Александр Тимофеевич Филичкин
Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда (издание второе, исправленное)
Так что, не стоит соваться к ним с красноармейцами ранеными, возле станицы. Вряд ли найдёшь там какой-нибудь госпиталь, который их сможет принять, своих девать теперь некуда. Ведь тысячи обожжённых и увечных везут с разных концов Сталинграда. Да и найти своё руководство наверняка не получиться.
– Лучше всего, нам подождать до утра. – решили танкисты и заглушили моторы в открытой степи.
С наступлением ночи бомбардировка продолжилась, а город начал светиться, как гигантский костёр. Кварталы, стоящие возле берега Волги, превратились в руины, которые озарялись огнями пожаров.
Особенно ярко горели заводские цеха. Ведь там находилось большое количество химикатов и взрывоопасных веществ. Да и раскалённая сталь, вытекавшая из разрушенных домен, добавляла огня.
Вниз по реке медленно плыли большие озёра пылающей нефти. Они натыкались на остовы пароходов и барж, обтекали их корпуса, торчащие из тёмной воды, и, никуда не спеша, двигались дальше.
Текущее пламя поджигало деревянные бакены, мостки и причалы, заросли камышей и рогоза и ветви деревьев, стоявших поблизости. Огненный путь повторял все извивы широкого русла и освещал берега на протяжении в два или три километра.
К утру очаги буйного пламени потихоньку угасли. Дым почти весь развеялся, и Доля увидел, что Сталинград превращён в пепелище. На местах деревянных построек находились большие проплешины, заваленные лишь головешками.
Тут и там гнилыми зубами торчали закопчённые кирпичные стены, каким-то удивительным образом устоявшие во время бомбёжки. Парки и скверы, и зелёные насаждения, что росли вдоль длинных улиц, сгорели дотла.
Только на северной окраине города мрачно темнели огромные корпуса гигантских заводов. Если смотреть на них издали, то они пострадали не очень-то сильно. То ли, фашисты собирались их захватить относительно целыми, и поэтому мало бомбили? То ли, вокруг них стояли батареи зениток, которые били по самолётам и не давали им хорошенько прицелиться?
Прибытие в Сталинград
За минувшую ночь умерло ещё два солдата. Танкисты похоронили красноармейцев, постояли в молчании возле свежей могилой и стали собираться в дорогу. Они перекусили остатками пищи, которая отыскалась у старшины, и погрузились в полуторки, где стало почти что свободно. Затем, завели моторы машин и тронулись в путь.
Пока добирались до города, с запада трижды являлись крупные группы самолётов врага. Их было меньше, чем накануне, но всё равно, счёт шёл на десятки, а то и сотни машин. Размалёванные крестами, бомбёры шли не эскадрильями или полками, а эшелонами, что протянулись по небу от края до края.
Они пролетали над Сталинградом и прицельно бросали фугасы. Большие снаряды врезались в уцелевшие здания и разрушали то очень немногое, что ещё не обратилось в руины.
Теперь в воздушных атаках участвовали лишь двухмоторные бомбардировщики, а истребители и «лаптёжники» вновь занялись охотой за одиночными целями. Они как стервятники кружили над степью и находили колонны, идущие к фронту. Затем, пикировали на красноармейцев, швыряли в них бомбы и поливали очередями из пулемётов.
Караваны измученных беженцев тоже считались хорошей добычей. Ведь военные люди отвечали стрельбой из винтовок, а старики, женщины и малые дети не имели оружия. Значит, не могли попасть в дорогой аппарат и нанести какой-то ущерб.
Зато, как весело было белокурым пилотам. Они смотрели на строчки множества пуль, стегавшие по грунтовым дорогам. На убогих людишек, умиравших в белесой пыли. На лошадей, бившихся в судорогах в глубоких кюветах. На телеги из дерева, превращённые в мелкие щепки.
– Не жалейте патроны! – говорили им командиры: – Чем меньше будет славян, тем лучше для нас, чистокровных арийцев!
К полудню, танкисты добрались до предместий протяжённого города и проехали через пост пехотинцев. Возле него, одиноко стояла зенитная пушка. Доля заметил, как в сухом жарком воздухе плясали частички мелкого пепла, что поднял с дороги небольшой ветерок.
