Андрей Шопперт
И опять Пожарский 3
Глава 2
Событие пятнадцатое
Настало время прощаться с женой.
– Слушай, Машуня, меня не будет где-то пять месяцев. Я понимаю, что негодяй, сразу после свадьбы тебя бросил и сейчас буквально две недели вместе побыли и опять расставаться, но по-другому нельзя, от меня зависят тысячи людей. И кроме меня этого не может сделать никто. Вот может Федя подрастёт и кое в чём заменит, но это потом, а сейчас правда некому.
– А мне что же одной делать? – ну вот и глаза на мокром месте.
– А ты должна эти пять месяцев учиться.
– Так я и так грамоту разумею, вон пока тебя не было, Дон Кихота два раза прочла.
– И правда, молодец. Я тобой горжусь, но этого мало. С завтрашнего дня все дети в школе пойдут на каникулы. Я договорился с преподавателями, и они будут приходить сюда и каждый день кроме субботы и воскресенья заниматься с тобой, Федей и Ваней. Симон Стивен будет учить математике, Симон Майр астрономии, Иоганн Кеплер физике, Питер Рубенс рисовать, кроме того будет приходить доктор ван дер Бодль и станет учить вас лекарскому искусству.
– И зачем мне лекарству учиться? – фыркнула княгиня.
– А вот представь, меня ранят, а ты за мной даже ухаживать не сможешь, – опять слёзы.
– Петя не уезжай!
– Надо, Маша, я же говорил, без меня не смогут. Слушай дальше. Ты с братиками продолжай ходить к травницам и отвары три раза в день пить. Я знаю, что ты здорова. Это не для того, чтобы вылечиться, а для того, чтобы не заболеть. Кроме того я поговорил с турчанками, они каждый день даже в субботу и воскресенье будут ждать тебя у себя и учить восточным танцам. Я хочу по приезду, чтобы ты мне танец живота сбацала. Ох, как я на тебя после этого наброшусь.
– А без танца на животе не набросишься?
– Тоже наброшусь, но не так. И последнее, я договорился с Мареном Мерсенном – это священник французский и доктором ван дер Бодлем. Они будут учить тебя латинскому, французскому и немецкому языкам, но не в классе, а во время пешей прогулки по тропе из жёлтого кирпича, на которой стрельцы с рейтарами тренируются. Она две версты, вот каждый день будете проходить по две версты, и разговаривать по-латыни и по-французски и по-немецки.
– Почему же нельзя это делать дома? – выпучила глаза ненаглядная.
– Ну, вы будете ходить, они будут показывать на всякие деревья, цветы и называть, как это на их языке произносится. Кроме того прогулки на свежем воздухе полезны, а то я приеду, а вместо тебя толстенная корова на диване лежит. Нет, давай ходи. А ещё лучше, если и Ванечку с собой будете брать. Я с ним поговорю сегодня. Ну, всё кажись, теперь в баню и спать, завтра отправляемся.
Событие шестнадцатое
На один день раньше основного каравана ушла самая быстроходная лодья, со специально отобранными лучшими гребцами. Двенадцать таких мордоворотов набрали, что и подходить к ним страшно. В этой лодье плыли десять плотников и двое печников, да ещё полсотни мешков муки. Пётр боялся их отправлять одних даже без стрельцов, но по храмам и баракам у него сидело почти триста человек переселенцев, которые страшно устали от скитания по стране и хотелось, чтобы по приезду в Миасс их ждали уже готовые дома. Им ведь не до строительства будет, нужно целину вспахать и хлеб посадить. А ещё огороды вокруг домов раскопать.
В прошлый год справились только потому, что крестьян было не много, а народу приехало прилично, организовали колхоз и, пожалуйста, вытащили эту непосильную ношу. Может, колхоз это не дурь, может, не ошибался Сталин всех туда загоняя. Надо будет обдумать эту мысль конкретнее и попробовать. Но сейчас ситуация совсем другая.
