Ана Ховская
Легенда о половинках. Часть 1
Томас вывел девочек из машины, Хелен вручила им чемодан и свою сумку и кивнула на дверь:
– Бегите в дом, только не шумите: все спят.
Лили и Томас поднялись по ступенькам к парадной двери и широко распахнули ее. Девочки вошли в холл дома и, озираясь по сторонам, медленно пошли вверх по лестнице.
– А какой этаж?– спросила Лин.
– Третий… Я вас провожу, не спешите,– отозвался Томас, взял их сумки, чемодан и повел за собой.
Лили оглянулась, Хелен не было видно. Тогда она вышла на крыльцо дома, кутаясь в джемпер, и остановилась на первой ступеньке.
Хелен стояла на тротуаре лицом к противоположной стороне улицы и напряженно всматривалась в соседний дом через дорогу.
– Хелен, прохладно. Идем домой?– с тревогой произнесла Лили.
Сестра вздрогнула, оглянулась, потерла себя ладонями по озябшим плечам и пошла в дом.
– Эта улица всколыхнула все воспоминания. Она столько значит для меня. Даже сердце зачастило…
Лили понимающе грустно улыбнулась и коснулась щеки сестры тыльной стороной ладони.
– Уже поздно. Пойдем. Хочешь – поговорим? Или нет – лучше завтра. Сейчас тебе надо выспаться. Завтра не нужно рано подниматься, спешить некуда. Я могу даже завтрак в постель подать. Спорим, у тебя давно такого не было?
Хелен тоскливо улыбнулась и крепко обняла сестру.
– Хорошо. Мне так много нужно тебе сказать…
– Вот и поговорим. Только завтра, ладно?
Хелен закивала, а чтобы не расплакаться от нахлынувших чувств, задержала дыхание и что есть силы зажмурилась.
– Ну-ну, дорогая моя, идем,– погладила сестру по спине Лили и вместе с ней в обнимку пошла вверх по лестнице.
Двухуровневая квартира Хардов была так же уютна внутри, как и дом снаружи. Расположение комнат, мебель, дизайн, маленькие безделушки – все дышало теплом, излучало что-то знакомое, родное. Комнаты будто были наполнены благодатной аурой, пронизывающей все и всех, дающей ощущение гармонии и внутреннего благополучия. Легко было дышать этим воздухом, и ничто не вызывало тревоги и дискомфорта.
София встала у стены гостиной, подперев ее плечом, и с удивлением заметила, как не перестает ликовать душа от присутствия в этом странно сказочном мире, будто из мечты. Сердце подпрыгивало, и дыхание сбивалось, хотелось смеяться и кричать на весь мир: «Как я счастлива!» Она и сама не понимала, что с ней творилось. Ведь это был всего лишь другой город, дом ее тети.
– Девочки, поднимайтесь на второй этаж, комната направо. Там для вас постелено, в душевой приготовлены полотенца. Примите душ и укладывайтесь. А тетя принесет вам на ночь молоко с печеньем,– заботливо проговорила Лили, захлопывая входную дверь.– Томас, приготовь для девочек молоко.
– Будет сделано,– добродушно рассмеялся Томас и поспешил на кухню.
Девочки поднялись в гостевую спальню, а Лили с сестрой прошли в другую гостевую комнату.
– Тебе тоже надо принять душ и поспать. На тебе лица нет… Свежие полотенца и халат в ванной комнате,– сказала Лили и, грустно вздохнув, собралась уйти.
Хелен остановила сестру жестом и хотела что-то сказать, но та перебила ее настойчивым тоном:
– Поговорим утром, у тебя круги под глазами и язык заплетается. Иди в душ, а я заварю тебе лечебный чай.
– Спасибо за заботу,– тихо проронила Хелен и устало села на край кровати.
Она обвела взглядом комнату и опустилась на спину. Это был ее дом, в котором она выросла. Когда умерли родители, в доме осталась жить Лили с Томасом, а она уехала с Ланцем в Эль-Пачито. Это была ее комната. Здесь ничего не изменилось, кроме занавесок, новых покрывал и ковриков на полу, остался даже прежний запах. И неугасающие в памяти картины из прошлого замелькали перед глазами, мгновенно нагнав тоску и глубокое сожаление о бесповоротности принятых решений.
