bannerbannerbanner
полная версияКогда-нибудь никогда

Анастасия Зарецкая
Когда-нибудь никогда

Глава 17. Гирлянда из звезд

Матушка обещала поведать мне истину. И решила не медлить с этим. Почему? Тоже предчувствие? Интересно, у белых, возродившихся из черных, сохраняется способность предчувствовать?

Также любопытно, насколько долго это письмо ждало своего часа? Если учесть, что в нашу последнюю с матушкой встречу оно было уже написано. Сколько времени прошло с тех пор, как матушка, столкнувшись со взрослой мной, решила его написать?..

В нашей комнате было пусто.

Я сидела спиной к стене, укутавшись в плед. Ничего не хотелось. Хотя в теории я могла еще на две пары успеть…

Да, я сбежала, и да, остановить меня никто не смог. Но какой был в этом смысл? Разве от этого мне стало легче? Смелее? Где мои звезды, которые меня саму сделали бы смелой? Или истинная темнота все-таки не может быть совмещена со светом?..

Что будет дальше?

Со мной? С Яром? Со всем этим миром?

Я все же взяла в руки конверт, так невероятно пахнущий лавандой. Когда вернулась, положила его на край стола, не решаясь открыть в то же мгновение, но, кажется, время пришло.

Конверт был невесомым.

Значит ли это, что слова ничего не стоят? Как обычно…

Внутри лежал обычный белый лист, сложенный вчетверо. Я осторожно развернула его, на мгновение зажмурила глаза – а потом все же осмелилась посмотреть. Душа заныла. С первой же строчки я узнала этот подчерк. У матушки он всегда был очень красивым, таким тонким и изящным.

А первой строчкой было вот что: «Дорогая моя Яна».

И я пообещала себе, что дочитаю ее письмо до конца. Выслушаю матушку. Закрою этот гештальт. Не знаю, что будет дальше со мной, с нами и всем таким прочим, но знаю вот что – с матушкой мы увидимся еще нескоро, если это вообще когда-нибудь произойдет.

Я так любила тебя, матушка.

Знала бы ты, как я тебя любила. Как я ждала тебя. Каждую ночь просыпалась от любого шороха, уверенная, что это ты, именно ты, решила вернуться…

Если бы ты только знала.

***

«Дорогая моя Яна.

Прежде всего, я хочу, чтобы ты помнила: я горжусь тобой. Я горжусь твоей стойкостью, твоей целеустремленностью. Твоей смелостью. Мне потребовалось семь с половиной лет, чтобы собраться с мыслями, перебороть свой страх – и наконец-то тебе обо всем рассказать. Тебе потребовалось просто быть собой, чтобы поспешить на помощь незнакомым людям.

Я ужасно виновата перед тобой. И никогда не перестану это отрицать. Сейчас я знаю, что ты бы все поняла. Даже в том юном возрасте. Нам обеим все равно было бы тяжело, но мы делили бы тяжесть расставания на обеих. И обязательно справились бы. Но я вновь проявила слабость. Ушла, даже не обняв тебя на прощание. Ничего не сказав. Как будто можно так просто исчезнуть, точно меня никогда не существовало.

А люди ведь все помнят.

Как ни скрывайся.

Не знаю, как тебе объяснили мое исчезновение. Мы с твоим папой это не обсуждали. Не удивлюсь, если он вовсе промолчал. Леша никогда не умел красиво лгать. А правду мы с ним решили не сообщать. Глупые.

Но истина вот в чем: я ушла не потому, что моя с твоим папой любовь погасла (Леша был и остается единственным человеком, кого я смогла полюбить – но я пообещала себе, что отпущу его, и я правда рада тому, что теперь, спустя время, он больше не один).

И не потому, что я стремилась к неведомой лучшей жизни. Жизни лучшей, чем рядом с вами, и придумать было нельзя.

И тем более не потому, чтобы больше не видеть тебя! Ты была всем моим смыслом. Такой талантливой, такой красивой…

Я думала, со временем это пройдет, мне станет легче, я перестану чувствовать боль утраты… Я ошиблась, моя милая Яна, и тем вечером, когда я увидела тебя спустя столько времени… Я так сильно ошиблась, доченька.

Сейчас ты наверняка думаешь – как много слов, как мало правды. Но правда заключалась вот в чем, Яна: моя магия стала моей убийцей. Наша магия.

Такое бывает. Если ты сохранила гримуар, который я когда-то тебе дарила, то можешь почитать об этом умные слова. Там есть отдельная глава, совсем небольшая, посвященная влиянию черной магии на ее обладателя.

