Александр Тимофеевич Филичкин
Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда (издание второе, исправленное)
Схватка с оборотнями
Сталинград находился на берегу матушки-Волги и был сильно изрезан большими оврагами. Расположение балок сильно мешало переброске советских частей, и они не могли очень быстро перейти с одного места в другое.
В то же самое время, это не позволяло фашистам действовать так, как они поступали во всех военных компаниях. Они не имели возможности окружить поселение ударами с фланга, устроить блокаду и уморить защитников жаждой и голодом. Передовые отряды захватчиков пробились к реке на севере города, но дальше идти было некуда. На юге они не смогли достигнуть и этого.
Фрицам не удалось использовать множество танков, чтобы прорвать оборону РККА. В жилых тесных кварталах тяжёлая техника не идёт несокрушимой лавиной, а перемещается длинным гуськом.
Из-за каждого здания противник бьёт по машинам. Так что, они не живут больше двух с чем-то дней. Здесь даже не требуются мощные пушки. Достаточно бросить бутылку с зажигательной смесью, и железной «коробке» конец.
Да и перевес в живой силе и современном оружии не всегда выручали фашистов. Выбить людей, засевших за кирпичными стенами, намного сложнее, чем опрокинуть пехоту, что стоит в чистом поле.
Авиация и артиллерия тоже не всегда помогала пришельцам из «культурной Европы». Казалось бы, остались только руины, а всё равно, кто-то прячется между камней. Красноармейцы ведут оружейный огонь и не позволяют войскам великого Гитлера перемещаться вперёд.
Приходиться штурмовать любое крупное здание, а если там несколько этажей и подвал, то нужно брать каждый ярус, уничтожать упорных защитников и лишь после этого, двигаться дальше. Но лишь до тех самых пор, пока на пути не встанет другой каменный дом, вдруг превратившийся в неприступную крепость.
В ходе летнего наступления, немцы захватили две железнодорожные ветки. Одна из них шла к Волге с запада, от городка под названьем Луганск, вторая от Краснодара, что расположен на юге.
Большую часть «красных соколов» фашисты смогли уничтожить в 41-м году. Советская авиация удивительно редко появлялась над степью, и не могла нанести фрицам крупный ущерб. Поэтому, немцы непрерывным потоком двигались к городу.
Красная Армия оказалась в довольно плохом положении. Несмотря на господство захватчиков в воздухе, они не смогли отрезать армии РККА от снабжения. Дороги, ведущие к Сталинграду, бомбили круглые сутки. Огромное количество войск и бронетехники погибало в пути, но какая-то часть прорывалась к линии фронта и немедля вступала в смертельную битву.
Пехота дралась с наступавшим врагом и пыталась изгнать его из приволжского города. Танки метались из квартала в квартал. Они поддерживали красноармейцев огнём и вступали в жестокие схватки с противником.
Каждый бой требовал множества жертв и бронемашины гибли одна за другой. Не считаясь с потерями, их постоянно вытаскивали с поля сражения и везли на завод. Ремонтники проявляли чудеса мастерства, смекалки, упорства. Они возрождали подбитые в сраженьях «коробки» и снова отправляли в войска.
Жуткий Мо́лох войны перемалывал технику, несчастных людей, и здания города, в мелкую пыль. Фрицы рвались вперёд и хоть и медленно, но пробивались к матушке-Волге. А за ней, как сказал один политрук, не имелось земли для отступавших солдат.
Линия фронта подходила к Сталинградскому тракторному всё ближе и ближе. Всё меньше рабочих оставались в строю, но те, кто ещё мог трудиться, не жалели ни сил, ни самой своей жизни. Они пахали в две смены, если не больше, но делали для приближенья Победы всё, что только возможно.
Следующие несколько дней, Доля почти не слезал с жёсткого кресла водителя. Если он и выбирался наружу, то лишь для того, чтобы поесть, немного поспать или сменить подбитую «тридцатьчетвёрку» на «новую».
Светлое время суток, слилось для парня в непрерывный кошмар. Едва танкисты выходили из боя, как нужно было срочно грузить в машины снаряды и снова идти в атаку на фрицев.
