Алексей Александрович Полевой
Драконодав
Глава 20
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, Мне станет братом: как бы ни был низок, Его облагородит этот день; И проклянут свою судьбу дворяне, Что в этот день не с нами, а в кровати: Язык прикусят, лишь заговорит Соратник наш в бою в Криспинов день.
Генрих V
Про самого Ричарда говорили разное, однако если отбросить откровенные наговоры, то малый был бойцовского нрава, любил играть в разные игры, требующие силы и выносливости, хотя большим ростом не отличался, как его предки, но компенсировал азартом и силой духа. Довольно много воевал и чувствовал вкус к битвам, хорошо орудовал мечом и был настоящим рыцарем, хотя про английское рыцарство поговаривали весьма презрительно, называя их павшими морально. Они только и занимались выторговыванием у короля привилегий, за военную службу требовали платы, норовили переметнуться к противнику или того хуже ударить королю в спину, просиживали штаны в парламенте, где старались ограничить власть короля. Поэтому Ричарду приходилось заниматься интригами, держать заложников и всячески втаптывать в грязь рыцарское достоинство.
Как докладывали разведчики, Ричард ехал в самых роскошных одеждах и доспехах, с короной на голове, окружённый королевскими регалиями. Перед войском несли богато украшенный герб дома Йорков, рыцари были разодеты в меха и шелка, всем своим видом показывая своё презрение и превосходство над армией Генриха. Однако, посланники этих рыцарей уже побывали в шатре Генриха, выторговывая себе положение и земли в случае предательства короля, поэтому склонный больше к заключению сделок, чем к войне Генрих охотно принимал таких гонцов, обещая золотые горы и справедливое правление.
Войска Генриха расположились на берегу реки недалеко от городка Босворт, королевские войска остановились лагерем на равнине Рэдмур, сгрудившись беспорядочным лагерем, как положено рыцарскому войску, а сам монарх поселился на постоялом дворе в Атерстоуне. Надо заметить, что войско Генриха даже лагерь ставило ровнее и правильнее, не говоря о караульных, смотрящих в оба, а не валяющихся пьяными за палатками. Командующий де Вер набрал опытных кондотьеров, с хорошими отрядами, поэтому армия Генриха смотрелась намного более выгодно, чем армия короля, хотя было множество ополченцев из Уэльса, довольно склочных и малоуправляемых горлопанов. Ричард привёл больше войска, раза в два примерно, однако вооружение было похуже, мало пушек и мушкетов, зато много рыцарской конницы. Впрочем, было подозрение, что могут быть сюрпризы с рыцарскими отрядами.
– Годфрид, рад видеть! – воскликнул граф Дерби, запросто приключившись в нашем лагере.
– Ваше сиятельство, – поклонился я, – надо полагать, присоединитесь к своему пасынку?
– Всё возможно, – улыбнулся граф, оглядывая наши пушки и мушкетеров, – стало быть это ваш отряд, Годфрид?
– Да, это мои люди, ваше сиятельство, – кивнул я, – мы предпочитаем добрую пулю или ядро, чем меч или даже алебарду.
– Наслышан, какую трёпку вы задали на горной дороге, – кивнул граф, – уходят рыцарские времена, когда король бросался в гущу битвы и решал исход боя. Теперь всё решает провизия и запас хорошего пороха.
– Не всё так мрачно, ваше сиятельство, – сказал я, – из пушек и мушкетов палить тоже надо умеючи и перезаряжать мушкет, перед надвигающейся рыцарской конницей поверьте, тоже нужно изрядное мужество и выучка.
– Даже чтобы дышать нужно иногда изрядное мужество, – вздохнул граф, – завтра наверняка увидимся.
Лагеря бурлили, стараясь подготовится как умели к завтрашнему утру. Некоторые отряды проводили молебны, другие предавались пьянству и разврату с нахлынувшими на такое событие как война маркитантками. Лагеря обросли большими обозами, если у англичан не находилось чего-то, маркитанты запросто сновали между лагерями, разнося товары, слухи и заразу. Иногда в лагерь забредали перепившие англичане, в лагере Ричарда, думаю, тоже хватало подобных случаев. В зависимости от того, на кого попадали, такие бедолаги могли угодить в темницу, а то записывались в отряд. Повсюду горели костры, дрова вздорожали неимоверно, хорошо мы запаслись заранее несколькими возами, наступала осень, погода становилась всё хуже с каждым днём, ночи холоднее. В темноте было отчётливо видно, что английских костров вдвое больше наших, там варили ужин, шумели и безобразничали как положено.
