Андрей Алексеевич Мурай
Письма к незнакомцу. Книга 6. Брак
-1-
Приветствую Вас, Серкидон!
Собираюсь заползти в новую тему, подобно мудрому Змию, тому самому Змию, который вразумил наших прародителей…
Вспомним, Серкидон, известные сочетания белого и чёрного. Пока Вы думаете, скажу, что вспомнилось мне: чёрные и белые шахматные фигуры, чёрные и белые клавиши пианино, домино – белые пятнышки на чёрном фоне, пингвины Антарктиды на снегу, белая луна на чёрном небе, белый ян и чёрный инь, чёрный и белый лебеди из озёрной фантазии Чайковского, белоснежные крылья ангела и чёрный-пречёрный хвост дьявола, цвета ремёсел Джанни Родари1 – белый булочник и чёрный кочегар.
Далее о влюблённых: чёрные и белые одежды Дианы де Пуатье и короля Генриха, молодой Гёте и его Фридерика в немецком национальном костюме: пышная короткая белая юбочка с фалбалой, узкий белый лиф и чёрный тафтяной передник…
А что же поэты? «Конечно, поэты//Воспели и это».
Басё2:
Уродливый ворон –
Прекрасен на первом снегу
В морозное утро.
Ибн – аль – Мутазз3:
Белый день нарастает,
Чёрный мрак заметался, -
Словно с белых яиц
Чёрный страус сорвался.
Александр Пушкин:
И пир, на коем чести чашу
Тебе я полну наливал,
И ночь, когда голубку нашу
Ты, старый коршун, заклевал!
У Александра Сергеевича цвета не названы, но как они видны! Какой контраст!
Подняться выше стихов нам поможет хронист Брантом, приоткроем в нужном месте «Галантных дам»: «Один знатный принц, мне знакомый, укладывал своих любовниц и возлюбленных совсем обнажённых на чёрные гладкие тафтяные простыни, дабы грациозные тела их, блистая белизной на чёрном, сильнее возбуждали в нём пыл и желание»4.
Вот такой затейник! И, заметьте, Серкидон, ни одна из девушек, побывавшая на чёрных тафтяных простынях, не спросила наследника трона: мол, а когда же вы, любезный принц, на мне женитесь?.. А Вам такой вопрос могут задать. Поэтому последнее классическое ч/б сочетанием в нашем кратком обзоре – чёрный свадебный костюм и белое подвенечное платье.
И тут Вы, Серкидон, сразу догадались, что мы поведём речь о брачном союзе между мужчиной и женщиной. Повторюсь: случаи, когда мужчина заключает брак с мужчиной, жирафом, козой, длиннохвостой рыбкой и прочее, рассматривать не будем, поскольку договорились отстаивать традиционные человеческие ценности.
Так о чём это мы?.. Ах, да! Свадебный костюм! Несмотря на легкомысленный возраст (восемнадцать лет) Никита Михалков5 (см. кинофильм «Я шагаю по Москве») устами своего героя Коли о плюсах этого одеяния судил весьма здраво: «И на работу, и в театр, и в гроб можно…»
Ну да! И на тот свет, и на этом: и в пир, и мир, и в добрые люди!
И всё же перед покупкой такой многофункциональной вещи мужчина порой надолго задумывается. Мелькает у мужчины мысль: « А может, не жениться?..» То есть спотыкается наш касатик, а точнее сказать, жеребчик у первого же барьера.
Вот и приятель Коли – Саша (актёр – Евгений Стеблов6), пока женился, извёл и всю съёмочную группу, и всех многочисленных зрителей. Подобную нерешительность встречаем в шестнадцатом веке у Рабле7. С удовольствием читаем из «Гаргантюа и Пантагрюэль»:
«Вы знаете, государь, что я решил жениться, если только, на мою беду, все щели не будут заткнуты, забиты и заделаны. Во имя вашей давней любви ко мне скажите, какого вы на сей предмет мнения?
