Атуна Койдергем
Горлинка Хольмгарда. Книга 2

Дверь отворилась, порог переступил мрачный Рёрик. Дива и Арви застыли в молчании. Каждый по своей причине. Дива – потому как растерялась, а тиун – оттого что недоумевал: он ничего не знал о ссоре Вольны и сына князя.

– Приведи Рарога, – приказал Рёрик слуге.

– Пущай она уйдет! Ее это не касается! – потребовала Вольна, ткнув пальцем в застывшую у окошка Диву. – Пошла отсюда! Вон, сказала!

Вопли соперницы возымели на Диву действие ледяного ливня. Недозволенное поведение этой нахальной наглой женщины уже допекло до такой степени, что молодая княгиня желала и была готова ответить соразмерно. И грубо, и резко, и зло. Однако в последний момент передумала. Должна ли она бросаться в бой лично? Если она уповает на то, что Рёрик защитит ее, то должна предоставить ему такую возможность.

– Нег, я не уйду, – твердо возразила Дива, взяв себя в руки. – То есть я хочу сказать, что меня это касается. Понеже я видела, что произошло.

– Ничего ты не видела! Не сочиняй! – заголосила Вольна, догадавшаяся, что может оказаться в меньшинстве. – Нег, она обязана уйти! Выгони ее. Пошла отсюда! – последние слова Вольны были обращены к сопернице.

На миг Диву накрыло пологом смятения. От услышанных наглых требований и визгов у нее уже путались мысли, и она вдруг ощутила себя так, как раньше – бесправной, ненужной, нелюбимой. Слово Вольны часто оказывалось весомее ее собственного. И поникшая Дива по привычке стала ожидать, что Рёрик послушает лебедушку.

– Не горлань возле меня, – несмотря на кажущуюся простоту, обращение Рёрика к Вольне прозвучало строго. Взгляд князя не касался шумящей, но выражал неодобрение. Да, он не смотрел на Вольну. Даже тиун, желавший до этого момента высказаться, передумал держать речь.

– Ладно. Я расскажу, как все было, – у Вольны хватило ума прекратить кричать, хотя замечание Рёрика ей не понравилось. И все же она почувствовала, что если продолжит в том же духе, что и начала, то до конца ее здесь не дослушают. Именно так. Рёрик не станет с ней спорить или убеждать в чем-то, ее просто выдворят отсюда. Или он сам уйдет, как часто поступал, когда не хотел слушать ее.

– Нег, чтобы принять решение, нужно внять и Рарогу, – заметила Дива. Слова пасынка, сказанные им еще на улице, отчего-то затронули ее сердце, ей стало жаль его. И она решила хотя бы сегодня встать на его сторону. – Или тебе неважно, что он ответит?

– Что за вопрос такой? – Рёрик озадаченно оглядел Диву. А потом добавил, – позовите-ка Рарога сюда…

Расторопный слуга выбежал за дверь. А князь подошел к окну и упер ладони в подоконник, глядя на редеющий вдали лес.

– Это не мой вопрос, – ответила Дива наконец. – И мне кажется, твой сын не верит в твою справедливость.

– Почему это?! – Рёрик вдруг поймал себя на мысли, что сейчас очень зол на сына. Хотя не видел Рарога сегодня. Это не впервые. Вольна и прежде часто жаловалась на мальчика.

– Потому что в любом происшествии виноватым оказывается он. Вне зависимости от обстоятельств…– ответила Дива, смело повторив слова Рарога.

– Выйдите все на улицу. Вернетесь вместе с Рарогом, – приказал Рёрик.

Вольна выступила первой – она всегда силилась быть центральной фигурой даже в незначительном шествии. Двери должны открыться пред ее особой в начале начал. Она величаво выплывет, аки владычица, а потом пусть уже плетется и Дива.

Приподняв вверх левую бровь, из гридницы вышагнул и Арви, корящий себя за то, что пропустил нечто важное.

Дива же была рада тому, что не покинет гридницу в одиночестве, как того изначально требовала Вольна. С другой стороны молодая княгиня уже была огорчена. Ведь оказалась в глазах своего князя равной Вольне и Арви.

– Дива, останься…– Рёрик неожиданно остановил свою княгиню, когда та двинулась на выход. И, лишь оставшись с ней наедине, продолжил, – Рарог пожаловался тебе?

