полная версия

Алексей Александрович Полевой
Драконодав

Процессия покинула ристалище, чтобы началась конная сшибка посвящённых за доблесть в рыцари оруженосцев. Сказывают, вчерашние бои оруженосцев стоило поглядеть – сразу шестерых по итогам посвятили в рыцари, другой вопрос такие оруженосцы стоили иного рыцаря. Пятеро были ветеранами самых крупных сражений, один даже отбил своего господина от дюжины ландскнехтов, один участвовал во множестве турниров, но всегда ему сопутствовал злой рок: то конь охромеет, то подпруга ослабнет, то противники будут сильнее на голову. Сейчас оруженосец был удачлив и любим: его сшибку обсуждали прошлым вечером – разящее копьё и неумолимый меч. Новоиспечённые рыцари показали отличные бои: щепами разлетались копья, на ристалище выезжали с открытым забралом, не добивали раненых, проявляя истинное благородство. Публика рукоплескала и срывала голос, не жалея, что обычно скучные бои новоиспечённых рыцарей, предваряющие сшибки настоящих звёзд турнира задерживают главное зрелище.

Мне выпал жребий биться прямо с его светлостью, тот решил тряхнуть стариной и заявил себя в зачинщики. Понятное дело на турнире есть зачинщики оного, а есть защитники, меня отнесли к защитникам. По непонятным причинам, судьи выбрали герцогу противником меня. Конечно, можно было отказаться, закрыв герб, однако турнир есть турнир – вроде равны участники. Выезжать на ристалище, конечно, было в новинку, но раньше приходилось управляться с копьём много раз, а последний год, это неожиданное баронство просто заставляло упражняться с копьём ежедневно. Дело известное: вешается кольцо, на скаку в него надо попасть копьём. Думаете просто? Копьё болтается, ты в седле болтаешься, кольцо носит ветром на верёвке, конь норовит дёрнуться в решающий момент. Мне копейная сшибка напоминала стрельбу из лука: держать тетиву натянутой нельзя, надо сразу стрелять, целиться из лука невозможно, только почувствовать, куда стрела пойдёт, задача непростая.

На герцоге были роскошные турнирные доспехи, с креплением шлема, в таких можно упасть на полном скаку оставаясь целым и невредимым. Дали отмашку, опустились верёвки, заревели трубы и зрители, мы начали разгоняться, я аккуратно прицелился в щит, чтобы просто сломать копьё, что и произошло, герцог вообще промазал. Надо сказать, его светлость на фоне бесконечных пьянок начал серьёзно сдавать, раньше тоже не отличаясь выдающимися рыцарскими качествами. Герцог явно злился промаху, даже не ответил на приветствие, ругаясь на бегущих рядом оруженосцев. Вторая сшибка прошла лучше, копьё его светлости немного царапнуло мой щит, я как положено сломал копьё о его щит. Третью сшибку я решил проиграть, чтоб его светлости дать возможность хоть немного отыграться. Его копьё почти сломалось о мой щит, отлетело несколько щепок, я своё копьё чуть отклонил и скользнув по щиту оно осталось целым. Разозлённый герцог, бросил копьё и страшно ругаясь отправился с ристалища. Я провёл ещё пару совершенно скучных боёв с незнатными и плохенькими рыцарями, едва державшими копьё, один даже выпал из седла, хотя удар был слабенький. Затем мы отлично повеселились с Аделардом: хватило и щепок и даже удар в кирасу был, у меня сорвало щит, а результатом стала ничья.

