Денис Александрович Артемьев
Партийный билет в нагрудном кармане
Эпилог
Громкий теракт напугал власти Фаверленда гораздо сильнее, чем все шестьдесят с лишком акций, проведённых прошедшим Красным Летом. Формально облажавшийся Кнут, под критический шумок газет, осуждающий его непрофессионализм, получил новые полномочия. Власти не хотели повторения истории с захватом самолёта, поэтому решили уничтожить сам повод для подобных терактов.
Кнут сделал любезное исключение: голодающим Лучам выдали столичные газеты со свежим подробным описанием гибели, попытавшихся их спасти, товарищей. Подарочек предназначенный для мучения душ – один из способов психологического давления, скрытая обстава воплощения в жизнь утверждённого на самом верху плана генерала.
Первой, к кому они пришли той ночью, стала Генрика Шваб. Два здоровущих офицера спецотряда, да бородач, тот самый, который истязал полгода назад Юрия Рубена. Бородач в руках нёс саквояж. Троица выглядела, как команда работников лаборатории закрытых бактериологических исследований – комбинезоны, закатанные в прозрачную полиэтиленовую плёнку, на руках тонкие медицинские перчатки, на ногах бахилы.
Генрика не спала; столь поздний визит незваных, столь странно одетых, гостей её испугал. Она, вскочив с постели, поскакала, поджав повреждённую ногу, в угол камеры. Добраться до стенки она не успела, её, накинувшись сзади, смяли. Женщина не кричала, а шипела, как рассерженная кошка: она выгибалась дугой, отпихивалась, но истощённых семидневным постом сил очевидно не хватало для успешного сопротивления упитанным убийцам. Её быстро скрутили, прижали лицом к полу. Бородач вынул из саквояжа простыню, превращённую в верёвку; пока два других офицера выкручивали руки, усевшись Генрике на спину, накинул петлю ей на шею крепко затянув. Совместными усилиями они подняли девушку, бородач перекинул простынь через прутья решётки, сильные руки потянули верёвку – Генрика взлетела невесомой игрушкой под самый потолок. Она дёргалась, извивалась, её руки шарили по воздуху, то подлетая к горлу, то вытягиваясь вперёд и стороны. Обнажённая ступня здоровой ноги колотила по стене, кровоточащая культя рисовала по её белому полотну прерывистые мазки точек, тире, подаваемых умирающей девушкой сигналов о помощи. Агония длилась непонятно долго – больше трёх минут. Но вот по телу прошла заключительная рябь реквиема последней судороги, Генрика успокоилась. Рыжий одуванчик пожух. Налюбовавшись на дело своих рук, палачи, оставив висеть труп в петле, забрав с собой простынь с постели, ушли. Сегодня ночью им предстояло ещё много работы.
Лора сумела оказать убийцам достойный отпор. Мясникам никак не удавалось её обездвижить. Когда они вошли Лора спала. Не успела она открыть глаз, как на неё уже прыгнули. Вся борьба происходила на железной кровати. Лора, сжав зубы, отбивалась молча. Откуда в столь юном, исхудалом создании взялись такие невероятные силы? Оставалось лишь удивляться. Извернувшись, Лора, продравшись через лес рук, обхватила бородатого палача за шею, прижалась и укусила за лицо – впилась острыми зубами куницы ему в бровь. Раздался короткий утробный крик, за которым последовал глухой удар. Кулак бородача, попав ей прямо в висок, оглушил.
– Не бей. Синяки останутся, – тяжело дыша, сказал офицер, переворачивающий Лору на живот.
– Она меня укусила! – мясник, потрогав бровь, поднёс тут же окрасившиеся в красное пальцы к глазам. – До крови тварь, – и с угрозой в голосе. – Ладно.
Бородач склонился над саквояжем. В его руках оказалась железная тюремная тарелка, один край которой был заточен. Лора пришла в себя, возня на кровати возобновилась с прежней силой.
– Скорее, – потребовал второй офицер.
Тонкие запястья Лоры подставили под самодельную бритву, озверевший палач вскрыл ей вены. Резал глубоко, наносил сетку из перекрестий порезов; закончив с запястьями, перешёл к локтевым сгибам. Боль, которую почувствовала девушка, не сломила её, а наоборот подстегнула. Брызги крови летели по сторонам, превращая камеру в убойный цех на мясокомбинате. Бородач, весь испачканный кровью Лоры, схватив её за волосы полоснул по горлу – порез раскрылся от середины шеи до нижнего края челюсти. Воздух намок тяжёлым горячим запахом металлической стружки. Кровь закапала на пол. Палачам пришлось за собой убраться: они порядком наследили. Наспех вытершись сами, затёрли следы подушкой после бросив её на истерзанную, словно лишённую кожи, Лору. Бородач вложил в её ладонь тарелку-бритву, а нормальную её тарелку забрал с собой.
Настала очередь Эрика Эйха. Палачи успели переодеться, освежиться, приободриться изрядной порцией горячительного. Кровь хорошо запивать яблочной водкой – яркие цвета линяют, уши глохнут.