– Нет, конечно. Нет! Как ты мог подумать такое? – Дива уж испугалась, что ухудшит положение паренька вместо того, чтоб улучшить. – Я уверена, что он не посмеет жаловаться на своего отца или других старших родственников. Просто, мне кажется, ты строг с ним непомерно, – Дива подошла к Рёрику со спины и обняла его, прислонившись к нему щекой. – Ведь ты еще ничего не выяснил, а уже сердишься на него.

– А я не должен быть строг?! – удивленный Рёрик развернулся к Диве.

– Должен, но…– Дива теперь ясно видела: он, кажется, не понимает того, что она хочет сказать.

– Дива, если со мной и Синеусом что-то случится, то Рарогу придется защищать себя самостоятельно. Он должен быть готов к тому, что мир вокруг враждебен, – Рёрик развернулся к окну и вновь устремил взгляд на мрачный осенний лес. – А также он должен знать, что любой поступок имеет последствия…

– Он знает. Просто он слишком юн, – пожала плечами Дива. Не так много времени прошло с тех пор, как она сама девчонкой резвилась на полях и лугах. Были шалости и проступки, которых сейчас она бы уже не совершила. Это все возраст. – А я знаю, что ты любишь его. Но только этого почти незаметно, – для Дивы любовь представлялась как нечто явное и торжественное. – Нашу дочь ты берешь на руки, играешь с ней…А Рарог…

– Ну я же не могу и его взять на руки, – заметил Рёрик.

– Знаешь, это ведь и не только одного Рарога касается, – осторожно заметила Дива. – Твоя сестра…Она переживает из-за твоего решения о женитьбе с Гейрхардом.

– Это она тебя подослала? – усмехнулся Рёрик.

– Она не подсылала. Она страдает, ей плохо. И обидно, что ты вновь не слышишь ее. Любящий брат не должен оставаться глух к мольбам сестры. Со стороны можно подумать, что ты и вовсе ненавидишь ее.

– Я?! – удивился Рёрик, который, уж точно, был далек от подобного чувства. – Да что я такого сделал?

– Я же говорю, твое решение ее печалит. Это совсем не то, что ей нужно.

– Ну разве женщина может знать, что ей нужно? Ты вот, к примеру, выбрала изборского княжича, думая, что тебе нужен он, – напомнил Рёрик.

– Нег, ну это же разные вещи, – примирительно заметила Дива.

– Никогда не вмешивайся в мои решения. Особенно если они тебя не касаются, – предостерег Рёрик неожиданно.

И его голос прозвучал холодно. Так холодно, что Дива не нашлась, что ответить сразу. Она медлила. Хотя понимала, что ответить необходимо.

– Не буду, – Дива опустила глаза, напоминая себе о том, что обязана быть смирной, не выказывающей недовольства на каждом шагу. Ей надобно скрашивать жизнь мужа, а не омрачать. И все-таки обидно слышать от него такое. Его не волнует ее мнение, и он прямо сказал ей об этом сейчас.

– Ты что, обиделась? – Рёрик заметил перемену, произошедшую в Диве. Если недавно ее глаза светились, она была рада видеть его – то теперь даже не смотрит в его сторону.

– Разве я смею на тебя обижаться? Ты же столько делаешь для меня, – Дива, и впрямь, не могла себе позволить роскошь обид. Ведь это она от него зависит, а не он от нее. Впрочем, разве это правильно всегда замолкать, уступая ему? Но так страшно хоть на миг отдалиться от него. И как побороть этот страх? – Я просто очень устала.

– Я тоже устал, – признался Рёрик, хотя на дворе было только утро. Он имел в виду совсем другую усталость, как и Дива, подразумевая нечто иное под этими словами. К осени ум понимает, как утомился за бурное лето, кишащее переживаниями разного рода.

– Ты сам все слышал. Эта женщина непрерывно оскорбляет меня в моем собственном доме; гонит отсюда, словно я не родилась здесь и не провела в этих стенах всю свою жизнь, – посетовала Дива на хамство Вольны. – Никто не говорит со мной так нагло и неуважительно, как поступает она. Я ничего не забирала у нее, не делала ей зла. И единственное, чего я хочу от нее, чтобы она оставила меня в покое. Ибо я не имею возможности защититься от нее, не пострадав при этом самой. И я понимаю твоего сына, который не знает, как ему спастись от нее.