– Раз уж вы бросили жребий, – сказал Пантагрюэль, – поставили это своей задачей и приняли твёрдое решение, то разговор кончен, остается только привести намерение в исполнение.
– Да, но мне не хотелось бы приводить его в исполнение без вашего совета и согласия, – возразил Панург.
– Согласие я своё даю и советую вам жениться, – сказал Пантагрюэль.
– Да, но если вы считаете, – возразил Панург, – что мне лучше остаться на прежнем положении и перемен не искать, то я предпочёл бы не вступать в брак.
– Коли так – не женитесь, – сказал Пантагрюэль.
– Да, но разве вы хотите, чтобы я влачил свои дни один-одинёшенек, без подруги жизни? – возразил Панург. – Вы же знаете, что сказано в Писании: «Vае soli»8. У холостяка нет той отрады, как у человека, нашедшего себе жену.
– Ну, ну, женитесь с Богом! – сказал Пантагрюэль.
– Но если жена наставит мне рога, – а вы сами знаете: нынче год урожайный, – я же тогда из себя вон выйду, – возразил Панург. – Я люблю рогоносцев, почитаю их за людей порядочных, вожу с ними дружбу, но я скорее соглашусь умереть, чем попасть в их число. Вот что у меня из головы не выходит.
– Выходит, не женитесь, – сказал Пантагрюэль, – ибо изречение Сенеки справедливо и исключений не допускает: как сам ты поступал с другими, так, будь уверен, поступят и с тобой.
– Так вы говорите, – спросил Панург, – исключений не бывает?
– Исключений Сенека не допускает, – отвечал Пантагрюэль.
– Ах, шут бы его взял! – воскликнул Панург».
Будь я на месте Пантагрюэля, привёл бы иное высказывание Сенеки: «Ни одно благо нам не в радость, если его не с кем разделить». А с кем же логичнее всего разделить благо своё? С женой! А значит – женитесь!
Но и меня не послушал бы кандидат в мужья. Хочется ему и домашнего уюта, и сытного обеда не в трактире или в дешёвой харчевне, а за привычным обеденным столом (женитесь!), но за тем же столом возможны ссоры, препирательства, до посудного боя дело может дойти (не женитесь!), а вдруг заболеешь, да так, что и не встать, кто будет ухаживать? А как черти забирать станут, кто оплачет (женитесь!), но хорошо, когда молод и на чужих жён поглядываешь, а когда постареешь, своя начнёт на сторону ходить (не женитесь!), но тогда кому передать, коли нет ни сыновей, ни дочерей, имя, герб и имущество нажитое, не хочется быть могильщиком рода (женитесь!)…
Посмотрите, Серкидон! Дошёл Панург до белого каления, весь исполнился чёрной злобой, а так и не решил: жениться или не жениться. Давайте и мы оставим этот вопрос, висящим в воздухе до следующего письма.
А Вы знаете, Серкидон! Точно с таким вопросом – жениться ему либо нет – пришёл к Сократу один его ученик.
– Делай, что хочешь, потом всё равно будешь жалеть, – ответил Сократ.
Думаете, Серкидон, Сократ сказал бы так всем и каждому? Нет, в голосе этого молодого человека мудрец почувствовал сомнение, которого не должно быть, когда решается вопрос столь важный.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-2-
Приветствую Вас, Серкидон!
Надеюсь, Вам стало ясно, что для мужчины вопрос «жениться – не жениться» сродни гамлетовскому «быть – или не быть». Беда не только в том, что мужчина долго, подобно Панургу, не может определиться с окончательным решением, так он ещё, вроде бы определившись, вдруг меняет своё мнение на противоположное. Читаем у Пушкина:
Меж тем как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена9.
И это не единственная колкость, пущенная в институт брака Александром Сергеевичем. То в письмах («Брак – холостит душу»), то в сочинениях не раз себе он позволял… позволял… позволял… Как вдруг пишет:
«Всё, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, всё уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчёты»10.