Мы стояли наособицу как обычно, неподалёку от шатров де Вера, поддерживая строгий порядок и дисциплину. Вина солдатам давали ровно столько, чтобы завтра могли воевать, накормили до отвала, чтобы спалось лучше. Вокруг лагеря были выставлены бдительные патрули, они заворачивали желавших выбраться из лагеря и не пускали старавшихся проникнуть в лагерь, видать стащить что, а может шпионов. Пушкари пока были в диковинку, считаясь какими-то волшебниками, поэтому кто хотел увидеть бомбарду, а кто стащить жалование пушкаря, по сравнению с солдатским, денег на пушки не жалели. Наши люди привыкли уже к жёсткой дисциплине Гонсало, поэтому спокойно зашивали одежду, дожидались ужина, прихлёбывая добрый эль или вино, играли в кости или обычную солдатскую игру дартс – бросали в днище от пивной бочки арбалетные болты. В отличие от гудящих лагерей, здесь была полная тишина и благоденствие.
– Экие у вас солдаты дисциплинированные, – заметил подошедший де Вер, – вида зверского, воюют слыхал отменно, а кроткие как агнцы.
– Самых горластых давно повесили, ваша светлость, – поклонился Гонсало, – победим, пусть веселятся хоть до смерти накричавшись и упившись, а сегодня отдыхать для завтрашнего дела.
– А мне не спится, – вздохнул де Вер, – волнуюсь немного и просто не могу уснуть, только к рассвету немного посплю каждый раз.
– Не выспавшись воюешь злее, – усмехнулся Гонсало.
– Мне головой воевать должно, – вздохнул де Вер, – с недосыпу иной раз плохо соображаешь, можешь приказ неверный отдать.
– Представляете, какие головы будут у наших противников завтра, – показал Гонсало в сторону английского лагеря, откуда доносились громкие вопли и музыка, – в округе сказывают вина совсем не купить, эль заканчивается.
– И всё равно проворочаюсь всю ночь, – проворчал де Вер, кутаясь в плащ, – наверняка, англичане, уверенные в численном превосходстве разделят, как положено войско на три отряда?
– Полагаю да, – кивнул Гонсало, – классическая и не всегда выигрышная тактика, на равнине хватает традиционных здешних болот, их пушкам будет сложно сблизиться и выбрать хорошую позицию, рыцарям скакать можно тоже ограниченными рывками, а лучникам далековато или нужно загонять их в болото под наши пули и ядра.
– Да, мне тоже думается позицию они выбрали неудачную, – согласился командующий, – такое положение сводит их численное превосходство на нет.
– Надо ещё учитывать, что большая часть английского войска вместе со Стенли будет выжидать по кому ударить, – кивнул Гонсало, принимая миску с рагу и кубок вина, – угощайтесь, у нас весьма недурно кормят.
– Воистину, – согласился командующий, отведав ужина и вина, с удивлением глядя как такую же пищу доставляют всем солдатам, – со Стенли пока неясно, но даже если войска останутся верными королю, думаю, будет изумительная неразбериха в королевском войске, ей следует воспользоваться.
– Всенепременно, – усмехнулся Гонсало, – покажем здешним рыцарям, что кроме серебряных шпор и гонора, неплохо бы иметь знания по стратегии и уметь выстраивать баталию из дисциплинированных солдат.
– Воистину, золотые слова, – сказал с набитым ртом командующий, – отменные у вас повара, у меня личный повар хуже готовит.
– Заходите, уж командующего-то мы накормим, – постучал Гонсало по спине де Вера, подавившегося от хохота.
У каждого своя ночь перед боем. Кто-то без конца рассказывает о былых победах, другой молча сидит, глядя в костёр, молодых трясёт от страха, крепкий ветеран может уснуть, когда захочет, громко храпя из палатки. Кто-то ищет утешения в кувшине с вином, иной показушно храбрится и хвалится как завтра будет отчаянно биться, бывалые проверяют по сотому разу оружие, ремонтируют доспехи, занимаются нужными делами. Сон у всех тоже разный: один не спит совсем, второй просыпается со всклоченным видом из-за кошмаров, офицеры могут беспечно веселиться, а могут, склонившись над картами думать о завтрашней баталии, обсуждая возможные действия противника и собственные возможности. Мы с Гонсало решили, где поставим артиллерию и стрелков, поэтому уснули тревожным сном, чтобы отдохнуть, завтра потребуются силы. В шатре командующего ярко горели свечи, военачальники обсуждали завтрашнее сражение, де Вер одобрил позицию пушек и стрелков, обсуждения и споры шли вокруг удара рыцарской конницы и делить или не делить войско на части. Я просыпался глубоко за полночь, в шатре командующего всё ещё виднелись размахивающие руками силуэты, хотя свечей поубавилось.