Эрик кинулся драться. Махался он не умело, размашисто, качался, как молодая осинка на ветру. Получив пару острых хуков по рёбрам, он осел. В этот момент он пожалел, что начал голодать.
– К унитазу его давай. Так, держи-держи. Разжимай зубы.
Бородатый палач командовал, а двое других исполняли. Новый кусок простого туалетного мыла бородач запихнул Эрику в рот, грубо затолкав в глотку. Дыхательные пути были надёжно перекрыты, проглотить мыло луч не мог. Лицо первого руководителя УРА побагровело, в глазах полопались алыми розочками капилляры. Сознание мерцало, гасло, тьма заливала холодными чернилами гипоксии мозг. Шумная суета предисловия жизни подходила к концу. Смерть встречала революционера буднично, без героических громких фанфар поля боя. Палачи церемониться не стали; убедившись, что его сердце остановилось, бросили Эрика там же, в промежутке между раковиной умывальника и унитазом.
Убийство всегда плохо пахнет, а такая инсценировка под коллективный суицид просто нестерпимо смердела. За три часа убийцы посетили всех шестерых пленников. Все лучи этой ночью должны были погаснуть, а во врачебное заключении занесли бы следующие причины смерти остальных подопечных Кнута:
Юрий Рубен – разбил себе голову об угол стены.
Вил Авен (партийная кличка Крот) – как и Генрика повесился на своей простыни.
Нема Ваган – отравилась таблетками снотворного (каким-то немыслимым количеством капсул Кипронала, правда, непонятно откуда она их взяла, но такие нюансы никого не волновали).
Единственным кто смог пережить ночь самоубийств, стал полицейский осведомитель Карл Бир. Наутро в изолятор пригласили врачей, а чуть позже представителей трёх центральных телеканалов. Но торжественный праздник, тщательно подготовленный генералом Кнутом, омрачило неожиданное происшествие. Лора очнулась сразу же, как к её осмотру приступили врачи. Она лишилась достаточного количества крови, чтобы потерять сознание, но не достаточного, чтобы отправиться на тот свет. Врачам её осматривавшим удалось быстро привести её в чувства. Первое что заявила Лора, открыв глаза, гласило, что её пытались убить, что она не намерена кончать жизнь самоубийством ни завтра, ни послезавтра и вообще никогда, и что, если она умрёт, то вина за её смерть полностью ляжет на руководство страны. Об этих её словах прознали репортёры. Скандал-сенсация-рейтинг! Правительство испугалось взрыва общественного негодования (между прочим, совершенно напрасно): лицемерие, возведённое в степень государственной трусости, помогло Лоре сохранить жизнь. Пришлось свиньям перевести её в другую тюремную больницу, выведя из-под опеки заботливого папаши Кнута.
Вскоре состоялся насквозь гнилой показушный процесс, где подсудимой, конечно же, не дали высказаться. По сути, доказательства её вины никому не были нужны и то, что она там хотела, могла сказать, никого не интересовало. Лора Вайнхофф, получила пожизненное, а Карл Бир заслуженную награду – год условно и освобождение в зале суда. После окончания суда Бира больше никто никогда не видел: его хозяева позаботились о нём, дав ему новое имя, внешность, переселив на другой конец страны.
Ещё три раза молодые романтики от революции предпринимали попытки реанимации УРА. Итог шесть неудачных акций. Жертв как, впрочем, и особого общественного резонанса не случилось, зато пошли аресты, суды, новые сроки. Люди устали от гиперреактивности доморощенных революционеров, каждый очередной выстрел встречая раздражением. Через десять лет после описанных событий остатки руководящей верхушки УРА, выпустили бюллетень, в котором объявляли о самороспуске организации.
«Бюллетень #
Настоящим документом мы объявляем о прекращении деятельности нашей партии – Ударной Революционной Армии Фаверленда. Понимая, что коммунистические идеи не находят отклика в широких слоях общества, мы полностью отказываемся от методов вооружённого ведения борьбы. Мы не можем и не хотим идти против воли народа, поэтому в дальнейшем будем действовать только в рамках других организаций левого толка, участвуя вместе с ними исключительно в акциях мирного протеста.
Мы помним, и всегда будем чтить память наших погибших товарищей. Надеемся, верим, что посеянные их руками семена обязательно дадут всходы в сердцах будущих поколений и тогда наступит очередное "Красное Лето".
УРАФ.
24 октября 1993 года».
Глава 26
– Да, звёзды светят миллиарды лет, но мы то, Эрик, не звёзды, – Петер волновался.
– До бессмертия один шаг. Сделать его может знающий, уверенный в своей правоте, готовый умереть за идею, избранный для подвига самой историей, человек.
– Не понимаю, как ты можешь настолько сильно верить, в то, что существует лишь, как фантом в твоей голове, – непонятно восхищался или осуждал Эрика, Петер. Он, сдвинув брови, сидел понурив голову.
Эйх открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался стук в дверь; на пороге комнаты появилась Лора.
– Ребята, время.
– Да-да, идём.
Хмурый Петер, покрасневший, несколько возбуждённый разговором, Эрик, встав вышли из комнаты. Впереди их ждал очередной бой.