Молодой человек потянул чувствительным носом и ощутил запах гари. «Аромат» был таким интенсивным, что перебил «дух» мощного дизеля, который стучал за спиной. Мерзкая вонь оказалась удивительно сильной, так что было трудно дышать. Во рту стало горько и сухо. На языке появился едкий привкус банного щёлока.
Парень повертел головой и рассмотрел вблизи то, что видел утром с бугра. Вдоль обеих сторон длинной улицы тянулись полосы обнажённой земли. Скорее всего, здесь стояли частные деревянные домики. Теперь от них осталась только зола, да мелкие остывшие угли.
Среди большой чёрной пустоши торчали обычные русские печи. Самоё странное, что лежанки и высокие трубы, с разделкой на них, остались в сохранности, словно их специально сложили в этом выжженном поле.
Чем дальше колонна въезжала в разрушенный город, тем хуже вокруг обстояли дела. До недавнего времени, здесь возвышались кирпичные здания в три, четыре, а то и в пять этажей.
Сейчас всюду лежали кучи разного хлама. Иногда, одиноко торчали высокие стены с пустыми проёмами. Булыжную мостовую покрывал толстый слой серого пепла, обломки камней и головешки непонятного вида. То ли, обгоревшие чурбаки и поленья? То ли, мешки с домашним добром?
Они выглядели так непонятно, что Доля напряг глаза. Через секунду он с ужасом понял, что же это такое? То были останки людей, превращённые в уголь немыслимым жаром. Вон зубы, оскаленные в жуткой усмешке, торчащие из обгоревшего черепа. А тут кисть руки, проступавшая сквозь сожженную плоть.
Парень хотел остановиться, но колонна неспешно двигалась дальше. Механику ничего не осталось, как тоже ехать вперёд. Широкие траки дробили тела сотен сгоревших покойников.
– «Почему не убрали трупы с дороги?» – возмутился танкист про себя. Он повертел головой и неожиданно понял, что вокруг нет ни единой души. Никто не ходил по улицам города. Никто не рылся в руинах, как делали люди тех поселений, которые видел механик, когда ехал на фронт. Сталинград был пустым, словно в гигантском пожаре погибли все его жители.
– «Может быть, кто-то и выжил в глубоких подвалах. – раздумывал парень: – Но им не до того, чтобы заниматься погибшими. Наверняка, все теперь возле Волги, стоят в длинной очереди на переправу».
Старшина батальона из Горького сидел в первой машине. Он убедился, что вокруг нет никого, у кого можно, что-то спросить, и направил колонну к реке. Обоз пересёк несколько улиц и оказался у широкой площадки, окружённой по контуру разбитыми зданиями. Из толстого слоя золы, торчали обугленные от жара пеньки. По ним можно было понять, раньше здесь находился маленький сквер.
Посреди пепелища лежал двухмоторный бомбардировщик фашистов с крестами на фюзеляже и высоком хвосте. Все стёкла в кабине были разбиты. Шасси неловко подломлены. Крылья с бортами помяты, а концы у винтов загнуты назад. Насколько мог судить Доля, перед ним оказался один из тех многих «юнкерсов», что день и ночь утюжили город.
Танкисты проехали мимо бомбёра, выбрались к большому холму и натолкнулись на целый квартал, почти не пострадавший от взрывов. Тут они увидели пушку, стоявшую в центре круглой площади. Длинный ствол у зенитки был задран к синему небу. Вокруг валялось множество стреляных гильз и пустых ящиков из-под снарядов.
Когда подъехали ближе, Доля увидел расчёт, состоявший из молодых худощавых девчонок. У всех были чёрные от усталости и копоти лица. Измученные зенитчицы сидели на колёсной платформе орудия и безучастно смотрели на прибывших танкистов.
Судя по внешнему виду, они не спали всю ночь, и отбивались от самолётов проклятых фашистов. К тому же, с утра фрицы снова налетели на город. Причём, несколько раз.
Поговорив с артиллеристами, старшина выяснил, что та возвышенность, что они видят перед собой, зовётся Мамаем. То ли, её так величали в честь правителя Татарской Орды, который жил шестьсот лет назад? То ли, это странное слово пришло от волжских татар, что в переводе означает – бугор? Никто толком не знал.