Травяной чай Лили был кстати, иначе гнетущие воспоминания и отчаянная жалость к самой себе не дали бы сомкнуть глаз. С беспокойными мыслями и с тяжестью в груди Хелен погрузилась в дремотное состояние.
***
Ворота были заперты. Ставни окон плотно прикрыты, и не ощущалось обычной утренней суеты. Ланц Дьюго нахмурился и недоуменно помассировал виски. В голове шумело от ночного веселья в кругу собутыльников и их горячих женщин. Встряхнув головой, он сосредоточил взгляд на доме и с растущим любопытством и легким раздражением пошел к крыльцу.
– Почему так тихо? Где рабочие? Эй…
Ланц остановился у крыльца и огляделся вокруг.
– Эй, кто-нибудь откликнется?– прокричал он еще раз.– Дерьмо, где вы все?
Дернув за дверную ручку, Ланц с недовольством обнаружил, что дверь заперта. А это могло значить только одно: Хелен не было в поместье. Обычно с утра хозяйка фермы кормила рабочих и собирала дочерей в школу. Но сейчас в поместье никого.
– Ты тоже удивлен?– послышался голос из конюшни.
Ланц оглянулся, щурясь от яркого света, и разглядел одного из своих работников.
– Где Хелен?– буркнул Дьюго.
– Не знаю. Мы все позавтракали в кафе у Фреда и готовы к работе. А ты опять спал с бутылкой?– усмехнулся мужчина.
– Не твое дело. Иди работай,– рявкнул Ланц и стал шарить рукой под перилами.
Запасной ключ от входной двери был на месте.
Холодная тишина резала уши. Ланц медленно пересек гостиную и остановился у лестницы на второй этаж. Закинув голову вверх, он прокричал:
– Хелен… Милинда… Софи… это что – шутка?
В ответ ему лишь проскрипел пол. Он раздраженно хлопнул себя по бедру и тяжелой походкой пошел в столовую. Не успел войти, как увидел белый лист бумаги, одиноко лежавший на столе. В записке были две коротких фразы: «Уехала с детьми в Хьюстон. Но лучше тебе не искать нас и не звонить! Хелен».
Ланц недоуменно сдвинул брови и почесал свой засаленный взъерошенный затылок, затем расстроенно покачал головой и, достав из шкафа бутылку виски, наполнил стакан.
***
Сквозь ветви клена яркие лучи солнца били в окно комнаты, где спала Хелен. Они медленно ползли по подушке к лицу и подбирались к закрытым векам женщины. Сквозь сон она ощутила приятное тепло на коже и поморщилась. Приоткрыв глаза, она тут же зажмурилась – шаловливые лучи сверкнули яркой вспышкой прямо в зрачок. Хелен вытянула руки из-под одеяла и с наслаждением потянулась. Приподнявшись на локтях, встряхнула головой, и светлые волосы тяжело рассыпались по подушке.
Не успев очнуться ото сна, женщина почувствовала невыразимую тяжесть в груди, и ее мысли лихорадочно завертелись. С нарастающим напряжением и отчаянием Хелен вспомнила события прошлого дня, покой и нега от утреннего пробуждения улетучились в одно мгновение. Тяжелый вздох вырвался из ее груди, и горькие слезы покатились по щекам.
Она поднялась с постели и, чтобы не дать лицу раскраснеться от слез, поспешила в ванную комнату. Мельком взглянув на часы, Хелен с удивлением отметила, что уже давно не позволяла себе спать так долго. На часах было 10:17 утра.
Сочувственно улыбнувшись себе в зеркало, она склонилась над раковиной и умыла лицо прохладной водой, затем снова обратила взгляд на свое отражение. Ее лицо было уже не так молодо, как двадцать два года назад, когда она собиралась выходить замуж: оно потеряло былую свежесть, сетка морщин у глаз и на лбу, хоть и была еле заметна, но при внимательном рассмотрении омрачала настроение. Кожа на лице и шее желала лучшего ухода.
Хелен с жалостью усмехнулась: «А ведь я могла быть гораздо моложе в свои сорок лет. Если бы была счастлива и спокойна…»
Мысли женщины оборвал звук открывающейся двери. В комнату вошла Лили.
