Ана Ховская
Легенда о половинках. Часть 1
Чуть позже София приняла душ и, выйдя из ванной , она увидела Бена, сидящего на ее кровати и беспокойно мнущего свои руки.
– Здравствуй,– еле слышно вымолвила она и тихо присела рядом.
Они долго сидели молча с огорченно опущенными головами, изредка переглядываясь и тяжело вздыхая. София была опустошена и была уверена в том, что уже ничто на свете не сможет ее обрадовать, вызвать улыбку.
– Я подумал, что ты в пожарники записалась?– безрадостно пошутил Логан.– Проспала весь день.
И София улыбнулась.
– Привет, стрекоза,– со вздохом облегчения проговорил Бен и обнял девушку за плечи.– Ты меня очень напугала вчера…
– Скажи, как забыть один день из своей жизни?– спросила София унылым голосом.
Бен повернулся и поднял ее лицо за подбородок.
– Если это что-то ужасное, то об этом надо рассказать другому человеку столько раз, пока не станет смешно.
– Смешно! Что может быть смешнее, когда рушатся идеалы?
Не понимая, о чем говорит крестница, но, разделяя ее тяжелое самочувствие, Бен помолчал, а затем спросил:
– Хочешь поделиться со мной?
– Я хочу побыть одна,– виновато призналась София.
– Я понимаю. Только недолго. Мне очень тяжело видеть тебя такой, тем более не зная, что кроется у тебя в мыслях.
– Ты позвони крестной, скажи, что у меня все хорошо…
– Я это сделал вчера. Обещай, что все будет именно так?
София только опустилась на кровать и укуталась в одеяло. Что она могла обещать, если сама не знала, как сможет пережить такую боль. Тяжело было смириться с мыслью, что завтра, и послезавтра, и после… после… ей придется, так или иначе, находиться рядом с человеком, который предал ее, разрушил ее чистое, невинное, волшебное чувство, и еще тяжелее было расставаться со своей мечтой, оберегаемой долгое время, пропитавшись ею до глубины души, безрассудно веря в ее реальность, даже если она было так далека, но все же была… Теперь же этот далекий мир грез таял в ее сознании, как льдинка на солнце, отбирая надежду и убеждая в наивности и сумасбродности всех представлений о высоком. Ланц Дьюго, Крис Рискин, Джек Маузер, Кери Эдвардс – все хорошо знакомые ей мужчины были предателями или подлецами, а сколько еще примеров оставалось за пределами ее близкого круга? София с горечью ощущала, как что-то очень сокровенное, дорогое покидает ее сердце, будто просачиваясь через кожу, и уносится в безвозвратную даль, оставляя позади пустоту.
***
Второй день занятий София тоже пропустила, потратив его на восстановление душевных сил. А утром она открыла для себя, что если еще на день останется одна, то потеряет всякую способность восстановить равновесие, поэтому вместе с Логаном отправилась в его клинику – волонтером. София по-прежнему умалчивала о событиях того вечера, но активно общалась с крестным на другие темы. Бен был в недоумении и поражен силой воли крестницы. Было очевидно, что с ней произошло что-то очень неприятное, но она показывала на редкость стойкий характер.
Вечером девушка вернулась к Хардам, чуть унылая, утомленная и отрешенная.
– Я не видела тебя два дня,– обрадовалась возвращению племянницы Лили. Но через минуту ее чуткое сердце заныло от неопределенной тревоги. Она осторожно спросила:– Ты не приболела ли?
На нее смотрели большие тоскливые глаза девушки: тяжелое недоумение и небывалая грусть таилась в них. У Лили мгновенно задергалось веко.
– Ты хотела со мной поговорить?– глухо сказала София и села в кресло, подобрав под себя ноги.– Теперь я готова.
Лили не понравился тон девушки, и она сосредоточенно присела напротив нее, напряженно подняла плечи и наклонилась вперед.
– Ты такая бледная!
София опустила глаза и монотонным голосом стала пересказывать свою историю, зажмуриваясь, чтобы не заплакать в тех местах, о которых было особенно больно говорить. На последнем слове она громко всхлипнула и закрыла лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы.