Островитян на турниры не пускали, как наших рыцарей на остров, но большинство имело титулы и земли по обе стороны пролива, отчего частенько можно было встретить тамошнего рыцаря. Таким был Эдвард Вудсток, его титулы замучаешься перечислять, а славные военные подвиги Чёрного принца менестрели воспевают уже многие десятилетия. Он был королевских кровей, очень популярным у себя на родине и хотя он воевал против здешних земель, в королевстве тоже пользовался большим уважением. Его удары были крепки, доспехи великолепны, а силы коня хватило бы на трёх волов, однако, животина видать оступилась перед самым ударом, третьим, решающим и я вынес принца из седла. Ристалище затаив дыхание смотрело, как летит, почитай ровня нашему королю, ожидая, что будет. Я выскочил из седла, опередив даже оруженосцев, но было видно, что с прославленным рыцарем всё в порядке, он поднял забрало и улыбнулся, приняв мою руку, чтобы встать. Моя победа была полной, я мог забрать себе его доспехи и коня в качестве трофея, но я отказался, чем заслужил объятья Эдварда, он под ликующие вопли толпы, воздел мою руку и признал мою победу.

В целом я выступал весьма недурно, мне попались довольно слабые противники, у других поединки приключались куда острее, щепками и оторванными щитами там никого удивить не получалось – били в корпус, вылетали на полном скаку. Двоих унесли почти бездыханными, лекари сказали жить будут, но есть переломы рёбер. Даже несколько раз выскакивал почётный судья и опускал на ослабевшего рыцаря чепец «дамской милости» – так дамы могли оградить показавшегося им ослабевшего рыцаря. Надо сказать это было нелишним, противники в запале сшибки могли и добить раненых, но для этого есть судьи с белыми шестами, правда они могли и опоздать. Затем у меня приключились три очень серьёзных сшибки с очень опытными чемпионами, мне повезло выиграть просто сломав копья, видимо удача, а может чемпионы не оправились от своих тяжёлых сшибок. Схватка герцога как зачинщика должна была стать украшением турнира, но его светлость выступать наотрез отказался. В итоге, по индивидуальным конным сшибкам мы с Аделардом заняли первое место, как набравшие одинаковое количество очков. Для первого дня турнира, выступил я неплохо, а учитывая, что это первый мой турнир, так вовсе прекрасно. Рыцарей долго представляли прекрасным дамам, мы раскланивались до упаду, принимали законные поздравления и собирались отправиться к Аделарду на пир, где ожидал и новый друг Вудсток, но судьи заступили мне дорогу.

Глава 11

Быстрое время – мой конь неизменный, Шлема забрало – решетка бойницы, Каменный панцирь – высокие стены, Щит мой – чугунные двери темницы.

М.Ю. Лермонтов

– Есть сведения, – сказал один из них, – что рыцарское звание вами присвоено, а лицам неблагородного происхождения можно быть только зрителями.

– Барона Готфрида при мне посвятил в рыцари граф Бжезняк из Падебрады, – сказала Мария, – его светлость герцог де Шерентье может это подтвердить, как и возведение в баронский титул.

– Я могу подтвердить эту историю, – усмехнулся Аделард.

– Обвинения и исходят от герцога де Шерентье, – покачал судья головой, – благоволите отдать оружие и проследовать в темницу.

Надо сказать, в темнице было довольно сносно – охапка не сильно гнилой соломы, крысы чуть меньше кошки, в соседней клетке держали сразу дюжину воришек, здесь полное одиночество. Признаться, поступили довольно грубо: обычно, если неблагородный учувствовал в турнире и был раскрыт, его просто избивали и выталкивали за барьер с позором. Здесь, отправили в темницу, видимо ожидая какого-то приговора. Да, герцог видать затаил злобу, хотя с ним обходились весьма уважительно. С другой стороны с этими вельможами всегда непонятно: король говорит, что хочет быть другом, а запросто по навету герцога бросает в темницу. Вообще, мне затея с турниром не понравилась с самого начала, сидя в замке на своей земле проще, у трона вечно случаются внезапные казни или заточения, куда монархам без вероломства и подлости. Выбираться из своих земель только на войну следует – тогда ты нужен и тебя короли привечают. А в остальное время лучше носа из замка не высовывать.

– Я переговорила с королевой, – хмурилась Мария, – герцог наговорил королю бог весть чего, выставляет тебя проходимцем и обманщиком.

