали руки, мужская часть пятёрки понеслись, всё сметающем на своём ходу, вихрем громко выкрикивая команды – "Лежать! Мордой вниз! Быстро! Не смотреть! Не дышать! Убьём!". – Такая какофония накатила в тесной квартирке белоликого Христа акустическим ударом, свалив с ног, как самого боженьку пришельца, та и ещё одного его крестителя. Итого в трёхкомнатных апартаментах находилась четыре сектанта – все они с трясущимися поджилками, меньше через минуту, уже скучали, нюхая паркет не первой свежести.
Красные грабители обыскали квартиру. Искомое богатство было найдено в подсобке. Пачки денег разной толщины лежали, сложенными в отдельные квадратные кубики кучек, прямо на полу. Набив ими принесённую с собой сумку, революционеры покинули разгромленную христову хатку, оставив после себя беспомощно мычащих через нос, связанных крестителей и их толстопузого, голозадого, козлинобородого господина.
Подсчитав барыши, к первым двухсот пятидесяти тысячам, пятёрка Эйха добавила ещё сто тридцать тысяч марок. С учётом северного экса набегала солидная сумма вполне способная обеспечить безбедное существование УРА на ближайшие три месяца "Красного Лета".
Глава 13
30 мая в главные СМИ Фаверленда поступил некий документ, который был озаглавлен, как боевой листок партии УРАФ, под лаконичным коротким названием – "Луч".
«Ежемесячный боевой листок
ЛУЧ
Выпуск первый
Товарищи, неравнодушные граждане Фаверленда! Мы объявляем войну большому капиталу и Системе. Наступающее лето засверкает месяцами нашего триумфа. Красное лето изменит историю, повернёт колесо развития нашей страны в нужную сторону. Период подготовки закончен. Нами осуществлены несколько операций по экспроприации денежных средств у преступников и обманщиков – клопов на теле трудового народа. Заверяем, что все отобранные нами средства у буржуазных мокриц, как прошлые, так и будущие, до последнего пфеннига будут пущены на борьбу с Системой.
К сожалению, не обошлось без потерь. Несколько наших товарищей погибли, другие попали в преступные застенки античеловеческого режима. Мы навсегда запомним их имена, и мы их никогда не забудем. Их святые имена навсегда выжжены болью потери в наших сердцах. Помним и чтим! Клянемся, отомстим! Свобода близка братья, ждать осталось недолго.
От нашего гнева не скрыться палачам и продажным чиновникам, лукавым политикам и убийцам. Всем достанется по заслугам. Очищение нашей Родины грядёт. Призываем народ поддержать нашу борьбу, быть с нами. Вместе мы победим. За вас, простых людей, будущее ваших детей, мы готовы жертвовать всем, в том числе и жизнью. Нас не остановят ни пули, ни пытки. Ждите начала Красного Лета, слов своих УРА на ветер не бросает. Хотим-Можем-Делаем! Движение жизнь!
Смерть системе мирового капитала!
УРАФ.
30 мая 1982 года».
Несколько газет опубликовали листок полностью, другие просто ссылались на него в своих критических статьях, полных злобной истерии. На каналах телевиденья о нём не упоминалось вовсе. Тем не менее, с первого выпуска боевого листка, за бойцами УРА закрепилось прозвище – лучи.
Глава 14
Сидящей сейчас напротив Эрика человек вышел на них через сочувствующего их борьбе товарища, бывшего члена КПФ, уже давно отошедшего от дел. Он долго сомневался идти на встречу или нет, подозревая, что его возможно ожидает не разговор по душам, а провокация. Несколько раз назначал время и место свидания, а потом не являлся. Люди из вновь сформированной пятёрки Гана осуществляли слежку за пришедшим на встречу мужчиной, который всякий раз уходил от них, ловко ныряя в метро. Никаких признаков полицейской засады обнаружить лучам не удалось. Любопытство победило осторожность и Эрик решил рискнуть.