Обтерев лицо полотенцем, Хелен вышла из ванной.
– Я услышала шум воды и поняла, что ты уж проснулась. Эти старые трубы давно пора заменить,– улыбнулась сестра.
Хелен слабо улыбнулась в ответ, прошла к постели и закуталась в одеяло.
Лили поставила поднос с завтраком на столик рядом с кроватью и присела в кресло у окна.
– Выпей кофе, тебя знобит.
Хелен равнодушно взглянула на дымящуюся чашку с кофе и перевела тоскливые глаза на сестру.
– Ты такая чуткая! Спасибо!
– Я обещала подать завтрак в постель… А еще я обещала разделить твою печаль… Дорогая, что у тебя случилось? Ты меня так пугаешь. Я заходила к тебе ночью – ты сладко спала, а сейчас на тебе лица нет.
– Девочки спят?
– Нет, уже поднялись, смотрят мультфильмы в гостиной, пьют горячий шоколад и с нетерпением ожидают, когда ты покажешь им Хьюстон.
Хелен поджала ноги под себя и обняла руками подушку. Выражение ее лица сделалось мучительно обреченным. Сомневаясь в своем решении, она неуверенно сбивчиво выговорила:
– Лили, я не вернусь к Ланцу… Что делать, – я еще не решила. Но в Эль-Пачито я не вернусь!
– Матерь божья, Хелен!– тревожно воскликнула сестра.– Не пугай меня еще больше. Что произошло?
Та глубоко вздохнула, посмотрела прямо в лицо сестры и с суровой невозмутимостью ответила:
– Я увидела Ланца с другой женщиной.
Ответ был резким и острым, словно лезвием ножа по сердцу. Лили замерла в попытке отреагировать на услышанное, но язык онемел и будто прирос к небу.
В этот злополучный момент за дверную ручку взялась София, но, невольно услышав последние слова матери, резко отдернула руку и оцепенела от смешанных чувств. Желание разделить радость сегодняшнего утра в прекрасном городе и ощущение переполненности счастьем тотчас рассеялось, как только смысл слов дошел до ее сердца.
– Я решила сделать ему приятный сюрприз… Принесла пирог прямо в хижину на пастбище, чтобы он чувствовал, что я забочусь о нем. А там и без меня приятного хватало. Лили, он никогда не был таким диким и страстным со мной, как был с той торговкой с рынка… Черт их подери, это было так мерзко, гнусно, подло! Я не хотела смотреть, но ноги вросли в землю, онемели, я не могла отвернуться… А потом меня как ветром сдуло, сама не помню, как вернулась домой…
Из глаз Хелен снова закапали слезы. Но она продолжала описывать увиденное в хижине.
Непрерывно слушая невыносимо тяжелый рассказ матери, София почувствовала себя уязвленной в самую душу, оскорбленной вдвойне. Ведь она уже знала, какой ее отец. Сердце больно сжалось от жалости к матери. Она не могла чувствовать за мать, но понимала, как это было горько и противно. И не представляла, что будет с нею самой, если она окажется в подобной ситуации.
«Никогда, никогда, никогда,– кричала ее душа,– никогда со мной не случится подобного. Я никому не позволю так оскорбить меня!»
В груди Софии все закипело от чувства несправедливости и оскорбления небывалым эгоизмом и невежеством отца. На какое-то мгновение она вновь оказалась в роще, в темноте, в кустах шиповника… Все перевернулось в ее голове.
София напряженно заглянула в дверную щель, с болью взглянула на мать и не решилась войти. Еще немного постояв в коридоре, девушка обвела лицо ладонями и ушла в свою комнату.
– Не понимаю, что я сделала не так, чем не угодила Ланцу? Я хорошая хозяйка, никогда не ставила никаких условий, ничего не запрещала, была послушна и терпелива… и вдруг такие перемены…– растерянно говорила Хелен, словно ожидая услышать четкий ответ на свои вопросы.– Ты знаешь, Лили, я думала об этом и кое-что заметила. После рождения Софи что-то стало с Ланцем. Я не понимаю отчего, но он все чаще стал выпивать, обозлился на весь свет, стал болезненно принципиальным. Он ничего не хочет мне объяснять. Что с ним происходит? Знаю, когда я вышла за него замуж, – это был другой человек. Я и думать не смела о другом мужчине. Я даже полюбила Ланца… Теперь, боюсь, чаще, чем это позволительно, я вспоминаю о Логане и том, что все могло быть иначе, если бы я взбунтовалась и не согласилась с отцом и матерью. Возможно, я была бы счастлива с Беном…
– Ты этого не знаешь,– понимая боль сестры, вставила Лили.