Как бы то ни было, но где-то за этим холмом стоял штаб шестьдесят четвёртой армии РККА. Бойцам нужно ехать в тот район Сталинграда, найти там своих военачальников и доложить о себе.
Туда старшина и направил свой небольшой караван. Первым делом, они отыскали дежурного офицера по штабу и сообщили о печальной судьбе танкистов из города Горького. После небольших консультаций с начальством, их отправили в часть, что находилась возле маленькой речки, которая называлась Царица.
Неширокий поток много веков тёк из степи и впадал в Волгу с западной её стороны. За многие тысячелетия, вода промыла широкий овраг, идущий к берегу русской водной артерии.
Недалеко от этого места, находилась более узкая балка, проделанная скромным с виду ручьём. В нём и стояли «тридцатьчетвёрки». Они расположились вдоль узкого русла и были закрыты сверху маскировочными сетями серо-жёлтого цвета. В обрывистых склонах, чернели входы в небольшие пещерки. В одной из них находился командир батальона.
Офицер сидел за столом, сколоченным из горбылей, и рассматривал схему городского района, нарисованную карандашом на листе плотной чертёжной бумаги. Он выслушал старшину и приказал: – Отвезти раненых к переправе и сдать санитарам. Всех здоровых распределить по имевшимся ротам, поставить всех на довольствие, накормить и разместить по землянкам.
Затем, капитан осмотрел бронетехнику, пригнанную из далёкой станицы, и грустно добавил: – Во время бомбёжки пострадали три наших «коробки». Сейчас их отправят на Сталинградский завод для ремонта.
Ты, – он ткнул пальцем в Долю: – посадишь во вторую машину, что притащил из степи, нашего техника и пойдёшь вместе с колонной. Вы доберётесь до тракторного, а там тебе всё объяснят.
Командир, вернулся в землянку. Там он включил переносную радиостанцию, стоявшую на ящике из-под снарядов, вызвал своих подчинённых и отдал нужные распоряжения.
Доля козырнул командиру, сел в свой безбашенный танк и поехал туда, где, как ему сообщили, стоят повреждённые «тридцатьчетвёрки». Сталинградский тракторный выпускал только их и, как понял механик, других машин здесь не имелось.
– «Оно и к лучшему. – думал механик: – Не то дали бы какую-нибудь ерунду, вроде «Т-60», и трясись в нём от страха до первого выстрела фрицев».
Чем заканчивается попаданье в «коробку с бензином» механик знал хорошо. Он много раз видел сгоревшие дотла корпуса. «Т-34» был прекрасной машиной, но даже он не обладал несокрушимой бронёй. Её пробивали «гадюки» фашистов, но всё же, это значительно лучше многих советских машин.
Доля увидел чумазого техника, что находился у трёх подбитых «тридцатьчетвёрок», и приветливо улыбнулся сквозь распахнутый люк. Он кивнул на «калеку», которую тащил на буксире от самой станицы и дал минуту на то, чтобы сержант прыгнул в жёсткое кресло.
Небольшая колонна зарычала моторами. Она окуталась клубами чёрного дыма и тронулась с места. Парень переключил передачу, пристроился в хвост повреждённого танка, замыкавшего строй, и двинулся к северной окраине города.
По словам командира ремонтников, до южной проходной большого завода было около восьми километров. По хорошей дороге «Т-34» доехал туда за десять минут. Но так было в мирное время. В годы войны всё стало значительно хуже, а после каждой бомбёжки, особенно сильно, менялись дороги.
Большая часть длинных улиц оказалась усеяна большими воронками и местами засыпана обломками зданий. Иногда, упавшие стены лежали на трассе и напоминали валы крепостей, что были построены из кусков кирпичей.
Для исправной «тридцатьчетвёрки» такое препятствие не являлось проблемой. Она очень лёгко перелазила через такие высокие кучи. Вот только, в их короткой колонне, увы, не имелось исправных машин. К тому же, две из них, тащили на тросе подбитых «подруг». Внушительный груз снижал скорость движения, и скромный отряд ехал вперёд не быстрей пешехода.
Но и на свободных участках городские дороги были просто ужасными. Поверхность всех мостовых сохранилась в неплохом состоянии, а вот асфальт пострадал очень сильно.