Если же мужчина не переменит мнения о браке к тридцати годам, подобно Пушкину, то к концу жизни поворот на 180 градусов случается, как правило. Примеров много, приведу те, что приходят сразу же на ум.
Фонтенель11. Французский писатель жил сто лет и почти всё время писал. В конце жизни Бернар Ле Бовье де Фонтенель пожалел, что не женился, забыв, что именно в холостом состоянии он дожил до ста лет, сохранил ясный ум и некоторые зубы.
Тургенев. Иван Сергеевич сожалел о том, что прожил жизнь «на краю чужого гнезда», что нет рядом с ним женщины, которая принесла бы ему тарелку обыкновенного борща. Но тут стоит задуматься: позволяла бы Тургеневу эта женщина те вольности, к которым так привык Иван Сергеевич? А привык он резвиться с русскими барышнями, кувыркаться с французскими дамочками, наслаждаться обществом Полины Виардо, а затем и волочиться за одной из её дочерей… Мне думается, тарелку борща возмущённая женщина к Тургеневу донесла бы, но только затем, чтобы содержимое тарелки Ивану Сергеевичу на голову вылить.
Мужчин, которые всю жизнь пользовались преимуществами брачного союза, а под конец жизни с восторгом вспоминали холостые годы, я перечислять не буду. Жизни не хватит…
Казалось бы Екклесиаст, который познал всё и взялся проповедовать, поможет разобраться в брачном вопросе однозначно, но тут разночтения
В одном месте: «… и нашёл я, что горше смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце её – силки, руки её – оковы, добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею».
Но ранее им же написано:
«Двоим лучше, нежели одному; потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их: ибо если упадёт один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадёт, а другого нет, который поднял бы его. Также, если лежат двое, то тепло им; а одному как согреться…»
Кто же лучше согреет мужчину, как не женщина горячая и самоотверженная, ведь не от другого же мужика греться ему? Кто поднимет мужчину, как не женщина жертвенная и сочувственная, мать детей его? Кому он ещё нужен при отсутствии родителей?
«Так, значит, мне надо будет жениться?» – слышу я Ваш голос, Серкидон.
Не спешите. Экий Вы скорый. Давайте по примеру мнительного и подробного Панурга попробуем рассмотреть все pro et contra брачных отношений. Не забудем при этом, что имеем дело с персонажем Франсуа Рабле. Это первый француз, который взялся встречать громким хохотом самые серьёзные вещи и явления. Мы с Вами громко осмеивать институт брака, конечно, не станем, но и если говорить о брачных узах совершенно серьёзно, надев профессорские очки «велосипед», то расхочется Вам жениться, захочется утопиться… А мне бы этого не хотелось.
Поэтому иногда шуточки-прибауточки подпускать будем. Всё, устал я корпеть над этим письмом. Предлагаю Вам понаблюдать за тем, как древнеиндийское божество Тваштри налаживал мировое хозяйство. Какое это счастье смотреть, как трудится другой:
В начале времён Тваштри сотворил мир. Но когда он создал человека, то оказалось, что им были израсходованы все бывшие в его распоряжении строительные вещества, и не осталось у него ни одного прочного элемента, из которого он мог бы сотворить женщину. Тогда смущённый Тваштри впал в глубокое раздумие. После чего поступил следующим образом: он взял округлость луны и волнообразную линию змеи, спутанность ползучих растений, дрожание травы, стройность тростника, беспечное веселье солнечного луча и слёзы туч, непостоянство ветра, пугливость зайца, щёгольство павлина, неподатливость алмаза и мягкость пуха, покрывающего шейку воробья, сладость мёда и жестокосердие тигрицы, жар огня и холод снега, болтовню сойки и воркованье горлицы, смешал всё это вместе – и сотворил женщину. И когда сотворил он её, то позвал человека и отдал ему в подарок.
