Андрей Шопперт
И опять Пожарский 3
Глава 5
Событие сорок девятое
Иван Пырьев на войну с ляхами не попал. Полк Афанасия Левшина оставили в Москве. Во-первых, кому-то надо и в городе остаться, порядок поддерживать и резервом быть. А во-вторых, полк состоял из одной молодёжи, да престарелых ветеранов, остальные уже несколько лет, как в Вершилово переселились, да и продолжают переселяться. Иван почему-то не сомневался, что сотня Кострова назад не вернётся. Что в Вершилово попало, то пропало.
Всего в Москве девять стрелецких полков, но шесть ушли к Смоленску, а в столице осталось только три. Футбол, которым и должен был заниматься Пырьев, стал чахнуть. Одно дело, когда в чемпионате участвует девять команд, по одной от стрелецкого полка, и совсем другое три. Зато строился стадион. Государь выделил место недалеко от Кремля, там снесли пяток домов, да каких домов – землянок. Это в Вершилово дома. Огородили место забором и сейчас строят «трибуны» – места для «болельщиков» и просто зрителей.
Пырьев продолжал тренировать команду полка Левшина и уделять часть времени двум другим командам, но как-то в беседе с полковником, он проговорился, что может и поучить чему стрельцов из молодёжи в родном полку. Вот с тех пор он ещё и специально отобранную сотню из молодых гоняет. Сотником стал.
Иван сначала налёг на выносливость. Новобранцы бегали по кругу на стадионе, отжимались, подтягивались. Понятно, что у всех заболели мышцы, но Пырьев знал, что через некоторое время это пройдёт и нагрузки не снижал. Через три недели молодёжь начала, наконец, бегать, а не ползать. Тогда Иван добавил тренировки по метанию ножей и стрельбу из арбалета. Нужно было бы из пищалей тренироваться стрелять, но беда с огненным зельем. Весь порох под Смоленском. После Рождества Пырьев добавил и тренировки по казачьим ухваткам. На эти тренировки приходили поглазеть со всех полков, оставшихся в Москве, даже один раз патриарх Филарет заглянул. Долго стоял, жевал губами и качал головой. Потом вдруг резко развернулся и впереди свиты целой из монахов и бояр ушёл прочь. А на следующий день занимающихся у Ивана добавилось. Это были монахи. Охрана патриарха. Лбы были здоровые и явно в юности в кулачных боях участвовали, только против ухваток тупая сила не противник. Монахи попались упорные, на шишки и синяки внимание не обращали. За ними и стрельцы его сотни потянулись. Тренировки стали гораздо жёстче и даже травмы начались.
Иван между тем стал своим и тренировки по лазанию на стену проводить. Опять пришла делегация, на этот раз все три стрелецких полковника с сотниками. И опять у Ивана работы добавилось. От каждой сотни размещённых в Москве полков прибыл один человек, а это три полка да по восемь человек, больше двух десятков новых учеников. Только с этими пришлось всё с начала делать. Чтобы на стену взобраться нужно мышцы на руках сперва накачать. Нужно отжиматься и подтягиваться.
Так незаметно и Крещение прошло. А вот сразу после Крещения новости пришли, сдали ляхи Смоленск, и ушли в Ливонию со шведами воевать. Да ещё наши Полоцк и Витебск заняли. Что-то теперь будет? Не иначе перемирия ляхи запросят. А то так Пётр Дмитриевич и до Вильно дойдёт. Эх, жаль, Ивана с вершиловцами не было. Они теперь, хоть как, ещё по одной медали заработают. Да и премиальные деньги князь выдаст, как после похода на шведов. А он тут молодь с монасями учит. Не справедливо.
Вершиловское войско входило в Москву пятого февраля. Их ни с кем другим не спутать. Все одвуконь, и кони как на подбор, только польских дестриэ с сотню. Понятно и было этих великанов не мало, а теперь ещё трофейные добавились. Кроме того форма у стрельцов другая, зимой все одеты в тёплые «шинели» из толстой шерсти и валенки. Ни какие крещенские морозы не страшны. Так это что, со стрельцами ещё почти две сотни рейтар немецких и даже мушкетёры французские. Москвичи все до единого на улицы выперлись на небывалое воинство поглазеть.