– Отлично, – мрачно кивнул я, – видать осерчал его светлость за турнир.

– Вудсток, ну, тот, что принц тоже говорил с королём про тебя, но они переругались страшно, король даже грозил его самого заточить как врага, – сказала жена, – королева пыталась тоже поднять этот вопрос, но король только ругался.

– Да оставьте его пока, может отойдёт, – не испытывая особой уверенности в этом, сказал я.

– Твои победы уже аннулировали, без рассмотрения дела, – продолжала радовать супруга, – герб кинули на дорогу, по нему ходят простолюдины.

– Да пусть ходят, это кусок раскрашенной деревяшки, – фыркнул я, – казнить собираются?

– Я послала рейтара в замок, чтобы он привёз бумаги о посвящении, – вздохнула Мария, – заодно бумаги про баронство и поместье.

– Плохо дело, – сказал подошедший Аделард, – переговорил с королём, тот в бешенстве, ничего слышать не хочет, говорит казнить самозванца, повесить или четвертовать.

– А когда? – вздохнул я.

– Пока идёт турнир, обычно казней не устраивают, развлечений и так хватает – почесал затылок герцог, – думаю, пара дней точно есть.

– Рейтар с документами и обернётся за несколько дней, – сказала Мария, – королева обещала, если с бумагами всё в порядке заступиться.

– Ох уж эти дамские заговоры, – вздохнул Аделард, – могу предложить более простой выход.

– Да, какой? – почти вскричала Мария.

– Я выигрываю завтрашние состязания, там групповой бой, схватка на булавах, тупых мечах, – сказал герцог, – выиграть не составит труда, а выбрав вашу супругу королевой любви и красоты, я позволю ей распоряжаться на турнире – просьбу королевы турнира ни один король не осмелится не исполнить.

– Такой план лучше, чем дожидаться палача, – кивнул я.

Да, предательство его светлости было вероломным и против всех правил, в том числе турнирных – за такое поведение герб самого герцога должны были топтать, а его сразу изгнать с турнира с позором. Так правила для герцогов и королей не писаны, что хотят, то воротят. Оставалось только напиваться принесённым Марией вином, да обгладывать жареную курицу – аппетита заточение не отбило. Даже если разрешится вопрос с заточением, получается мы с герцогом теперь на ножах, а это весьма плохо. Видимо герцог решил отобрать ставший таким доходным замок с поместьями, а главное мануфактурами. Способ конечно далёкий от изящества, но действенный, что стоит слово какого-то барона против герцогского. Только легконогий рейтар сейчас мог повлиять на ситуацию, по крайней мере, вытащит из темницы, а дальше убраться к себе в поместье, оттуда герцог с армией не вытащит, один уже попробовал. Да, история на тему «что такое не везёт и как с этим жить дальше».

Наутро был слышен рёв толпы и дудение в трубы, продолжавшиеся весь день. Мария заглянула разок, поведав, что Аделард выступает хорошо, хотя ему досталось в поединках с булавами и в конном поединке на тупых мечах, он упал вместе с конём. Больше всего старался вернувшийся герцог де Шерентье, сколотивший настоящую шайку и набрасывавшийся на одиноких рыцарей. Хотя перед боем противники были поделены на равные отряды, всё равно приключилось форменное сражение, многие перебегали на другую сторону. Дважды схватку приостанавливали судьи, но безобразие продолжалось, как судьи не старались. Закончилось выдворением самых активных нарушителей, включая герцога. После этого сражение продолжилось уже сообразно правилам, отряд Аделарда победил с разгромным счётом. Как планировалось Аделард стал победителем турнира и получил заслуженное право избирать королеву турнира. Понятное дело лента с драконом была у него закреплена на шлеме и он передал на копье венец королевы любви и красоты Марии. Она тут же преклонила колени перед сидящим королём и просила моего освобождения из темницы. Король сказывают, отошёл от наговоров герцога, да королева ему плешь проедала, за творимые беззакония, поэтому хмурый тюремщик вскоре отпустил меня на свободу. Повсюду шло неимоверное веселье, однако было не радостно. Мы устроились у Аделарда, пир шёл горой, все старались подержаться за победителя турнира, но герцог был задумчив и мрачен. К вечеру прискакал взмыленный рейтар, привёзший бумаги.