Лили долго не могла вымолвить и слова, тяжело вздыхая и переживая боль девушки, как свою собственную.
– Мне очень жаль!– проговорила, наконец, крестная, когда София немного успокоилась и поднялась с места, чтобы умыться.
Лили не хватило сил подняться и обнять девушку, настолько она была поражена услышанным. Она только проводила ее печальным взглядом и стала искать слова утешения и ободрения. Найти их было трудно, но она не могла оставить крестницу без поддержки.
София вернулась совершенно спокойная и снова присела в кресло.
– Тетя, не думала, что это случится со мной,– говорить было уже легче, острая боль прошла, и губы больше не дрожали.– Я знаю, что сама виновата: превратила реальность в сказку и ждала счастливого конца… Вот как пелена на глаза легла… Как же противно и тошно знать, что мир на самом деле – жестокий, холодный и эгоистичный…
– Софи, в юности мы склонны мечтать о чем-то нереальном, идеализировать людей, события и преувеличивать свои чувства. Мы переносим свои детские мечты во взрослую жизнь, а когда терпим поражение, теряем веру во все хорошее, доброе, что может быть на свете, перестаем ценить то малое, что имеем,– грустно проговорила Лили.
София подавленно обняла себя руками и втянула голову в плечи.
– Но из-за таких грустных случаев, безусловно, несправедливых нельзя озлобляться на весь мир. Все не так плохо!– поспешила заверить Лили.
– Я совсем потерялась и опустошена. Я уже не вижу смысла в том, что я делаю, ради чего мои достижения… и вообще…
– О-о, девочка моя, Софи, только не вини себя. Ты ведь такая умница, замечательная, красивая. Посмотри, как ты похорошела, расцвела, как любят и гордятся тобой близкие… все мы. Я так радовалась, когда ты открылась навстречу миру, стала такой веселой, общительной, уверенной в себе. А сейчас ты хочешь все это перечеркнуть? Из-за какого-то мальчишки?
– Он не просто мальчишка, Лили… он тот, о ком я мечтала. У меня больше никогда не будет такого… А еще больнее оттого, что я поняла, – его такого и нет, никогда и не было. Я его сама придумала… И от этого я просто с ума схожу. Мне кажется, что я уже не смогу улыбаться…
– Знаешь, какой я дам тебе совет? Еще твоя бабуля говорила: ищи радость и наслаждение в самых простых вещах, а не в фантазиях, и ты увидишь, как из этих простых вещей складывается счастливая жизнь. Отнесись к этому опыту с благодарностью. То, что произошло, не только отняло у тебя, но и много чего дало. Ты очень изменилась за это время. Теперь ты будешь лучше разбираться в людях. Но держать злость и обиду в душе – это очень тяжелая ноша, с ней трудно жить.
– Тетя, самое обидное, что я всегда хорошо разбиралась в людях… Ну… мне так казалось, потому что я всегда чувствовала фальшь, подлость… а с ним меня, словно подменили,– с досадой высказала София и закусила нижнюю губу.
– А ты разберись с этим негодяем, скажи ему все, что думаешь, и выкинь его из своей жизни раз и навсегда. Он с самого первого дня не был тебя достоин,– решительно заявила Лили.
– О… если бы мозг был компьютером, я бы стерла все файлы под именем «Кери Эдвардс», все, что с ним связано… Но, боюсь, я не смогу…
– Я помогу,– Лили подсела ближе к девушке и обняла ее за плечи.– А ты займись всем тем, что тебе нравится, погрузись в учебу, сделай что-то особенное, и вот увидишь – все будет хорошо. А этот Кери останется лишь страшным сном, который скоро забудется.
София уныло усмехнулась, несколько минут посидела молча, а затем выпрямилась, отстранилась от крестной и твердым голосом сказала:
– Да, мудрая была бабка! Пожалуй, нужно начать прямо сейчас! Давай насладимся твоим ароматным кофе?
– Ты схватываешь на лету!– ласково улыбаясь, ответила Лили и поднялась вместе с девушкой.
– Да, я ведь очень талантливая, способная, обаятельная, очаровательная… Просто – совершенство!– с горечью выговорила София и зажмурилась, чтобы сдержать слезы, а затем тряхнула головой и напряженно веселым голосом воскликнула:– Разрази тебя гром, Кери Эдвардс!