С захваченных шведами земель привезли пятьдесят семей переселенцев, и двадцать семей князь выбрал в Юрьев день. Выбирал молодых, у кого не больше одного ребёнка и так, чтобы не было двух семей от одного хозяина. Соседей разорять тоже не хотелось. Он даже послал потом Зотова и всем бывшим собственникам выдал по десять рублей и кадь «полуяровки». Совершенно спокойно мог бы этого не делать, но зачем ему тайные враги под боком. Кроме того, что ехало семьдесят семей крестьян, царь послал своим ходом ещё в самом начале зимы сто стрельцов. Хорошо хоть эти были без семей, выбрали молодых и холостых. Стрельцы должны были разделиться на все три вновь образованных городка. Двадцать человек должны поселиться в Михайловске, тридцать в Белорецке и пятьдесят в Миассе.
Царь, конечно молодец, но всем этим людям нужно где-то жить и что-то есть, та ещё головная боль. Да ещё ведь сто жён потом нужно будет найти. Не забывал Пётр и о заказе Бадику Байкубету купить у ногаев пленных, если те будут продавать. Он оставил пятьдесят рублей на это дело, при цене около рубля за человека, это может получиться пятьдесят человек. А ведь ещё был заказ воеводе Уфы Григорию Григорьевичу Пушкину кликнуть желающих переселиться на вольную землю черносошных крестьян и башкир. Сколько таких найдётся, неизвестно, но у него определённая слава и люди могут откликнуться. Вот и получается, что строить новых домов придётся огромное количество.
Пётр скрепя сердце оторвал от Вершилово отправленных с первой лодьей мастеров. Тут тоже надо строить много чего. Но тут можно и зимой, а там нельзя. Там нужно как можно быстрее. Весь караван опять разделили на три части, в первой плыли двадцать стрельцов и семьдесят мужиков – главы крестьянских семей. Плюс три лодьи везли лошадей. Полуяров выбрал из пригнанного от шведов табуна этих пятьдесят по принципу, «что нам не гоже», но даже так лошади были на голову лучше обычных крестьянских кляч. Сами же крестьянские одры путешествовали в следующей части каравана, вернее даже в третьей части, вместе с купленными по всей губернии коровами и козами.
Вершиловцы со своими коровами расставаться не собирались. У многих уже и по четыре коровы было. Богатеет народ. Вот и скупали отовсюду, докуда руки дотянутся. Иван Охлобыстин всю зиму по губернии путешествовал, выбирая коров и коз для переселенцев. Набрали. Что ж, не набрать, когда есть деньги и желание.
Во второй группе плыли семьи и ещё двадцать стрельцов для защиты. Все свои стрельцы должны были осенью вернуться в Вершилово. Помогут переселенцам обустроиться и домой, раз царь батюшка послал стрельцов, то свои дома пригодятся. Кроме крестьян набрали ещё пять семей мастеров по губернии. Три семьи углежогов согласились перебраться на Урал и две семьи кузнецов. Последних можно было бы и побольше набрать, да не из кого, всех кого по губернии нашли, уже в Вершилово трудятся. Надо будет на следующий год поискать во Владимирской губернии. Караван судов получился ещё больше чем в прошлом году, три группы по десять судов.
Надо будет позаниматься строительством более вместительных кораблей. Понятно, что они должны быть плоскодонные, вся Волга состоит из одних мелей, но если применить железный рангоут, то можно лодьи и шири и длиннее сделать. Тем более что где-то есть ведь и корабел из Голландии. Пётр отметил это себе в блокнотике.
Вчера перед отплытием князь успел забежать к Лукашу Доничу и заказать ему, изготовить пресс для чеканки медалей. Пётр решил поощрить всех участников набега на Швецию. Медаль называлась нейтрально «За северный поход». На аверсе была эта надпись, а на реверсе развевался Андреевский флаг над башней. Медалей на монетном дворе должны были начеканить двести пятьдесят. Князю Разгильдееву потом тоже надо выслать, заслужил. А уже заказывая медали Пожарский вдруг сообразил, что три похода на Урал тоже не простое испытание, пусть стрельцы потешатся. Вторая медаль называлась: «За освоение Урала». Их должны были начеканить двести штук. На реверсе медали поднимались вверх горные вершины. Пока не понятно было, сколько стрельцов побывало на Урале, да ещё плюс татары Разгильдеева. Ладно, будут лишние – переплавим, не будет хватать – допечатаем. Медали Пожарский дал команду изготовить из серебра размером в стандартный серебряный рубль, так что особых трудностей монетному двору это составить не должно. Ну, всё. В путь! Теперь будет время отдохнуть и подумать о будущем.