– Но я сожалею, что это не так,– сердито, словно себе в упрек, отрезала Хелен.– Он до сих пор меня любит. Он с такой тоской смотрит на меня, что вряд ли повел бы себя так со мной, как Ланц… Ты ведь помнишь, какой был Бен порядочный и благородный? Иногда во мне просыпаются такие противоречивые чувства, что я боюсь даже позволить себе оставаться наедине… Они поглощают меня целиком.
Хелен тоскливо вздохнула и, взяв себя в руки, задумчиво проговорила:
– Что мне делать, сестра? Что я скажу Софи и Лин?
Лили сочувственно развела руками, поднялась и, подойдя к сестре, обняла ее за плечи.
– Хелен, если ты что-то решила, то действуй решительно, твердо. Но если ты все еще сомневаешься, то тебе нужно просто отдохнуть и хорошенько все обдумать…
Внезапный телефонный звонок заставил женщин вздрогнуть. Лили погладила сестру по спине и подошла к телефону. Сняв трубку, она тревожно оглянулась на Хелен. Та замерла. Лили прикрыла ладонью трубку и прошептала:
– Это Ланц…
Хелен тут же отрицательно замотала головой и скрестила руки на груди. Лили понимающе кивнула.
– Да, да, Ланц, я тебя слышу. Это что-то со связью…
– Где Хелен? Дай мне с ней поговорить,– настойчивым тоном потребовал Дьюго.
– Ланц, извини, но Хелен с девочками ушла на экскурсию по городу. Она оставила для тебя сообщение…
– Что?
– Хелен с девочками погостят у меня какое-то время до дня Благодарения, а после она сама сообщит тебе, когда вернется,– мягким тоном сказала Лили.– Ланц, я так соскучилась по сестре и племянницам, пусть они поживут у нас. Я о них позабочусь. А ты не беспокойся. Ты же справишься сам?
– Ладно,– недовольно буркнул в ответ Дьюго после напряженного молчания.– Но если они не вернутся после дня Благодарения, я сам за ними приеду.
Ланц еще что-то проворчал и без особых церемоний повесил трубку.
Хелен облегченно опустила плечи, когда Лили рассказала о реакции Ланца, но вместе с тем в нее вселилась тревога за то, что это была лишь отсрочка для принятия верного решения.
– А теперь, Хелен, хватит раскисать, приводи себя в порядок, и мы отправимся в город. Девчонки с ума сходят от нетерпения. Отвлечешься, глядишь, решение само собой придет.
Лили взглянула на фигуру сестры и ободряющим тоном добавила:
– А ты не теряешь форму! Пожалуй, тебе стоит примерить что-нибудь из моего гардероба. В Хьюстоне не модна одежда, которую ты носишь у себя в поместье.
Хелен горько улыбнулась и благодарно кивнула сестре.
Для выхода в город погода в это утро была как нельзя кстати. Было свежо, солнечно. Хелен наблюдала за реакцией дочерей, умилялась и радовалась каждому их восклицанию и вопросу, горящим глазам и восхищенным, замирающим взглядам при виде очередных достопримечательностей, которые ей самой давно были знакомы, но были так же приятны сердцу. Они заходили в магазины, на выставки, в кафе и закусочные. Со вздохами восхищения перед прекрасным девушки прошли через галерею скульптур в Риверс-парке, тут же у искусственного озера прокатились на мини-американских горках и поучаствовали в уличных соревнованиях, выиграв несколько призов.
Устав от прогулок и эмоций, они сели в уютном кафе-бистро в центре Хьюстона и, наконец-то, пообедали настоящей едой, а не мороженым и хот-догами.