– Правильно, туда ему и дорога!– поддержала Лили и, взяв крестницу за руку, повела ее в столовую.
***
София поднялась с постели раньше, чем обычно, сделала макияж, выбрала самую комфортную и привлекательную одежду, чтобы чувствовать себя уверенной, решительной и сделать все, чтобы унизительно почувствовал себя Он, а не она.
Она вошла в университет сразу после звонка на занятия, чтобы не было возможности встретить кого-то из Эдвардсов раньше назначенного ею самой времени. В аудиторию она пробралась не замеченной, пока преподаватель что-то писал на доске. Группа встретила ее улыбками и комплементами, ставшими обыкновенными после кардинальных перемен во внешности, а также припомнив, как она выглядела на балу. София благодарно кивала всем, но внутренне ее уже не трогало такое неоднозначное внимание к ней. Она была озабочена только одной мыслью, как выскажет Кери все, что думает о нем, обезоружит и утопит его.
На большом перерыве София по расписанию вычислила, где может находиться парень в это время дня и решительно направилась на встречу с ним. Между этажами на лестничной площадке ее поймала Роксана и недоуменно спросила:
– Ты где пропадала? Исчезла с маскарада, на занятиях не появляешься. Что-то случилось? Кстати, я принесла твой плащ и сумку…
София пристально посмотрела прямо в глаза девушке и с пренебрежением в голосе спросила:
– Рокси, ты хорошо знаешь своего брата?
Роксана замешкалась, поежилась, поводила глазами по сторонам и, пожав плечами, растерянно ответила:
– Да, неплохо. А что за странный вопрос?
– Ну-ка пойдем.
София жестко взяла подругу за руку и отвела ее в оранжерею университета.
– Эй, ты чего?! Меня Кери с Блэндой ждут в кафетерии…
– Сядь!– потребовала Мэдисон.
– Ладно,– растерянно согласилась та.
София глубоко вздохнула и, не отрывая глаз от лица девушки, спросила:
– Рокси, ты знала, что Кери и Блэнда…
София вдруг не смогла окончить фразу, не хватило духа, но по выражению лица Роксаны, возникшему сразу после названия имен ее кузенов, она поняла, то та была в курсе происходящего.
– Я догадывалась, но не думала, что все так серьезно,– с неловкостью ответила Роксана, и глаза ее стыдливо забегали.
– Так это давно?
– Практически с детства…
– Почему же ты мне не сказала? Ты же видела, как я отношусь к Кери?– укоризненно проговорила София и отвернулась от нее.
– Ты ему нравилась… Правда… Я подумала, может, все закончится хорошо,– выпалила Роксана, будто в оправдание себе.
– Ты подумала?! А ты еще думать умеешь? Что ты за человек, что ты за подруга? Ты никогда не думала о других. И как тебе самой-то не противно было?
– Да не переживай ты так. Это сплошь и рядом сейчас,– возмутилась Роксана тону подруги.– Это жизнь, и не стоит разочаровываться каждый раз, как она тебя уколет.
– Ах какое красноречие!– разозлилась София.– Может быть, тебе твои принципы и помогают, но мне очень жаль отдавать свои чувства и время пустозвонам!
В этот момент София осознала, что никогда не была по-настоящему близка с Роксаной и даже не обнаруживала ничего общего с ней.
– Неужели тебе было все равно, что мы подруги?– напоследок бросила София и отвернулась от девушки.
Роксана виновато потупила взгляд и вся ее жизнерадостность, самоуверенность и беспечность развеялись.
– Надо было тебе рассказать,– сказала себе под нос Эдвардс.
София только покачала головой и вышла из оранжереи. Выяснять больше было нечего. Она направилась прямиком в кафетерий университета. Остановившись в дверях, она глазами нашла Кери. Он и Блэнда сидели у окна и о чем-то увлеченно беседовали. Девушка вдруг ощутила какое-то абсолютное равнодушие, холод в душе и, расправив плечи, усилием воли сметая всплывающие в памяти картины воскресного вечера, устремилась к парочке.