Событие семнадцатое
Князь Владимир Тимофеевич Долгоруков приехал в Вершилово через семь дней после отплытия Петра Пожарского. Приехал боярин со всем семейством и сотней стрельцов из полка Афанасия Левшина. Так уж получалось, что всех стрельцов в Вершилово отправляли из этого полка. Вот и на этот раз Государь решил традиций не менять. Боярин выбрал стрельцов, как царь и велел помоложе, а сотника наоборот взял самого опытного и разумного.
Перед отъездом у князя состоялся интересный разговор с Михаилом Фёдоровичем. Боярская дума вопреки возражению царя постановила практически единогласно вступить в союз с Густавом Адольфом и летом идти воевать у ляхов Смоленск. Патриарх Филарет попытался образумить бояр, но те удила закусили и ни кого слушать не захотели. Вся неповоротливая военная машина пришла в движение, проверялось вооружение стрелецких полков, закупался у французов и англичан порох, лились пушки, собиралось дворянское ополчение. Тем более было странным отправить целую сотню стрельцов в противоположную от Смоленска сторону.
– Владимир Тимофеевич, – начал Государь, – Съездил бы ты в гости к старшей дочери. Чай соскучился уже.
– Съездить-то можно, а стрельцы на что?
– Да хвалились мне люди Петруши Пожарского, что учит он стрельцов по особому, и что его сотня побьёт в бою целый полк стрелецкий. Вот и сравнишь тех стрельцов, что в Вершилово с теми, что с собой возьмёшь. Стрельцы из одного полка, сильно-то отличаться не должны. Полк Афанасия Левшина и так из лучших.
– Хорошо, Государь, устрою им испытание, а дальше что? – недоумевал боярин.
– Что ты думаешь, князь Владимир, о нападении ляхов на шведа у Нарвы? – переменил резко тему Михаил.
– Странное нападение, захватили без пушек две неприступные крепости, разбили шведскую армию и исчезли, – пожал плечами боярин.
– Более того скажу тебе, Владимир Тимофеевич, послал я, как услышал об этой диковине, к границе дьяка Тайного Приказа Трофима Возкова. Вот намедни он вернулся и такие новости привёз. Увели ляхи эти несколько деревень, что были возле крепостей Ям и Ивангород, всех до последнего старика забрали, а сами деревеньки сожгли. И было тех ляхов совсем немного, сотня драгун, да сотня рейтар, да меньше полсотни крымчаков.
– Крымчаки-то там, откуда? – вскинул брови князь.
– Вот, дальше – больше. Разбили эти две с половиной сотни армию лучшую в Европе и своих ни одного не потеряли, а шведов было гораздо более тысячи. Так они их всех раздели и в горы сложили. Ничего это тебе не напоминает?
– Зятёк мой так с ворогами поступает, говорит в книге, про Цезаря такое вычитал, – согласно покивал Долгоруков, – А крымчаки?
– Есть у Петруши спутник во всех его походах – татарский князь Баюш Разгильдеев. Зело воинственный тот князь. Все сражения всегда выигрывает, и всегда не просто победа у него, а разгром полный. Я ему даже грамотку в прошлом годе послал на освобождение пожизненное от налогов любых за доблесть его и пользу для Руси.
– Так ты, Государь, думаешь, что зятёк мой с князем татарским шведов погромили? Зачем это им?
– Сдаётся мне, что таким способом несколько целей надеялся достичь Петруша, первое, конечно, шведов с ляхами сильнее рассорить. Как видишь, полностью удалась сия задумка. Адольфишка даже крепость Ям сулится нам отдать, если поможем ему в войне с Сигизмундом, – усмехнулся Михаил Фёдорович.
– Какая же, другая цель? – согласно покивал боярин.
– А войско князь Пожарский своё испытал. Как думаешь, боярин, успешно?