– Что произошло между ней и моим сыном? – сейчас Рёрика интересовал только этот вопрос.

– Только вдумайся! Этот наглый мальчишка посмел напасть на меня! – злилась Вольна, стоя на крыльце вместе с Арви, внимательно выслушавшим ее рассказ. Дождь прошел, на улице было свежо и прохладно. Однако сквозь рассеивающиеся тучки уже начало проглядывать солнышко. – Он ударил меня. Посмотри на мое лицо! – под глазом Вольны словно в доказательство ее слов образовалась припухлость.

– Если видоки подтвердят сие нападение, то молодому княжичу придется несладко, – выразил предположение Арви, щурясь на солнышке, словно ленивый кот. – Кажется, княгиня Дива оказалась свидетельницей того…

– Она не подтвердит мне назло! – сердилась Вольна.

– Зачем князь оставил свою жену, а нам повелел удалиться? – задался вопросом Арви. – Я уверен, что сейчас он слушает ее повествование об этом злополучном утречке. Затем придет Рарог и также изложит свое видение произошедшего. Дива и Рарог не будут слышать друг друга. Если кто-то задумает солгать, то государь это быстро обнаружит, найдя несоответствия в ваших трех рассказах…– рассуждал Арви. – Однако если вдруг ее слова ненароком совпадут со словами Рарога, то…– тиун недоговорил, но этого и не требовалось. Вольна лучше него знала, что так и будет.

– Меня не волнуют ее пустые слова. Главное – истина! Рарог толкнул меня! И ты должен помочь мне доказать это! – Вольна знала о том, что Арви недолюбливает Диву, и потому рассчитывала на его поддержку.

– Все-таки ударил или толкнул? – усмехнулся Арви, который допускал, что Вольна преувеличивает произошедшее. – Одно могу сказать: у княгини Дивы нет причины лелеять своего пасынка. Ведь если у нее самой родится сын, то неизвестно, кто все-таки наследует престол Гостомысла.

– Известно. Наш с Негом сын! – вскипела Вольна. – Он старший законный сын, отцом которого является Нег! А кто отец Рарога – это вообще неизвестно!

– Ну, разумеется, в таких вещах доподлинно никогда неизвестно, – согласился Арви. – Однако удивительное сходство Рарога и нашего князя указывает на их явное родство, уже не вызывающее сомнений даже у самых взыскательных глаз.

– Мало ли кто на кого похож! Мой сын – старший законный сын Нега! – долбила Вольна, уверенная, что от многократного повторения ее слова обретут силу.

Вскоре на дорожке, ведущей в гридницу, показалась фигура Рарога. Он медленно плелся, словно в конце пути ему должны отрубить голову. Увидев издалека Вольну, он уныло вздохнул, уже представляя, что сейчас начнется. И не ошибся.

– Ты напал на меня! – уперев руки в бока, кричала Вольна на Рарога, продолжая талдычить свою версию уже по возвращении в гридницу. – Скажи токмо, что это не так! Ты поднял на меня руку прямо посреди улицы!

– Рарог, это правда? – задал вопрос Рёрик, взыскательно глядя на сына. Тяжко вздохнув, паренек медлил с ответом. Он же, кажется, не нападал на нее. Однако кое-какая стычка все-таки произошла.

– Да, поднял! Он напал на меня! Сколько это будет продолжаться?! – твердила разъяренная Вольна. – Еще будучи в Дорестадте, ты не унимался! – гаркнула Вольна на Рарога. – Как сейчас памятую, испортил мне платье, искупал мою кошку в корыте с краской, сломал мне ступеньку на крыльце!..А сегодня и ударил меня, негодный!

– Ничего я не делал! – выпалил Рарог, стараясь перекричать Вольну. Его попытка откреститься сразу от всех обвинений играла не в его пользу: уж прочие упреки лебедушки были обоснованы. Отрицая их и в то же время настаивая на своей невиновности, он будто приравнивал былые проступки к сегодняшнему.

– А это что?! – Вольна ткнула пальцем в образовавшийся синячок размером с вишню.