Это случается очень редко. Слишком редко, чтобы маги стали искать какой-либо другой способ от этого излечиться. Кроме перерождения.

Единожды, весной года, ознаменовавшего мой уход, во время очередного колдовства я почувствовала, как магия, вместо того чтобы покидать мое тело, направляется вглубь него и делает мне больно. С каждым днем становилось все хуже. И через пару недель после того случая я ощутила, что и ваша магия меня касается. Находящиеся поближе черные могли даже не колдовать, просто существовать, но моя душа, как черная воронка, пыталась подтянуть к себе чужую, это делало хуже и мне, и окружающим, и никакие амулеты не помогали…

Мое главное оружие стало моим врагом.

Бесконечно так не могло продолжаться.

Мы с Лешей приняли решение о перерождении. Осталось лишь дождаться, пока ты уедешь… Мы думали, так будет проще. Чтобы ты не видела мою боль. Этот ритуал прекрасен только на словах. На самом деле, тебя буквально выворачивает, вырывает из твоей груди то, с чем ты прожил так много времени, наполняет чем-то инородным, чужим, ослепляющим.

После ритуала ко мне подошел Леша, полный надежды, что теперь-то все будет хорошо, – но черная магия не отпустила меня.

Она, обиженная, все еще тянулась ко мне, пыталась забрать себе, и находиться рядом с черными я по-прежнему не могла.

И я ушла.

Какое-то время я побыла рядом с тобой. Рядом с вами. Наблюдала со стороны, не в силах приблизиться. Только меня теперь уже не магия убивала – безысходность. Я пряталась ото всех, и от сборищ людей, боясь встретить там ведьм и колдунов. Вскоре я перестала приближаться к нашему старому дому, к тебе. Взяла ученика – ты сама знаешь, о ком идет речь. А полтора года назад уехала.

К сегодняшнему дню черная магия почти смирилась.

Я уже могу спокойно находиться рядом с черными, если их немного. Чувствую ее излучение, но научилась с ним бороться. Возможно, когда-нибудь я стану белой по-настоящему. В белой магии есть своя эстетика. Хотя я, черная, думала, что никогда не смогу с этой белизной примириться.

А теперь у тебя наверняка возник вопрос – почему же мы не могли общаться на расстоянии? Но, Яна, если черной магии и не удалось меня победить, то от глупости вообще нет никаких лекарств. Я думала, что, отдаленные друг от друга, мы с тобой легче сможем друг друга отпустить.

Мне нет прощения, Яна.

И все же – я так хочу, чтобы у тебя все складывалось хорошо, лучше, чем у меня, я знаю, что тебя впереди ждет множество всего, неизведанный мир открытий. Пожалуйста, не позволь никому и ничему – и в том числе мне и моей трусости, – тебя сломить.

Я всегда рядом. Даже когда ты не ощущаешь этого.

И ни одна из моих глупостей не сможет убить во мне всю мою любовь к тебе.

Твоя мама».

Я отложила письмо. Руки дрожали. Из глаз катились слезы. Зачем я плачу?.. Матушка ведь не рассказала ничего, что могло бы вызвать слезы. Просто поделилась своей историей. Нашей историей.

Заслуживают ли прощения чужие ошибки?

И если нет, то почему меня постоянно прощают?..

***

Софе, пожалуй, стоит выписать отдельную благодарность. И подписать ее от моего имени. После ее выступления домыслы о моей причастности к творящемуся в городе хаосу начали распространяться и разрастаться со скоростью света. Как капля черной краски, упавшая в стакан с водой, начинает расползаться внутри. И воду приходится менять. Но магическое общество этого городка так просто в раковину не выльешь.

Помнится, в своем прекрасном детстве я создала палитру, состоящую целиком из черных красок. Я тогда вообще-то еще совсем ничего не смыслила в магии, но черный показался мне самым важным цветом из предложенных. Я продемонстрировала эту палитру маме. Она не оценила. И я украсила черной краской всю белую раковину. Отмывали потом вместе с мамой…

А самое страшное заключалось вот в чем (и я сейчас не про раковину).

Маги, знавшие Софу, но ни разу не видевшиеся со мной, верили ей. Соглашались, не требуя никаких доказательств. И это было так странно. Мне начали писать сообщения – по номеру телефона и ВКонтакте. Несколько я прочитала, потом стала игнорировать. Звонили… Я бы и вовсе отключили телефон, но боялась пропустить нечто важное. Хотя что важное мне могли сообщить? Вы, дорогая Яна, отправляетесь на казнь в связи с обвинениями ведьмы, которая не помнит, с кем праздновала день рождения?..

Даже не знаю, что пугало меня больше.