– Двести пятьдесят человек прошли больше тысячи вёрст, захватили две крепости неприступные без единой пушки, разбили целую армию лучшую в Европе и, забрав крестьян, вернулись, ещё тысячу вёрст проделав. Под силу ли это отроку, пусть даже с князем Разгильдеевым? – сказочная картина вырисовывается.
– Вот и съезди, князь, в гости к дочери. Если всё, как мы и думали, то не могли людишки не проговориться, про викторию над Шведским Королевством. Один по секрету жене, второй, и всё Вершилово уже во всех подробностях о том походе Петра Дмитриевича «на Новгород» всё знает, – царь пожевал губы и чему-то про себя покивал головой.
– Да под силу ли это Петруше, ведь всего пятнадцать годков, тут старший Пожарский с Одоевским бы спасовали? – всё-таки сомневался Долгоруков.
– Конечно, не один из воевод бы с такой задачей не справился, – утвердительно кивнул царь, видно об этом же и думавший, – Только умеет Пётр Дмитриевич советников правильных находить. Вон всех лучших учёных смог из Европы к себе переманить. Я архитектора Шарутина искал по всей Руси, чтобы Кремль после ляхов восстановить, а он Пожарскому младшему соборы строит. Мы не можем найти хорошего мастера по монете, чтобы рубли начать чеканить, а он нашёл лучшего в Европе. И так во всём. Где-то нашёл он князя Разгильдеева, где-то командира рейтар Шварцкопфа, научился у них, да сам у того же Цезаря в книжках прочитал чего, вот и нет шведов. Ты видел, что они вдвоём с одним из стрельцов его на подворье Колтовских учинили? Два связанных человека поубивали почти три десятка одоспешенных и обученных воинов, не сказка ли? – Царь разгорячился, даже руками замахал.
– Хорошо, Великий Государь, съезжу я к зятьку своему, поузнаю про шведов и стрельцов спытаю, а дальше что? – спросил о своём боярин.
– Учи сотню эту и сам перейми всё новое из науки воинской. Сдаётся мне, не простая война будет с ляхами. Не готовы мы ещё к этой войне. Ещё старые раны не зализали. Зря бояре кулаками трясли. Хоть ляхов турки и побили, да и шведы год назад потрепали, но сильны ещё проклятые. Езжай князь Владимир Тимофеевич, поучись побеждать у отрока пятнадцатилетнего, чувствую, пригодится опыт сей.
Событие восемнадцатое
Казань встречала хмурой погодой, даже дождём, словно осень, а не весна. Пётр простыл. Да, потому, что сидел всё время на носу корабля в кресле и мучил записную книжку. Вот его и продуло. Весна-то весной, а ветерок всё одно холодный. Он заварил себе лекарственный сбор из мешочка с вышивкой: «От простуды», и кашлял себе в каюте, когда в неё вломился мытник.
Хотелось крикнуть товарищу, чтобы он пошёл вон, но Пожарский понимал, что это обычный служащий, и не его вина, что князь батюшка прихворнул. Пётр выдал мытнику грамотку царёву на освобождение от всех налогов и сборов данного каравана и проводил погрустневшего слугу Государя до пристани, где и был найден посыльным от воеводы. Князь Одоевский Иван Никитич Меньшой приглашал князя Пожарского Петра Дмитриевича Меньшого отобедать к нему в Кремль. Понятно, как же без этого. Это уже традиция. Придётся опять водку пить и здравицы произносить. Предвидя это, Пётр захватил из Вершилова десяток бутылок «Виски» и столько же «Особой столичной». Может сорокаградусное пойло воевод казанских быстрее угомонит, чем мутное хлебное вино и мёд стоялый.
Так и вышло, князья Одоевский и Куракин Фёдор Семёнович наклюкались чрезвычайно быстро, что позволило Петру сбежать с пира, оставив воеводам пару бутылок на опохмелку, и улечься спать у себя в каюте под двумя одеялами.