– Это рябинкой! Я же извинился! – запротестовал паренек.

– Рарог?! – Рёрик вопросительно оглядел свое строптивое чадо.

– Да. То есть, нет. Не совсем…Отец, она же первая схватила меня, – вздохнул Рарог. – Я лишь оттолкнул ее от себя.

– Что ты брешешь здесь?! – нарочито возмутилась Вольна. – Я шла своей дорогой, а ты набросился на меня, думая, что тебе все сойдет с рук!

– Нег, он защищался, – негромко добавила Дива, которой уже было жаль пасынка и саму себя. Рёрик будто не слышит их. Ужели всегда внимают самому горластому и наглому? Вот потому Вольне так легко кого-то оклеветать и опорочить.

– Тебя не спрашивают, везде острый щучий нос суешь! – по своему обыкновению вопила Вольна, даже сделав устрашающий выпад в сторону Дивы. – Он напал на меня! Напал! – настаивала Вольна с жаром так, что ее щеки покраснели. – Нехай он будет наказан, дабы впредь и не думал ко мне подступать!

– Рарог, буде ты когда-нибудь нападешь на Вольну, то я потом нападу на тебя самого, – посулил Рёрик сыну.

Дива и Рарог безнадежно переглянулись между собой. Неужели Рёрик не поверил им? Голос его звучал грозно и строго. А лебедушка с самодовольным видом смотрела на паренька и соперницу, которые будто языки проглотили.

– Вольна…– Рёрик развернулся к виновнице сборища. – Ежели ты еще раз нападешь на моего сына или оскорбишь Диву, то окажешься под замком на год вперед. Ты не сможешь выйти из своей избы, и это убережет тебя от повторения подобных ошибок…А теперь ступай-ка отсюда…

Изумленные Рарог и Дива вновь переглянулись, но на этот раз их лица сияли.

– Закрыть меня?! – изумилась Вольна. – Я шла из бани! Никого не трогала! Что они тут выдумывают?! Они сговорились! Они ковы куют против меня, а ты им внемлешь!

– А продолжишь перечить мне, и окажешься в заточении навсегда, – недобро добавил Рёрик, кивнув на дверь.

– Как знаешь…– обычно дерзкая Вольна теперь не отважилась продолжить спор, прочитав в глазах Рёрика решимость претворить угрозы в жизнь. А ей самой, красавице из красавиц, немыслимо оказаться взаперти. И лучше уж не испытывать судьбу и уйти пока что.

– Государь, мне надобно сообщить важную новость, – проявился вдруг Арви, который все это время молчал и даже сумел слиться со стеной. Так его никто и не замечал.

– Вы тоже ступайте. Готовьтесь к пиру, – отпустил Рёрик жену и сына. – Особенно ты, Рарог. Явишь свое боевое мастерство вечером…

– К пиру? – удивилась Дива, которая и не знала, что затевается пир.

– Пир, на котором князь объявит о своем решении относительно судьбы княжны Умы, – провозгласил Арви с довольной ухмылкой.

– Уповаю, это решение будет всем во благо, – выразила надежду Диву, украдкой глядя на Рёрика.

– Это конечно, – усмехнулся Рёрик, почесав затылок.

Дива и Рарог вышли на то же самое крыльцо, на котором еще совсем недавно Вольна требовала возмездия для нашкодившего Рарога.

– Отец поверил мне! – счастливый Рарог не мог сдержать своей радости. Глаза его светились, а улыбка тянулась к ушам. – Он не стал слушать Вольну!

– Да. Это потому как за тобой истина, – подбодрила Дива, которая была из тех людей, которые на самом деле убеждены, что добро и правда побеждают всегда. – Я пойду. Надо готовиться к пиру…– Дива не представляла себе, что еще она может сказать этому юноше. Кажется, она сделала для него все, что было в ее силах. И это важнее слов.

– Что-то срочное, Арви? – Рёрик уже и сам собирался поскорее покинуть гридницу. Сегодняшний вечер обещает быть необычным. И нужно хорошенько все обдумать.

– Вообще-то, да, князь, – губы Арви сложились в мстительную фигуру. – Пришли новости из Изборска…

– Я надеюсь, там все ладно…

– К сожалению, не совсем…– кашлянул осмотрительный тиун, раздумывающий, как получше приступить к убедительному изложению. – Ходят слухи, что Трувор самостийность неуместную проявляет…Ведет переговоры с князем Полоцка, к примеру…

– Я знаю, что Ярополк был в Изборске, – подтвердил Рёрик.