Хелен и Лин сразу увлеклись обсуждением планов на то время, которое они проведут в Хьюстоне. Лили была их верным советчиком. А София, жадно уплетая свой обед, безотрывно глядела в окно, разглядывая бурлящую жизнь города, как будто ее время пребывания здесь было на исходе, и она могла не успеть что-то запечатлеть, чтобы потом, бессонными ночами упиваться своими воспоминаниями. Кровь закипала в венах от переизбытка эмоций. Присутствие радостной и непонятной тревоги сбивало с толку, но совершенно точно она могла сказать себе, что именно Хьюстон был готов принять ее в свои объятия.
Все, что она видела, слышала, чувствовала здесь, – откликалось ее желаниям и мечтам, звенело торжествующим маршем в голове, оглушало и ослепляло. Если бы не знать, что есть другие города и не видеть глобуса, то можно было бы сказать, что Хьюстон был целым миром, который вмещал в себя все ее страстные стремления. София была очарована им и готова влиться в снующую массу людей, чтобы занять свое маленькое место в этой вселенной.
Изможденные жарким солнцем, непривычной городской суетой и с болью в ногах, они вернулись в свой квартал почти к ужину.
Все собрались за столом, по-королевски накрытым тетей Лили. Ухаживания Хардов за своими гостями были не сравнимы с сельскими застольями в Эль-Пачито и завтраками, обедами и ужинами в своем поместье. Внимательность, терпеливость и искренняя, естественная вежливость контрастировала с обычным поведением Ланца Дьюго с семьей. Такая резкая смена обстановки поражала девушек, и особенно Софию. Она наблюдала, что люди вокруг могут быть не только небрежными, недалекими, категоричными, грубыми, но и полной их противоположностью.
София сразу откопала в памяти мысль о том, что все взрослые люди похожи на ее отца и его окружение – фермеров, зацикленных на идее господства на своих землях и полном обращении своих детей к своим ценностям и убивающим их надежды, и сожгла в пепел это глупое размышление. От этого ей вдруг стало легко и свободно. Она поняла, что может вырваться из замкнутого круга Эль-Пачито и жить в мире таких людей, как ее крестная и дядя. Это окрыляло и вдохновляло.
«Надо периодически прочищать мозги от подобного хлама, иначе я сама стану зацикленной и невежественной»,– восторженно подумала София.
За ужином, под звон бокалов и шум столовых приборов, Хелен и Лили вспоминали свое детство и молодость. Томас лихо подшучивал и заставлял Хелен весело смеяться. Так она редко смеялась… Смех матери действовал заразительно на дочерей. София еле сдерживалась от юмора дяди. Каждый раз, бросая взгляд на мать, улыбалась: в глазах Хелен, хоть и читалась грусть, но, вероятнее, от ностальгии по детству, чем от пережитого стресса. Софии становилось как-то спокойнее и уютнее и так горячо в груди, будто там искрился бенгальский огонь, приносящий с собой светлое чувство – радость бытия.
А вечером, когда Хелен провожала дочерей в спальню, София взяла мать за руку и поцеловала ее ладонь.
– Мама, я люблю тебя. Что бы ни случилось – ты самая лучшая, самая замечательная в мире мама.
Хелен тревожно сдвинула брови и вопросительно взглянула в глаза дочери.
– А что должно было случиться?
София опустила глаза, кляня себя за неосторожность.
– Просто я заметила, что ты очень переживаешь,– выкрутилась она.
Хелен наклонилась и приникла губами к виску дочери.
– Моя девочка, ты такая взрослая… От тебя трудно что утаить, да?
София согласно кивнула.
– Иди спать, завтра мы отправимся в другую часть города.
– Мам,– не выпуская руку матери, остановила София,– можно я немного побуду с тобой?
– Поговорим?– улыбнулась Хелен.
– Да… мне много нужно тебе рассказать.
– Фисо, ты идешь?– выглядывая из комнаты уже в пижаме, спросила Милинда.
– Я зайду к маме на минутку. Ложись, я скоро.
Хелен наполовину задернула шторы и на мгновение задержалась у окна, глядя куда-то вдаль со странным, незнакомым Софии выражением глаз.
– Мама…
Хелен машинально оглянулась, и на лице было написано, что ее мысли где-то далеко отсюда.
– Куда ты смотришь?
София подошла к матери и с любопытством взглянула на улицу за окном. Вечерняя Франклин-авеню навевала тихую упоительную грусть. Дорога была пуста, а окна домов напротив горели особым теплым светом, и тишина убаюкивала все в округе.