Утром он с двумя стрельцами пошёл на рынок. Почти каждый раз он находил на нём всякие полезные для себя вещи, то верблюдов, то коней «кохейланов», то гарем, то Бебезяка. Повезло и на этот раз. Во-первых, он купил пять верблюдов, два самца и три самки. Во-вторых, прогуливаясь по рядам рабов, он увидел выставленного на продажу вездесущими казаками человека явно кавказской внешности. Товарищ оказался из Дербента, купец тамошний, которому не повезло повстречаться с казацкой чайкой. Был этот абрек по имени Таймураз щуплым малым и обошёлся Петру всего в два рубля. Ни на одном из знакомых Пожарскому языках горец не говорил, но ничего, у него же есть целых три турчанки. Дербент ещё недавно входил в Османскую империю, и Пётр позднее намеревался устроить на него набег. С целью поссорить турок с шахом, но это в будущем.
И ещё одну замечательную покупку совершил князь у того же казака. Покупка была лекарем из Хивы, и с ней (с покупкой) было два юноши, его ученика и одна девушка, кто она такая казак не знал, но просил за неё десять рублей, уверяя, что она девственница. Пётр не стал разделять этот квартет и купил всех за двадцать пять рублей. Деньги большие, но арабский врач мог того стоить.
Купленный дядечка стал о чём-то кричать и заламывать руки.
– Чего он хочет? – спросил князь у довольного сделкой казака.
– Да, он всё над книгами своими трясётся, хочешь и их купи? – пояснил работорговец.
– Где они и чего ты за них хочешь? – претворился совершенно равнодушным Пожарский.
– Вот сундук стоит, если все возьмёшь, уступлю за десять рублей, махнул рукой казак, видно отчаявшись продать арабские книги в Казани.
– Хорошо, – Пётр вручил казаку новый золотой червонец и склонился над сундуком, там было штук пятнадцать огромных книги в кожаных переплётах, понятно, делать нормальные переплёты умел только Шваб.
– Везите всё это на корабль, нет, стоп. Этих товарищей и верблюдов отведите на пристань и поищите корабль, что доставит их до Вершилово. Купец или хозяин корабля пусть подойдёт ко мне через пару часов, я с ним расплачусь.
Дальше Пожарский пошёл по рынку один и заметил, что давешний казак следует за ним по пятам, неумело маскируясь.
Польстился на деньги, решил князь, и не ошибся. В одной из подворотен, в которую Пётр завернул намеренно, якобы, чтобы справить малую нужду, товарищ на него напал с длиннющим кинжалом в руке. Пётр руку ему сломал, кинжал забрал и все потраченные на рабов и книги деньги тоже, там даже немного и сверху было.
– Вот зачем тебе это надо было, я ведь честно с тобой расплатился, – Пётр сломал ему все пальцы на второй руке и отправил в нокаут ударом ребром ладони по затылку.
Всё пора возвращаться. У этого разбойника должна быть целая лодья сподвижников. Одному в людном месте встречаться с целой шайкой не хотелось. Пришлось планы менять, брать рабов и книги с собой в Миасс, а в Вершилово отправлять только верблюдов. А то ещё прицепятся казаки к ни в чём не повинному купцу. Уплыли через час. Впереди ждал нефтепромышленник и Уфа.
Событие девятнадцатое
Янек Заброжский стал отцом во второй раз. На этот раз родилась девочка. Тесть опять закатил пир на всё Вершилово. Дочку по его просьбе назвали Анна Мария, в честь матери уважаемого пивовара. Празднование шло уже второй день, когда в Вершилово начался переполох, приехал со всем семейством и десятком слуг отец княгини Пожарской боярин Долгоруков Владимир Тимофеевич. Да, ладно бы один приехал. Нет он припёрся во главе сотни стрельцов всё того же московского полка Афанасия Левшина. С ними был и сотник – боярский сын Пётр Костров.
Надо было срочно с праздником завязывать и заниматься гостями. Как назло ни Зотова, ни Крчмара в Вершилово не было. Они ещё неделю назад уехали с группой дорожных рабочих в Вязники. Нужно было дотянуть эту замечательную дорогу до Владимира. Стрельцы по счастью оказались без семей и прибыли не навсегда, а только до осени. Уже легче, часть можно в казарме поселить, а часть распределить по пять человек в новые дома, ждущие переселенцев.
Единственная проблема была организовать помывку людей и прожарку одежды и тряпья, что они с собой привезли. Хотя нет, это как раз решилось легко, русские люди к бане привыкли и к подчинению командирам тоже, сказали прожарить вещи, значит нужно прожарить. А вот с лошадьми намучались. Сразу разместить сто с лишним коней не просто. Пришлось по-всякому изгаляться, ладно уже тепло, хоть тёплых конюшен не надо.