– Трувора теперь не иначе кличут, как князем, – осторожно заметил тиун. – Он токмо наместник, но, кажется, забыл об этом…Или, по крайней мере, позволяет подобное обращение…

– Неужели…– Рёрик сдвинул брови.

– Как говорят, народ величает его князем…Возможно, это только нелепые сплетни…Ведь Трувор должен знать, как опасно подобное попустительство…– ядовито заметил Арви. Он понимал только одно – пока соперник дышит, покоя ему самому, мстительному тиуну, не будет. Ни расстояние, ни время не смогут стереть из памяти то, что произошло в Изборске. Точнее, много ранее…

– Мне казалось, он не из таких…– то ли самому себе, то ли в ответ на слова тиуна произнес Рёрик, который теперь выглядел озадаченным и огорченным.

– Не допускаю мысли, что у него имеются дурные намерения…Однако он не первый несчастный, которого испортил высокий пост…К тому же он часто бывает подстрекаем супругой…Старшая дочь Гостомысла Велемира крайне властолюбива, как князь мог догадаться…Даже ее имя указывает нам на сию ее слабость…

– Как не вовремя…– Рёрик выглядел озабоченным полученной новостью.

– Повелитель, я не смею давать советы…Однако, как известно, проще раздавить яйцо, чем взрослую змею…– аккуратно подступил Арви. – Возможно, Трувор и сам не знает, куда ведет эта дорога. Но он уже ступил на нее…

– Пусть придет Ньер…– повелел Рёрик мрачно.

Глава 11. Хлопоты

– Мы собрались теперь, чтобы обсудить грядущее. Сегодня будут устроены состязания, перемежаемые застольем. Нас ждут перемены, – Умила вещала посреди просторной светлицы, а вкруг нее по лавкам расселись слушатели – домочадцы. Не хватало только двоих – княжеской четы. – Сей вечер решит судьбу моей дочери и определит дальнейшее для Белого озера. Целый город на кону. Ныне враг жаждет покуситься на то, что принадлежит нам. Все вы уже догадываетесь, о ком идет речь…И как одна большая семья мы объединимся и защитим друг друга, в нужный момент придя на помощь…

– А врагом сегодня для всех нас выступает Гейрхард? – поинтересовался любопытный Рарог, покручивающий в руках небольшой кинжал, который всегда таскал с собой для разных нужд, как каждый свободный мужчина.

– Именно так, – подтвердила Умила.

– Я не понимаю, матушка, – слово взяла княжна Ума. – Зачем мы вообще позволяем Гейрхарду претендовать на что-либо? Почему не выгнать этого настырного горлохвата вон вместе с его обнаглевшим стадом?! Я только нынче слышала историю о том, как они отправились гулять в город и устроили там побоище, убив кого-то. Сегодня они убили каких-то жителей, а завтра покусятся и на нас! Разве мы не можем отказать Гейрхарду сразу и без всяких единоборств?!

– Мне тоже интересно знать сие, – отозвалась Ефанда, скорчив недовольную гримасу. Она понимала, что Умила не просто так собрала родственников вместе, позвав в том числе и Олега. Старой княгине что-то понадобится от принца. А она сама, принцесса Ефанда, не хочет, чтобы ее возлюбленный брат рисковал жизнью по чужому слову.

– Это тонкий вопрос, – задумчиво изрекла Умила, не умеющая обходиться без запутанных рассуждений. – Ежели Гейрхарда просто выгнать, то это будет означать, что мы боимся его или считаем серьезным противником. Он может объединиться с нашими врагами. Или станет распускать слухи о нашей слабости…Вместо этого слабым и ничтожным должен прослыть он сам, этот наглец! – постановила Умила, подняв к небу указательный перст. – Мы унизим его на глазах у всех его людей, и он усвоит свое место. И больше никто не посмеет по его примеру претендовать на то, что является нашим. Итак, соревнования станут происходить в несколько ступеней. Как известно, Гейрхард славится своим умением метать копье, как и ты, Синеус, – обратилась Умила к сыну, которого прочила на место правителя Белоозера. – И это состязание мы оставим на самый конец пира. Заключительный поединок, где ты, сын, раздавишь этого охальника.