Утром судьи турнира устроили заседание, где проверили все бумаги и нашли их подлинными. Они восстановили мою победу и вручили положенный приз – довольно богатую золотую цепь с рубинами, впрочем, это было совершенно не важно. Почётный судья, пожилой граф де Сен-Поль, родственник короля постановил исключить герцога де Шерентье из списков участников турнира, аннулировав его результаты и запретить выступать на турнирах в Турене и по всему королевству за проявленную вероломность и нарушения в поединках. Сильнее наказать герцога мог лишь король, впрочем, монарх уехал на охоту, позабыв про несчастного барона. За всей процедурой, однако, наблюдала королева и дамы, принимавшие решения на турнире. Они громко высказывали своё неодобрение поведением герцога и обещали без внимания общества и короля это дело не оставлять.

– Всё обошлось, – улыбнулся Аделард, – но история прескверная.

– Да, – кивнул Вудсток, – очень подло поступил герцог, может он любимчик короля, но такие бесчестные выходки не проходят даром.

– Боюсь, ему это с рук сойдёт легко, – вздохнул я, – помню на прошлых турнирах он заострёнными копьями дрался и сбивал настоящие шайки рыцарей, но судьи тогда не посмели его изгнать с турнира.

– Попадётся он мне на турнире или войне, – пообещал Вудсток, – уезжаете?

– Да, этот ваш Турень поопаснее поля боя, – усмехнулся я, – ещё раз спасибо за участие в моей судьбе.

– Пустое, – махнул рукой Аделард, – вообще я мог сидеть в темнице сейчас, дожидаясь выкупа по своей дурости.

– Увидимся непременно, – кивнул Вудсток, – рыцари бегают одними тропками, они часто пересекаются.

Было приятно идти по столице свободным и оправданным, зная, что жена поддержит в трудную минуту, а вчерашний враг оказал услугу, практически спасшую жизнь. Шатры вокруг города постепенно исчезали, мы тоже свернули лагерь и направились в замок, подальше от опасностей столицы. По дороге пришлось опасаться засады от герцога – мне он раньше казался благородным и умным, а теперь виделся завистливым пакостником, причём небольшого калибра. Но кроме обычных разбойников, по дороге негодяев не встречалось, а выскочивших на скрип возков бандюг воздели на пики. Вернувшись к себе в замок, я почувствовал, наконец облегчение: стены были крепкими, запас пороха огромным, наёмники Гонсало могли развязать и выиграть небольшую войну с соседним королевством, что говорить о полупьяном войске герцога, если решит сунуться. Однако, по слухам герцог осел в столице, стараясь занять место главнокомандующего в предстоящей войне. Он без стеснения наговаривал на коннетабля – того пожилого герцога де Сен-Поля, бывшего почётным судьёй на турнире, интриговал и всячески добивался своего.

После темницы поместье стало восприниматься как укромный уголок, дорогой сердцу. Прогуливаясь с округлившейся женой вдоль реки, я наслаждался спокойными минутами, без вероломных герцогов и королей. Здесь любой встречный радостно приветствовал меня, благо жилось сытно и вольготно, даже если не уродится хлеб всегда можно было пережить неурожай на продаже винограда, а случись вообще недород – торговля и ремёсла выручат. Люди, всегда находившиеся на грани голода, наконец, стали есть полновесный хлеб, без шелухи и коры, в супах появилось мясо, а одежда стала без прорех. Мой отец ворчал, что забываем «голодную кухню» и привыкаем есть каждый день досыта, заставлял пекарей выпекать хлеб с лебедой и прочими ухищрениями голодающих крестьян. Но, питались мы теперь не в пример лучше, чем раньше, хотя по сравнению с вельможами всё равно весьма скромно. С другой стороны, зачем тратить деньги на засахаренные розы, заморские специи, от некоторых глаза на лоб полезут, наплевать, что статус обязывает сыпать эту отраву в еду. Мы ели хорошо пожаренное мясо и рыбу, свежую дичь, запивали это отличным местным вином, а не привезённым за тридевять земель кислым и модным, хорошо спали, работали усердно и нам воздавалось.