Эти обвинения, или внезапная смена отношения Софы ко мне, или осознание того, что истинный убийца еще на свободе, и вместо травли магическому обществу неплохо было бы предпринять хоть что-нибудь, пока не случился очередной инцидент.

Но они даже Матвея не восприняли всерьез.

Зато я будто чувствовала его дыхание. Он наверняка обо всем знает. Может, даже предполагает, что не все в этом городе глупы настолько. На его месте я была бы очень осторожной… или, напротив, перестала бы чего-либо бояться и оторвалась по полной, пока я еще на свободе… Это и пугало.

А примерно через час после того как я дочитала письмо матушки (слезы как раз успели высохнуть) мне позвонил отец.

После недавних событий я поставила на его звонок специальный звук. Красивую меланхоличную мелодию. Чтобы точно знать, кому отвечать.

Ведь он тоже наверняка все знает.

Иначе зачем бы звонил?..

Почему-то внезапно захотелось, чтобы он оказался здесь, обнял меня, закрыл от всех… Помог магическому обществу прозреть. Продемонстрировал, на какую ерунду они тратят время, когда вот-вот должно случиться что-то действительно страшное, против чего я, увы, бессильна.

 

– Здравствуй, отец, – ответила я.

– Куда ты все-таки ввязалась, Яна? – его голос был не то раздраженным… не то обеспокоенным? – Почему мне звонят и сообщают, что тебя подозревают в серии преступлений, которых ты не совершала?

Я облегченно улыбнулась – отец им не поверил.

– Меня решили подставить, – ответила я, – не знаю, почему. Может, просто обстоятельства сложились так удобно.

– Яна, – отец вздохнул. – Мы уже едем. Я и Милана. Почти час. Но ты и сама знаешь, что расстояние здесь не из маленьких. Почему ты не осталась учиться в родном городе?..

Кажется, отец не ожидал ответа, но я все же призналась:

– Мне там было слишком одиноко. Я думала, тут все исправится.

– Исправилось?

– Мама рассказала истинную причину, по которой она ушла.

Вздох повторился.

– Мы обязательно обсудим это, но позже. Мы скоро будем и во всем разберемся. Все виновные будут наказаны. Тебе осталось только нас дождаться.

Насколько я могу судить, даже если ехать из моего родного города сюда на машине, потребуется как минимум часов десять. А я очень сомневаюсь, что у меня есть еще девять часов времени.

Убийца точит ножи.

Краска подползает к углам.

– Отец, – произнесла я.

– Да?

– Спасибо тебе за все, – пролепетала я. – Я была не самой лучшей дочкой, но я очень ценю все, что ты для меня сделал. Я помню, прошлым летом… Мы с тобой ходили посмотреть на нечисть, и ты сказал, что я достойный человек, и я хочу сказать, что без тебя я бы такой не стала.

– Яна… – Я даже через тысячу километров расслышала его растерянность.

– И я совсем не против вашего общения с Миланой… Она хорошая. Не похожа на маму – на ту маму, с которой я здесь познакомилась, но все же хорошая. Передавай ей привет… А знаешь, что послужило причиной того, что меня во всем обвинили? Ты ведь помнишь Яра… Ярослава. Ты говорил, что вы знакомы.

– Помню.

Что ж, в таком случае я готова сообщить правду – и ничего кроме нее.

– Я стояла возле его подъезда. Хотела войти внутрь, но не решалась. А потом из подъезда вышла его сестра. И душа подсказала мне, что нужно пойти за ней. Именно в тот вечер охотник за душами совершил на нее покушение. Я увидела, как он пытается его осуществить, но предотвратила, что ли… Но в глазах всех его будто не существует. Есть лишь я и Веста, которая ничего не видела. А веду я вот к чему… Моя душа снова неспокойна.

– Дождись нас, – попросил отец.

– Я постараюсь, – ответила я. – Но ведьма, выдвинувшая обвинения против меня, знает, где я живу. И рано или поздно…

Типичная ситуация всех красивых мрачных сказочек, когда непонятно, чего бояться: неведомого зла или друзей, что так легко умеют менять свое мнение.

– Яна! – раздался в трубке женский голос.

– Милана? – на всякий случай уточнила я, хотя сразу узнала ее голос.

– Это я, – согласилась Милана. – И я тебе обещаю, что все будет хорошо. Справедливость восторжествует. Не поддавайся панике. Ты сильная. Ты права. Ты спасла жизнь! Ты, именно ты! Не те, кто просто треплет языком! Ты обязательно со всем справишься, и мы поможем тебе в этом. Они говорят, что нападения преследуют тебя – но я прекрасно знаю, как в те две ночи, когда в нашем городе обнаруживались жертвы, ты спала в своей кровати. Мы докажем им это. И все будет хорошо.