Остановились вершиловцы в расположении полка Афанасия Левшина, как ни крути родной для них полк. Тут уж Иван и с Афанасием Бородой пообщался и с Шустовым и с другими стрельцами из первых вершиловцев. Оказывается, некоторые успели и ещё одну медаль до похода получить, называется «вершиловский стрелок» или «снайпер» – это кто из ста выстрелов сто и в мишень попал. Эх, будь он проклят, тот футбол, так все награды прозеваешь. Нужно проситься у царя батюшки назад в Вершилово.
Событие пятидесятое
Первым Петром Пожарским в Москве завладел не Государь, а патриарх Филарет. Михаил Фёдорович был на заседании боярской Думы. Думали, что дальше делать? Можно было идти на Гомель, или на Киев, или даже на Минск. А можно было остановиться. Пётр, узнав об этом от патриарха, пригорюнился. Точно ведь решат Киев брать. Он-то точно знал, что юг Украины нужно оставить на закуску. Там барьер крымчакам. Те ведь не только в набеги на русские южные городки ходили, но в основном как раз на украинские, вернее на Червонную Русь. Идти на Минск тоже глупость. Зачем? Нужно сначала обустроить, то, что уже хапнули, пороха накопить, пушки новые отлить, мушкеты переделать на такие, как у него, а потом подумать, не раньше ли надо у шведов отбить то, что они по Столбовому договору от Руси отрезали. Нужен выход к Балтийскому морю. Торговать нужно.
Всё это Пётр патриарху и изложил. Его Святейшество пожевал губами и вдруг перевёл разговор на вопросы веры. Что Пётр думает о единстве веры на всех исконно Русских землях.
– Я князя Разгильдеева послал пройтись по сёлам, что между Черниговом и Рогачёвым и всех католических и униатских священников на кол посадить, а сами храмы разграбить и увезти всё имущество на Русь. Здесь перебрать, что подойдёт для православных храмов им отдать, а что латинянское и приспособить нельзя, то в переплавку. Он сейчас всё это имущество и везёт в свою вотчину, храм новый там строить собирается. Каменный, как в Вершилово, ну, может не такой величественный. Я ему мастерами и деньгами немного помогу.
– Хорошее это дело, – опять пожевал губами Филарет.
– Сам я во всех шести городах, что взял, проделал то же самое. Только священников не убивал, а погнал с прочими пленными камень для наших дорог дробить, совсем немощных только оставил, но их не много. Имущество тоже на православные храмы пойдёт. Мне ведь нужно строить храмы в Михайловске и Белорецке, да ещё собор в Миассе. Всего ликвидировал я двадцать шесть костёлов и церквей. Только ведь, Ваше Святейшество, есть два метода убеждения. Это кнут и пряник. С кнутом всё ясно. С пряником сложнее, – Пётр внимательно посмотрел на патриарха, готов ли тот к такому разговору. Филарет тоже внимательно смотрел на юношу и перебирал чётки.
– Нужно, чтобы при каждой церкви, при каждом храме и монастыре была школа для детишек. Священник должен сам грамоте разуметь и других учить. Для этого много книг надо, и надо, чтобы книги эти были грамотными и умными людьми написаны. Библии должны быть все напечатаны и напечатаны по единому образцу. А священник должен читать библию, а не заучивать наизусть, – Пётр снова посмотрел на патриарха. Тот всё так же молча перебирал чётки.
– Чтобы иметь грамотных священников нужно основать в нескольких крупных городах семинарии и академии, чтобы священников учить, а затем дальше учить на игуменов и митрополитов.
Тут, наконец, Филарет соизволил отреагировать.
– Кто же учить будет? – теперь он в упор смотрел на Петра.
– Нужно начать строить здания этих академий и одновременно послать ко всем патриархам православным письма с просьбою послать учителей, а чтобы не отказали богатые дары подготовить. Дары я могу взять на себя.
– Думаешь, купятся? – хмыкнул старец.