Кери и Блэнда сразу ее заметили. Он привстал и отвесил клоунский поклон.
– Моя божественная Клеопатра, приветствую вас!
София была готова придушить его за этот сладкий, омерзительный тон в ее адрес. Блэнда как ни в чем не бывало криво улыбнулась и отвернула голову в другую сторону. София решительно присела рядом с ней напротив Кери и, не сводя с него глаз, пренебрежительным тоном обратилась к Блэнде:
– Оставь нас вдвоем.
– Что это?– возмутилась та.
– Я сказала – попасись на лужайке!– уже более резко повторила Мэдисон.
– Ты что себе позволяешь?– крикнула Блэнда.
– Блэнда, тише… Иди, прогуляйся, найди Рокси,– попросил Кери, сам недоумевая, что происходит с Софией.
Он мило улыбнулся и придвинулся к столу, чтобы быть ближе к лицу девушки.
– Не обижай мою кузину.
София дождалась, когда уйдет Блэнда, сама придвинулась ближе и, глядя прямо в зрачки Кери, тихо, чтобы было слышно только ему, без колебаний бесстрастным тоном произнесла:
– Не понимаю одного: как бог создает таких красивых людей, но забывает наполнить их достойным содержанием?
Кери оторопел от неожиданной дерзости девчонки.
–…Ты лжец, каких свет не видывал. Ты аморальный тип и трус. И все твои выходки, поступки, красивые жесты ничего не значат, потому что живешь ты под маской, скрывая свою истинную безобразную, невежественную натуру.
– По-моему, ты сегодня не выспалась,– растерянно предположил Кери.
Но София не дала ему продолжить.
– Знаешь ли ты, как унизительно иметь в своем кругу таких знакомых, как ты? Как омерзительно осознавать, что твои лучшие знакомые извращенцы, которые к тому же очень убедительно играют порядочных, великосветских людей…
– Да, о чем ты, мать твою?!– раздраженно возмутился Кери и вскочил со стула.
– Об инцесте!– откровенно выдала София и с мстительной удовлетворенностью пронаблюдала, как Эдвардс оседает на стул, плечи медленно опускаются и его смелый взгляд потухает.
Она с жалостью скрестила руки на груди и громко продолжила:
– Это когда родственники занимаются сексом на белых шелковых простынях… при этом тщательно скрывают свои отношения…
– Замолчи!– нервно перебил Кери и оглянулся на зал кафетерия, чтобы убедиться в том, что их никто не слышит.
– Я тоже не хотела на это смотреть,– насмешливо призналась София.– Самое интересное – как тебе удавалось играть на два поля? Хотя… при твоих актерских способностях это вполне объяснимо. Но как же Блэнда могла это выдержать, бедняжка?
– Ты все не так поняла…– начал было Кери, но девушка снова перебила его.
– Я никогда не носила маску, не притворялась, не лгала, а ты все еще играешь в маскарад. Мне жаль тебя, потому что у меня еще есть шанс жить настоящей жизнью и гордиться собой, а ты навсегда останешься жалким квазимодо под яркой маской донжуана. Если у тебя нет мужества признаться и извиниться даже после того, как я сама все узнала и рассказала тебе, то вся твоя жизнь – просто грязное нутро маски. Знаешь ли, маска – очень коварная вещь, когда-нибудь она тебя предаст.
– Да, наверное, нам с тобой не по пути,– глухо сказал Кери.
– Наверное?!– усмехнулась София.– И ты еще в этом сомневаешься?!
Кери поднял глаза на девушку, долго рассматривал ее лицо и внутренне удивлялся небывалой перемене в характере. Он был уверен в ее большой увлеченности им. У него даже возникло чувство сожаления по поводу столь короткого романа. Но ситуация была однозначно определена. Никаких поворотов и неожиданностей она не предусматривала.
– Что ж, тогда – просто хорошие знакомые? Нам ведь еще ставить «Ромео и Джульетту»?– самонадеянно заявил он.