– Спасибо, – только и сказала я.

– Спасибо тебе, солнце! Запомни: никогда не следует отступать, если ты уверена в своей правоте. И мы своими глазами увидим, кто здесь говорит истину, а кто верит каждому пустозвону. Жди нас. Мы прибудем совсем скоро, быстрее, чем ты думаешь. До встречи, моя дорогая.

– До встречи, Милана, – отозвалась я. И все же добавила прежде, чем отключиться: – Пожалуйста, берегите моего отца. Он в этом нуждается.

Я прервала звонок и подошла к окну.

Если они знают, где я живу, то смогут пройти внутрь. Вахтер в нашем общежитии отсутствует в половине случаев. А даже если охрана сегодня решила дежурить на посту как никогда яростно, ничто не помешает желающим проникнуть внутрь подговорить какого-нибудь студента. У нас пускают под залог пропусков.

Хочется надеяться, что ни у кого подобного желания не возникнет.

Но мне ли не знать, на что способны люди, следующие за своей целью.

Так ли безопасно оставаться здесь, как я для себя решила?..

Я подошла к окну. Выглянула. Из нашего окна видно входную дверь. Меня так тогда вычислили. Что Яр меня подвезет. Как это было давно… Зачем я уехала? Если бы Яр был рядом…

Любит меня, говорит.

Почему в красивых сказочках сразу после таких признаний наступает счастливый конец? Наш конец (а я ведь на самом деле тоже чувствую, что он близко) счастливым быть не планирует. И я даже не уверена, что он станет именно «нашим».

Я даже не сказала ему ничего.

Впрочем, что я могла бы сказать? «Я тоже»? Я не настолько сильно умею слушать себя. Я не знаю названий своим чувствам. Я не знаю ничего, ничего, ничего…

На общажной парковке остановилась машина. Блестящие двери, затонированные стекла. Иномарка. Студенты общежитий на таких не ездят. Да и их родители тоже… В целом машина не самое распространенное здесь явление. Многие у нас арендуют квартиру поблизости. К счастью, вокруг всегда полно арендодателей с квартирами всех расцветок.

Из нее вышел мужчина.

Лет тридцать. На родителя не похож. На студента тоже. Зато лицо знакомое – вот чудеса. Достал мобильник, что-то набрал быстро – не боится, что замерзнут пальцы?

Зазвонил мой телефон.

Я отшатнулась назад.

Во-первых, надо отключить телефон, пусть и мне может позвонить, например, отец… или мама, если вдруг посчитает нужным.

Во-вторых, мне нужно уйти.

Если не он, то другой.

Если не другой, то третий.

Я доверилась Софе, и я ошиблась, – что ж. Людям свойственно ошибаться. А я, помимо того, ошибаюсь чаще всех остальных раза в два.

Отключить телефон и уйти. Но прежде… Пролистнув тысячу пропущенных вызовов и непрочитанных сообщений, я все же отыскала Яра. И напечатала быстро: «Может быть, я тоже». Ни на что другое фантазии не хватило. Да и… мне кажется, Яр поймет, если захочет. Если не захочет – значит, он вывалил на меня все эти признания просто так, чтобы ему жилось легче, а мне еще сложнее.

Ответить он, конечно, ничего не успел.

Телефон погас, кратко мигнув на прощание.

Но я все равно убрала его в карман куртки. Как будто от этого мне станет легче.

***

Я успела очень многое.

В будни за день я не успеваю практически ничего. Лишь сходить в универ, просидеть до ночи за учебой и, если повезет, сварить макароны. А там уже и новое утро на пороге стоит…

А в этот раз я успела едва ли не все.

Дождаться, пока стемнеет. Раз семь замерзнуть и столько же – оттаять, греясь в мелких кафешках в надежде, что никто меня не найдет. И, конечно, истратить оставшуюся часть стипендии. Я обошла три парка и два сквера, полюбовалась на оперный театр и в который раз пообещала себе, что обязательно схожу на спектакль. В одном из мелких бутиков попыталась купить себе варежки теплее. Даже успела выбрать – красивые, белоснежные, с ярко сияющими камнями. А на кассе выяснилось, что на моей карте на такую роскошную покупку недостаточно средств. Подозреваю, мне не хватило рублей тридцати.

Я спела песен тридцать, все, что помнила наизусть, себе под нос. Начинала петь после похода в очередную кафешку и заканчивала, когда немели губы. Потом гуляла молча.