– Нет неподкупных людей на свете, просто у каждого человека своя цена. Одному хватит вазы фарфоровой с библейским сюжетом. Второму придётся пообещать его человека ректором академии поставить. Только ректор умрёт, а академия с учителями останется. А ваз новых наделаем.
– Как будто не с юношей говорю, а со старцем, – неожиданно встал кресла патриарх и заходил по горнице, – Ещё что мыслишь?
– Нужно нам несколько человек, что книги писать будут, в споры с еретиками латинянами вступать богословские и побеждать их. Я бы те книги издавал и на русском и на латыни. Нет ли у вас Ваше Святейшество таких людей на примете? – Есть в Киеве монах один, происходит он из шляхетской семьи, но православной. Зовут его – Захария Копыстенский недавно вышел его трактат «Книга о вере единственной». Сейчас он готовит к изданию новый трактат: «Книга о правдивом единстве православных христиан». Думаю, что это именно тот человек, о котором ты говорил, сын мой. Только захочет ли он Киев поменять на Москву? – пожал плечами патриарх. – А если не на Москву, а на Вершилово. Давайте, Ваше Святейшество вы ему приглашение в Вершилово пошлёте, и я сам письмецо чиркну, да подарочек, какой-нибудь отправлю. Может двоих-то нас и послушает? – Так, Петруша, давай мы и сделаем. Кроме того есть в Муроме губной староста Дружина Юрьевич Осорьин автор «Жития Улиании Осорьиной», его матери. «Житие» написано после обретения мощей Улиании в 1614 году, книгу напечатали в Москве в позапрошлом годе. Может и этот человек тебе подойдёт?
– Обязательно подойдёт, вы попросите его, Ваше Святейшество, бросить свой Муром и перебираться в Вершилово.
– Ну и есть в Москве инок один, что вирши складывать горазд, и тоже писать книгу об апостолах задумал. Зовут инока Парфёном Ожоговым. Двух последних послать к тебе не сложно. С Захарием Копыстенским как решили, так и сделаем. А про Академии и семинарии я подумаю, с иерархами церкви посоветуюсь и грамотку тебе пошлю. Если строить Академии в крупных городах, так и в Вершилово, небось, задумал? – прищурился Филарет.
– Могу весной начать строить. Пока спишемся с патриархами, пока учителя подъедут, как раз готова будет. Ну и на одну-то Академию всем русским миром найдём чай учителей. У меня вон философы есть.
– Так латиняне, – зло зыркнул патриарх.
– Протестанты. Они тоже с католиками борются. Враг моего врага – мой друг.
– Что ж, быть по сему. Строй. И ещё хочу в Вершилово монастырь мужской построить. Поможешь?
– Конечно, Ваше Святейшество, а ещё бы женский в Миассе. И, Ваше Святейшество, повлияйте на митрополита нижегородского. Он даже на открытие собора не соизволил прибыть, хоть и был приглашён. Словно и не существует Вершилова для него. Короли, поди, все до единого спят и видят, как в моём сельце оказаться, а наш митрополит за четыре года ни разу не был. Народ шепчется. Думают, может, что не так с храмом нашим.
– Вот как? Попеняю я ему, договорились.
Событие пятьдесят первое
Царь и Великий Государь всея Руси Михаил Фёдорович Романов шёл с заседания боярской Думы в очень плохом настроении. Дума порешила воевать Киев. Какими войсками? Вернуть князя Одоевского из Пскова, нечего ему там делать. А если шведы на нас за Ригу обидятся, да исполчатся? Так там есть князь Пожарский с ополчением.
Сейчас Михаил шёл на встречу с Петрушей и предчувствовал, что тот скажет. Тот и сказал, а патриарх его поддержал.
– Киев это щит от крымчаков, его брать нельзя. По крайней мере, сейчас. Пусть ляхи с турками и Крымским ханством воюют. У нас своих проблем выше крыши. Нам наоборот нужно сейчас на два года перемирие заключить, а через два года вместе с ляхами напасть на шведов и вернуть земли, что по Столбовому договору утрачены. Нам нужен выход к Балтийскому морю, и порт там построить и дорогу к этому порту хорошую провести.
– А Дума? – Михаил посмотрел на отца, а не на Петра.