Человек взял женщину и ушёл с ней, но спустя восемь дней он пришёл к Тваштри и сказал: «Государь, что за существо ты мне подарил! Оно каждый день отравляет мне жизнь: то оно рыдает из-за каждого пустяка, то оно без умолку болтает, отнимает у меня время и не даёт мне работать и вечно хворает. Я пришёл просить тебя, Государь, чтобы ты забрал его обратно, ибо я не могу с ним жить». И Тваштри взял у человека женщину обратно. Но через восемь дней человек снова пришёл к Тваштри и сказал: «Государь, не знаю, как это случилось, но жизнь моя стала одинокой с тех пор, как ты забрал у меня это существо. Я вспоминаю, как оно танцевало и пело передо мной, как оно странно глядело на меня, отдай мне его обратно». И Тваштри отдал мужчине женщину обратно. Но ровно через три дня мужчина опять пришёл к Тваштри и сказал: «Нет, государь, теперь я окончательно убедился, что существо, которое ты мне подарил, причиняет мне гораздо больше горя, чем радостей. Я умоляю тебя, возьми его назад!» Но тут рассердился Тваштри и воскликнул: «Ступай прочь, человек. И устраивайся сам как можешь…» «Но я не могу жить с женщиной», – сказал человек. «Но не можешь ведь жить и без неё», – возразил Тваштри. Тогда человек удалился и сказал: «О, я несчастный! И с женщиной не могу жить и без неё не могу…»
Мужчина хотел было чередовать жизнь женатую с холостой, но Тваштри быстро это дело просёк и пресёк: или – или
Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.
-3-
Приветствую Вас, Серкидон!
Женщина заходит в дом мужчины боязливо, робко, растерянно. «Как здесь мило», – говорит она, осматривая тёмный обшарпанный холостяцкий коридор. Потом немного задевает висящий велосипед, «и с плеча, точно сдул ветерок, полосатый скатился платок»12. Прямо на немытый пол. Поднимая его, женщина наклонится так, что в вырезе платья мелькнёт очертание грудок. Снимая туфли, она изогнёт бедро настолько изящно, настолько соблазнительно, что кроме обуви придётся снимать и платье, и всё остальное, мужчину и женщину разделяющее…
«Со мной такое впервые… – скажет утром женщина. – А можно я до завтрака останусь?..» .
«Да, да, конечно», – говорит мужчина, забывая слова остроумца Тейха: «Женщина, как и вдохновение: она должна приходить и уходить…
Едва одетая она помоет недельной давности посуду и приготовит завтрак из того, что найдётся. А мужчина будет заворожено следить за тем, как хозяйничает его таинственная гостья. Она наполнит вкусными запахами кухню, добавит блеска в глаза мужчины и тепла в его постель. Она уравновесит, пригладит и смягчит. Она повесит занавеску, посадит на балконе цветы, принесёт сначала котёнка, потом канарейку, родит сначала мальчика, потом девочку, поставит крест сначала на духовном развитии мужчины, а потом и над ним самим…
Но зачем женщина делает это? Ради собственного удовольствия? Нет, ради жизни на Земле! Не делай она так, не было бы ни цветов, ни детей, ни птиц, ни домашних животных. Бегали бы по трущобам дикие необузданные мужчины… Полюбуйтесь, что написал Михаил Векслер:
Три дня
Без вомен –
И я
Безумен.
А если больше, чем три дня?..
Потомок Адама – несовершенное существо, без женщины он дичает, с женщиной звереет, и не умеет жить ни с ней, ни без неё. Поэтому и проводит свою невечную жизнь в вечном сомнении: нужна ли она ему рядом?
Женщина создание совершенное! В отличие от мужчин дочь Евы не сомневается ни крохи – ей дОлжно быть только рядом с мужчиной. С ним, из чьего ребра создана.