Я пару раз покружилась, пока никто на меня не смотрел.

Я успела придумать, что, как только все это закончится (обязательно хорошо) я предложу Эмме сходить в кинотеатр. Я ни разу не была в кинотеатре с тех времен, как поступила в универ. А там сейчас, говорят, выходит много всего нового…

И еще я решила позвать Ярика в пиццерию, ту самую. К тому моменту, когда на моей карте окончательно закончились деньги, мне вдруг очень захотелось пиццы. Мы пойдем туда вдвоем несмотря на то, что я черная ведьма, а он белый маг.

И пообещала самой себе когда-нибудь извиниться перед Владом по-настоящему. Не то чтобы я считаю себя виноватой, но эта обида висит между нами, как гештальт. Я уверена – как только между нами все будет решено, мы с Владом разойдемся окончательно, оставшись друг для друга лишь воспоминаниями о беззаботной юности.

И, в конце концов, я пришла к пониманию того, что буду больше любить отца. И Милану. Я даже согласна с ней куда-нибудь сходить. Она хорошая. Бросила все дела и сорвалась в другой город, за тысячу километров, ради меня.

И да.

Может быть, это прозвучит невероятно, но я осознала, что прощу маму.

Я уже почти простила ее.

Я клялась себе, что не смогу простить, но я нарушу эту клятву. Наши взаимоотношения уже никогда не будут такими, как в моем детстве. Но я устала нести в себе эту боль. Слишком много боли я в себе несу. И тем самым вновь ошибаюсь.

Это произойдет, как только благополучно закончится все, творящееся вокруг.

Так я пообещала самой себе.

А душа ныла, и ныла, и ныла, как в дождливую погоду, и где-то на задворках сознания сидело знание – ничего хорошего не случится…

Спустя семь замерзаний и отогреваний я не вытерпела. Стоя в тамбуре одной из кафешек, я решила включить телефон, который все это время бесцельно таскала с собой. Проверить, сколько времени… И не писал ли отец ничего. Не до остальных сейчас, но ведь отец в дороге, и все это из-за меня, а вдруг отец пытается до меня дозвониться который час…

Яркий свет экрана поранил глаза.

Всего лишь девять вечера.

Не обращая внимание на постоянно выскакивающие уведомления, я открыла контакты и отыскала отца. Ничего. Ни звонков, ни сообщений. Надеюсь, это значит, что все идет хорошо. Что нет времени на отвлечения. Мое спасение почти свершилось…

И все же я не вытерпела.

Зашла в сообщения, долистала до Ярика и – что, в сравнении с предыдущим случаем поразило меня гораздо больше – вновь обнаружила пустоту.

Ладно…

Раз пять перечитав это свое «Может быть, я тоже», я потянулась к кнопке выключения, собираясь вновь погрузить телефон в небытие.

Но в самый последний момент мне вновь пришло сообщение. Я, пожалуй, и его пропустила бы мимо себя, но первая высветившаяся строчка заставила меня все же развернуть полный текст.

И гласило это сообщение вот что:

«Наш мир так несправедлив, милая-милая Яна с красивыми зелеными глазами.

Пока виноватый разгуливает на свободе, невиновный… ах, впрочем, тоже. Ты успела засветить сама себя, милая, – тебя видело очень много людей. Это плохо. Наши борцы за справедливость будут негодовать.

К слову о справедливости. Не хочешь ли сдаться самостоятельно и прекратить это шоу? Шучу, душа моя. Мы оба прекрасно понимаем, кто стоит за всем на самом деле. И все же у меня есть преимущество. Я знаю, что сейчас ты стоишь у выхода очередного общепита, прижимаясь к стеклу… Грустишь. С тобой желают пообщаться лишь те, борцы, а не те, кого ты возомнила для себя нужными.

Впрочем, к делу.

Посмотри вперед. Видишь высотку? Да-да, это прекрасное здание, максиму архитектурного мастерства.

Пару дней назад некто в самом близком к тебе подъезде забыл закрыть люк, ведущий на крышу. Конечно, мы должны этим воспользоваться. Кто знает, когда еще выпадет шанс? Шанс часто дается единожды, его нельзя пропускать.

Я буду ждать тебя там, на самом близком расстоянии к звездам.

Ты станешь еще одной звездой, душа моя.

Говорят, звездам чужды разочарования. Хочешь ли ты стать навсегда свободной от разочарований?

М.»

Я подняла глаза.

Мне показалось, что вдалеке я разглядела тень с застывшей на лице улыбкой. Там, совсем неподалеку от стоящей напротив высотки.

Рейтинг@Mail.ru