– Просто знакомые,– снисходительно поправила она и вышла из-за стола.– Хотя мне очень жаль, что моем кругу такие вот знакомые…
Конечно, он все понял. Но до чувства вины ему было так же далеко, как до порядочности и до простой искренности. Единственное, что он хотел бы оставить в тайне, – это свои отношения с сестрой. Если об этом узнали бы его и ее родители, его прекрасная беззаботная жизнь закончилась бы одним махом.
София твердой походкой вышла из зала, и только тогда ее губы задрожали и в глазах появились слезы. Она ускорила шаг и спряталась в женском туалете, чувствуя, что, если не возьмет себя в руки, разрыдается прямо на глазах у всех.
Одному богу было известно, как она смогла собрать волю в кулак, чтобы сказать Эдвардсу все, что задумала. Конечно, сиюминутное удовлетворение от высказанного испарилось. Это были всего лишь слова, которые не принесли ей успокоения. Но как же она презирала парня за то, что он дал ей надежду на будущее, создал иллюзию чистой любви и разбил их в один миг. А собирать осколки предоставил ей одной, без извинений и сожалений. «Лицемер! Говорил, что обижен моим невниманием, что я должна быть с ним искренна. Теперь я понимаю, что он хотел только поймать меня в свои сети, как очередную наивную птичку. А я повелась на свой страх потерять его, как будто он единственный мужчина на свете. Ну, вообще-то, он и был единственный, кто обратил внимание… Как же я тебя ненавижу, Эдвардс! Как я могла так ошибиться в тебе?»
После тяжелых встреч София зашла к Тиму и очень долго извинялась за свое безответственное поведение по отношению к его желанию поставить «Мигелию». А затем пообещала ему свое неотступное участие в постановке пьесы.
Она с огромным энтузиазмом взялась разрабатывать сценарий «Мигелии». Это отвлекло ее от мрачных мыслей о провальном сценарии собственной жизни.
Хьюстон, март 1995 года
Пару раз Жанна приезжала к дому Ахматова и не решалась подойти к дому и постучать в дверь. На третий – она заставила себя заглушить двигатель и, заглянув в зеркало – все ли в порядке с ее лицом, вышла из машины.
Раскинув густые волосы по плечам, Жанна в последний раз тревожно выдохнула и ступила на дорожку к крыльцу дома. Она три раза стукнула костяшкой пальца в дверь и замерла. За дверью послышался громкий знакомый голос:
– Входите, открыто…
Жанна повернула дверную ручку и вошла в холл дома. В нос ударил запах скотча и пыли от картонных коробок, на которые она чуть не упала. Весь холл, плавно переходящий в гостиную, был заставлен коробками и предметами неясного очертания, завернутыми в бумагу.
Жанна немного растерялась, но, вспомнив о цели своего прихода, расправила плечи и прошла к центру комнаты. Несмотря на беспорядок, гостиная была светлой и уютной: окна с панорамным остеклением с видом на берег с одной стороны и видом на проезжую часть улицы – с другой, стены салатного оттенка, высокие потолки. Мебель, все еще упакованная в целлофан, так же в зеленых тонах с ярко-коричневыми подушками приглашала устроиться перед камином и телевизором.
Фурье искренне умиленно улыбнулась и оглянулась на шорох за спиной.
– Добрый день, вы из транспортной компании?– спросил Александр, заметив женщину.
Он стоял перед ней в потрепанных джинсах, короткой майке, с измазанным во что-то белое лицом и руками, но еще прекрасней, чем она видела его в последний раз.
– Здравствуй,– просто, с умилением на лице произнесла Жанна и открыто улыбнулась.
Ахматов несколько секунд был в замешательстве, соотнося знакомые черты со своими воспоминаниями. Молодая женщина стояла в потоке света, исходящего от окна, и была невероятно красива, но такая чужая. Он медленно окинул ее изумленным взглядом и, наконец, их глаза встретились.
– Здравствуй, Мэри,– приветливо ответил Ахматов без трепета и волнения в голосе.– Ты появилась так же неожиданно, как и пропала…
Он поставил руки на бедра и внимательно продолжал смотреть на женщину.
По его голосу и выражению лица Фурье досадно отметила бесстрастное отношение к ее появлению. Он, как всегда, был любезен и внимателен. И только…
– Здравствуй, Александр!– не отводя глаз, чуть огорченно, но с надеждой еще раз поприветствовала его Жанна.