– Государь, ты ведь представляешь расстояние от Москвы до Пскова, а потом от Пскова до Киева. Это несколько тысяч вёрст. Сначала гонец медленно спешит догонять князя Одоевского, который идёт к Пскову. Потом Одоевский резко заболеет, и пошлёт гонца в Москву, что лежит при смерти и войско вести не может. Потом Дума назначает нового воеводу, и он едет к войску. Потом войско медленно поспешает на юг. Это больше года уйдёт. За это время нужно успеть заключить перемирие с Речью Посполитой, – за патриарха ответил Пожарский.
– Ладно, Миша, начнём делать, как Петруша советует, а там я с некоторыми боярами пообщаюсь, – погрозил кому-то пальцем Филарет.
– Государь, дозволь совет тебе дать, – дождавшись пока Михаил упокоится, попросил его Пётр.
– Говори, Соломон ты наш, – усмехнулся царь.
– Когда с ляхами перемирие заключим, не спеши земли, приобретённые, в вотчины раздавать.
– Это почему? Тебе вон хотел десяток деревенек отписать, да отцу твоему, да Роману Петровичу Пожарскому. А чем тебе князь Разгильдеев не угодил или тесть твой, боярин Долгоруков? Да многие отличились в войне этой, – удивился Государь. Филарет тоже вскинул брови.
– Свободный человек на себя, а не на дядю работает всегда лучше. Ну, начнут новые хозяева крестьян обдирать, какая государству от того польза. Проживём мы без новых деревенек, тем более в такой дали. Ты лучше Государь объяви всем и крестьянам и мастерам на новых землях, что из-за того, что от ляхов они горя излиха хватили, освобождаешь ты их на два года от всех налогов. Двух зайцев сразу убьёшь, Государь, а то и побольше. Люди будут на себя хорошо работать и налогов не платить, так они богаче жить станут, лошадёнку вторую заведут и коровёнку, и через два года вдвое больше налог будет. Второе – это то, что слух по окрестным городам и весям о том пойдёт, да и побегут людишки в наши земли, а то и бунты начнут устраивать, да панов резать. И когда мы туда придём через несколько лет, нас не как завоевателей встречать будут, а как освободителей. И главное, все будут говорить, что Государь у нас справедливый. А значит и здесь бунтов не будет. Если же есть люди, которые и правда нуждаются и заслужили, лучше царь батюшка деньгами дай.
Михаил слушал и поражался, совсем ещё отрок, вон даже борода ещё толком не растёт, так, две волосинки пробиваются, а говорит вещи, что и всей Думе с её старцами в головы не придёт.
– А как же ополчение дворянское? – поинтересовался Филарет.
– Сколько того ополчения и какого оно качества. Каждый должен своим делом заниматься, крестьянин должен пахать, а военный воевать. Ещё и про стрельцов нужно подумать. Они должны целый день тренироваться, вон, как в Вершилово. И тогда это будет войско. А сейчас они больше о своих лавках думают, некогда им воевать, кто тогда в лавке сидеть будет, – разгорячился Пожарский младший.
– Ведь это у тебя, Петруша, деньги есть, а у некоторых только то, что деревенька из трех-четырех дворов вырастила, – не согласился Михаил Фёдорович.
– Дворянин должен в полку служить сотником, скажем, и за это деньги получать. А если занялся хозяйством, то не вор, управляющий должен им заниматься, а сам. Коров купить надоистых, пшеницу урожайную и так далее. А получается, что и воевать не умеет и хозяйствовать тоже. Разве можно на этих людей положиться. Ладно. Прости Великий Государь, за резкие слова. Наболело. Говори, царь батюшка, зачем звал? – отходя, расцвёл улыбкою Пётр.
Михаил по этой улыбке узнал вчерашнего задиристого мальчишку. Поумнел, с немцами общаясь, а задирою остался.
– Считай, обо всём уже и поговорили, – усмехнулся Михаил Фёдорович, – Хочу сказать только, что франкское посольство к себе дюже довольное отправилось. Думаю, договор быстро привезут. Только правильно ли поступили, такую великую тайну, как фарфор им открывая?