С боярином Долгоруким тоже намаялись. В баню он и сам с дороги попросился, а вот прожаривать вещи отказался. Пришлось вызывать отца Матвея и доктора ван дер Бодля. Хорошо ещё дочь помогла, княгиня Мария сказала, что в дом вшей и блох не пустит, только привыкла к чистоте, а тут десяток дворовых со своими насекомыми. Боярин хотел было руки распустить, но дочь с Фёдором Дмитриевичем Пожарским встали насмерть, Пётр Дмитриевич не велел.
Вот спрашивается, чего упёрся, неужели нравится с клопами и тараканами жить? Отец Матвей утихомирил боярина, в чём беда-то, ну полежат вещи часок в жарко натопленной бане, зато все клопы издохнут, а они болезни разносят, ту же оспу. Али ты против бога попёр боярин, который заповедовал тело в чистоте держать?
Вся дворня в княжий терем не вошла, пришлось размещать их в соседнем тереме, что построили в ожидании профессоров из Франции и Италии. Князю Долгорукому поднесли чарку новой водки «Медовая с перцем», тот отпробовал и успокоился, велел после бани бутылку этой водки ему в горницу занесть, отдыхать боярин будет. Ну, и хорошо, Матка Бозка, может хоть вечер пройдёт спокойно.
Янек на следующее утро собрал сотников и других командиров отрядов. Собрались в новом доме, который Пётр Пожарский именовал на немецкий манер «штаб». Были Малинин, Шварцкопф, Козьма Шустов, Афанасий Борода (командир десанта) и Бебезяк (командир десятка лучников). Всего в Вершилово размещалось триста пятьдесят пять военных: две сотни стрельцов под командованием Ивана Малинина и Козьмы Шустова, сто двадцать пять рейтар под командование Виктора Шварцкопфа, два десятка десантников Афанасия Бороды и десяток лучников Бебезяка.
– Как думаете, вои, зачем боярин Долгоруков с собой сотню стрельцов до осени привёз? – обратился к собравшимся Заброжский.
– С этим всё понятно, хотят проверить, правда ли мы лучше остальных стрельцов, как царю батюшке говорили. Именно поэтому и сотня из полка нашего. Не понятно другое, дальше-то что? Ну, и увидит князь Долгоруков, что стреляем мы лучше, бегаем быстрее, по верёвкам лазать умеем и в сабельной рубке превзойдём сотню Петра Кострова. А дальше что? – развёл руками Малинин.
– Сдаётся мне, что привели сюда сотню эту, чтобы опыт наш перенять, – с усмешкой на украшенном сабельным шрамом лице проговорил Козьма Шустов.
– Знамо дело, – поддержал его Афанасий Борода, – Что ж, своим-то можно и показать всё, что умеем и поучить. Вот только четыре месяца больно малый срок.
– Ладно, будем их учить, – подвёл итог совещанию Янек, – Вы только про поход к шведам в гости не хвастайтесь. Ходили мы в поход к Новгороду Великому и обратно через Псков и всё.
На этом совещание закончилось, а через пару часов их в том же составе собрал князь Долгоруков.
Событие двадцатое
К мурзе Бадику Байкубету заехали в яркий солнечный день, скоро и весна кончится. Толстенький башкир не подвёл, на берегу Белой стояло сорок бочек нефти и небольшой лагерь. Лагерь можно было разделить на две половины. В одной были башкиры и во второй были башкиры, только вот одна половина охраняла другую. Мурза на оставленные князем пятьдесят рублей выкупил у ногаев полонённых теми почти полсотни башкир. Стариков и детей не было. Были молодые мужчины числом тридцать восемь и девять девушек или молодых женщин.
Предвидя, что мурза Байкубет с его просьбой по покупке рабов справится, Пётр нанял в Казани две лодьи до Уфы. В них пленников и загрузили. Кроме того князь расплатился с мурзой за заготовленную шерсть, набралось на полный корабль. Сколько валенок понаделаем.