– Да, здесь какое-то особенное место!– восторженно вздохнула София.
– Да,– задумчиво поддержала дочь Хелен.– Здесь произошло много волнительных событий…
– Расскажи…
Хелен наклонилась вперед к окну и отдернула занавеску.
– Смотри, во-о-о-н туда…
София проследила взглядом за указательным пальцем матери и не заметила ничего особенного, кроме еще одного милого трехэтажного домика напротив, чуть выше по улице.
– Здесь жил один замечательный человек.
– Кто?
– Мы оба его любим…– Хелен смутилась и сразу добавила,– и уважаем.
София напрягла память, но на ум не приходили ни одна фамилия и ни одно имя.
– Мы познакомились на школьном балу. Он был старше меня на год. Он уже окончил школу, но пришел на бал специально, чтобы познакомиться со мной. Помню, тогда я случайно вылила на себя весь флакон маминых духов, и от меня на расстояние нескольких метров нестерпимо пахло сиренью. Но он протанцевал со мной весь вечер, не отпуская от себя ни на шаг, игнорируя соперников… Он был истинным джентльменом, не проронив и слова об удушающем запахе духов. Много позже его пиджак все еще пах сиренью. А он говорил, что этот запах навсегда останется с ним…
Хелен так упоительно и проникновенно говорила о незнакомце, что София невольно ощутила страстную потребность испытать подобное чувство при мысли о своем «незнакомце», который когда-нибудь появится и в ее жизни.
Хелен вздохнула и очнулась от трепетных переживаний прошлых лет.
– Ах, я что-то заговорилась.
– Нет, нет, продолжай. Я люблю романтические истории,– умоляющим голосом попросила София.– Ты не сказала, кто этот человек?
Хелен корила себя за временную слабость, из-за которой чуть не выдала тайну, о которой никто не должен был знать, тем самым растревожила душу дочери.
– Это мое детство и юность. Все прошло вместе со временем. Пустяки…
Голос матери звучал неубедительно, но София не стала настаивать, однако озадачилась поиском имени человека в списке своих знакомых, которого они обе могли любить и уважать.
– Хорошо, тогда я что-то расскажу тебе,– сообщила София.
Она отвела мать от окна и усадила на кровать. Сама же, скинув тапочки, улеглась в изголовье постели и, подперев голову ладонью, смущенно поделилась:
– Мне предложили стать девушкой.
Хелен окинула дочь удивленным взглядом и напряженно распрямила плечи.
– Да?! И что же ты?
– Я согласилась, конечно же. Мама, это единственный парень, который относится ко мне, почти как Брайан. Он не называет меня уродиной, глупой девчонкой и…– в горле застряли слова от растерянности похвалиться так, чтобы это было правильно понято матерью.– А если короче, то он обычный, добрый и симпатичный парень.
София напряженно прищурилась и взглянула на мать исподлобья, чтобы по выражению ее лица понять реакцию на новость.
– Сколько же лет твоему избраннику?
– Ну, избранник – громко сказано, но ему двадцать…
– Двадцать?! А кто он?
– Живет по соседству, Крис Рискин.
Хелен задумчиво и строго поводила глазами и совершенно спокойно заметила:
– Ну, если ты считаешь, что в твоем возрасте могут возникнуть серьезные чувства, что этот парень может оказаться достойным их, то дерзай. Но я бы хотела познакомиться с ним прежде, чем доверять ему тебя.
«Ура, мама просто ангел!»– ликовала София. Но нотки предостережения и подозрительности в голосе матери несколько напрягли ее.
– А что ты имела в виду, когда сказала о возрасте и достойности?
– Софи, это не объяснить в двух словах,– грустно вздохнула мать,– но ты так восторженно говорила о нем, что у меня создалось впечатление, что ты влюблена.
София замялась и заерзала на подушках.
– Я никогда не думала о любви, но так хочется нравиться кому-то… Я не знаю, любовь ли это… Мама, а как человек понимает, что это любовь? Разве недостаточно просто нравиться?