Привычный женский девиз – «Уж замуж невтерпёж»! Девиз актуален для каждой правильно скроенной женщины. Очень ей нужно обручальное колечко, у неё без него пальчик мёрзнет…
Читаем стихи Надежды Смирновой13:
В тот день, когда судьба нас обвенчала
И золотом блеснули два кольца,
Казалось, нет у прошлого начала
И у того, что будет, нет конца.
И голова от новизны кружилась:
Мелькали стены, стол, диван, окно…
Как будто комната углов лишилась
И было всё в кольцо заключено.
Мир, заключённый в обручальное кольцо, становится для женщины полным тёплого домашнего уюта. Поэтому даже в нехолодной стране, в Италии дочь Евы стремится утеплить пальчик золотым колечком. Почему я вспомнил про Италию? Потому что хватит лирики, мы возвращаемся к конкретным трудам представительницы прекрасного пола.
Паола Ломброзо.
Её отец – врач-психиатр, криминалист и, кстати, прекрасный семьянин, написал горы книг о гениях и злодействах. Они не для нас. Мы с Вами, Серкидон, люди мирные, законопослушные, и посему не перестанем считать лучшим творением Чезаре Ломброзо дочь его Паолу. «За то, что дочь его – Паола// Не покидала рамок пола!» – это стихи.
Клянусь, Серкидон, если была бы в Италии Школа женских хитростей, я предложил бы назвать её именем Паолы Ломброзо. Очень славно писала эта замечательная женщина о потаённых женских желаниях, о движениях женских душ. Почитаем отрывок из её работы «Женщина, её физическая и духовная природа и культурная роль»:
«… женщине, чтобы быть избранной, недостаточно только нравиться вообще: она должна нравиться более других своих подруг и соперниц. Отсюда происходит то соревнование, которое изощрило ее искусство, ввело в него элементы хитрости, расчета и страсти.
Этот способ борьбы – исключительная принадлежность женщины. Мужчина идет прямо к цели, не скрываясь, не прибегая к хитростям, потому что он по природе своей исполнен энергии, силы воли, так как всегда имеет возможность стремиться к тому, что ему нравится, при полной вероятности получить желаемое. Женщина к тому же знает, что время ее расцвета ограничено, что красота ее блекнет по прошествии первой молодости, и что у мужчины много развлечений, которые могут отдалить его от неё – и вот всё ее кокетство сообразуется с этими данными. Она научилась обольщать надеждами, не рискуя своей репутацией, обнаруживая свои чувства лишь настолько, насколько это ей кажется нужным, вести три, четыре любовные интриги одновременно, с полным хладнокровием выжидая благоприятного момента, чтобы затянуть петлю».
Петля эта не похожа на петли, с которыми то и дело сталкивался папенька сеньоры Паолы, это относительно безопасная петля – семейная.
Читаем далее:
«От Елены и Клеопатры и до наших дней царицы и модистки одинаково обладают мастерством во всех искусствах, могущих возвысить их красоту и скрыть их несовершенства. Чтобы возбудить удивление и желание, они великолепно умеют пользоваться искусством туалета: духи, белила и румяна, кружева, вышивки, драгоценные камни. В особенности же изощрились они в искусстве играть глазами, вздохами, улыбками, полусловами – одним словом, тем, что теперь называется“флиртом”».
Добавим в женский арсенал притворств умение пустить слёзу, упасть в обморок, покраснеть, трепетать ресницами и надувать губки. И это не всё. Да всего и не перечислишь!
В качестве примера могущества женского коварства и торжества женской интуиции над мужскими несовершенствами приведём отрывки из пьесы Чехова «Медведь».
К слову и строго между нами, скажу: великая радость, Серкидон, встреча с Антоном Павловичем Чеховым! Когда мы, душу возвысив, дерзаем покуситься на творения Толстого или Достоевского, мы восхищённо воздаём гению и поражаемся величию писательского труда. Тогда как Антона Павловича читаем для собственного удовольствия.