Фосфорные бомбы фашистов сожгли покрытие на широких пространствах. Так что в местах попадания, появились большие проплешины, заполненные чёрной золой. О мощных фугасах и говорить не приходится. После них появились огромные ямы глубиною до трёх, и диаметром в десять и более метров.
За то долгое время, что тащились по разрушенным улицам, на колонну два раза нападал пикировщик. Услышав вой мощной сирены, Доля выбирался наружу и лез под днище «Т-34».
Три местных механика оставались в машинах и лишь закрывали все люки. То ли, уже привыкли к «лаптёжникам»? То ли, рассчитывали, что мощный снаряд пронесёт мимо них?
Сначала всё обошлось. Пятидесятикилограммовые «чушки» упали чуть в стороне. Они взорвались с оглушающим грохотом, но не причинили колонне никакого вреда. Только осколки забарабанили по прочной броне, да ещё на обочинах, появились глубокие ямы.
Во втором случае, всё получилось значительно хуже. Бомба задела корму неисправного танка, что был прицеплен к головной «тридцатьчетвёрке». Ударная волна детонации пробила толстую сталь и разворотила моторный отсек. От высокой температуры загорелась солярка, что пролилась из пробитого бака. Повреждённый «Т-34» объяло сильное пламя, а к небу поднялись клубы чёрного дыма.
Довольный пилот, вывел свой «юнкерс» из крутого пике. Он сделал круг над горящей машиной и пожалел лишь о том, что у него не осталось снарядов по крыльями. Внизу находились пять «коробок» врага, не способных куда-либо спрятаться, а он поджёг только одну.
Придётся идти на аэродром и заправляться горючим, брать новый боезапас и, лишь после этого, лететь в Сталинград. Ну и ладно, он быстро вернётся и добьёт этих варваров.
Едва самолёт направился к западу, танкисты выскочили из стоящих машин и бросились к взорванной «тридцатьчетвёрке». Они откинули люк механика танка и отшатнулись от пламени, что рванулось наружу.
Одним из водителей оказался пожилой человек пятидесяти лет. Сначала, он натянул рукавицы из «чёртовой кожи», что достал из-за пояса. Затем, повернул шлем на своей голове в обратную сторону и, таким хитрым образом, закрыл лицо и голую шею.
После чего, старик влез по пояс в раскалённый проём и схватил подмышки сержанта, сидевшего в кресле. Он сильным рывком выдёрнул парня наружу и вместе с ним упал на дорогу.
Комбинезон бедолаги облило соляркой, и он полыхал, словно факел. Спаситель столкнул с себя, горящего, как фитиль сослуживца, сбросил матерчатый шлем с рукавицами и покатился по пыльной земле, стараясь сбить пламя с одежды.
Слой мелкой пыли тотчас погасил сильный огонь. Он превратился в мелкие искры, которые сразу погасли. Вот только «чёртова кожа» продолжала дымиться. Поседевший механик поднялся на ноги и стал срывать с себя форму, разогретую так, что от неё сильно жгло голую кожу.
Остальные метнулись к сержанту, которого вынули из горящего танка. Они упали вокруг на колени и забросали беднягу тем пеплом, что устилал всю дорогу. Пламя тут же потухло, но от плотной одежды остались лишь лоскуты.
Обнажились шея, плечи, руки и грудь. Волдыри покрывали всё тело, а кожа на лице, тыльной части ладоней и пальцах чуть потемнела. Не пострадала лишь задняя часть головы, спина и все ноги, их защитили от пламени шлем, сапоги и жесткое кресло.
Молодые танкисты стояли вокруг и не знали, что делать. Чуть семеня, к ним подошёл тот старик, что вытащил горевшего парня. Как позже узнал Доля Первов, он был командиром отделения танков.
На старшем сержанте виднелись сапоги и трусы, а комбинезон, вывернутый весь наизнанку, был спущен до самой земли. Дымящийся шлем, человек надел на кусок арматуры, подобранный им на дороге.
Старик посмотрел на обгоревшего молодого товарища, заметил, что тот дышит достаточно ровно, и сообщил:
– Хорошо, что он без сознания. Да и глаза, вроде целы. Глядишь, довезём к санитарам, ну а там, уже всё в руце Бога. – он осторожно пощупал одежду. Поняв, что она совершенно остыла, натянул на покрасневшее тело и недовольно поморщился от прикосновения жестких волокон. Видимо, небольшие ожоги уже проявляли себя.