Как положено в армии, утро началось со звуков горнов и барабанов, иногда звучали флейты и волынки. Оба лагеря просыпались, начиналась обычная суета: налаживались готовить завтрак, слуги бежали за водой, по лагерю шастали маркитантки, в надежде поживиться напоследок, наёмники требовали жалования, денег им перед боем платить, конечно, не хотели, благо после сражения число наёмников может уменьшиться и плата будет ниже. Перед каждым боем препирательство с наёмниками были громкими и могли вылиться в бунт или даже хорошую стычку. В обоих лагерях торговля с наёмниками переросла в перепалку, только вмешательство командующего, а потом короля, выплатившего часть жалования, успокоили буйные наёмничьи головы. От лагеря отбывали гонцы с известиями, прибывали запоздавшие отряды, вешали дезертиров и мародёров, в общем, лагеря просыпались.
– Разворачиваете свои пушки, как условились, стрелков тоже, – сказал подошедший де Вер, решивший видимо хорошо позавтракать кашей с грибами и свежим хлебом, – войско ставим единым отрядом, прячемся за болотами и мешаем противнику маневрировать. Стрелки защищают пушки, сбивают лучников, они попытаются, как обычно расстрелять прислугу орудий.
– Да, ваша светлость, – кивнул я, поскольку командующий рассуждал весьма мудро с любой позиции, – Стенли выбрал сторону?
– Так он нам и сказал, – усмехнулся де Вер, – будет, как остальные тянуть до последнего, ударит слабому в спину, нужно постараться, чтобы не быть слабым.
– Если не ударять по превосходящему противнику рыцарской конницей, грамотно использовать преимущество в артиллерии и стрелках, – сказал Гонсало, – заставить их самих лезть в болота, связать там боем пехоты, то слабыми мы не будем, ваша светлость.
– Примерно такой расчёт, – согласился командующий, – у них много рыцарской конницы, они могут сделать рывок, нужно быть готовыми к прорыву.
– У нас скорострельные орудия и много добрых мушкетов, ваша светлость, – заметил я, – будем держать половину орудий и стрелков в резерве, чтобы в решающий момент у них были холодные стволы для немедленного массированного обстрела, если понадобится, всё равно у нас избыток пушек и мушкетов.
– Да, недурная мысль, – кивнул де Вер, – ваши пушки и мушкеты много совершеннее, чем все привыкли, я видал делали по десять выстрелов кряду, обычно на шестой выстрел мушкет перегревается и не может стрелять, а пушки того хуже, половину дня остывают.
– Бронзовые или из стальных полос, ваша светлость, с отвинчивающейся каморой, – согласился я,– чугунные пушки имеют меньший вес, тоньше, но прочнее ствол, больше ядро и заряд пороха, у них большая скорость ядер и дальнобойность, это будущее сражений.
– А я помню ещё кольчужные доспехи мой дед носил, – усмехнулся командующий, потерев шрам от ранения стрелой в лицо при Сент-Майклс-Маунт, – да и в годы моей юности – самое опасное было английская стрела или генуэзский болт, а теперь пули, ядра, всё летит с такой неимоверной скоростью, у меня в голове не укладывается, такой прогресс, можно сойти с ума, а вон тот малец барабанщик воспринимает противопульные доспехи и пистолеты как само собой разумеющееся, какие времена!
– А представляете какие пушки увидят дети этого барабанщика? – вздохнул я, – какого совершенства достигнет оружие через столетие.
– Мне думается сложно уже придумать что-то более смертоносное, чем мушкет и пушка, – покачал головой командующий, – сколько тысячелетий мы орудовали копьём и мечом, луком и пращей, вспомнить Давида или Ахиллеса, они почти оставались неизменными.