– Юдон опять продаёт кошек под видом зайцев! – пожаловалась кухарка, поднося жаркое, – хотя надо сказать здоровенных кошек.

– Куда продаёт, в замок? – поперхнулся я предположительно мяукавшей накануне зайчатиной, – ему мало колодок?

– В замок, конечно, не продаёт, – успокоила меня кухарка, – я заставляю его одну лапу оставлять не ободранной, чтобы понимать кошатина это или зайчатина, а лодочникам продаёт кошек.

– Скажи всыпать ему плетей как заявится, – вздохнул я, – что за люди такие эти лесники, то с душком принесут, а теперь, видишь ли кошек вообще продают.

– А рыбу какую мелкую привозят! – возмутилась Мария, – я хотела жареной рыбки, а они привезли мелочь, даже в похлёбку негодную.

– Из мелкой рыбы похлёбка самая вкусная, – покачал я головой, – да с рыбой непорядок совсем, велю разобраться.

– Надо конины натушить, – заговорил молчаливый обычно отец, – прикажи забить кобылку.

– Я лошадь есть не буду, не по-христиански это, – нахмурилась Мария, – у нас голод что ли или мы варвары какие конину есть?

– Очень даже вкусно, – сказал я, – мысль недурная, а то надоело всё, конина внесёт в блюда разнообразие, а христианство ни при чём, нигде в Библии не сказано, что конину есть нельзя.

– Всё равно не буду, – ворчала жена, – они такие красивые.

– Кто, лошади? – усмехнулся я, – транспорт, не более, хотя некоторые породистые бывают и умны и хорошо сложены, а так, большая глупая собака.

– Много ты понимаешь, – ехидно сказала жена, считавшая себя большим знатоком лошадей, – я лучше тебя верхом езжу.

– Да пожалуйста, – развёл я руками, – мне лошадь нужна, чтобы пешком не ходить, а плохо я езжу, хорошо, главное куда надо добираюсь быстро и грязь не мешу.

– Всё равно лошади красивые, – упрямилась Мария.

Заезжал Аделар, очень занятый своим университетом. Он приглашал итальянских преподавателей, учёных и художников. Немногие соглашались, хотя некоторые наоборот были счастливы убежать от бесконечных войн южных княжеств и тамошней кровожадной публики. Любое оскорбление заканчивалось тем, что собирались родственники и знакомые посчитавшего себя оскорблённым и шли вырезать родственников и знакомых оскорбившего. Кровавая вендетта продолжалась до последнего человека в роду, убивали женщин и грудных младенцев. А княжества и королевства италийские, невзирая на крайнюю просвещённость учёных и художников вели себя пресквернейшим образом: скупали германских наёмников и устраивали постоянные войны. На дорогах бесчинствовали разбойничьи банды, готовые перебить даже сильный отряд, покажись им добыча заманчивой. Воевавшие в италийских походах пропитались духом кровожадности и привезли уже на север обычай собираться по нескольку человек и дырявить друг дружку, называя это благородной дуэлью. Благородством сие назвать было сложно – победитель забирал коня, оружие и сапоги побеждённого, больше походило на обычный грабёж, многие этим промышляли чуть не ежедневно. Поэтому, бегущие от кровавых южных нравов, учёные мужи были в шоке от северных зим и свирепых нравов северян.