Приведя форму в порядок, он приказал:
– Грузите беднягу на место стрелка в безбашанную машину. Там дырка большая, легче будет сажать, а потом и вытаскивать. Берите поаккуратней, чтоб не содрать повреждённую кожу.
Хорошо, что пока возились с расположением раненого, к ним не явился третий фашистский «лаптёжник». Впрочем, любой самолёт мог бы доставить им неприятности, а в худшем случае, скосить всех одной длинной очередью. Закончив с непривычной работой, все сели в машины и отправились дальше.
Часа через два, после выезда, танкисты добрались до нужного места. Сквозь дырку в заборе, они въехали на территорию Сталинградского тракторного и направились к огромному цеху.
Стёкла в нём были выбиты, стены посечены большими осколками, а ворота и вовсе сорвало с петель. Во дворе находилось много подбитых машин, а ремонтников оказалось на удивление мало.
Старик поговорил с местным мастером, таким же пожилым человеком, как и он. Командир отделения вернулся назад и сообщил сослуживцам весьма неприятные новости:
– Вчера, на рассвете двадцать третьего августа, фашистские танки перешли реку Дон. Он прорвались на оперативный простор и, на всех парах, двинулись к Волге. Ближе к вечеру, фрицы добрались до железной дороги, идущей прямиком к Сталинграду. Затем, они вышли к речке Сухая Мечётка, захватили посёлок Гумрак и сегодня стоят на окраине города.
Из работников предприятия сформировали добровольческую бригаду «имени Сталинградского пролетариата». Их посадили на танки, сошедшие недавно с конвейера, и отправили в бой.
Это слегка задержало фашистов, но насколько известно, они рвутся вперёд и теперь оказались в двух километрах от этих цехов. Сами хорошо понимаете, что после бомбёжки района и мобилизации многих людей, специалистов осталось здесь мало. Так что, чем только сможем, мы будем во всём им помогать.
Первым делом, Доле сказали, как найти заводоуправление и послали парня туда на безбашенном танке. Механик добрался до проходной, что находилась в южной части завода.
Он нашёл дежурившего там офицера и доложил капитану о том, что привёз обгоревшего при взрыве танкиста. Мужчина не удивился ни словам молодого сержанта, ни виду разбитой «тридцатьчетвёрки». Здесь ремонтировали боевые машины, прибывшие с поля сражения, и многое уже повидали.
Капитан взял телефонную трубку и отдал кому-то команду:
– Погрузить сержанта в полуторку и вместе с прочими ранеными отправить на переправу.
Откуда-то пришли санитары с носилками и забрали с собой обгоревшего при взрыве танкиста. Механик помог уложить сослуживца в кузов автомобиля. Парень увидел, что тот вернулся в сознание и громко стонет от ужасающей боли.
Доля глянул в глаза молодого сержанта, полные слёз, убедился, тот его видит, и сказал несколько ободряющих слов. Мол, дружище держись, всё скоро будет в полном порядке.
Он проводил санитарный обоз и, как можно скорее, направился в цех, где проводился ремонт. Парень приблизился к огромному корпусу, занявшему площадь во много гектаров, и загнал «тридцатьчетвёрку» в распахнутые настежь ворота.
Механик вылез наружу, повертел головой и от изумления замер на месте. Он был потрясён размерами того помещения, которое видел перед собой. На первый взгляд, оно протянулось в длину не менее, чем на километр, а своей шириной превышало размер футбольного поля.
Когда парень въехал на территорию Сталинградского тракторного, он бросил пристальный взгляд на это огромное здание. Но изнутри оно показалось значительно больше.
Стоя на улице, сооружение не с чем было сравнить. Теперь, молодой человек находился рядом с гигантскими фермами и стальными колоннами и ощущал себя муравьём, заползшим в избу.
Над головой прошёл мостовой металлический кран, который нёс на подвеске покалеченный танк! Десятки таких же машин стояли вдоль широких проходов. Вокруг находились сотни станков неизвестной конструкции.
Где-то глухо стучал внушительный молот. Громко визжали циркулярные пилы, грызущие толстую сталь. От газовой сварки летели снопы ярких искр. Шум стоял здесь такой, что сержант не заметил, как к нему подошёл местный мастер.