– Ответ, государь, то же. Каждый должен своим делом заниматься. Узнать, как делается фарфор, и сделать красивую вазу, это разные вещи. Их кустарные поделки мне конкуренции не составят. Это для бедных. Пусть делают. Кроме того, секретный камень, что я на Урале добываю, я им же и продавать втридорога буду. Они разорятся его возить из Вершилово. Лет двадцать у меня есть, пока они научатся приличный фарфор делать. Я за эти годы так далеко уйду, что им дешевле будет у меня покупать, чем самим делать. Ещё раз повторюсь, Государь, каждый должен своим делом заниматься. Они же гончаров посадят фарфор делать. А там столько разных мастеров должно трудиться и, самое интересное, что ни один гончар там не нужен. Не подарок это, а ловушка для жадных дурачков.
Князь Пожарский ушёл, а два Государя ещё долго сидели в своих креслах и молчали.
– Что думаешь, Миша? – спросил, наконец, Филарет.
– Сказал мне Владимир Тимофеевич Долгоруков, что думает он, будто в этого отрока вселился Георгий Победоносец, чтобы Руси в дни её бед помочь, – перекрестясь промолвил царь.
– Да, страшно такого человека врагом иметь, он всё на несколько лет вперёд видит, – перекрестился и патриарх.
– А нам он не враг? – шёпотом поинтересовался Михаил, словно боялся, что ушедший несколько минут назад Пётр, их услышит.
– Думаю, друг, да как бы, не единственный. Шепнули мне, что в странной болезни твоей невесты Салтыковы замешаны. А ведь родичи.
– Да, я их …
– Погоди, Миша! Тут надо весь клубок распутать, чтобы другим неповадно было. Я сперва сам позанимаюсь, а как придёт время и кат займётся. Правда кривду завсегда победит.
Событие пятьдесят второе
Сигизмунд король Речи Посполитой нервно накручивал на палец локон парика. Он стоял у распахнутого окна в ратуше Риги и смотрел на город. Пожары уже потушили, но запах гари остался. Город нужно отстраивать заново. Сначала осада шведов в позапрошлом году. Потом осада и штурм осенью прошлого года опять шведами, а вот теперь ещё и штурм под руководством коронного гетмана Кшиштофа Радзивилла. И вот Рига, а вернее, то, что от неё осталось, лежала у ног Сигизмунда.
В последнее время бог явно отвернулся от Польши. Король истово перекрестился на купола кафедрального собора. Он вздохнул и прикрыл окно с едва прозрачной слюдой.
– Кшиштоф, говорят, что в этой Пурецкой волости научились делать стёкла почти невидимые.
– Я не удивлюсь, Ваше Величество, если это так. В последние годы с Московии идёт просто вал удивительных вещей. И все они из Пурецкой волости, – гетман грузно переступил с одной ноги на другую.
– Садись, Кшиштоф. Нам надо серьёзно поговорить, – Сигизмунд уселся на жёсткий хоть и красивый стул и с тоской вспомнил любимой кресло, всё из той же Пурецкой волости, – Мне доложили, что московиты собираются идти на Киев.
– Нам нужно заключить с ними перемирие, – гетман устроился на таком же стуле напротив короля.
– Это будет означать, что мы потерпели поражение и потеряли огромную территорию, – Сигизмунд ткнул пальцем в карту, лежащую на столе.
– Эта территория, кроме Витебска и Полоцка была ещё вчера Московией. И она ничего не принесла Короне кроме постоянных крестьянских бунтов и траты огромных средств на ремонт крепостных стен.
– И что ты предлагаешь? – король зло посмотрел на гетмана.
– Я предлагаю заключить перемирие с московитами сроком на два года. Затем перебросить все войска в Ливонию и выбить шведов из Вендена и Дерпта. А через два года заключить с Московией союз и полностью очистить Прибалтику от Шведов, захватив всю Лифляндию и укрепившись в Ревеле и Нарве. При этом русские отобьют у Швеции свои земли потерянные по договору 1617 года. И у нас не будет общей границы со Швецией, а десант с кораблей всегда можно отбить, – теперь Радзивилл ткнул пальцем в карту.