Эрик условился встретиться с незнакомцем в центральном парке у внешней колоннады, рядом с входом. В парк не пошли, по предложению мужчины, прошли во дворы, расположились в беседке. Утро, понедельник, начало июня. Мужчина выглядел солидно – в костюме, белой рубашке, галстуке. Безупречно выбрит, вычищен, причёсан. Лицо крупное, несколько помятое, словно с перепою или отражающее последствие недавно перенесённой болезни. Лоб высокий, собранный из трёх плоскостей, двух височных и главной центральной. Нос большой круглый. Скулы, щёки, всё широкое, такое серьёзное, основательное. Губы бледные, красивые, рот большой, подбородок круглый. Верхняя половина лица довлела над нижней. В незнакомце чувствовалась дикая, данная ему от природы, естественная мужская сила. Смотрел он круглыми светлыми глазами, неопределённого, меняющегося в зависимости от времени суток и освещения, цвета, прямо и бесхитростно. Начал незнакомец разговор первым:
– Меня зовут Сергей Георгиевич, я гражданин СССР.
– Так. А что вам от меня Сергей Горович, нужно.
– Георгиевич.
– Извините.
– Ничего страшного. Ваша деятельность нам интересна. Мы решили вам помочь.
– Хм. Ваша ипостась социализма мало чем отличается от западной системы. Во всяком случае, вы к ней сейчас быстро скатываетесь. Ваша революция осталась далеко позади. Бразды правления страной захватили старики ортодоксы: они ничего не могут изменить.
– Эрик, это не имеет никакого значения. А имеет значение то, что вы плохо вооружены, слабо организованы, а экспроприируемых вами средств надолго не хватит. Мы предлагаем вам помощь; глупо отказываться.
– Вы неплохо говорите по-нашему. У вас акцент коренного приморского жителя.
– Не будьте так подозрительны. Был бы я провокатор, вас бы уже схватили. Ещё тогда, когда ваши ребята пытались за мной следить.
– …Хорошо… Что вы от нас требуете?
– Ничего. Наоборот, вы будете от нас получать всё, что вам потребуется, а мы обязуемся не лезть в ваши дела. Конечно, за исключением тех случаев, когда вам понадобится наш совет.
– Интересно, с чего такая щедрость?
– Вы последняя надежда вашей страны. Честно сказать в то, что вы чего-нибудь добьётесь, у нас верят мало, но не помочь вам было бы преступлением.
– Угу. В торжество Вашей революции тоже никто не верил.
– Да. Правда ситуации в наших странах отличаются кардинальным образом. Тогда и сейчас это разное время для разных народов.
– Посмотрим.
– Хорошо. Не будем спорить. Первую партию снаряжения вы можете получить послезавтра.
– Ого! Неужели так быстро. Я слышал про могущество ваших органов безопасности, но никогда этим буржуазным байкам не верил. Старший брат приходит на помощь. Так? – Эрик говорил с известной долей иронии; поверить в то, что, какие-то красные дяди, будут бескорыстно помогать своему безродному, нищему племяннику верилось с трудом.
– Обсудим детали....
Лучи получили в качестве первой помощи от северной далёкой страны несколько ящиков автоматического оружия. Странного вида компактный русский автомат Бизон 2. Система шнекового магазина делала этот автомат мечтой любого бойца революции. Магазин шёл вдоль тела автомата, а не торчал в сторону. К тому же его ёмкость приближалась к восьмидесяти патронам, недостижимый идеал для рожковых и даже отчасти магазинов барабанного типа. Надёжность, лёгкость и огневая мощь, обеспечиваемая прилагаемыми к автоматам бронебойным боеприпасами повышенного могущества. Проще говоря, ни один из штатных бронежилетов полиции Фаверленда не мог защитить от пуль, с термоупроченным сердечником, выпущенных из Бизона. Бонусом к автоматам шли пару десятков наступательных гранат, солдатские аптечки, укомплектованные на время активных боевых действий и тридцать тысяч марок. Снаряжение, как это оружие называл русский, Лучи получили анонимно. Эрик получил сообщение, где его команду будут ждать подарки. Он и Петер приехали в указанное место, нашли схрон с оружием, загрузили в автомобиль, перевезли к себе на базу. Советская поддержка оказалась, как нельзя, кстати. Красное Лето начиналось, и пятёрки готовились к решительному штурму капитализма по всему фронту.