Хелен мягко улыбнулась и откинулась на спину. На ее шее забилась жилка, и София с улыбкой коснулась пальцем бархатистой кожи на шее матери. Их глаза встретились и душевно-интригующим голосом, полушепотом Хелен произнесла:
– Это придет само, незвано, негаданно. Просто сверкнет молния, грянет гром, и ты увидишь его среди толпы, среди многих других…
Хелен мечтательно улыбнулась и прикрыла глаза, заново ощущая боль от несбывшихся надежд.
– И что, прямо-таки грянет гром и молния? Мама, а что дальше?– нетерпеливо выпытывала София.
– А дальше ничего…
– Как ничего?!
– Если ты сама не сможешь построить мир вокруг вас двоих или же кто-то будет стоять между вами, то все усложнится и принесет много хлопот, суеты, беспокойства…
– Ты говоришь ужасные вещи. Я не понимаю. Я начинаю бояться всего этого. Это, наверное, больно?
– Ну что ты? Не надо бояться. Ты должна быть очень сильной и уверенной в себе, чтобы принять правильное решение. Единственное, с чем ты не должна мириться, – это с невежеством и грубостью. Мужской эгоизм и невыносимое невежество – все это ранит, унижает, делает слабой.
Хелен открыла глаза и внимательно посмотрела на дочь и, заметив печальное выражение ее лица, сменила грустный тон на веселый:
– Да ты не слушай меня. Я прожила много лет, и у меня свои причуды. У тебя все будет по-другому, намного интереснее и счастливее.
Хелен протянула руки и, обняв дочь, играючи повалила ее на спину. Они стали весело кататься по постели, смеяться и целовать друг друга в щеки.
– Я тебя обожаю!– призналась София, крепко прижимаясь к материнской груди.
– Вот и славно! Я думаю, у тебя действительно все впереди. Только прошу тебя об одном: не раздаривай себя по мелочам. Иначе, когда «грянет гром», в тебе не останется сил удержаться на ногах и сохранить благоразумие. Не торопись с выводами и решениями.
Весь смысл слов матери Софии еще предстояло осознать много позже, а сейчас она наслаждалась беседой с самым близким ей человеком. Каждое ее слово было на вес золота, словно заветом, святой мудростью.
Неотступно приближалась ночь, и Хелен попрощалась с дочерью. Уходя, София с умилением и любовью понаблюдала, как мать готовится ко сну, переодеваясь в пижаму, причесываясь, и завершила ее приготовления заботливым расправлением складок одеяла, когда та улеглась в постель.
– Ну вот, доброй ночи! Мы здорово поговорили. Я горжусь, что у меня такая мама!
– И я горжусь такой дочерью!
София пересекла спальню и, открыв дверь, вдруг замерла на пороге. Ее беспокойный поиск имени, кажется, был завершен. Она оглянулась на мать и твердо произнесла:
– Человек, которого мы оба любим, – это Бен! Правда? Только Бен может быть таким замечательным!
Не пытаясь увидеть реакцию матери, София вышла и закрыла за собой дверь.
Хелен была ошеломлена тем, с каким пониманием и добротой были сказаны эти слова. Софии редко нужно было что-то объяснять. И сейчас Хелен была рада, что между ними были удивительно чуткие отношения.
***
После отъезда супруги Дьюго прошло три недели. Приближался день Благодарения. В поместье было тоскливо и неуютно без женских рук и милой Хелен. Не хватало щебета дочерей, недоставало даже ежедневных нравоучений и перепалок с Софией. Ланц бродил по дому с запечатанной бутылкой виски и досадно ворчал себе под нос о невыносимом одиночестве и жутком желании приложиться к горлышку бутылки. Да только собственное слово, данное себе со дня последнего звонка в дом Хардов, сдерживало его порыв. После звонка к Лили он пообещал, что в рот не возьмет спиртного, только чтобы Хелен вернулась домой. Милая, добрая, родная, светлая Хелен, только она придавала смысл всей его жизни, как бы он ни проявлял свой характер. Глубоко в душе Ланц осознавал вину за то, что жена покинула его внезапно и сурово. Он ругал себя за мимолетные встречи с Кларенс и чувствовал, что именно это было причиной отъезда Хелен.
