Анастасия Зарецкая
Когда-нибудь никогда
Эпилог
Меня должен был спасти отец. Когда-то, почти девятнадцать лет назад, он возложил на себя эту миссию – спасать меня во что бы то ни стало. Приходить на помощь тогда, когда я в этой помощи не нуждаюсь, срывать мои планы, рушить жизнь – и прикрывать все это тем, что он меня спасает.
Но он попросту не успел приехать. Так что спас меня от меня же самой не он, хотя имел все на то предпосылки. Даже маячок на моей душе, указывающий верную дорогу, как путеводная звезда. Терпеть не могу звезды. Всегда смотрю под ноги, на тротуары и дома, – лишь бы куда, но не на темное-темное небо, что когда-то было моим победным плащом, а потом не смогло скрыть. Хотя как знать.
Моим спасителем оказался Яр.
Пообещал когда-то тогда, давно, в предпрошлой жизни, и вот решил исполнить. Причем обошелся без своего загадочного маячка. Зато с привлечением знакомых. Больше скажу – непосредственное участие в моем поиске принял тот самый молодой человек Весты, к которому она так спешила моим настоящим последним вечером.
Зовут его, к слову, Мишей, но к делу это не относится. Как и то, что никакой он не маг (как и я), – самый обычный аспирант. Роль сыграло его умение (и специальная программа), позволившие отыскать меня по номеру мобильного телефона. Вроде и сложно, но проще не придумаешь. Пока некие черные пытались отыскать меня по душе, он поступил умнее.
(К слову, отыскать они меня все равно не смогли. Спасибо отцу, что так тщательно вкладывал в меня знания о том, как правильно нужно пользоваться своей магией – и жаль, что все эти знания мне теперь не пригодятся, ведь магии у меня больше нет).
Так я и осталась жива.
Или не совсем я, а моя внешняя оболочка и нечто, что не растворилось в небе, как сахар в горячем чае, когда Матвей коснулся земли.
За мгновение до того, как я последовала за Матвеем, Яр меня словил. Звал меня безуспешно (по его рассказам). А у меня взгляд был пустой, будто я умерла (это тоже со слов очевидцев). Не так уж далеко от истины… Потом повез в квартиру. Я продолжала игнорировать окружающих – и его, и Весту, и даже их отца, который по невероятной причине тоже оказался рядом со мной.
Они знали, что случилось нечто непоправимое.
Что именно, я сообщать им не собиралась.
А потом на меня вышел отец. Точнее говоря, он вышел на Яра и лишь поэтому задержался. С самой первой секунды, как только душа начала покидать мое тело, отец все почувствовал. Он почувствовал и то, как резко оборвался поток моей души. И отчаяние, когда я стояла на крае крыши, тоже.
Отец все знал.
Ему не требовалось объяснений и слов. Может быть, поэтому я и люблю его до сих пор – хотя не имею права теперь называться его дочерью, пусть отец и утверждает обратное.
Тетя рассердилась на нас, когда узнала, что ее заставили забыть все свое магическое прошлое. А мне временами больше всего именно этого и хочется – забыть. Но я слишком хорошо помню все до мельчайшей детали.
Итак, отцу требовалось какое-то время, чтобы достать номер Ярослава (через мою маму, подумать только – у бабушки Яра, Валентины, весь тот вечер не было электричество, а телефон разрядился, так что связаться с ней отец не смог). Так и мама обо всем узнала… Отец позвонил, и Яр долго разговаривал с ним по телефону, не отходя от меня ни на шаг, будто я могла вскочить с дивана, на который меня так заботливо положили, подбежать к окну и закончить начатое. Я, кажется, пыталась вслушаться, я даже что-то понимала, – но сейчас не вспомню ни единого слова. Примерно как после невероятно важной лекции, материал которой будут спрашивать на экзамене.
Где-то через час после всего, что произошло и произошло почти, отец уже оказался рядом со мной. А ведь совсем немного оставалось, чтобы его дождаться… Как же так получилось, что я не дождалась?..
Это оказалось так странно – видеть его рядом с Яром. Они были такими разными – отец и Яр, – но смотрели на меня так похоже, что я, не выдержав, отвернулась. И наконец заплакала, только тогда начав осознать, что же на самом деле со мной произошло.
Отцу не требовалось задавать вопросов. Он тихо подошел ко мне, коснулся предплечья, волос, щеки. Я почувствовала, как внутри разливается тепло, но вся трагедия заключается в том, что теперь мне остается только чувствовать, причем чувствовать гораздо меньше, чем прежде (чувства тоже требуют отдачи), а сама я уже никогда ничего не сделаю…
Отец не стал меня осуждать. Я думала, он будет это делать – я в который раз ошиблась. Но, кажется, отец понял, что в этом нет никакого смысла. Вскоре рядом оказалась еще и Милана, ее чудесные карамельные волосы были собраны в небрежный пучок, и я, почувствовав ее, осмелилась обернуться – и заметила, что Милана плачет вместе со мной. А лицо Яра в тот момент… мне, пожалуй, не нужно было его видеть, но я его увидела. Страх, беспокойство за меня, горечь… в этом не было ничего смешного, но мне вдруг стало так смешно – и от его лица, и от себя самой, и от ситуации, что я решила не сдерживать себя и рассмеялась.