– Позвольте, ваша светлость, неизменными ни копья, ни луки, а тем более мечи не оставались, – начал было Гонсало, изучавший оружие древних греков и римлян, – взять хотя бы римский меч гладий…
– Обожаю барабанщиков, – сказал командующий, услышав звуки, – они делят твою жизнь на до и после, давая возможность почувствовать момент: противник начинает строиться, мы последуем его примеру, удачи, солдаты!
Поглядев вослед удалившемуся широкой походкой де Веру, мы стали неспешно облачаться в доспехи и подали сигнал к общему сбору. Лагерь ожил, все куда-то двигались, многие даже бежали. Обычно рыцарский лагерь движется очень неспешно, построение может занять половину дня, а особенно ретивый герцог может не дождаться короля и ударить отдельно, иногда выигрывая битву, за что жаловался, иногда проигрывая битву. Английский лагерь как раз построением занимался долго, было видно, как неспешно выдвигаются из лагеря отряды, а многие сидят ещё у костров, угощаясь завтраком и вином. Из походных колонн атаковали только швейцарские пикинёры и подражая им ландскнехты, остальным нужно было много времени, чтобы просто выйти на поле. Командиры воплями, а то палками строили войска в более-менее ровные линии, пытаясь выполнить наказы командующего. Сегодняшнее поле боя было изрезано болотами и топкими местами с непролазной грязью, поэтому отряды построиться ровно не могли, а сгрудились по берегам топких мест, ожидая команды к атаке.
Мы заранее присмотрели себе мыс в болотах, где можно установить артиллерию и расположить стрелков, не рискуя быть сметёнными резким ударом рыцарской конницы или массированным обстрелом лучников. И тем и другим пришлось бы преодолеть жуткую топь, где потонет любая рыцарская лошадь, а человек пройдёт только если повезёт. Артиллерия противника была потяжелее нашей, калибр существенно больше, да лафеты устаревшие, они пытались настёгивать упряжки волов, тащивших эти махины, но волы и пушки увязали в грязи, поэтому пушкари сменили уже две позиции и старались по непролазной грязи добраться до сухого и удобного места. Судя по ругани и мычанию волов, успех им не грозил. Мы расположились на сухой и твёрдой почве, разложили заряды и ядра, отвели коней и расставили стрелков.
Де Вер справедливо рассудил, что на топком поле лучше справится пехота, спешил часть рыцарей и выдвинул вперёд пехотинцев, зорко наблюдая за лагерем Стенли, однако те пока войска не выстраивали, выжидая удобного момента присоединиться к победителю. Англичане наоборот, видимо делали ставку на численное превосходство рыцарской конницы, поэтому месили и без того топкое поле, пытаясь выстроить рыцарей в наиболее эффективный порядок. В конце концов, они решили остаться на холме Эмбион, чтобы занять более сильную позицию. Как предполагалось, англичане разделили армию на три части или три баталии, как это называли. Авангард возглавил опытный герцог Норфолк, старый вояка и опытный военачальник. Ричард мелькал в войсках, воодушевляя своих солдат, Генрих напротив, вместе с телохранителями, понимая, что будет только мешать де Веру командовать, направился в тыл. Становилось ясно, что вот-вот и прозвучит сигнал к атаке, было неясно, кто начнёт первым. Ржали кони, развевались знамёна, служили молебны перед строем, в воздух пропитался напряжением. И вот забили барабаны по приказу де Вера, пехота двинулась в атаку. Они обходили болото, чтобы подстраховать свой фланг от удара, глядя на это, англичане двинули свои войска навстречу.
– Началось, – улыбнулся Гонсало, наблюдая, как авангард герцога Норфолка спускается с холма, чтобы принять бой, – они решили драться в болоте, заряжай!
– Чего ещё ждать от Англии, – хмыкнул я, – Роберт Брюс утопил английскую армию в болоте, отстояв корону Шотландии, чем мы хуже?
– У Роберта Брюса не было даже двуручного меча, – кивнул Гонсало, – у нас же есть пушки и мушкеты, не говоря про алебарды, не посрамим же короля Шотландии, победившего англичашек!
– Устройте-ка англичашкам ад, которого они достойны! – воскликнул я, – пли!