К сожалению парня, ночью тоже не удавалось поспать. Фашистские самолёты парили над городом и бросали осветительные бомбы крупных размеров. В свете пылающих «люстр», пилоты выискивали крупные цели и передавали координаты бомбардировщикам и артиллерии.
После чего, они корректировали огонь мощных гаубиц, которые били по площадям. Крупнокалиберные снаряды фашистов сыпались на переправы, на большие овраги и другие места, где могли укрываться люди и техника. Грохот стоял просто ужасный. Если ты и не попал под обстрел, то всё равно было трудно уснуть.
Батальон стоял в том же месте. Все деревья маленькой рощи уничтожило взрывами. Машины нечем было укрыть, поэтому, их загоняли в пещеры, которые вырыли в глинистых склонах. Экипажи ночевали в землянках, устроенных рядом.
Из многих танкистов, кого Доля видел, в первый день в батальоне, уже никого не осталось. Все либо сгорели, либо погибли при взрывах снарядов и бомб, либо их побило осколками, и они умерли от кровопотери.
Доле невероятно везло. Место механика расположено над самой землёй. Иногда, его от врага закрывала куча земли или обломки разрушенных задний. Поэтому, почти каждый раз, фашисты лупили чуть выше его головы.
К тому же, болванки рикошетировали, а если и били под опасным углом, то, в первую очередь, в башню. Обычно, это кончалось гибелью командира и заряжающего, что там находились. На участь механика выпадала контузия и маленькие осколки брони. Хорошо, что пока, ни те, ни другие, не оказались настолько опасными, чтобы убить Долю Первова.
Небольшие ранения в счёт даже не шли. Кости целы, вот и прекрасно. Наложили повязку на руку, на ногу? Можешь ты ими двигать? Значит, иди в бой с захватчиками. Всё равно, заменить тебя некем, а враги уже рядом.
Если кого-то и схватят фашисты, то не станут с ним церемониться, и шлёпнут на месте за милую душу. И наши и фрицы брали в плен одних языков. Да и те были живы, лишь до окончанья допроса. А потом, уважаемый, пожалуйте к стенке. Вести тебя некуда, караулить, тем более, некому, а кормёжки самим не хватает.
Скоро пришёл «день получения знаний в СССР», первое сентября. Доля вернулся из местечка под названием Рынок, что находилось на северной окраине города. Двое суток назад, его отбили у фрицев. Те не считались с потерями и, всеми возможными средствами, стремились занять посёлок обратно. Они собрали огромные силы, атаковали почти непрерывно и устроили нашим бойцам «весёлую жизнь».
В небе висели десятки «лаптёжников». Они без помех строили в воздухе свои «карусели» и по очереди ныряли к земле. Выходя из пике, пилоты бросали бомбы в красноармейцев и строчили из двух пулемётов. Дальнобойная артиллерия перепахивала окопы стрелков и позиции советских орудий. Потом, в наступление шли самоходки с «гадюками» и разные танки.
В последней схватке, батальон потерял две трети машин, но с огромным трудом, отбил наступление фрицев. Несколько «тридцатьчетвёрок» удалось утащить с поля боя. Измученные в сражении танкисты взяли их на буксир и, знакомой дорогой, поволокли на ремонт.
Они появились на тракторном к пяти часам вечера, поговорили со старшим мастером, и с огорченьем узнали, что исправных машин пока ещё нет. Зато, с его слов, в соседнем ангаре, имелось несколько «Т-34», что недавно сошли с заводского конвейера. Из-за нехватки деталей, производство там прекратилось, а все рабочие перебрались к ремонтникам.
Пришлось, танкистам отправляться туда. Цеха находились далеко друг от друга. Свободных полуторок не было, поэтому, экипажи пошли пешим ходом. Доля и раньше бывал под обстрелом. Несколько раз он выбирался из «тридцатьчетвёрок», подбитых во время сражения, и полз к советским позициям под ураганным огнём.
Он хорошо представлял, что чувствует любой пехотинец, оказавшийся на открытом пространстве. Вокруг палят сотни винтовок и ручных пулемётов. Бухают миномёты и пушки. Свистят осколки и пули. Каждый кусочек металла хочет тебя поразить, так что, прячься, где только можешь.