– Женщины всегда чувствуют больше, чем нужно,– бормотал Дьюго, косясь на бутылку виски.– И откуда они все знают!? Она меня не простит… Но должна же она понять, что люблю-то я ее одну. А эта… так минутная слабость. Ведь все только для тебя, Хелен… И дом, и счет в банке, и вся эта суета…
Взглянув на фотографию жены в рамке над камином, Ланц, сочувствуя самому себе, усмехнулся и приник губами к образу Хелен. Сквозь собственные мысли и переживания Дьюго расслышал тихий стук в дверь.
– Хелен!– воскликнул он, но тут же одумался, понимая, что она не стала бы стучать в дверь родного дома.
Дьюго поставил бутылку на пол и, оправив на себе одежду, пошел к двери.
– Добрый вечер!
На крыльце стояли двое незнакомых ему людей: мужчина и женщина.
– Добрый…
– Вы нас не знаете. Мы ваши новые соседи,– стеснительно улыбнулась женщина.
А высокий крепкий мужчина продолжил:
– Мы в Эль-Пачито никого не знаем, поэтому решили познакомиться.
– А-а,– дружелюбно отозвался Ланц.– Соседи-фермеры – это замечательно. Проходите, не стойте в дверях.
Мужчина и женщина на вид такого же возраста, что и супруги Дьюго, прошли в гостиную.
– Хенрик Маузер,– представился голубоглазый светловолосый мужчина.– А это моя жена, Хизер.
Женщина с приятной внешностью, невысокого роста с серо-голубыми глазами и бледной кожей робко улыбнулась и склонила голову.
– Немцы?
– Да, во втором поколении,– улыбнулся Хенрик.
– А я Ланц Дьюго. Присаживайтесь.
– Это вам,– Хизер поднесла хозяину дома соломенную корзину с бутылкой вина и кукурузными булочками.
– О-о, спасибо! А мне вас нечем угостить. Жена с детьми уехала погостить к сестре в Хьюстон. Скоро должна вернуться. Жду не дождусь.
Ланц потер ладонью небритую щеку, как бы винясь в собственной небрежности, и скованно рассмеялся:
– Я тут одичал.
– Такое бывает,– любезно заметила миссис Маузер.
– Я собственно к вам еще и по делу,– серьезно сказал Хенрик.– Хотелось бы перенять ваш опыт по ведению хозяйства в этих местах. Я плохо знаком с этим климатом и условиями жизни. Может быть, как-нибудь зайдете к нам с супругой, женщины о своем поговорят, а мы с вами о нашем, о родном?
– Хорошая мысль, и детей своих приводите – познакомятся с нашим сыном. У вас кто?– поинтересовалась Хизер.
– У меня трое: Брайан, но он учится в городе, Софи и Милинда.
– Вот и замечательно! Может, нашему Джеку невесту сыщем?– рассмеялся Хенрик низким, но звонким смехом и похлопал Ланца по плечу.
– А это мысль!– осенило Дьюго. Жених-фермер удержит строптивых девчонок на их земле.
– А теперь нам пора,– Хизер дернула мужа за рукав пиджака и привстала.
– Да, извините, что без предупреждения,– сказал Маузер.– Увидимся?
Неожиданное знакомство порадовало Ланца и было даже на руку. Еще не имея четкого представления об этих людях, каковы их традиции, планы, Дьюго был готов сотрудничать с ними, взяв на вооружение идею познакомить с молодым фермером одну из дочерей. А затем и для другой пару подыскать. Под впечатлением от собственной сообразительности и в хорошем настроении Ланц впервые за много лет лег спать, не выпив ни глотка спиртного.
***
День Благодарения в Хьюстоне оказался еще одним неожиданным сюрпризом для Софии и Милинды. Неожиданно трогательным, одухотворяющим днем. С самого утра в доме Хардов началась предпраздничная суета. Все вместе они отправились по магазинам, чтобы прикупить необходимые продукты и самый главный атрибут праздничного дня – индейку.
Без споров и упреков, без крика и принуждения Лили и Томас, Хелен, София и Лин заполнили свои пакеты всем, чем хотелось полакомиться на ужин. София покидала супермаркет в полном недоумении от чувства нереальности таких теплых семейных отношений. В такой семье она должна была жить: жизнерадостной, любвеобильной, бескорыстной и терпимой к недостаткам друг друга, легкой на подъем и справедливой.