– Бадик, у нас ведь с тобой взаимовыгодная торговля, или тебя, что-то не устраивает, – спросил сидя в юрте у гостеприимного башкира Пожарский.
– Нет, дорогой, всё хорошо, – взятый в Казани до Уфы специально для этой беседы переводчик повторил широкую улыбку мурзы.
– А сможешь ты больше земляного масла добывать? – задал главный вопрос князь.
– Немного больше могу, бочек шестьдесят могу. Больше – трудно, работа тяжёлая, нужно болотную жижу собрать, отстоять, сверху земляное масло слить, опять отстоять, и только тогда разливать по бочкам, – мурза во время перевода продолжал качать головой, показывая, какой это долгий и тяжёлый процесс.
– И чего тебе не хватает, людей, бочек, времени или самого земляного масла? – попытался уточнить Пожарский.
– Всего не хватает и людей и бочек.
– Так купи людей у ногаев или найми из других деревень, – посоветовал Пётр.
– Я бедный мурза, где мне взять денег для покупки рабов? – расплакался Байкубет.
– Хорошо. Вот тебе сто рублей. Купишь себе рабов, но с этого раза будешь поставлять по сто бочек два раза в год. Пойдёт такая сделка? – Пётр показал мурзе десять новых золотых червонца.
Башкир попробовал монету на зуб, не из свинца ли. Затем прикинул на вес и просиял.
– С тобой хорошо иметь дела князь Пётр Дмитриевич. Будет тебе сто бочек осенью.
– И шерсти можешь тоже побольше заготовить, всю возьмём.
За нефтью и шерстью должны были вернуться купцы на двух лодьях, что подрядились доставить рабов до Уфы.
В Уфе ничего за зиму не изменилось, только ещё больше постарел воевода Григорий Григорьевич Пушкин. Пожарский опять привёз ему витаминную настойку от цинги, пусть дедушка подольше проживёт. Хороший воевода, побольше бы таких на Руси. Не о своём кармане думает, а о государстве.
Оказалось, что посланная Государем стрелецкая сотня давно Уфу покинула. Воевода выделил им семь лодей. И от себя послал до Михайловска десяток плотников, чтобы переселенцам сразу дома срубили. Кроме того навербовал Пушкин десять семей черносошных крестьян, пожелавших переселиться в Михайловск. Они уже тоже были отправлены на трёх кораблях. Замечательно, блин. Пётр заплатил Пушкину по списку и от себя добавил, явно не купающемуся в роскоши старичку ещё фарфоровую шкатулку с двадцатью новыми золотыми червонцами. Заслужил, что уж тут сказать.
Задерживаться в Уфе долго не стали, Пётр отужинал с воеводами и на следующий день, по заведённой привычке, прошёлся по базару. Он надеялся встретить китайца или монгола, что в прошлый раз продал ему яков. К сожалению того не было. Пришлось опять договариваться с Пушкиным, что если оный появится, выкупить у него всех яков и чай и отправить всё это незамедлительно в Вершилово. Деньги на это Пётр Пушкину тоже оставил. Зато князь купил всех овец и коз, что были на рынке и нанял три кораблика, чтобы всё это переправить в Белорецк.
Там ведь ждут обещанного ногаи, да и купленным башкирам нужно отары заводить.
Ещё на рынке князь увидел продающего неплохие поделки резчика по дереву и уговорил его переехать в Вершилово осенью, когда корабли поплывут назад. В целом, если бы не отсутствие яков набег на Уфу можно было считать удачным.
Событие двадцать первое
Князь Долгоруков, наверное, не был таким довольным жизнью никогда. Дом зятя и дочки был просто замечательным. Взять хотя бы умывальник, не надо выходить во двор, чтобы сполоснуться после сна. Подошёл к «умывальнику», открыл красивый фарфоровый краник и из него льётся тонкой струйкой тёплая вода. Красота. Потом эта настойка, которой надо по утрам рот полоскать, чтобы зубы не болели. Тоже красота, вкусная, даже если и проглотишь чуток, а во рту потом холодок остаётся. Из чего только сделали её травницы. А заморский «туалет», что на первом этаже дома в специальном пристрое. Не надо ни каких горшков, сел на стульчик сделал все дела и дёрнул за верёвочку, откуда-то вода потекла, всё смыла и куда-то утекла. Прямо как в сказке. А какие иноземные блюда готовит кухарка Петра Дмитриевича. Одни пельмени со сметанкой чего стоят, а «кукуруза» варёная с солью, одно объедение. Вот умеет же зятёк окружать себя диковинами разными. Те же конфеты шоколадные мёстле, можно гору съесть, а всё хочется.