– А если Гейрхард захочет принять участие в других состязаниях и выиграет их? – забеспокоилась Ума.

– Для каждого поединка в нашей семье найдется непобедимый воин, – Умила ощерилась, обнажив ряд удивительно ровных и белых зубов, которых не трогало время. – В метании кинжала никто не превзойдет Рарога, хотя он пока юноша. Так ведь? – Умила вопросительно смотрела не на внука, а на сына.

– Да, матушка, я кое-чему обучил нашего бездельника, – подтвердил Синеус, который хоть и старался выглядеть равнодушным, однако гордился своими успехами в наставничестве племянника.

– В обращении с секирой никто не одолеет Олега, – Умила милостиво оглядела принца. – Гейрхард будет повержен, что бы он ни предложил и чего бы ни выдумал.

– Матушка, пущай все мы и умелые бойцы, но не можем с непоколебимой уверенностью утверждать, что никто не превзойдет нас, – заметил Синеус справедливо. – На любого ратоборца всегда сыскивается другой более опытный и хваткий воин.

– Никто не превзойдет вас, – повторила Умила упрямо. И у сей убежденности имелся фундамент. – В начале пиршества мы откроем бочонок меда, который нам поднесет наш подданный. И этот мед опьянит Гейрхарда. Так что не пейте много, дабы оставаться трезвее всех…А лучше, вообще воздержитесь от сего напитка. Да, именно так, дети…

– Еще на прошлом пиру Гейрхард хвастался, что никто не может перепить его, – вспомнила Ума, в ушах которой все еще стоял хруст улиточного панциря.

– Он заблуждается, всеконечно, – ухмыльнулась Умила. – Итак, самое первое состязание будет для тебя, Рарог, – Умила перевела взгляд на внука.

– Я знаю. Отец сказал, что я смогу показать себя с лучшей стороны, – вздохнул Рарог. Кажется, он жаждал военных забав. Но в то же время не чувствовал уверенности в себе, что часто бывает в юном возрасте, в незнакомом или широком кругу.

– Показать себя умелым воином: ловким, искусным, – добавила Умила.

– Строго говоря, я ещё не воин. Ведь я никого не убил и даже не победил ни в одном бою, – улыбнулся Рарог чуть растерянно.

– Ну и что. Сейчас главное – научиться владеть оружием. Все должны видеть, что ты достойный сын своего отца, – подчеркнула Умила.

– Да им всем без разницы, кто я такой, – вздохнул Рарог.

– Как это – без разницы? Нет, не без разницы. Все хотят видеть наследника Новгорода, – заверила Умила.

– Бабушка, я же не наследник Новгорода, – напомнил Рарог.

– С чего ты взял? Дива тебе сказала такое?! – Умила во всем была готова винить неугодную невестку.

– Нет, не Дива. Вольна, – Рарог не думал жаловаться, просто ответил на вопрос.

– Разве Вольна решает, кто есмь продолжатель нашего рода? Случалось прежде, твой отец нередко угождал её желаниям. Но это ушло. Посему не слушай, что она болтает, – посоветовала Умила. – А сейчас ступай и готовься к состязаниям. Тебе пора участвовать в мужских забавах наравне со всеми. И думай не только о победе, но и о заслуженной тобой награде.

– О какой награде? – глаза Рарога радостно вспыхнули.

– О такой, которая желанна всякому бойкому молодцу, – княгиня-мать лукаво подмигнула. – Ты уже вошел в возраст…

– О, боги, бабушка…– смутился Рарог, догадавшись, на что намекает Умила.

– А что? В этом нет ничего такого, – успокоила Умила под умилительные смешки слушателей. Никто не прерывал ее и не смел сбивать с мысли: в этой семье правила соблюдались в полной мере. – Не нужно позволять робости и неуверенности захватить тебя. Тем паче вскоре настанет день, когда любая девушка, ступающая по этой земле, сочтет за великую честь разделить с тобой ложе.

– Я лучше пойду…– Рарог вскочил с лавки и двинулся к выходу, по пути запнувшись, хотя половицы были ровными и не выступали.