Старик кивнул ошеломлённому парню. Нагнулся к его правому уху и, напрягая свой голос, спросил:
– Что с этой машиной?
Он выслушал то, что Доля крикнул в ответ. После чего, позвал к себе мужчину среднего возраста, одетого в замасленную спецовку, указал на безбашенный танк и приказал перегнать его в конец длинного цеха.
Потом подождал, пока Доля захватит свой «сидор», и взмахом ладони поманил за собой. Он отвёл парня к двум немолодым с виду мужчинам, возившимся с «тридцатьчетвёркой», что пострадала от бомбы. Потом коротко бросил: – Будешь им помогать! – и ушёл.
Рядом с рабочим находился сержант, который вместе с механиком прибыл сюда из полка. Доля протянул ему руку, крепко пожал и представился. В ответ услышал, что танкиста называют Сергеем.
Им показали, где лежат инструменты, и объяснили, что нужно делать. Пришлось снимать разрушенный дизель, а на его место устанавливать новый. Вернее сказать, вовсе неновый, а просто другой, что не очень давно извлекли из предыдущей подбитой машины. Двигатель отвезли к мотористам, отремонтировали и вернули обратно.
Закончив с одним «Т-34», бригада взялась за другой. Потом, за третий и так продолжалось до глубокого вечера. Без перекуров и перерывов.
– «Значит, они на военном положении, так же, как Валя и Роба в городе Горьком. – размышлял за работой механик: – Вкалывают по две полные смены, а может быть, даже ночью не уходят домой, а спят прямо здесь, у машин. Впрочем, куда им теперь отсюда идти? После фашистских бомбёжек, Сталинград превратился в сплошные руины».
Время от времени, сквозь шум станков и больших механизмов пробивался отвратительный звук воздушной тревоги. Следом за ним слышался вой пикировщиков.
Бухали зенитные пушки, а затем, раздавались приглушённые взрывы. Иногда, бомбы падали так близко к зданию, что пол и стены мелко дрожали. С потолка осыпалась труха, а электрический свет часто мигал.
В такие моменты Доля растерянно думал: – «Если крупная бомба попадёт точно в цех, то кровля рухнет рабочим на головы и убьёт всех людей к чертовой матери».
Несмотря на большую опасность, никто из ремонтников не бросал инструменты, не мчался к убежищу и, кажется, не обращал вниманья на то, что твориться снаружи. То ли, все так устали, что не хотели тратить лишние силы на беготню туда и обратно? То ли, здесь не имелось надёжного места, где можно укрыться?
Часов в восемь вечера появились солдаты и принесли армейские термосы с пищей. Всем дали по миске каши, сваренной из крупы разного вида, куску ржаного чёрного хлеба и кружке бледного несладкого чая.
Люди тотчас прекратили работу. Они уселись кто, где стоял, и принялись неспешно жевать тёплое варево. Было отчётливо видно, что все очень стараются насладиться приятным процессом и растянуть его, как только можно. Ведь пока ты медленно ешь, можно чуть-чуть отдохнуть.
Доля сунул в рот ложку полученной каши и убедился в её странном вкусе. Она была сварена на обычной воде, без капли какого-то масла и почти что, без соли. Конечно, в деревне парень питался значительно хуже, но ведь тогда он был обычным бедным колхозником.
Здесь же, как-никак гегемон, цвет советского пролетариата, мастера высокой квалификации. Скорее всего, все склады продовольствия города, погибли во время ужасной бомбёжки. Поэтому, почти ничего не осталось в наличии.
Он невольно сравнил кашу с той пищей, что давали танкистам, и с удивлением понял, что на войне находился в особых условиях. Можно было сказать, мол, их кормили так хорошо потому, что они рисковали собственной жизнью, но разве рабочие сейчас не рискуют? Завод всего в километре от фронта. Сюда залетают снаряды и бомбы, и все могут погибнуть в любую секунду.
Как не старались рабочие, растянуть скудный ужин, но всё же и он завершился. Все поднялись с мест, помыли посуду под краном с холодной водой и вернулись к изувеченным бронемашинам.
Пришёл старший сержант, что прибыл вместе с механиком из батальона. Он нагнулся к Сергею и сообщил, что командир отделения получил три исправных машины. Они заправили их соляркой под самую пробку и должны возвращаться к Мамаю. Напарник положил инструменты на место. Пожал руку парню и собрался идти за товарищем.