Раскаты выстрелов разорвали поле боя, запрыгали, отражаясь от земли первые ядра, выкашивая передние ряды англичан. Зрелище было ужасающим, новые чугунные ядра не разваливались, как каменные, а резво скакали по полю при недалётах и врезались, сметая рыцарей, лошадей и тем более пехотинцев на три-четыре ряда. Надо отдать должное храбрости англичан, они смыкали ряды и двигались вперёд решительно, хотя медленно из-за топкой местности. Сейчас как обычно самые бедные, носившие обмотки были в выгодном положении, чем имеющие дорогие сапоги – обмотки не засасывало в болото. Мы перезарядились, ещё раз удивив герцога Норфолка, взиравшего на открывшую стрельбу артиллерию с некоторым удивлением на невозмутимом лице, судя по всему он приказывал сбить пушкарей лучникам, двинувшимся к нам и поскорее устанавливать собственные орудия. Мы перенесли огонь на приближающихся лучников, выкашивая их беззащитные ряды, уже первые мушкеты начали обстрел, добивая лучников, не сумевших даже приблизиться к нашим позициям, несмотря на клубы дыма, заволакивающие постепенно поле боя.
Заухали пушки англичан, решив остановиться в неудобной позиции между болотами, где их пушки не могли обстреливать всю нашу армию и стояли они далековато. Завидев это, де Вер притормозил свою пехоту, заставляя завязающего в топи Норфолка подгонять свои отряды прямиком на наши ядра и пули. Расстреливать специально военачальников считалось дурным тоном, однако герцог Норфолк возглавлял войско и был на самом опасном направлении, да по штандартам наводчикам целиться удобно в сносимых ветром клубах порохового дыма. Обычно сражение рыцарей если пахнет, то самими рыцарями, теперь битва запахла жжёной пороховой мякотью, горящими пыжами из войлока и соломы. Целиться в клубах порохового дыма становилось всё тяжелей, судя по звукам, передовые отряды уже сцепились, слышались удары и крики, ничего общего с воспеваемой менестрелями музыкой войны с чистым звоном мечей. Стоял нестерпимый гул и слышались удары алебард иногда, глухо разрубающих рыцарские доспехи и вопли умирающих или раненных лошадей, пополам с криками солдат, но те были заметно тише. Иногда ухали английские пушки, тогда добавлялся звук сносимых и разрываемых тел. Мы решили повременить с обстрелом, дать пороховому дыму рассеяться, чтобы не попадать в своих и дать оружию остынуть, бессмысленно палить в никуда.
Постепенно клубы рассеялись, стало видно, что пехота де Вера наступает, уверенно тесня отряд герцога Норфолка, многие англичане со всех ног бежали в тыл или вовсе с поля боя. Герцога самого видно не было, штандарт или потеряли, или Норфолк был убит, что воодушевляло наших солдат и уверенности королевским войскам не придавало. Наступление передового отряда де Вера продолжалось, видно было, как занервничал Ричард, заметавшись у линии своих войск, подавая сигналы попеременно герцогу Нортумберленду двинуть свои войска на помощь сминаемому авангарду, но войска его крыла оставались недвижимыми. Поодаль расположились сильные войска Стенли, на сигналы короля они не реагировали, дожидаясь развития баталии. Король держал в заложниках сына Стенли, видимо он угрожал Стенли его казнью, но тот отказывался вступать в бой. Видно было, что взбешённый король приказал казнить связанного пленника, однако рыцари вокруг особенного энтузиазма не проявили и казнь не состоялась. Ричард видимо решил ударить самостоятельно, линии отрядов де Вера растянулись, завязнув в рукопашной, получился некоторый разрыв, можно было ударить рыцарской конницей. Король вскочил в седло, приказав подать корону, собрав вокруг себя около восьмисот рыцарей, включающих и отборную королевскую стражу, они молниеносно ударили в сторону шатров Генриха.
– Прорыв! – воскликнул я, – удержать атаку конницы!
– Всем орудиям, пли! – страшно заорал Гонсало, – мушкетерам беглый огонь!
Ядра крушили стремительно надвигающуюся конницу, но их было слишком много, мы не успеем перезарядиться для второго залпа. Доспехи у рыцарей были дорогими, в латы были закованы даже кони, мушкеты на таком расстоянии не могли пробить такие отличные доспехи. Было видно, что пули попадают в латы, рикошетируют, рыцари явно чувствовали попадания, но продолжали скакать. В некоторых было уже с дюжину вмятин от пуль, некоторые доспехи всё же пробили, но в запале атаки многие не чувствовали боли. Прорыв Генриху явно удавался, он уверенно держал копьё, целясь прямиком в немногочисленную охрану Генриха. Они настолько стремительно приближались, что даже знаменосец сэр Уильям Брэндон замешкался, отчего получил сокрушительный удар копьём и уронил штандарт Генриха, что было великим поражением. Однако от основного войска прорыв рыцарей отделяли нанесённые клубы дыма, поэтому схватка с королём была видна только нам и войскам Стенли.