Любой камень, стена и окоп, может спасти тебе жизнь. Здесь было то же самое, что в чистом поле. В небе мелькали «лаптёжники» и истребители фрицев. Они кидались на каждую цель и поливали красноармейцев огнём.
При первом же крике: – Воздух! – танкисты бросились в разные стороны и укрылись кто, где сумел. Доля упал в небольшую воронку. Парень свернулся калачиком на дне мелкой ямы и закрыл голову своими руками. Он хорошо понимал, что тонкие кости ладоней не спасут череп от пуль, но ничего сделать с дурацкой привычкой не мог. Ему, почему-то, казалось, что так намного спокойней.
Переждав налёт «мессершмидта», танкисты собрались все вместе и тут же решили, что их скромный отряд весьма привлекает всех фрицев. Они разбились на экипажи и дальше двигались тройками.
По дороге, на них ещё один раз напал истребитель. К счастью, его заметили вовремя. Все бросились врассыпную и пилот опять промахнулся. Что там ни говори, а попасть в человека достаточно трудно. А если он прячется или сильно петляет при беге, то почти невозможно.
Добравшись до нужного цеха, Доля с товарищами увидел всё туже картину. Она не отличалась от той, что была у ремонтного цеха. Вокруг завода стояло множество зенитных орудий. Несмотря на такую защиту, одиночные самолёты противника прорывались сквозь плотный огонь и освобождались от смертоносного груза над территорией Сталинградского тракторного.
Чаще всего, бомбы падали совсем не прицельно, но часть их врезалась в рабочие здания и нанесла крупный урон. В стенах и крышах зияли огромные дыры. Стёкол в окнах уже не осталось. Ворота и двери были сорваны с петель.
Меж тем, конвейер работал до последнего дня, и с него регулярно сходили «тридцатьчетвёрки». Насколько знал Доля, только в августе их сделали более пяти сотен штук. Пусть их не покрасили, путь не укомплектовали до нормального уровня, но это значительно лучше, чем идти против фрицев с одними винтовками «Мосина».
Танкисты нашли офицера, что дежурил в опустевшем цеху. Они забрали все боевые машины, что там находились, и первым делом узнали, есть ли прицелы на пушках? Оказалось, что есть. Правда, все были старыми, снятыми с уничтоженных фрицами танков, но всё-таки они оказались на месте. Значит, можно идти воевать.
Сержанты спросили, где можно взять боезапас, а в ответ услыхали неприятную новость:
– Только в своём батальоне. Нам нечем возить снаряды сюда. К тому же, очень опасно держать их поблизости с таким производством.
Готовых к отправке машин, оказалось чуть больше чем прибыло в цех экипажей. Так что, пришлось всем занять место механика и двигаться в путь. Когда расселись по креслам, то выяснилось, что в каждом танке оказалось, по одному человеку. Ну, что тут можно поделать? Всё равно ведь людей негде взять. Да и зачем весь экипаж, когда ещё нечем стрелять? Хватит тут и водителя.
Одна за другой, «тридцатьчетвёрки» выезжали из открытых ворот и строились в небольшую колонну. Доля смотрел в щёль узкого люка. Тут он увидел, что в километре от цеха, находятся четыре зенитки.
Две пушки не просто стояли, а отбивались от карусели «лаптёжников», напавших на них. Он пригляделся внимательней и с удивленьем заметил, что вокруг ещё двух орудий идёт рукопашная схватка. Парень хотел спросить командира: – Что мне делать теперь? – и неожиданно вспомнил – в башне нет никого и теперь, он сам себе голова.
– «Остаётся, идти на выручку нашим с голыми траками. – сказал себе парень и направил машину к зениткам. Как это ни странно, но тоже самое, сделали и все прочие танки.
Заметив, что колонна «тридцатьчетвёрок» развернулась в шеренгу, захватчики что-то вдруг закричали и прекратили рукопашную схватку с бойцами РККА. Они подхватили своих легкораненых и рванули к немецким позициям. Немногочисленные зенитчики их не преследовали. Видимо у них уже не было, ни сил, ни патронов, чтобы убить отступающих фрицев.