Ну да заболтались мы, а в дом вдовицы-помещицы уже ворвался – Марс, вихорь шумный, громовержцу подобный:
«Сударыня, честь имею представиться: отставной поручик артиллерии, землевладелец Григорий Степанович Смирнов! Вынужден беспокоить вас по весьма важному делу…»
Врёт ведь, дело-то мелочное – взыскать по векселям покойного мужа. Но, как сказал бы Конфуций, трудно выбить деньги у вдовы, особенно, когда их у неё нет. Приехал мужчина за семьдесят вёрст, а выходит – зря. Ну и раскричался… Матерь Божья, какой же он Смирнов, если так орёт:
«Ах, удивительное дело! Как же прикажете говорить с вами? По-французски, что ли? (Злится и сюсюкает.) Мадам, же ву при… как я счастлив, что вы не платите мне денег… Ах, пардон, что обеспокоил вас! Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам! (Расшаркивается.)»
А тут он получил от хозяйки дома справедливое замечание. Мог бы и по физиономии получить. Начал возражать.
«Я не умею держать себя в женском обществе! Сударыня, на своём веку я видел женщин гораздо больше, чем вы воробьёв! Три раза я стрелялся на дуэли из-за женщин, двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня! Да-с! Было время, когда я ломал дурака, миндальничал, медоточил, рассыпался бисером, шаркал ногами… Любил, страдал, вздыхал на луну, раскисал, таял, холодел… Любил страстно, бешено, на всякие манеры, чёрт меня возьми, трещал, как сорока, об эмансипации, прожил на нежном чувстве половину состояния, но теперь – слуга покорный! Теперь меня не проведёте! Довольно! Очи чёрные, очи страстные, алые губки, ямочки на щечках, луна, шёпот, робкое дыханье – за всё это, сударыня, я теперь и медного гроша не дам! Я не говорю о присутствующих, но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей, суетны, мелочны, безжалостны, логика возмутительная, а что касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому философу в юбке может дать десять очков вперёд! Посмотришь на иное поэтическое созданье: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу – обыкновеннейший крокодил!»
Ага! Всё понятно. Смалодушничал, струсил и нашёл себе прибежище в женоненавистничестве. Не будем больше, Серкидон, употреблять это слово. Оно нехорошее и труднопроизносимое. А Смирнов-то наш как разошёлся.
«Но возмутительнее всего, что этот крокодил почему-то воображает, что его шедевр, его привилегия и монополия – нежное чувство! Да чёрт побери совсем, повесьте меня вот на этом гвозде вверх ногами – разве женщина умеет любить кого-нибудь, кроме болонок?.. В любви она умеет только хныкать и распускать нюни! Где мужчина страдает и жертвует, там вся её любовь выражается в том, что она вертит шлейфом и старается покрепче схватить за нос».
Синьора Ломброзо пишет «затянуть петлю», землевладелец Смирнов говорит «покрепче схватить на нос», а смысл один – упечь в семейный быт.
«Не кричите, пожалуйста, я вам не приказчик! Позвольте мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать своё мнение прямо! Не извольте же кричать!.. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю… А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру!.. Я подстрелю её, как цыплёнка! Я не мальчишка, не сантиметальный щенок, для меня не существует слабых созданий!.. Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Подстрелю её из принципа! Но какова женщина? (Дразнит.) «Чёрт вас возьми… влеплю пулю в медный лоб…» Какова? Раскраснелась, глаза блестят… Вызов приняла!.. Честное слово, первый раз в жизни такую вижу… Это – женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!.. Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить… и злость прошла…Удивительная женщина!..»
Попал наш орёл степной! Коготок увяз – всей птичке пропасть!
«Видите ли, существуют несколько сортов пистолетов… (В сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная женщина!.. Да, так… Засим вы поднимаете курок… вот так прицеливаетесь…Голову немножко назад! Вытяните руку, как следует… Вот так… Потом вот этим пальцем надавливаете эту штуку – и больше ничего… Только главное правило: не горячиться и прицеливаться не спеша… Стараться, чтоб не дрогнула рука. Только предупреждаю, что я выстрелю в воздух… Да, струсил… Потому что вы… мне нравитесь».