Охрана Генриха держалась стойко, у него тоже были отборные рыцари в великолепных доспехах, мелькали топоры, двуручные мечи и алебарды. Генрих сам рубился наравне с рыцарями, как отчаянный Ричард, воистину это была схватка последних монархов-рыцарей в мире. Бой завязался нешуточный, обе стороны хотели победить в сражении единым рывком: король, убив претендента, а Генрих убив короля. Рыцарей стаскивали с коней, было даже несколько копейных сшибок, но в основном бой проходил пешим – лошадей быстро перебили или они теснились позади, ожидая возможности вступить в бой, как перебьют передние ряды.
– Мушкетеры! – заорал я, принимая двуручный меч, – держаться как можно ближе и стрелять пока сможете!
– Эй, Нинья, где ты пропадаешь! – заорал Гонсало на своего оруженосца, – без своего толедского фламберга я туда не сунусь.
– За Генриха! – заорал я, чтобы воодушевить своих рыцарей, – сегодня мы возведём короля на престол и получим земли и богатства!
– За Готфрида Саржского! – заорали рыцари, – за монеты и земли!
– Поберегите глотки, ребята, – хмыкнул Гонсало, – нам сейчас дыхание понадобится.
Закинув тяжеленные двуручники на плечо, мы шагом двинулись к месту схватки под звуки непрерывной стрельбы мушкетеров. Расстояние сократилось до пятидесяти шагов, доспехи попроще на такой дистанции пробиваются навылет, а дюжиной пуль можно даже королевские повредить сильно. Бегать в доспехах можно, однако английские лучники нас не обстреливают, Генрих умело орудует своим мечом и помирать явно не собирается, как и гвоздящий клинком Роберт. Здесь главное выбрать момент, чтобы ударить по уставшим со свежими силами, буквально дюжина взмахов клинком и усталость накатывает, хотя есть умельцы махать двуручником половину дня. Бой длился совсем недолго, но авангард уже был на пределе сил и отряд короля начинал сдавать, хотя поредевшая охрана Генриха билась из последних сил. Выстрелив из пистолетов в упор, мы вломились в королевский отряд мощно и уверенно, как положено, с маха ударяя двуручником, отчего ломались кости, шеи, даже пробивались латные доспехи. Пламенеющий меч – фламберг, из-за изогнутой формы своего клинка прекрасно пробивал латный доспех, фламберги пытался запрещать Папа Римский, под страхом отлучения от церкви, но его носили знаменосцы и сорвиголовы на двойном жаловании. Однако, попасть в плен фламбергёру не суждено – убьют на месте, поэтому мы понимали, на что идём.
Вы давно бывали в схватке на мечах? Менестрели любят рассказывать об удачливых рыцарях, ловко отражающих все удары, оставаясь неуязвимыми, а монахи писать трактаты о фехтовании, где показаны красивые стойки. На самом деле сражение мне виделось так: полоска людей перед собой в прорези забрала, постоянные тычки вбок или грудь, иногда какие-то удары по шлему. Свои-чужие, я точно понимал, что впереди своих нет, поэтому рубил наотмашь, а если не хватало места, перехватывал клинок у не заточенного основания и работал как рычагом, раздвигая пики, затесавшихся в свалку пикинёров или алебарды. Пот уже заливал глаза, по спине бежал ручеёк пота, дыхание становилось тяжёлым. В шлеме вообще мало что слышно, разве только удар мечом или топором, стоит гул, пахнет сталью, потом и кровью.