– А Смоленск, Чернигов, Витебск и Полоцк? – король снова истово перекрестился, – И, правда, бог отвернулся от Речи Посполитой.
– Прибалтика гораздо богаче, одна Рига принесёт в казну больше чем пять Смоленсков и десять Черниговов. Кроме того никто не мешает нам после овладения прибалтийскими землями, вновь попытаться овладеть этими городами.
– Попытаться? Что это значит? – король опять вскочил и стал расхаживать по кабинету бургомистра.
– В Рогачёве триста поляков, в том числе две сотни моей гвардии пытались сбросить со стен три десятка московитов этого князя Пожарского. Они убили две сотни и потеряли одного человека. Это не люди. Это даже не дьяволы. Это войско самого святого Георгия. Так сказал мне князь Долгоруков, который сопровождал меня до Пскова. И я, видя их в деле, верю ему.
– Бросьте, Кшиштоф, просто ваши солдаты перепились, как всегда, – фыркнул Сигизмунд, но перекреститься не забыл.
– Шляхта, может, и набралась вина, но мои гвардейцы были трезвы. А как вы думаете, Ваше Величество, этот мальчишка сумел захватить без пушек шесть городов. Там тоже все перепились, во всех шести городах. Что же это за армия, если она вся и всегда пьяная, – теперь вскочил гетман. Он грузно прошёлся до окна, хотел открыть его, но вспомнил про запах гари и неприятный вид из этого окна и передумал.
– Но ведь этого не может быть! – король стукнул кулаком по столу.
– Я разговаривал с этим князем, как сейчас разговариваю с вами, Ваше Величество. У меня мурашки бежали по спине от его взгляда, я даже сейчас вспоминаю нашу встречу с дрожью в коленках, – словно в подтверждении своих слов гетман уселся назад на стул.
– А нельзя послать человека, чтобы он подсыпал яду этому князю, или воткнул в спину кинжал, – Сигизмунд тоже вернулся к столу и сел на стул.
– Пробуйте, Ваше Величество. Только сначала пошлите посольство с предложением перемирия на два года, – Радзивилл криво усмехнулся.
– Хорошо. Позови Вацлава, и готовьтесь выступать на Венден.
Событие пятьдесят третье
Барак Бенцион из-за войны вынужден был вместо Риги разгружаться в Ревеле. Это удлиняло и затрудняло дорогу. Порт Риги был знаком, чиновники куплены и всегда услужливы. Но сейчас капитан корабля, на котором из Испании прибыл Барак, в Ригу заходить отказался. Город практически уничтожен. Сначала его осаждали и подвергли жесточайшему обстрелу из тяжёлых пушек шведы. Они же потом его три дня грабили. Потом поляки город отбили и на всякий случай тоже ограбили.
Может и к лучшему. Речь Посполитая сейчас воюет с Московией, а Швеция наоборот союзник. Пришлось, правда, подвергаться длительному досмотру и выплатить приличную сумму торгового сбора в Ревеле. Портовый чиновник от взятки отказался. Бывает и такое. Сумму Бараку всё равно удалось значительно занизить. Картины он назвал личными вещами, а цену на какао бобы в Швеции не знали. С платиной ещё проще, обозвали бракованным свинцом и цену назначили копеечную. Единственное, за что пришлось заплатить реальную цену, это бруски стали из Толедо. Тут шведов не обманешь, они конкуренты Испании. Но Пётр считает, что толедская сталь лучше, чем шведское железо, вот и приходится возить в такую даль.
А вот дальше ювелир сглупил, нужно было ехать через Новгород Великий, но в числе багажа было восемь лам, и Барак решил чуть сократить дорогу, и поехал через Псков. Лам он купил десять, но на корабле во время небольшого шторма, в который они попали в Бискайском заливе, одна из клеток с двумя ламами упала за борт. А Псков оказался забит русскими войсками. Караван тут же остановили и принялись тщательно обыскивать. Хорошо, что на этот случай давным-давно позаботился Пётр Дмитриевич Пожарский. У Барака была с собой грамотка от русского царя, в которой было написано, что Бараку Бенциону на всей территории московского царства препонов в торговле не чинить, а наоборот оказывать ту помощь, которую торговый гость запросит, а буде потом жалоба от Брака на кого, того имать и в цепях доставлять в Тайный Приказ.