– Да, я и говорю, иди, вестимо. Ступай и готовься…– отпустила Умила внука, улыбаясь ему вслед.

Разрумянившийся Рарог выбежал на улицу, вероятно, последовав мудрым советам. А может, желая избежать всеобщих обсуждений смущающей его темы. В действительности он и сам часто размышлял о таинственных девичьих прелестях, влекущих его неискушенный ум. Но одно дело размышлять в одиночестве, и другое – рассуждать о подобном при старших родственниках!

– Матушка, зачем раззадоривать его? Он не может наследовать Новгород, – послышался голос Умы, когда Рарог покинул покои.

– В чем я раззадориваю его? Он сын княжеский, – подчеркнула Умила, которая сегодня все чаще отвечала вопросом на вопрос, а не по сути.

– Он может хоть сотню раз приходиться сыном князю. Но это не значит, что он может наследовать стол Гостомысла. И это не мои слова, – Ума напомнила матери то, что та утверждала постоянно, обсуждая всевозможных наследников.

– Это мои слова, – не стала отпираться Умила. – Для поддержания порядка и во избежание волнений в народе престол Гостомысла должен наследовать его внук, то есть сын Дивы. Однако у этой новгородки нет сыновей. И неважно, кого называют наследником днесь.

– Я сейчас не о Диве говорю. А о Рароге. Все знают, откуда он взялся: его мать была обычной женщиной. Мы даже не помним ее имени. И все же всякого младенца из подола простолюдинки нельзя провозгласить наследником. У сына Вольны больше прав: мы хотя бы видим его матушку.

– «Больше прав»?! Вольна принесла нам готового ребёнка и заявила, что он – сын Нега, – вскипела Умила, которая до сих пор не виделась с маленьким внуком, отказываясь от знакомства. – Нам нужны наследники от Дивы. Если она не может их дать, то потребна новая жена для князя. И новые отпрыски, – постановила Умила, обосновав свое желание избавиться от невестки этим убедительным предлогом. – Если Дивы не станет, то никто не будет осуждать нас за новый союз с дочерью иного знатного рода.

– И почему ее должно не стать? Она что, испарится? Нужно просто подождать до того времени, пока она вновь понесет, – пожала плечами Ума.

– Ты что, защищаешь ее? – Умиле не нравилось, что в этой битве ее мало кто поддерживает.

– Я не защищаю ее. Однако она единственная из всех, кто попытался мне помочь…– заявила Ума, не обращая внимания на присутствующих, с любопытством внемлющих перепалке матери и дочери.

– О чем ты говоришь, дитя мое? – Умила обожала изображать недоумение даже после многократных объяснений.

– Я не хочу замуж за Гейрхарда. И многих просила поговорить с Негом об этом. Но разве кто-то в этой горнице откликнулся на мой зов? – упрекнула Ума.

– Ты зря серчаешь, моя березка. Я имела беседу с твоим братом, – заверила Умила.

– И что он ответил? – Ума сдвинула брови.

– Послушай свою мать. И пойми, сегодняшний вечер зело важен. Ты обязана выглядеть надлежащим образом. Аки снежинка. Ослепительная и сияющая. Остальное не должно тебя заботить.

– «Не должно заботить»?! Я не хочу замуж за вашего варвара Гейрхарда! Сколько повторять?! И желаю, чтобы меня оставили в покое! А мне продолжают твердить одно и то же! – рассердилась Ума. Обычно спокойная, теперь она уже кричала.

– Нет, никто ничего не твердит. Мы все просто ищем верное решение. Дружина Гейрхарда многочисленна, это важно особенно нынче. Знаете ли вы, что происходит в Изборске? – на сей раз Умила обращалась ко всем слушателям. – Трувор, кажется, затеял предательство. Кстати, Аскольд с Диром ушли, но, возможно, окажется, что не под нашими знаменами. Силы князя Рюрика тают. Людей нынче меньше, чем было тогда, когда он прибыл сюда. Часть из них осталась у Белого озера, другая часть – в Ладоге. Новгород защищается верной, но небольшой горсткой людей всего лишь. И этого недостаточно. Именно поэтому нам так важно получить подкрепление хотя бы от Гейрхарда. Ежели его дружина присоединится к нам, мы станем сильнее. Он сможет защищать, к примеру, Белое озеро. Там обычно спокойно, однако и оттуда может прийти опасность…

– Доверить Герхарду целый город?! Да ужели он похож на того, кто станет преданным наместником, матушка?! Как можно так заблуждаться? – Ума удивлялась, отчего все остальные в горнице молчат, даже не думая высказываться. Создавалось впечатление, что они все знали нечто, чего не знала она. Это возможно, ведь она пришла на это сборище последней. – Ясно наперед, Гейрхард не будет служить. Он захочет властвовать единолично. Получив вотчину, он предаст нас, бросит. Ему нельзя верить!