Впереди мелькнул просвет, показались мельком цвета Генриха и его ближних рыцарей, я бросился вперёд на помощь, надеясь, что Гонсало и мои рыцари поблизости, из-за града ударов поворачиваться и рассматривать ничего было невозможно. Мы рубились бесконечно, казалось целую вечность, руки уже не держали оружие, дыхания совсем не хватало. Но постепенно удары ослабли, а затем прекратились, осторожно осматриваясь, мы увидели, что королевские рыцари убиты, небольшая горсть их сражается, отступая, вместе с валлийскими копьеносцами вокруг Роберта, а повсюду люди Стенли, наконец решивших выбрать сторону. Лошадь короля увязла в очередном болоте, ему пришлось спешиться, хотя ему предлагали другую. Король сражался пешим и как было видно отчаянно, но удары копий и алебард, множество мушкетных пуль сбросили его на землю, не было видно, что происходит, вокруг была толчея, мы не отходили от Генриха, стоявшего в окровавленных доспехах, с измочаленным мечом, опасаясь подвоха от людей Стенли или нового прорыва свежих сил короля. Нашёлся Гонсало, немного раненый в руку, большинство наших рыцарей, благодаря отменному доспеху смогли уцелеть, благо у нападающих было немного пистолетов, а пользовались они ими неохотно. Мои рыцари даже кидали гранаты, я слышал несколько взрывов. Под королевские знамёна стекались уцелевшие и верные войска, но силы Стенли их многократно превосходили. Королевское знамя держал сэр Сирвелл, ему перерубили обе ноги, сбросили с коня, но знамя Йорков не падало. Ожесточённый бой продолжался, мелькали мечи, но люди Стенли всё пребывали, а королевские редели. Вскоре упал штандарт Роберта, а затем постепенно толпа вокруг короля распалась и показался Стенли с поднятым забралом, несущий корону, по-видимому, убитого Ричарда.
– Помнишь, Годфрид, – улыбнулся мне, проходя мимо с открытым забралом Генрих, – как Вильгельм Завоеватель.
– Корона ваша по праву, – поклонился я, – почту за честь преклонить колени перед вашим величеством.
– Ваши услуги неоценимы, – кивнул Генрих, – титулы и земли не заставят себя ждать.
– Да здравствует новый король Англии! – воскликнули мы, склоняясь перед новым монархом, затем склонялись на коронации на Эмбион Хилл, лишённой особенной торжественности, проведённой испуганным и мятым епископом.
– Корона, трон Англии и Шотландии мой по праву, не как завоевание, – сказал король после водружения короны, – я провозглашаю коронацию вчерашним днём. Имущество выступивших против меня конфискуется, всем героям сегодняшнего сражения достанутся замки, наделы земли и деньги!
Войско в лице рыцарей поорало, конечно, предвкушая обещанные награды и вожделенно поглядело на заставленные вином столы. Добычи взяли тоже много, поэтому лагерь с простыми наёмниками вовсю уже тратил полученные от командиров доли с захваченного. Со всей округи уже спешили дворяне засвидетельствовать новому королю свою преданность, заслышав о победе, хотя были такие, кто спешно уезжал. Видимо гражданская война продолжится и только от хитрости нового короля и его способности договориться с баронами будет зависеть будущее королевства. Можно было несмело надеяться, что вековая вражда островитян с нами прекратится, бесконечные вторжения на материк истощили северные земли, заставляя отсиживаться по замкам, прибрежные города теряли прибыль от торговли.
– Жалую тебе сэр Годфрид замок Бивер-касл и тридцать тысяч акров земли в Линкольншире, а также Шато-де-Монмюран в Бретани, – Генрих VI оказался не только держащим слово, но и щедрым монархом, – что скажешь Годфрид?
– Да здравствует щедрый и мудрый король, ваше величество, – поклонился я.
– Ступайте, сэр Годфрид, – улыбнулся король и занялся подсунутым документом, – я думаю нужно идти на Лондон, провести в парламенте закон…
С каждым днём выдвижения к Лондону становилось ясно, что сопротивление новому королю, оказываться не будет, его встречали довольно любезно в городах и деревеньках. Поэтому отряды наёмников распускались, они растекались по окрестностям, пропивая и прогуливая жалование, заодно разнося лихорадку, получившую название «английский пот». Пару дней человек лежал в горячке и потом выздоравливал, но чаще помирал. Заодно наёмники грабили население, мародёрствовали и насильничали здешних страшноватых девок, хотя, надо заявить, здешние жители тоже были неробкого десятка, могли и зубы пересчитать и ножиком пырнуть, а уж луком пользовались мастерски. Небольшой отряд наёмников решил было пограбить деревню, так островитяне их словно кур перестреляли. С нашим отрядом тоже честно расплатились и мы поскрипели в Уисбек, где можно было погрузиться на корабли и отправиться домой, а королевское войско, постоянно растущее от прибывающих отрядов баронов двигалось в столицу. Дорога через пролив была долгая, мы попали в начинающиеся штормы, но выбрались, не потеряв ни одного корабля.