А как дом обустроен, все стены картинами завешаны, богини всякие римские и из Евангелия сюжеты и из Ветхого Завета. Хороших художников пригласил Пётр Дмитриевич из Европы. А диван с креслами, это тебе не лавки, сидеть мягко и удобно, даже подремать можно. И каких только фарфоровых безделушек нет и девицы разные и собачки и лошади разных пород и расцветок и животные диковинные, Марьюшка говорит, что таки, по словам Пети и правда живут в заморских станах. Вот хоть зверь этот кенгуру, что детёнышей после рождения год в сумке таскает. Каких только тварей Господь не создал.
За всем этим не забывал боярин и того зачем его Государь в Вершилово послал. Устроил он испытание по мушкетному бою. И обмер. Мушкеты у Пожарского переделаны так, что поджигать фитилём не надо. Просто спускай курок и всё. Бывают, правда «осечки», но не часто, да и не страшно, взвёл опять курок и стреляй снова. А всё немцы с французом навыдумывали. Это ведь и проще стрелять и быстрее.
Испытания на меткость огненного боя князь устроил так. От каждой сотни размещённой в Вершилово выделили по пятьдесят человек и все сделали по два выстрела, тоже сделали и с сотней Кострова. Даже и вспоминать не хочется. Как бы и виноватым себя чувствуешь. Это кого же он в Вершилово с собой привёл. У Кострова из ста выстрелов в цель попало двадцать три. У сотни Ивана Малинина девяноста пять, у сотни Козьмы Шустова девяносто один, у рейтар Шварцкопфа восемьдесят четыре, а отдельно выстреливший десяток Афанасия Бороды из двадцати выстрелов сбил двадцать мишеней.
Затем князю продемонстрировали конвейер. Стрелков получается в три раза меньше, а выстрелов за тоже время в два раза больше. Понятно теперь, как шведов побили. Нужно учиться стрелять. Но князя, когда он приказал пришедшей сотне Кострова тренироваться по сто выстрелов в день, остановил воевода вершиловский Янек Заброжский.
– Давай, Владимир Тимофеевич, мы их поучим, а то они порох пожгут и пищали свои в негодность от множества выстрелов приведут, а толку не будет. Мы знаем, как надо учить, мы и научим.
Князь даже и спорить не стал, так даже лучше, а что от частой стрельбы ствол раздувает, всякий знает, а пищаль или мушкет более двадцати рублей стоит.
Потом устроили испытания по бегу, все вершиловцы уже давно сидели лясы точили после пробежки на две версты, даже запыхавшихся не было, а костровцы всё тащились и тащились, последние вообще еле добрались и в свежую травку носом зарылись. Срамота.
Показали боярину стрельбу из лука десятка особого под командование ногая Бебезяка. Стрелы просто одна в другую в мишени втыкались. Правда, что и белку в глаз выцелят. Продемонстрировали два десятка Афанасия Бороды, как с помощью крюка специального и верёвки с узлами можно на стену высоченную в несколько мгновений взобраться. Вот, значит, как они крепости у шведа забрали. И в самом деле, зачем здесь пушки.
Что шведов разбили вершиловцы, князь уже прознал, Федя Пожарский проболтался за обедом, но допроса никому Владимир Тимофеевич устраивать не стал, только пользу Руси тот набег на шведов принёс, пусть раз хотят тайну хранить, то и хранят.
Долгоруков охочих забраться на стену по верёвке из сотни Кострова выкликнул, и даже рубль посулил. Опять срамота. Двое правда забралось, а пробовала-то почитай вся сотня. Ведь и правда получается, что вот эти три с половиной сотни воев вершиловских легко тысячу остановят. А две? Князь задал этот вопрос Шварцкопфу, немец хвастать не будет.