Впрочем, для университета подобралась достойная компания, включая и учёных монахов, желающих преподавать светские науки. Многие были естествоиспытателями, изучали звёзды, алхимию и астрологию, старались добыть философский камень или хотя бы понять механизмы древних римлян. Студенты в университете должны были изучать математику, химию и литературу, вместо обычных религиозных предметов, что преподавали в той же Сорбонне. Аглицкие университеты в Гринвиче, а основанный позднее бежавшими от войны учёными Кембриджский университет отдавал предпочтение светским наукам и вполне преуспевал, что уж говорить о Болонском университете. Даже сарацины имели университеты, но там они занимались изучением святых писаний, а не хирургией и морским делом. При всём уважении к церкви, простым людям знание псалмов в жизни пригождается мало, а умение правильно вырыть ирригационную канаву или болото осушить – нужно постоянно. У его светлости был учёный муж, так ловко устроивший канал, что оросил целую долину, до сего покрытую чахлыми клочками травы, а после запросто приносившую даже виноград.

Университет призван стать той вольницей, где мысли не ограничивают как в семинарии, не дают розг за изучение трудов древнегреческих философов, а наоборот изучают опыт римлян в их толстых и учёных книгах. Конечно, школяры быстро начнут буянить, неумеренно пить вино, драться со стражей, отчего ратуша будет вечно стараться ограничить права университета, но вольнодумные учёные, да ещё покровительствуемые самим герцогом будут отстаивать вольности. Да, студенты могут разгромить кабачок или устроить драку, но какие люди вырастают из таких смутьянов! Одни запросто возводят новейшие типы крепостей, другие создают неизвестные науке вещества, помогающие в производстве новых товаров, третьи открывают новые способы литья чугуна, отчего пушки дешевеют в разы по сравнению с бронзовыми.

– Хватит тратить время на подготовку солдат, – Аделард вдохновенно рассказывал за обедом, – нужно выучить молодых учёных, художников, философов.

– Увы, ваша светлость, – нахмурился Гонсало, – без солдат этот мир перестанет существовать очень скоро.

– Но вы, Гонсало, я знаю постоянно читаете, просвещаетесь, – сказал герцог, – ваша библиотека больше королевской, вы где-то учились?

– Я с детства, сколько себя помню воевал, мальчишкой за еду, поднося стрелы, чуть постарше стоя с пикой в первом ряду испанской пехоты, – горько усмехнулся Гонсало, – затем попал во всадники-хинете, воевал с сарацинами, вот один пленный сарацин и научил меня латыни, я стал читать, чтобы иметь возможность лучше воевать.

– Но можно учиться не только чтобы воевать искусно, – распалялся Аделард, – видишь как барон Годфрид умело использует крупицы знаний, полученных из книг и бесед с учёными мужами, сколько у него небывалых свершений, замок говорят лежал в руинах, а виноградник был с небольшой сельский рынок. И что теперь! А представь, что смогут с королевствами и империей сделать сотни, тысячи учёных мужей, образованных в моём университете, мы будем обмениваться знаниями с другими университетами, составлять учёные трактаты, развивать знания, приглашать великих учёных для преподавания!

– Простолюдины всё равно не попадут в ваш университет, ваша светлость, – вздохнул я, – стоимость обучения и проживания крестьянам и даже состоятельным горожанам не по кошельку, в итоге университет наполнят отпрыски богатых семей, имеющих возможность получать и домашнее образование.

– Для простолюдинов будут предусмотрены места, – сказал Аделард, – вы, слишком хорошего мнения, барон о простолюдинах, это сословие подлое, заботящееся о набивании брюха, какие там науки!

– Позвольте ваша светлость не согласиться, – печально улыбнулся я, – откуда у крестьянина или горожанина время для обучения? Чуть засветло встать и бежать на голодное брюхо работать с рассвета и до заката, хорошо, если в поле принесут поесть, если год не голодный. А после пахоты или жатвы, едва при свете лучины поправить хомут или косу, да спать, часто на голодный желудок. Даже если крестьянин грамотен, у нас священник всех детей латыни выучил – книга стоит половины хутора, её можно увидеть только в монастыре или университетской библиотеке. Поэтому крестьяне и горожане необразованны, голодны и пьяны, умирая в двадцать лет, от болезней, дурной еды и поножовщины.