Ну вот и всё. Дальше неинтересно. Далее кавалера можно вычерпывать из штанов ложкой, но победительница, прежде чем выбросить белый флаг, ещё поиздевалась, наслаждаясь заслуженной победой. Но об этом в другой раз. Утро моё давно закончилось. А если Вам уж невтерпёж, то читайте Чехова сами, или посмотрите фильм с великолепным Михаилом Жаровым14 и блистательной Ольгой Андровской15.
Крепко жму Вашу руку, и до следующего чеховского письма.
-4-
Приветствую Вас, Серкидон!
Вернёмся к нашему «медведю», «мужику», «монстру», как изволила величать незваного гостя безутешная вдова. Как же он так втюрился? Пришёл по делу, завтра – проценты платить, сенокос начался, а он амуры стал крутить и завяз, а потом и втюрился по самую хряпку…
Проследим, как происходит окончательная упаковка:
«Попова. Отойдите прочь, а то буду стрелять!
Смирнов. Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка… Я с ума сошёл! Думайте и решайте сейчас, потому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте… Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода… попадаю пулей в подброшенную копейку… имею отличных лошадей… Хотите быть моей женою?
Попова. (возмущённая, потрясает револьвером). Стреляться! К барьеру!
Смирнов. Сошёл с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает её за руку, она вскрикивает от боли) Я люблю вас! (становится на колени.) Люблю, как никогда не любил! Двенадцать женщин я бросил, десять бросили меня, но ни одну из них я не любил так как вас… Раслимонился, рассиропился, раскис… стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку… Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встаёт и быстро идёт к двери.)
Попова. Да, да, уходите!.. (Кричит.) Куда же вы? Постойте… Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подходите, не подходите!
Смирнов. (подходя к ней). Как я на себя зол! Влюбился, как гимназист, стоял на коленях… Даже мороз по коже дерёт… (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно было влюбляться в вас!.. (Берёт её за талию) Никогда этого не прощу себе…
Попова. Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас…ненавижу! К ба-барьеру!..»
Вот тут-то, наконец, догадался землевладелец Смирнов окончить препирательства с помещицей Поповой, закрыв ей рот продолжительным поцелуем.
Финальная сцена, не хуже, чем в «Ревизоре». Врывает слуга с топором, садовник с граблями, кучер с вилами, рабочие с дрекольем… А барыня – вся в удовольствии… Это удовольствие она честно заработала. Укротила своего строптивого – отзеркалила. Клин клином. Гомеопатия. Ты – гром и молния? А не ты один. Ты орёшь, а я – громче. Ты лихой, а я – отчаянная. И бедовая!
Сильная эмоция женщину красит! А любовь, она гуляет рядом с любой сильной эмоций. Не случайно Чехов заставляет своего героя всё время повторять: «Как я зол, как я зол!» Злился, злился и влюбился…
И то сказать, зачем дом да без хозяйки? Зачем иметь отличных коней, если тебе некого на тройке с бубенцами прокатить?.. Пять лет не влюблялся такой темпераментный мужчина! Пришла пора – влюбился. Тут ещё внутренняя тяга к парности, свойственная нормальным людям обоих полов, она, как тяга в печи, раздувает сердечные пожары…
Вдова тоже была внутренне готова к приключению. Добавлю, как вразумлял барыню мудрый слуга Лука в самом начале действа. Оно, конечно, некрасиво помногу списывать у Чехова, но разве от Антона Павловича так скоро оторвёшься:
«Лука. Нехорошо, барыня… Губите вы себя только…Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыханье радуется, даже кошка, и та своё удовольствие понимает и по двору гуляет, пташек ловит, а вы целый день сидите в комнате, словно в монастыре, никакого удовольствия. Да право! Почитай, уж год прошёл, как вы из дому не выходите!..