– Прости за кавардак. Я устраиваюсь вот уже месяц. Все некогда разобрать все эти коробки. Присаживайся…
– Ты меня узнал?– удивленно спросила Жанна.– Я совсем не изменилась?
Ахматов прошел к женщине ближе и с улыбкой ответил:
– Ты всегда была очень привлекательная, и я помню твои глаза.
Жанну вдохновило это откровение, и она радостно кинулась к Ахматову, чтобы его обнять.
– Я никогда-никогда тебя не забывала,– открылась она, крепко прижавшись к его широкой мускулистой груди.
Ахматов дружелюбно обнял Мэри за плечи и тут же отстранил ее от себя и пожал руку. Несмотря на возраст, она напомнила ему ту девчонку, которую он оставил далеко в прошлом. Однако по ее откровенному взгляду Алекс понял, что она все еще грезит былым.
– Я тоже помню тебя. Кем бы мы были, если бы забывали своих друзей?
Это прозвучало так официально, прохладно. Жанна внутренне смутилась от неопределенной тревоги. Она внимательно разглядела его лицо, глаза и прочла только учтивость и дружелюбие, которыми Ахматов всегда отличался. Его рукопожатие было мягким, уважительным, но сухим, в глазах не было огня, губы не дрожали от желания поцеловать ее, и думал он сейчас совсем не о ней. В ее голове промелькнула злая мысль, что прошлое забыто им навеки, а былая нежность и увлеченность достается другим.
«На что я надеюсь?– задалась вопросом Жанна.– Что я для него теперь значу? А он, как и прежде, хорош, только возмужал. Теперь он опытный, серьезный и, вероятно, не одинокий. Но ведь он любил меня, меня одну! Сходил с ума… Такое невозможно забыть, даже время не властно над таким сильным чувством! Я заставлю тебя вспомнить меня и получу назад!»
Затянувшаяся пауза и долгий сосредоточенный взгляд интуитивно выдали Алексу скрытый смысл ее появления.
– Как поживаешь, Александр?– сдерживаясь от нахлынувших эмоций, заинтересованным тоном продолжила Жанна и сделала шаг назад.
Ее улыбка и взгляд были непроницаемы. Алекс понимал, что сейчас она чувствовала совершенно иное, чем пыталась показать. В ее глазах не читались истинные чувства, но было что-то настораживающее, будоражащее. Она изменилась. И очень… Это была уже взрослая женщина. Ее внешность только расцвела со временем, изменился цвет волос с огненно-рыжих на темно-каштановый, но глаза, по-прежнему яркие зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, были так же неотразимы.
– Ты изменилась,– заметил Алекс.
– И ты тоже!– ответила она.
– Мы выросли,– слегка усмехнулся он.
Жанна прошла к креслу и присела в него, деловито закинув ногу на ногу. Открытые колени красивой правильной формы, стройные соблазнительные ножки не могли не привлечь внимания Алекса. Он присел напротив молодой женщины и позволил себе любоваться ею.
– Я теперь работаю в Хьюстоне,– продолжила Жанна.– У меня здесь мало знакомых, друзей. Хотелось бы чаще видеться с тобой. Ты единственный, кто меня здесь знает.
– Очень рад. Вижу, что ты нашла свою дорогу, успешно устроилась. Кстати, выглядишь сногсшибательно! Думаю, у тебя не будет недостатка в хороших знакомых.
– Ты очень любезен,– усмехнулась Жанна.
– Тетя Амелия очень беспокоилась о тебе. Почему ты не писала ей?
– Она все так же больна?
– Ей еще хуже.
– Я не могла. Сначала училась, потом стажировка, работа… Словом, не получалось как-то…
– Ты пряталась?– проницательно заметил Ахматов.
– Да,– без отговорок согласилась Жанна и глупо рассмеялась.– Прости, я была никем, хотела слепить из себя что-то достойное… А потом увлеклась и забыла на время, чем я была и с кем. Хочу все вернуть. Это было очень дорого для меня.