– Увы, мой друг, – кивнул герцог, – мы росли в разных семьях, мне не приходилось трудиться до седьмого пота за краюху хлеба, я капризничал и требовал заморских яств, вымещая злобу на слугах и матери. Я мальчишкой посылал тысячи солдат на бойню, не заботясь о жизнях и семьях этих людей. Знаете, ваш удар мечом по моему шлему и клинок у горла, многое изменил во мне, особенно, я удивился, узнав вашу историю. Простой мальчишка, прислуживающий оруженосцам научился владению оружием, стойко защищал сюзерена, не выказав слабости, быстро обустроил поместье, что мои управители только языком цокали, узнавая об успехах Саржа и его господина. У вас решительно есть чему поучиться и поэтому я хочу обучать талантливых простолюдинов, наверняка в округе бродит множество таких босоногих мальчишек, достойных стать бароном или даже выше.

– Ваша светлость, – слегка улыбнулась Мария, – надеюсь, такие речи при дворе от вас король не услышит, иначе вам отрубят голову за возмутительное вольнодумство, даже наш союзник – император такого не простит.

– Ваша супруга кладезь мудрости, – рассмеялся герцог, – король точно отрубит голову, услышь такое, про императора не уверен – Максимилиан весьма образованный и просвещённый монарх, ценящий доблесть и находчивость простого человека.

– Да, слыхал про императора много лестного, – сказал Гонсало, отпивая вина нового урожая, – его подразделения ландскнехтов не хуже прославленных швейцарцев, военное дело император чтит и приумножает.

– Военное дело двигает науки вперёд, – кивнул Аделард, – мы узнали при строительстве крепостей множество уловок, при отливке бомбард изучили металлургию, при стрельбе двинули математику, для развития флота астрономию и различные вычисления, что говорить о картах и атласах! Но вместе с тем, я хочу развивать не военные науки: мельницы, водяные молоты, прядильные станки и камнедробильные производства. Сарж многому меня научил – это королевство в миниатюре, где мастера работают в своё удовольствие, добывают прибыль себе и господину, учатся, учатся и учатся, а потом делают удивительные вещи.

– Вот родится у нас сын, отдадим его в университет его светлости, – улыбнулась Мария.

– А если дочь? – спросил Гонсало.

– А почему бы женщинам не получать образование в университете? – высказал вовсе крамольную мысль герцог.

– Женщинам науки? – удивилась Мария, – что за странная мысль, как вы представляете женщину-строителя крепости?

– Да, вздор какой, – согласился я, – женщинам не место на стройке.

– Я подумаю какое можно предложить образование женщинам, – признал немного замечтавшийся герцог, – но простолюдинам должна быть открыта дорога к науке.

Герцог многое обсуждал с Лорентином и его помощниками, часто ругались, почти до драки. Герцог надоедал различным мастерам, стараясь понять секреты их мастерства, некоторые охотно делились с Аделардом премудростями, другие наотрез отказывались. Герцог пропадал в химической лаборатории, лишь иногда выныривая из клубов удушливого разноцветного дыма подышать свежим воздухом. Горячность с которой герцог предавался раньше турнирам и войне перенеслась на различные науки, без книги Аделарда было сложно представить, он стал читать не только латынь, но и другие языки, даже сарацинский, изучая древние сарацинские труды по медицине и астрономии. Герцог забывал есть и пить, тратил много свечей, читая всё подряд. Наконец, он уехал выбирать здание для университета, увозя многочисленные возы книг.