Попова. И не выйду никогда…Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в четырёх стенах… Мы оба умерли.
Лука. У меня тоже в своё время старуха померла…Что ж? Погоревал, поплакал с месяц, и будет с неё, а ежели цельный век Лазаря петь, то и старуха того не стоит. (Вздыхает.) Соседей всех забыли… И сами не ездите, и принимать не велите. Живём, извините, как пауки, – света белого не видим. Ливрею мыши съели… Добро бы хороших людей не было, а то ведь полон уезд господ… В Рыблове полк стоит, так офицеры – чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет… Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком – только бы и жить в своё удовольствие… Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдёт годов десять, сами заходите павой пройтись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет».
Золотые слова, вовремя сказаны и, конечно, не пропали даром…
Не поверите, Серкидон, они ещё целуются… Ругались, ругались, чуть не подрались… Да что там! Чуть не поубивали друг друга, а теперь целуются?.. И одним поцелуем дело явно не обойдётся. Последует и второй, и третий, а там, глядишь, Смирнов, как честный благородный мужчина, просто обязан будет жениться… Едва знакомы, а до греха – рукой подать. Почему?.. Поясню Вам это «почему», чтобы не всё – от Чехова, а хоть немножко было от меня.
Перенесёмся во времена первобытные и воспоём их стихами – «Вот моя пещера, //Вот мой дом родной…»16 Тогда мужчина перед женщиной не «медоточил», не «разлимонивался», не «рассиропивался», букеты не приносил, на коленях не стоял. Секс добывал, как и огонь, с превеликими трудностями. Женщину (подчас из чужого племени) нужно было подкараулить, застать врасплох, догнать, повалить, крепкими тумаками убедить вступить в соитие. По куртуазному воспитанию пещерному жителю можно смело ставить «двойку». Первобытная женщина тоже ещё та «лапочка». Она отбивалась, как могла: визжала, кусалась, царапалась. То есть была категорически против. И с той, и с другой стороны прилагались значительные физические усилия. Эмоции – били фонтаном.
Такой порядок (вернее сказать, безобразие) закрепился (закрепилось) на генетическом уровне: сначала физические усилия, мощный выброс адреналина, а уже потом, на сладенькое, сами понимаете что.
Далеко ходить не будем – мои соседи сверху. Вот уж у кого этот первобытный след да на мою голову впечатался так, что любо-дорого было послушать. Обычно ближе к ночи у них и крики, и бой посуды, и звон оплеух, и треск мебели, потом – раз – всё стихло… И так три раза в неделю. А ведь и не пожаловаться, потому что любовь всегда права.
Трижды я возблагодарил небо, когда они съехали!..
Ну что сказать, план по страстям мы на сегодня перевыполнили! Страстей на сегодня хватит, от них я и разомлел, и устал. Да-да, Серкидон, чужих страстей переживанье нас тоже утомляет не на шутку. Вот уже и Шекспиром заговорил, а это верный признак – срочно нужно прекращать писанину.
Напоследок примите бесплатный совет: если Вы приходите к даме с букетом, а она начинает Вас провоцировать на рукоприкладство – убегайте от таких первобытных наслаждений с криком: «Только по доброму согласию!»
И вот что ещё. Полюбите то время, в котором живёте, поклонитесь ему в ножки уже за то, что оно не первобытнообщинное. Ну представьте себе, Вы юноша-неандерталец, посмотрели дурным глазом на женщину своего отца, и он, размахивая дубинкой, выгнал Вас из пещеры, давая понять Вам, больше жестами, чем словами, что это его пещера, его женщина. Что Вам делать? Или идти на корм диким животным, или идти искать свою пещеру, свою женщину… Так продвигалось человечество вперёд, продвинулось до того, что ныне Вы, славный потомок первобытных людей, сидите дома, как в пещере, подбирая себе пару в интернете.