– Хорошо, что фашисты не знали, что у нас нет снарядов! – с облегчением выдохнул Доля: – А то, что бы мы делали против роты противника? Пока к ним вплотную подъехали, они закидали бы нас ручными гранатами. Перебили бы траки, подожгли работавший дизель и прощай дорогая машина. А попытаешься вылезти, на тебе пулю в башку. – механик дёрнул за рычаги и вернул «тридцатьчетвёрку» на прежнее место.
Рыча моторами, небольшая колонна построилась в походный порядок и двинулась к своему батальону: – «Нужно, как можно скорее, сажать людей в башню и брать боезапас. Иначе, нас просто сожгут проклятые фрицы». – сказал себе парень. Он помчался за танком, идущим вперёд на повышенной скорости, максимально возможной для «Т-34».
Добравшись до базы, они загрузились снарядами по полной программе и посадили в башни заряжающих и командиров. Оставаясь пока «безлошадными» те помогали ремонтникам. Все вместе, они приводили в порядок машины, что пострадали не так, чтобы сильно.
Затем, «тридцатьчетвёрки» выбрались из большого оврага и рванули на помощь стрелкам, отбивающим нападение фрицев.
Доехав до нужного места, указанного танкистам комбатом, они нашли штаб полка пехотинцев, державших данный рубеж. Командиры машин спустились в подвал разрушенного высокого здания. Они поговорили с майором и посмотрели на схему, нарисованную им от руки.
Как это ни странно, но карт ни у кого не имелось. Каждый военачальник сам чертил на бумаге тот участок приволжского города, который оборонял от врага. На листе плотного ватмана виднелся маленький сквер, десяток жилых, многоэтажных домов, расположенных прямоугольником вокруг длинной площадки, и что-то ещё. То ли, средняя школа? То ли, больница? То ли, бывшее учреждение власти?
Всё остальное было, так же, как и везде. То, что лежит на востоке от осевой линии сквера, занято нашими. То, что находится с запада, захвачено фрицами. Сейчас дадут оговорённый сигнал и бойцы рвануться в атаку, чтобы выбить захватчиков с их укреплённых позиций.
Танки пойдут вместе с ними и постараются подавить пулемёты и миномёты противника. Расстояние здесь очень большое. Если не сбить огневые точки врага, то они перебьют всех на подступах к зданиям, стоящим на той стороне. Люди погибнут зазря, а их и так очень мало. Переправы постоянно бомбят. Так что, большая часть подкрепления гибнет в дороге, не добравшись до фронта.
В небо взвилась ракета и ненадолго повисла в вечереющем небе. Не успела она догореть до конца, как откуда-то появились сотни бойцов. Они вскочили на ноги, и пригибаясь к земле, помчались вперёд.
С другой стороны длинного сквера, раздались одиночные выстрелы, застрочили короткие очереди, послышались сухие хлопки. В воздухе свистнули мины и грохнули взрывы. Сотни пуль и осколков врезались в бегущие цепи. Кусочки металла били в красноармейцев и те, вдруг спотыкались на полном ходу. Они валились ничком и не подавали признаков жизни.
Танки выбрались из-за высоких развалин, что им служили укрытием. Переваливаясь на обломках камней, они шли вперёд и били по пулемётным гнёздам противника и позициям их миномётов и пушек.
Появление десяти «тридцатьчетвёрок», склонило чашу весов на сторону РККА. Огонь фашистов стал менее плотным. Замешкавшиеся пехотинцы воспрянули духом. Все побежали быстрее и даже закричали: – Ура!
Бойцы набрали хорошую скорость и проскочили треть расстояния, отделявшего их от захватчиков. Всё походило на то, что скоро они, окажутся возле нужного здания.
Из узких проулков, что выходили к узкому скверу, донёсся грохот моторов. С юга и севера появилось «тридцатьчетвёрки» и помчались по сгоревшим газонам навстречу друг другу. Судя по виду, все восемь были со Сталинградского тракторного. На всех башнях горели красные звёзды.