Мария удачно разрешилась от бремени, родив крепкого карапуза. Он молча глазел на всех, загребая смешными ручонками из резной люльки, укутанный дорогими пелёнками. Себя я помню голым, ревущим где-то на земляном полу, едва встал, уже пас свиней или овец, собирал виноград или сельдерей. Надеюсь, удача обернётся ко мне другими частями тела, нежели раньше и сынишке не придётся узнать, что такое суп из лебеды или рейтарская плётка. Крестьянские дети, да и сами крестьяне мало отличаются от животных: мало и редко едят всякую дрянь, рано умирают, почти не учатся, их дети вырастают как сорняки, потому как родители не разгибаясь работают в поле. Мне повезло набраться при воинских людях всяких премудростей, с десяти лет в походах и разных путешествиях, нагляделся всякого. А что может новорожденный Марселон – означающий «маленький воин» узнать от таких учителей как его отец или сам Аделард? Он обучится чтению и копью с детства, постигнет стратегию и баллистику в юности, что он сможет достичь к моему возрасту и при моих деньгах?!

Глядя на сына, я учредил в городке школу для детишек, бесплатную. Причётчик за небольшую плату согласился учить мальцов читать и считать, благо было много детей мастеровых, они, в отличие от крестьян, ставящих детей к работе едва встанут на ноги, идею с обучением приветствовали. Конечно, до университетов Аделарда далеко, однако большинство в города, что говорить про хутора читать не умело, а считали до трёх, поэтому наука мальцам пригодится, мастеровым и считать и читать было полезно. Вырастут торговцами или мастерами, будут зарабатывать себе не только на хлеб, будут мясо не только по праздникам видеть. Было отрадно наблюдать утром, как опрятные ребятишки вместо беготни на пустырях и швыряния камнями в прикованных на площади воришек идут в специально отведённую залу, где им причётчик рассказывал о науках и счёте, благо оказался тоже довольно учёным мужем, сбежавшим от столичной суеты и нравов в глухую провинцию, с целью написать трактат по философии.

Радостные дедушка и бабушка души во внуке не чаяли и отчаянно его пугали, тиская бедолагу, нависая над колыбелью и показывая ему то «козу», то страшенные игрушки, сделанные из деревяшек и тряпки. Сын переносил это всё стоически, практически не орал и не плакал, чем вызывал умиление. Он постоянно тянулся к мечу, что, по словам Лорентина было хорошим знаком – будет настоящим бароном. Обучившись ползать, Марселон начал тискать собак и важного кота, появившегося в замке и позволившего себя любить кухаркам. Собаки и кот, невзирая на бойцовский нрав и обилие шрамов на морде, стоически переносили издевательства и опекали маленького. Сказывали супруга его светлости тоже родила зеленоглазого блондина, совсем как мой оруженосец, герцог был в бешенстве, обрывая свои редеющие чёрные волосы и закатывая карие глаза.

В Сарже было много детского смеха и детишек, так обычно выглядел процветающий город. Не было оборванцев, жадно глядящих на проезжающих мимо, все были опрятными, даже имели портки и обувь, что для столиц большая редкость. Детишкам старались давать мясо помягче, было много кроликов, даже привозили сладости – немыслимое для крестьян и горожан лакомство богачей. В городе был искусный лекарь, выхаживающий даже слабых детишек, справляющийся с родовой горячкой у матерей, в Сарж привозили рожать даже из отдалённых городов иные богатеи. Лекаря, как других мастеров пытались многократно сманить, только большинству мастеров нравилось здесь. Город был наполнен спокойствием, хорошей работой, солнцем и приветливыми соседями, наоборот, многие приехавшие сманить мастеров сами оставались. Я родился в Сарже и никогда не хотел отсюда уезжать, даже когда городок стоял в запустении, служил при оруженосцах от безысходности, а теперь проезжая по шумным улочкам только наслаждался любимыми местами. А многие, приехав из затопленных грязью, наполненных вонью городишек со сварливыми цеховыми и жадной ратушей, обнаружив такой вольный уголок, быстро смекали, что умелые руки здесь лишними не будут. Кто оставался подмастерьем, кто записывался в рейтары, кто трудился на полях. Если бы я прослышал, что где-то есть такой городок как теперешний Сарж – я давно бы сам убежал туда от его светлости.