Сотник, который остановил караван, грамотой впечатлился и отвёл Барака к воеводе. Князь Одоевский меньшой тоже грамотку прочёл и вопросительно на еврея уставился.
– Я еду в Вершилово. Закупал в Испании для князя Пожарского разные товары, – пояснил Барак воеводе.
– Хорошее это дело. Чем же помочь тебе, Ба-рак Бен-ци-он? – прочитал по складам князь.
– У меня с собой охрана из двадцати испанских наёмников, но если вы выделите мне десяток стрельцов, то я буду вам очень благодарен, а стрельцам выплачу по пять рублей, – вздохнул ювелир, предвидя незапланированную взятку.
Но нет.
– Так и поступим, и передай от меня привет Петруше.
Да, оказывается, имя Петра Дмитриевича Пожарского работает на Руси не хуже царской грамотки.
Барак ехал в Вершилово не один, с ним было пять раввинов. Все заслуженные и почитаемые люди. Ехали они с семействами, перебирались в чудный город насовсем. Если там построили единственную за несколько сотен лет синагогу, то и совершать обряды в ней должны самые достойные. Хотя, по разговорам, раввины ещё до конца не поверили в то, что на Руси могли построить синагогу. Только взлетевший в последнее время до небес авторитет самого Барака сподвиг священников на переезд. Ничего. Рано или поздно они доберутся до Вершилово. Ювелир был уверен, храм священникам понравится. Более того, он не сомневался, что вскоре в Вершилово приедет с визитом и сам первосвященник. Зря, что ли, они с риском для жизни возили мрамор из Италии по воюющей Европе.
Барак не сомневался, что обрадуется его приезду и князь Пожарский. Во-первых, он везёт семена бобов и сладкого перца. Во-вторых, в деревянных кадках укутанные, как только можно, едут два кофейных дерева. В-третьих, он везёт лам. В-четвёртых, и это самое важное, он везёт разрешение короля Испании на открытие банка в Севилье и Барселоне. Во Франции сейчас открывается уже третий банк, в Лионе, на очереди банк в вольном графстве Франш-Конте Бургундия. И вот теперь Испания. И в-пятых, он выполнил просьбу Пожарского и скупил золотые украшения, привозимые из Нового Света до того как их успели переплавить. Правда, сам Барак от этих поделок был не в восторге. Какие-то они страшные. Понравились ему только бабочки из тончайшей золотой фольги. Они были настолько лёгкие, что могли летать на ветру. Это было воистину красиво и нужно большое мастерство, чтобы сделать такую вещь. Чтобы их не помять пришлось купить и тончайшие белые нити, в которые бабочки были упакованы. Торговец назвал это хлопком.
И самое последнее, Барак вёз в Вершилово три клетки с кошками. Три пары вечно орущих созданий. И зачем они князю. Ведь этих мерзких тварей пришлось выписывать аж из Египта. Из самой Александрии. Они обошлись Бараку, или вернее Пожарскому в сумасшедшую сумму. Легче отлить из серебра или сделать фарфоровых.
Событие пятьдесят четвёртое
Князь Пётр Дмитриевич Пожарский выслал войско домой вперёд, а сам с десятком Бебезяка задержался в Москве ещё на несколько дней. Дела не пускали. Первым делом он наведался к победителю уже двух годовых конкурсов на лучшую ткань, купцу Игорю Рослякову. Ткань была только чуть хуже вершиловской и примерно равнялась по качеству английской.
Купец был мелкий, щуплый и вёрткий. К тому же ещё и агрессивный.
– Ни каких своих секретов я выдавать, и продавать не буду, – с порога заявил он, узнав, зачем пришёл гость.
– Хорошо. Мне ни каких секретов и не надо. Моя ткань лучше. Я князь Пётр Дмитриевич Пожарский и те две медали, что ты заработал честно, тоже я сделал, и конкурс этот я задумал. И задумал для того, чтобы найти тебя купец и помочь развить твою фабрику, чтобы больше ты хорошей ткани делал, – Пётр держал себя в руках, может просто надоело мужику конкурентов отшивать.