Лёня повернул перископ, глянул на танки, летящие наперерез, и не понял, что они хотят делать сейчас? Если стрелять по фашистам, то почему башни повёрнуты в противоположную сторону?
Раздался залп восьми пушек, и снаряды ударили в машины соратников Доли Первова. Одна сразу вспыхнула, пара застыла на месте, а ещё одна, повернулась на порванной гусенице.
– Фрицы! – закричал командир: – Доля, направо!
Парень исполнил команду, услышал, как грохнула пушка над головой, и со страхом подумал: – «Сейчас нам сбоку врежут в корму».
Так и случилось. Болванка влетела в заднюю часть «тридцатьчетвёрки». Она взорвалась и разрушила двигатель. Солярка хлестнула из пробитых трубопроводов и тут же попала на раскалённые детали мотора. Она сразу вспыхнула ярким огнём, растёклась большой лужей по днищу и затопила заднее отделение танка. От спины молодого механика её отделяла лишь тонкая перегородка из стали.
Уши заполнил отвратительный шум, что возникает от сильной контузии. Затем, в мозгу прояснилось, и Доля услышал, как за спиной ревёт сильное пламя. Он откинул наверх броневую задвижку и поднялся с сиденья, высунулся по пояс из люка и щучкой прыгнул вперёд.
Парень рухнул ничком и приподнялся, чтобы взглянуть, куда нужно ползти? Чуть впереди хлопнула фашистская мина. Висок танкиста зацепило осколком, а в глаза сыпануло песком, смешенным с каменной крошкой.
В башне «тридцатьчетвёрки» взорвался боезапас. Волна детонации толкнула в затылок. Парень врезался лбом в плоский камень, находившийся рядом. Матерчатый шлем с круглыми валиками защитил череп от внушительной травмы. Однако, удар оказался удивительно сильным и сознание тотчас помутилось.
Доля скоро очнулся и попытался поднять набрякшие веки. Набившаяся под них крупная пыль, наждаком прошлась по глазам. Сильная боль резанула по нервам, а обильные слёзы потекли в три ручья.
Слегка проморгавшись, парень вдруг понял, что ничего не видит вокруг. От сильной контузии он потерял ориентировку, и совершенно не знал, где находятся наши, а где проклятые фрицы?
Осознав своё положение, Доля ткнулся лицом в пыльную землю и подвёл горький итог: – «Я на ничьей полосе. Слепой, словно крот и не представляю, куда мне ползти? Вокруг свистят пули.
Санитары навряд ли, полезут меня выручать. Тут без меня полно пехотинцев, получивших ранения. Скорее всего, фрицы заметят, как я тут сижу, и шлёпнут за милую душу. Чем ожидать пули от фашистского снайпера, лучше покончить со всем этим сразу».
Не желая тянуть, с неизбежной кончиной, Доля слегка приподнялся. Он расстегнул кобуру, что висела на поясе, достал личное боевое оружие и большим пальцем правой руки привёл его в боевую готовность.
Потом поднял короткое дуло и прижал его к мокрому от пота виску. Он втянул воздух в грудь, собрал волю в кулак и начал давить на спусковой крючок револьвера.
Курок шевельнулся и приготовился стукнуть по небольшому бойку. В самый последний момент, чья-то рука сжала запястье механика. Она отвела ствол оружия от головы Доли Первова и опустила его к пыльной земле. Сквозь звон в ушах, парень услышал голос своего командира:
– Не валяй дурака! Сейчас я тебя вытащу к нашим позициям. – Лёня взял револьвер из ослабшей ладони механика, сжал его руку и потянул за собой. Они долго ползли по мелкому кирпичному крошеву, в которое превратились жилые дома. Затем, перебирались через какие-то кучи и скатывались в большие воронки, вонявшие толовой гарью.
Вокруг продолжалось сражение с фрицами. Трещало множество выстрелов, свистели падавшие с неба снаряды и мины, визжали осколки и пули. Затем, Доля заметил, что грохот орудий немного затих. Он наткнулся на Лёню и тихо спросил: – Чем кончилась стычка с чужими «тридцатьчетвёрками»?