Можно обойтись без медицинских справочников, чтобы понять, что у меня началась истерика.
Вдоволь насмеявшись, я начала задыхаться, захлебываясь слезами, и тогда отец не выдержал. Прижал меня к себе, но не в легком приветственном объятии, а в желании успокоить. А потом внутри будто что-то ударилось о стенку (я покачнулась) – и душа (ее жалкая частичка) упала на дно.
Она была со мной, но моей уже не была.
Это как магнит на холодильнике – ты можешь на него смотреть, но в то место, где ты побывал когда-то, это тебя не возвращает.
Впрочем, мне все же действительно стало лучше. Или, я бы сказала, мне вдруг стало абсолютно безразлично. Это самое страшное.
Отцу позвонили.
Только после этого все собравшиеся в комнате (кроме, конечно же, меня) узнали, что Матвей мертв. Ну и что совсем недавно он существовал, конечно. В самом деле существовал. Не был плодом моего больного воображения. А я была его убийцей. Теперь убийцей я стала по-настоящему.
И в этот момент моя история почти подошла к концу (а я ведь так хотела завершить ее еще раньше).
Мы пробыли у Яра до раннего утра. Почти все это время я молча прижималась к дивану. Потом меня поили чаем. Все сидели на кухне, а я – и Яр – в гостиной, на том самом диване, где я уже ночевала единожды. И пили чай. Вкус я не чувствовала, тепло тоже, но старательно пила. Яр ничего не спрашивал. Не осуждал. Вообще не говорил никаких слов, кроме «Не слишком горячая вода?», «Принести еще?». Я мотала головой из стороны в сторону.
Я теперь была не ведьмой. Зато преступницей. Какая прекрасная смена статуса.
Я наблюдала за ним, стараясь, чтобы Яр этого не заметил. До этого я от него отказывалась – теперь Яр откажется от меня сам. Такая я уж точно ему не нужна.
Как только рассвело, отец повез меня в мой родной город несмотря на все запреты магического общества, яростно занявшегося расследованием моего дела. Он выглядел уставшим, постаревшим в одно мгновение, но держал руль уверенно (и по телефону разговаривал холодно и непреклонно). Мы с Миланой сидели на заднем сидении – Милана прижимала меня к себе и осторожно гладила по волосам, а я не пыталась вырваться. От нее пахло медом и цветами, казалось, будто она сама излучает сияние, а мне, потерявшей собственный источник света, только и остается, что тянуться к другим…
Через несколько дней подтвердилась вина Матвея во всех трех покушениях с летальным исходом – благо, каждая душа обладает своим, неповторимым отпечатком. Почти сразу после этого стали известны обстоятельства его смерти – и то, в каком состоянии осталась я после стычки с ним. Мое поведение обосновали самообороной, и магический суд, который должен был надо мной состояться, так и не случился. Больше скажу – для некоторых (читай: для тех, кто раньше считал меня главной виновницей) я стала героиней.
Впрочем, нас с этими личностями теперь ничего не связывает, так что мне на них абсолютно плевать.
Смерть Матвея непосвященным объяснили самоубийством. А что насчет Софы… ее, в отличие от меня, виновной признали – за содействие. С учетом высокого положения ее бабушки, особо строго наказания не последовало – всего лишь год запрета на использование магии. Уже потом я узнала, что Софа взяла академ и вернется только через семестр, отдохнувшая и полная сил. Впрочем, здороваться мы с ней все равно не станем, даже если встретимся.
За то время, что я провела дома, максимально отгороженная от всего происходящего (отец сообщал мне лишь главные официальные новости), я часто переписывалась с Эммой. Она, конечно же, тоже обо всем знала – теперь все знали обо всем. Мы с ней вдруг оказались по одну сторону баррикад, и это неведомым образом сделало нас едва ли не подружками. С тем лишь отличием, что Эмме скоро разрешат пользоваться магией вновь, а мне чье-либо разрешение не поможет.
И да, мы договорились все-таки сходить в кинотеатр через пару дней после того, как я вернусь в универ (а я к тому времени уже знала, что вернусь). Сбылась мечта…
И с Владом мы встретились вновь. Я предложила сама – как удивительно. А Влад согласился. Правда, вместо того чтобы перед ним извиняться, я Влада поблагодарила. За все те приятные мгновения, что он мне когда-то подарил. За мои подростковые годы, в конце концов. Как они прошли бы без Влада? За ветер в волосах. За заботу. За мой первый поцелуй. За то, что Влад полюбил меня когда-то.