– Дитя мое, оставь политику для наших мужчин, – посоветовала Умила. – Твоя задача – выглядеть изящной и степенной нынче вечером. Пущай все видят, что сестра князя – это редкий адамант, которого достоин далеко не всякий.

– Я, кажется, поняла, для чего понадобились эти соревнования…Они как-то связаны со мной…– Ума вопросительно оглядела Синеуса, но брат угрюмо молчал. Возможно, он потому и не перебивал Умилы – его что-то рассердило, и он злился молча на сей раз.

– От тебя ничего не скроешь, дорогая. Да, эти соревнования пройдут в твою честь. И тот, кто победит, получит Белое озеро! – провозгласила Умила торжественно.

– И кто же будут участники? – задалась вопросом Ефанда, которая доселе молчала.

– Уме надобно зреть токмо одного участника – Гейрхарда, – слова Умилы будто намекали на то, что исход битвы предрешен. – Теперь можете быть свободны. Мне нужно отдохнуть пред грядущим.

– Я все поняла, моя участь никого не заботит, – обиженно отозвалась Ума, двинувшись на выход.

– До вечера, – сдержанно попрощалась Ефанда с Умилой, выходя из покоев свекрови в сопровождении молчаливого Олега.

Мрачный Синеус поднялся с лавки, собираясь покинуть покои матери.

– Останься, сын…Нам надобно поговорить отдельно, – продолжила Умила, когда домочадцы вышли, остался лишь Синеус.

– Мы уже поговорили, – настроение младшего брата Рёрика омрачилось, и он больше не желал бесед.

– Синеус, что бы ни прозвучало в этой горнице – истина иная, – Умила разгадала причины недовольства сына. – То, что я озвучила о наследнике – не более чем слова успокоения для народа. Но ты должен знать другое. Ежели по какой-то причине с твоим братом что-то случится, то престол Новгорода наследуешь именно ты. Не Рарог и уж тем более не сын Вольны. Но для поддержания порядка глаза людей должны быть устремлены на сыновей своего князя.

– Я уже ничего не понимаю, – Синеусу всегда казалось, что Умила любит его меньше, чем Рёрика. И что даже сыновья Рёрика ей важнее, чем собственный младший сын.

– Синеус, ты мое сокровище. Никто не сравнится с тобой, – объяснила Умила. – И Нег такое же сокровище. Ты должен знать: если с одним из вас что-то произойдет, то я не перенесу этого. Я скончаюсь в тот же миг. И ежели вдруг эти беды свалятся на нашу семью, то ты должен знать уже теперь, как будешь действовать.

– Такой случай, скорее всего, не наступит, матушка, – заметил Синеус. И правда, разве с Рёриком, которого охраняет множество людей, что-то может случиться?

– Молюсь богам о твоём брате, – Умила утвердительно кивнула, уповая на то, что ее молитвы уберегут от беды сыновей. – Да здравствует он целый век.

– Да здравствует он целый век, – повторил Синеус угрюмо.

– Вижу, что твое чело по-прежнему омрачено.

– А чему радоваться, матушка? Я служу нашей семье всю свою жизнь. И всегда оказываюсь в конце обоза. Теперь я вынужден состязаться с Гейрхардом за Белое озеро. Разве можно придумать что-то более унизительное? Я должен доказывать свою верность в поединке с каким-то громилой?! Нег даже Трувору подарил город! А я обязан биться за ту же честь!

– Нет, сын, все не так, – рассмеялась Умила. – Перво-наперво, Нег не дарил Трувору Изборск. А назначил там наместником. А что до тебя – ты не должен биться за ту же честь. Я же уже сказала: исход битвы предрешён.