– Разменяли десять из батальона на восемь фашистов. – угрюмо ответил молодой командир: – если они шли в открытую, то мы бы их сделали. А так, прикинулись нашими и надурили, как пацанов. В последний момент, я сжёг одного негодяя, но нам самим врезали сбоку. Это ты помнишь?
– Смутно. В ушах до сих пор звенит от контузии. – ответил Доля Первов.
– Ничего, скоро придём к пехотинцам. Там тебя быстро подлечат.
– А где заряжающий? – вспомнил вдруг парень.
– Убили, когда выбирался из люка. Я выскочил, а он не успел. Так и висел на броне, пока башню не сбросило в сторону. Хорошо, что на нас с тобой не упала. Раздавила бы, как тараканов.
Танкисты двигались около часа. Наконец, они доползли до высокой стены, за которой сидели красноармейцы. Запыхавшийся командир поздоровался и спросил:
– Где нам найти санитаров?
Ему кто-то ответил, что нужно добраться до одноподъездного трёхэтажного дома, который стоит в соседнем квартале. Ещё он добавили, мол, ребята не бойтесь, не ошибётесь, он там, один уцелел. Все остальные вокруг разбиты до самых подвалов.
Они снова отправились в путь. Находясь в тылу у стрелков, Лёня, как прежде был весьма осторожен. Он то и дело заставлял нагибаться боевого товарища, дёргал парня за руку, ронял на землю и тащил за собой. Доля отчётливо слышал, как отовсюду летят чьи-то пули. Они взвизгивают над головой и звонко бьют по камням.
Наконец, танкисты вползли на кучу мелкого мусора. Каким-то мистическим образом парень вдруг понял, что над ним не открытое небо, а бетонная твердь перекрытия.
Где-то стреляли винтовки, строчил пулемёт и взрывались гранаты. Громкое эхо дробилось о стены и металось по комнатам, словно в залах огромной пещеры. Один из бойцов сообщил, что все раненые пребывают в подвале. Лёня взял механика под руку и провёл по полу, покрытому осыпавшейся со стен штукатуркой. Через какое-то время, он тихо сказал:
– Осторожно здесь лестница.
Они направились вниз и, через восемь шагов, Доля ощутил под ногами промежуточную площадку. Вместе с поводырём он повернулся направо и прошагал ещё столько же высоких степеней. Потом, механик почувствовал, что оказался в торце большого гулкого зала.
В нос резко ударил застоявшийся воздух, наполненный вонью немытых человеческих тел и гниющих от воспаления ран. Парень чуть не поперхнулся, но сдержал резкий кашель. Судя по стонам и, трудному от боли дыханию, долетавшим до слуха механика, здесь находилось не менее тридцати человек.
Единственным плюсом той комнаты, было одно обстоятельство. Здесь оказалось намного прохладней, чем на разрушенной улице города. В этом отсеке не имелось окон. Было лишь несколько узких отверстий, прорезанных в стенах под потолком. Небольшие отдушины пропускали мало света снаружи и, несмотря на ранний вечер, кругом царил полумрак.
– Сестричка. – сказал командир: – Глянь, что случилось с товарищем? Можно ему чем-то помочь?
Из угла комнаты послышался девичий голос: – Сейчас закончу и посмотрю. Посидите пока, где-нибудь.
Лёня подвёл Долю к стене, усадил на ящик из-под патронов для «мосиснки» и встал рядом с ним. Минуту спустя, к ним подошла санитарка. Это была очень усталая, запылённая девушка, лет восемнадцати.
На боку у неё, висела холщовая сумка, украшенная красным крестом. Если бы не эта деталь, она выглядела, как восьмиклассница, что целый день проработала в полевой, колхозной бригаде.
Она подошла ближе к парню, немного порылась в котомке и достала фонарик на батарейках, похожий на портсигар. Санитарка протёрла от пыли круглое стёклышко, врезанное в верхнюю часть широкой поверхности, нажала на кнопку и направила свет в лицо молодого механика.
Веки у парня распухли и стали похожи на два покрасневших приличных пельменя. Из-под них текли редкие слёзы и виднелись белки, покрытые сеткой лопнувших кровеносных сосудов.