Она перестала улыбаться и долго тоскливо смотрела в глаза мужчины. Тот догадливо опустил глаза и, не скрывая своих чувств, проговорил:
– Ты вернулась за своим прошлым, а вот мое прошлое уехало вместе с тем поездом. И, увы, в одну реку не войдешь дважды. Я очень рад… правда, рад тебя увидеть спустя столько лет и с удовольствием буду поддерживать с тобой дружеские отношения. Если понадобится моя помощь, ты всегда можешь рассчитывать на меня.
– Помощь?– усмехнулась Жанна и вмиг переменилась в лице.– Да-а, это не то, что я от тебя ожидала!
Ахматов напряженно свел брови.
– Знаешь, пожалуй, я пойду. Прохладно здесь очень!
Алекс глубоко вздохнул и спросил:
– Что ты хотела услышать от меня, Мэри? Что я готов возобновить наши отношения?
– По крайней мере, ты мог быть не таким бессердечным!– злясь на себя и на него, бросила Жанна.
Алекс поднялся с кресла и, заложив большие пальцы рук в карманы джинсов, сделал несколько шагов по гостиной.
– У меня другая жизнь, и я привык к ней. Я не склонен жить прошлым и тебе не советую. Я не держу обиды на тебя, но и других чувств, кроме теплоты и уважения не испытываю. Предпочитаю быть откровенным, и мне нечего стыдиться: я никому не причинил зла. То время ушло, и я благодарен тебе за него. Я ничего не забыл, но все изменилось: я, мое отношение к жизни, к людям, ты, наконец…
– Я не изменилась,– уверенно вставила Жанна.– Я все та же Мэри Синкли, которая любит тебя, и все эти годы мечтала вернуться к тебе! Теперь я здесь, а ты где-то за пределами моего понимания. Мне больно и обидно…
Она часто задышала в предчувствии слез и быстро, пока ее голос не задрожал, добавила:
– Извини, я пойду…
Женщина поднялась, одернула юбку и, нервно встряхнув головой, пробралась через коробки к выходу. Ахматов не последовал за ней, но проводил взглядом через окно от крыльца дома до ее машины на другой стороне улицы.
Неожиданный визит Мэри вызвал грусть и легкое волнение за нее. Но, глубоко вздохнув, расправив плечи и потянув шею в разные стороны, он усилием воли отстранился от унылых воспоминаний и продолжил разбирать коробки. Он не мог позволить прошлому влиять на его настоящее.
***
После встречи с Ахматовым Жанна чувствовала себя отвратительно и тяжело. Он не на шутку разозлил ее. Жанна – королева среди женщин, его юношеская любовь – теперь не возбудила в нем страсти и даже простого интереса. Он был просто убийственно вежлив. «Это нож в сердце! Не этого я ждала! Видно, придется показать ему, кто я такая!»
Домой Фурье вернулась разбитой и потерянной. Она не ответила ни на один телефонный звонок и сообщение Кроу на автоответчике, а надолго погрузилась в горячую ванну с бутылкой французского ликера. И все же сдаваться она не собиралась. Это был всего лишь один неудачный вечер. Первая попытка…
После оценки своего разговора с Ахматовым Жанна сочла необходимым освободиться от Кроу, чтобы серьезно взяться за Александра. В отличие от многих других женщин, она с первого дня разглядела сильную привязанность Кроу к ней. И хотя они не обсуждали темы симпатии и любви, она уже знала, какой будет его реакция на их разрыв. Но никакого чувства вины или жалости женщина не испытывала. Как всегда, у нее было несколько способов убедить мужчину сделать так, как хочет она.
***
В последние недели Кроу определенно отметил прохладу со стороны Фурье. Она методично увиливала от личных встреч, прикрываясь всевозможными причинами, надолго исчезала из дома, не отвечала на звонки и на электронные сообщения, а мобильный телефон давал ограниченный доступ. Она свела все контакты с ним до минимума, осталось общение только по производственной необходимости. Такое странное немотивированное поведение женщины раздражало Брэда, но заговаривать об ответственности и откровенности друг перед другом было бы явным давлением на нее. А Жанна очень агрессивно реагировала на малейший нажим со стороны, и одно неосторожно брошенное слово могло повлечь немедленный разрыв отношений. Кроу обнадеживал себя сменой ее настроения и не ставил никаких условий, ревнуя к воображаемым поклонникам и выходя из себя каждый раз, когда она игнорировала его знаки внимания, не отвечала на звонки. Даже его профессиональная натренированная выдержка не помогала ему.