Влад признался, что отказался, когда ему предложили продать секреты относительно меня. И я поблагодарила его вновь. А информатора мы так и не нашли, да и не то чтобы пытались особо…
Всю встречу Влад старательно отводил взгляд в сторону. И я его понимала. Но в конце он все же обнял меня, а я обняла его в ответ, чтобы, отпуская, почувствовать, как он навсегда от меня уходит.
Прежде чем развернуться, я словила его взгляд. Грозовое небо в его глазах было спокойное, ровное – и чужое.
Через полторы недели моего отшельничества в мой город приехала мама. В квартиру она не осмелилась подняться (и я ее понимаю). Зато мы вместе сходили в одну из кофеен. Шел красивый снег, вечерело, а мы с мамой сидели за чашками ароматного капучино и разговаривали. Обсудили все, что только приходило в голову (и ни разу не упомянули магию). В конце мама предложила мне переехать к ней, когда я вернусь (она тоже знала, что я вернусь). Мама жила одна, в двухкомнатной квартире на окраине. Но я отказалась. Я уже выросла
Хотя обратно мы все равно возвращались вместе. Заняли соседние места в поезде. Мама читала книгу, и я вдруг с удивлением узнала в ней одну из тех книг, что прочитала года три назад, а потом долго не могла отойти от восхищения. Именно в тот день я и сказала маме, что простила ее. И да, нам удалось еще и поплакать вместе.
Моя мама была не той мамой, которую я помнила.
Но ведь и от прежней меня осталось так мало… Не значило ли это, что у нас есть шанс начать все сначала?..
Итак, через две недели после всего, что произошло, я уже вернулась в универ. Правда, по ощущениям, за время моего отсутствия там произошло столько событий, что даже для нескольких месяцев будет многовато… Но я не растерялась. И начала думать над тем, как буду разгребать все свои долги. Теперь времени у меня было предостаточно.
А потом, возвращаясь в общежитие, я вдруг заметила знакомую серую машину. И пшеничные кудри, качающиеся от ветра. Тем днем было тепло, температура поднялась на градус выше нуля, пахло тающим снегом (он жутко скрипел под ногами) и хвоинками – неподалеку от нашего общежития стояла сосна, и солнце светило яркое-яркое, такое праздничное…
Он заметил меня намного позже. Уже когда я почти подошла. Обернулся… Я думала, он вздрогнет, но он вдруг улыбнулся ярче всякого солнца, а я не выдержала и улыбнулась в ответ – на моем лице улыбка появилась впервые за последние две недели.
– Привет, Яр, – сказала я, когда между нами осталось совсем скромное расстояние. Еще шаг – и можно будет попасть в объятия.
– Привет, Яна, – отозвался он.
– Я теперь не ведьма, – напомнила я. Произносить это было все еще больно, но голос почти не дрогнул.
– Ты все еще лучшая девушка на свете.
Я покачала головой. Заметила:
– Кажется, ты что-то мне писал. Прости, что игнорировала. Не хотелось ни с кем общаться.
– О, – отмахнулся Яр. – Там ничего интересного.
– Опять преобразовал диалог со мной в свой личный дневник?
– Типа того…
– Значит, надо будет как-нибудь почитать…
Яр поморщился. Но запрещать не стал. Вместо этого спросил:
– Ты сегодня совсем-совсем занята, верно? – и, не давая мне ответить, продолжил: – Я на это рассчитывал. Я… я в целом не уверен, что ты захочешь когда-либо… но если захочешь, можешь написать, и мы встретимся.
– Я пропустила две недели, Яр, – я покачала головой. – Это, считай, прямой путь к отчислению у нас в универе. Но… Семестр длинный. Надеюсь, я смогу все исправить.
– Ты обязательно справишься, – Яр кивнул. – Если смогу быть полезным, сообщи.
– Вряд ли твоя анатомия будет мне полезна. Или что вы там изучаете. Но, кстати… – я замолчала. Говорить… или нет? Если уж у меня так много времени… – Завтра ничего особо важного нет. Если у тебя тоже, и я не слишком тебя напрягаю, то давай прогуляемся. Погода классная.
– Правда?
Я обняла его первой. И поняла, как сильно мне этого не хватало… Впервые за долгое время не захотелось загадывать, что же случится дальше.
И мы побрели по тропинкам, сами не зная, куда идем. Зато вместе.
А весна шла нам навстречу.
Я смею надеяться, что когда-нибудь все обязательно станет хорошо.
Хотя точно знаю, что так, как прежде, не будет уже никогда.
Впрочем, быть может, оно и к лучшему.
Конец трилогии.
В оформлении обложки использована фотография Женщина в черном платье автора Daria Sannikova. Сайт: https://www.pexels.com/