– Я ничего не могу с этим сделать. – сказала девчушка: – У нас нет даже воды, чтобы промыть парню глаза. Нужно наложить ему небольшую повязку и отправить в воинский госпиталь. Там есть врачи по всем нужным специальностям. – она достала из сумки упаковку с бинтом, разорвала бумагу и, стараясь не причинить лишней боли, обмотала голову Доли.
Наконец, она затянула последний узелок на завязках. В тот же момент, над головой загремели частые выстрелы. Командир взвёл курок револьвера, который он час назад отобрал у механика, сказал ему: – Сиди здесь, я схожу, посмотрю. – и бросился к выходу, ведущему на первый этаж.
Красноармеец, что лежал на полу, очнулся от шума и прохрипел: – Сестричка…
– Я здесь. – отозвалась усталая девушка. Он подошла к раненому бойцу и встала перед ним на колени.
– Дай пить… – выдавил из себя бледный солдат.
– Ты ранен в живот. – ответила ему санитарка: – Тебе пить нельзя. Чуть потерпи. Вот привезут тебя в госпиталь, сделают там операцию, тогда и попьёшь.
По висящему над головой перекрытию, забегали люди. Раздались частые выстрелы и автоматные очереди. Послышались громкие ругань и крики. Среди них, прозвучали немецкие фразы.
Бухнуло несколько взрывов подряд. Потом, шум отдалился и сдвинулся куда-то чуть выше. Какое-то время продолжалась стрельба из десятка стволов. Затем, понемногу, всё стихло.
Судя по шуму, фашисты ворвались в уцелевшее здание, и вытеснили красноармейцев с первого яруса. Те поднялись на второй, но врагов оказалось на удивление много.
Фрицы бросились следом. Они убили несколько советских стрелков, а все остальные отступили на третий этаж. Дальше идти было некуда. Бойцы стали сражаться с отчаянием, обречённых на смерть.
Атака штурмовиков захлебнулась. Фрицы заняли нижние ярусы и решили дождаться там подкрепления. К тому же, им некуда сейчас спешить. Русские оказались в ловушке, и не смогут там долго держаться. Ни воды, ни еды, ни патронов им взять было негде.
Доля почуял опасность, сполз с низкого ящика и улёгся на пол. Парень услышал шаги двух человек, что подошли к низкому входу в подвал. От нервного напряжения, что-то случилось с восприятием Доли, и он увидел перед собой какое-то марево.
В этом странном тумане угадывалась окружающая его обстановка и фигуры людей. В том числе были те, что находились на первом ярусе здания. Их оказалось более двадцати человек.
Ближе всех находились два штурмовика, один молодой, а второй средних лет. Оба в касках с выступающими назад назатыльниками, в сапогах и серо-зелёной форме, украшенной непонятными знаками. Воротники гимнастёрок расстёгнуты, рукава закатаны выше локтей. В руках автоматы «MP 38» с длинным прямым магазином.
Фрицы настороженно глянули в провал тёмной лестницы, ведущей в подвал. Тот, что постарше, достал из-за пояса гранату «M-24» с длинной ручкой из дерева. Пехотинец выдернул бечёвку запала и швырнул снаряд вниз.
Набитая аммоналом, железная банка стукнула о ступени верхнего марша, и упала на промежуточную площадку пологого спуска. Она отлетела немного вперёд, закатилась в угол толстой стены и немедля взорвалась
Плита из бетона остановила осколки, летящие вниз, и они вместе со всеми, ушли рикошетом наверх. Кусочки металла брызнули в помещение подвала и просвистели на уровне пояса. Они яростно впились в кирпичную кладку, выбили из неё мелкую крошку, но не задели лежащих людей.
Штурмовики подождали, пока дым немного рассеется. Они осторожно спустились по прочным ступеням и замерли на узкой площадке. Весь пол помещения был занят раненными красноармейцами.
Всюду виднелись забинтованные конечности, тела или головы. Несвежие с виду повязки покрывали тяжёлые раны. Вместо рук или ног торчали культи, замотанные полосками ткани. Увечные люди смотрели на ненавистных врагов и, молча, ждали очереди автомата в упор. Или пары гранат, которые завершат ужасное дело, начатое Гитлером.