– Пожарский. Это который хозяин «Пурецкой волости»? – купец улыбаться не стал, но ворота всё же приоткрыл.
– Можешь мне, Игорь, не показывать станки. Наоборот. Сам в Вершилово наведайся и посмотри мои. И если тебе деньги на расширение производства нужны, то говори, не стесняйся. Дам сколько попросишь, а отдашь, когда сможешь, – Пожарский решил во что бы, то ни стало поладить с купцом.
– А тебе, княже, это зачем? – всё ещё бычился Росляков.
– За державу обидно. Не хочу я, чтобы моя жена, скажем, ходила в платьях из английской ткани, так можно чуму или оспу подхватить. И главное, не хочу, чтобы английские купцы богатели. Всё самое лучшее в мире должно быть русское.
– Вона как! Правда, денег дашь? – ещё на шаг в ворота отступил купец, как бы приглашая князя зайти.
– Я же сказал, столько сколько нужно, и отдашь, когда сможешь.
– А двести рублей дашь? – ещё шаг назад.
– Игорь, ты не стесняйся, я и тысячу дам, если сможешь их освоить. Чем больше ты будешь ткани делать, тем лучше.
– Тогда триста. Пойдём, станки покажу, – впервые улыбнулся Росляков.
Станки были похуже вершиловских и без самолётного челнока.
– Сам придумал. Мы в незнамо каком поколении все ткачи, – похвастал Игорь.
– Вечером заедешь на подворье князей Пожарских, что рядом с Кукуем. Фамилию назовёшь, если меня не будет, то деньги тебе ключник выдаст. И ещё, Игорь, мои станки, правда, лучше, ты съезди в Вершилово, всё тебе покажем и поможем улучшить твои станки, – князь попрощался с купцом и в хорошем настроении поехал по следующим делам. Здорово, ведь, ещё чуток взбаламутили Русь.
Следующим делом были скоморохи. Пётр давно хотел завести в Вершилово цирк. Ну, построить-то несложно. А вот кто там выступать будет. Нужны цирковые артисты. А кроме скоморохов сейчас вообще, ни каких артистов нет. Только ездить и искать их по всей Руси дело хлопотное и неблагодарное. Сено к корове не ходит. Ещё утром он послал стрельцов перешерстить всю Москву и найти всех, каких можно скоморохов, а после обеда пригласить выступить перед князем Пожарским на его подворье.
Собралось человек пятьдесят. Пётр мужественно просмотрел все номера. Выступления разнообразием не блистали. Мучали медведя, пели похабные частушки под пронзительную дудку, жонглировали и скоморошничали, то есть изображали человеческие недостатки. Пётр отобрал четыре бригады. В первой был просто замечательный жонглёр. Остальные и рядом не лежали. Во второй дрессировщик медведя не бил, а на самом деле «укрощал», было вполне пристойно. В третьей пели срамные частушки с очень приличными текстами, была и рифма и тонкий юмор.
– Кто частушки сочиняет? – спросил князь старшего в этой группе.
– Так вон Миньша и сочиняет.
Миньше было лет пятнадцать, одним словом почти ровесник князя, но габариты были у них разные. Паренёк был белобрыс, веснушчат и неказист. Ладно, подкормим и подстрижём.
В четвёртой группе или труппе был замечательный фокусник. Ну, замечательный для 17 века. Подучим.
– В общем, так, народ честной. Есть у меня к вам предложение, от которого вы не сможете отказаться, – объявил князь выбранным после того, как остальные ушли.
– Что за «предложение», – вперёд выступил как раз фокусник.
– Я хочу у себя в Вершилово построить «цирк». Это такой кирпичный круглый дворец. Там в центре будет площадка для ваших выступлений, а вокруг будут на скамьях сидеть зрители. Выступать будете два раза в неделю, в субботу и воскресенье, а в остальные дни готовиться. Народ в Вершилово богатый, так, что на хлеб с маслом заработаете. Про «Пурецкую волость» слыхали?
– А шоколадные конфеты дашь попробовать? – это высунулась вперёд девчушка, что неплохо играла на гуслях у «медвежатника».