Переживания настолько захватили Брэда, что навели на осознание своей глубокой привязанности к Жанне. Это состояние и нервировало, и вводило в смятение: он влюблен в женщину, которая была для него загадкой, не давала ни малейшего повода думать о серьезном будущем, но и не отпускала его.
Он ничего не знал о ней – ни кто ее родители, ни откуда она родом, ни ее настоящих привычек, ни ее личных убеждений. Жанна допустила его к себе так близко, но была недосягаема. Злило собственное желание обладать ею безраздельно, вопреки ее принципам, и бессилие что-либо изменить. Кроу не мог требовать от Жанны каких-либо объяснений, потому что был деликатен и осторожничал, интуитивно ожидая от нее прямого разговора о разрыве.
На этом Жанна и сыграла. Любой мужчина был для нее прозрачен и предсказуем. Она легко считывала их суть. Она понимала, что Кроу не переступит через свое самолюбие и не станет унижаться, чтобы вернуть ее. «Он будет любить меня, зверски ревновать, желать моего тела, не находить себе места, но не преклонит колено. А что – было бы занятно!»– мысленно посмеивалась Жанна, бесстрастно наблюдая за Кроу со стороны.
Она не просто не хотела заговаривать о разрыве, но ей доставляло мстительное удовольствие наблюдать мучительное недоумение и тоску мужчин, которых она бросала. Прервать отношения для Фурье было так же возбуждающе, как и соблазнять мужчину. При этом она испытывала такой прилив энергии и энтузиазма, что сама себя заряжала.
К концу третьей недели игра в кошки-мышки стала надоедать, и Жанна ответила на приглашение Кроу на ужин. После многих неудачных попыток встретиться с Жанной Брэд был несколько растерян, но воодушевлен.
Однако она, не щадя его чувств, преподнесла неприятный сюрприз.
– Брэд, не хочу, чтобы ты питал какие-либо иллюзии, скажу прямо: между нами все кончено. Но уверяю, как на делового партнера, ты можешь на меня рассчитывать,– без всяких церемоний объявила Фурье, бездушно улыбнулась, откинулась на спинку стула, а затем как ни в чем не бывало добавила:– Угостишь ликером?
Чувство собственного достоинства не позволило Брэду даже внешне проявить безумное огорчение и обиду, и тем более на чем-либо настаивать.
– Я принимаю твое решение,– не дрогнув, ответил он.– Надеюсь, ты поужинаешь со мной в последний раз?
Это был такой редкий пример стойкости, когда Жанну отпускали с достоинством настоящего мужчины, – даже слегка тронуло ее жестокое сердце.
– Разумеется,– весело ответила она и по-кошачьи нежно коснулась пальцами его ладони.– И на горячую ночь в последний раз ты тоже можешь рассчитывать.
Брэд отдернул руку, будто чтобы расстегнуть пуговицы пиджака, и твердо, невозмутимо произнес:
– Для деловых партнеров – это лишнее.
Фурье не нашла ничего подходящего, как громко задорно рассмеяться.
– О-о, я уважаю твое решение!
Но если бы она только знала, что творилось в его мыслях в тот момент.
***
Поставив точку в отношениях с Кроу, Жанна мгновенно переключилась на Ахматова.
В выходные дни она провела в салонах красоты Хьюстона, сделала массаж, сходила в солярий, слегка изменила прическу, приобрела несколько соблазнительных костюмов в фирменных бутиках. Собственный внешний вид поражал ее саму: неужели Александр, влюбленный в женщин, упустит шанс завладеть такой, как она. Жанна была твердо убеждена, что он покорится ее чарам.
В понедельник Фурье позвонила в ФАМО, в офис Ахматова и узнала его расписание, чтобы нагрянуть в свободное время, а также место, где он обычно обедает. Но сегодня встреча отменялась, так как Ахматов взял выходной. Это немного поменяло планы Жанны, но она не отступила и решила вновь посетить его дом вечером.