Молодой крепкий фашист поднял свой автомат и направил на ближайшего красноармейца. Возле него на коленях стояла молодая сестричка. Фриц перёдёрнул затвор и приготовился выстрелить.
Санитарка увидела жерло ствола, направленное на неё. Она упала на грудь раненого в живот пехотинца и прижалась к нему худеньким телом. Боец вдруг очнулся и опять прохрипел:
– Дайте мне пить…
Фриц среднего возраста сказал несколько слов молодому напарнику и отвёл его оружие в сторону. Каким-то неведомым образом, Доля вдруг понял, что он посоветовал не тратить патроны. Мол, славяне тут сами подохнут. Тот не стал возражать. Он, молча, пожал крутыми плечами, но не убрал напряженного пальца со спускового крючка.
Дальше случилось нечто совсем необычное. Штурмовик средних лет, снял с пояса фляжку, спустился по лестнице и тронул медичку за худенькое плёчо. Она распрямилась, подняла глаза и со страхом взглянула на фрица.
Он протянул ей походную ёмкость, и подождал пока, она наберётся отчаянной смелости и всё же возьмёт необычный презент. Затем, вернулся назад и вместе с хмурым напарником поднялся на первый этаж.
Ошеломлённая этим поступком, сестричка открыла фляжку непривычного вида. Она поднесла горлышко к пересохшим губам раненого в живот пехотинца и дала ему выпить воды. Тот сделал пару глотков и неожиданно широко улыбнулся. Он тихо сказал: – Большое спасибо. – облегчённо вздохнул, закрыл глаза и скончался.
Девушка положила ладошку на глаза молодого покойника и привычным движением опустила ему застывшие веки. Медичка чуть посидела возле него, потом, неожиданно вспомнила, что держит баклажку в руке.
Она потрясла ёмкость возле правого уха, поняла, что воды совсем мало и угостила ей только самых «тяжёлых». Она наливала по два глотка в бакелитовый мерный стаканчик, что служил колпачком для вражеской фляжки, подносила к губам раненых воинов и давала им, словно лекарство.
Ночь прошла очень тихо. Фрицы больше не спускались в подвал. Они ходили по первому ярусу и говорили вполголоса между собой. Иногда кто-то стрелял из дома наружу. Им отвечала пальба с тёмной улицы.
К полуночи все успокоились, и Доля слегка задремал. Ни он, ни раненые красноармейцы, ничего не могли сделать в такой ситуации. Оружия у них не мелось. Сил и возможности, чтобы идти в рукопашную, тоже, к сожалению, нет. Оставалось лишь ждать развития дальнейших событий и молча надеяться неизвестно на что.
Небо на востоке, стало сереть, и тут раздались гулкие взрывы гранат. Судя по звуку, это были «лимонки». Затем, в комнаты первого яруса влетели бутылки с зажигательной смесью.
Склянки врезались в стены и пол и тотчас разбились. Маслянистая жидкость растеклась по бетону, вспыхнула от тлеющих фитилей, затыкавшие горлышки, и загорелась ярким огнём. Языки жаркого пламени поднялись к потолку и осветили фашистов, что метались по дому.
С улицы дружно ударили винтовки и два или три «ППШ». Половина фашистов погибла на месте. Остальные стали стрелять наугад и отступать к прочной лестнице, что уходила наверх. Штурмовики, сидевшие на втором этаже, бросились к оконным проёмам. Они заметили вспышки во тьме. Открыли огонь из винтовок и «шмайсеров» и поддержали однополчан.
Красноармейцы, которые находились под крышей, спустились по лестнице, и ударили в тыл проклятым фашистам. Фрицы вдруг оказались меж двух очень сильных огней. Они тут же решили, что самое лучшее в их положении, уйти на второй ярус здания.
Штурмовики оттеснили, напавших сзади стрелков и загнали туда, откуда те появились. Затем, закрепились на новом для них рубеже и встали там насмерть, словно спартанцы из древних веков.