– А мне то, что делать? – крикнул Доля им вслед.
– Не волнуйся. – ответил старший сержант: – Старик доложил о тебе дежурящему здесь офицеру, что отвечает за выдачу исправных машин. Как только какому-то экипажу будет нужен механик, тебя позовут. А пока занимайся ремонтом. Это значительно лучше, чем лезть под снаряды фашистов.
Танкисты простились с Долей Первовым и быстро ушли в глубину огромного цеха. Парень вздохнул и продолжил работу. Бригада трудилась ещё пару часов. Потом, мужчины переглянулись. Устало кивнули друг другу, и старший сказал:
– Хорош на сегодня. С рассвета тут оба ломаемся.
– Да уж. – согласился второй: – Нужно немного поспать. – он посмотрел на молодого механика и кивком головы позвал за собой.
Он не заставил себя долго упрашивать. За смену, проведённую в цехе, парень устал до боли в костях:
– «Вот, что значит привычка к определённой работе. – сказал он себе: – Мужики в два раза старше, чем я, а пашут, словно двужильные».
Стараясь не показывать виду, что сил уже нет, Доля упорно трудился, но едва успевал за своими напарниками. Хорошо, что мужики решили прерваться. Иначе, парень просто свалился бы с ног. О том, что он с рассвета был на ногах, вёл боевую машину и не бросал рычагов до трёх часов дня, парень даже не помнил.
Мужчины с механиком подошли к крутой узкой лестнице, ведущей в глубокий подвал, спустились по бетонным ступеням и попали в большой коридор, уходящий неизвестно куда. Они свернули в ближайшую от выхода дверь, и парень понял, что оказался в бытовках ремонтного цеха. Здесь был общественный туалет и умывальники. Вместо мыла на полочках лежали скромные кучки какого-то порошка белого цвета.
Ремонтники взяли эту странную смесь и за полминуты, оттёрли руки, от смазки, въевшейся в кожу. Парень последовал примеру хозяев и подивился тому, как быстро тот химикат разделался с грязью. Затем, все стянули спецовки и отправились в душ. Доля тоже вошёл под тёплые струи и с удовольствием смыл с себя пыль, покрывшую тело внушительным слоем.
Жаль, что у парня не нашлось какой-нибудь тряпки, чтобы хорошо обтереться. К тому же, у Доли не имелось чистой одежды. Так и пришлось натянуть на себя пропотевший комбинезон из «чёртовой кожи».
Можно было простирнуть военную форму, но на это у Доли уже не нашлось и толики сил. Лишь закончив с купанием, парень вспомнил разрушенный город и удивлённо спросил у рабочего:
– Откуда сюда поступает вода?
– Городскую насосную станцию разбило бомбёжкой. – ответил ремонтник: – Но в наших цехах есть отдельные скважины. Мало, ли что может случиться, а некоторым технологическим процессам всё время нужно, много охлаждающей жидкости. Так что, пока есть производство, в бытовках она течёт постоянно. Как холодная, так и горячая.
Они вернулись в пустой коридор, вошли в соседнюю дверь, и парень увидел ряды двухъярусных нар, заполнивших внушительный зал.
– Ложись на любую свободную койку – сказал старший ремонтник: – и спи совершенно спокойно. Утром нас всех разбудит гудок.
– А сигналы воздушной тревоги? – зевая во весь рот, спросил измученный Доля.
– Об этом ты не беспокойся. – по своему понял напарник: – Мы находимся в бомбоубежище. Здесь перекрытия такой толщины, что их не пробьёт и тяжёлая бомба.
Парень сел на ближайшую шконку. На ней имелся только матрац, набитый соломой. Ни подушки, ни одеяла он не нашёл. Механик вспомнил ночёвки в степи, где приходилось спать на голой земле, и подумал о том, что такая постель значительно лучше, чем совсем ничего.
Доля стянул с себя сапоги и повесил портянки на голенища. Он сунул «сидор» под голову, чуть повозился и устроился на мягкой лежанке, как можно удобнее. Затем опустил тяжёлые веки, тихо вздохнул и провалился в тёмную бездну.
Спал Доля так крепко, что не услышал ни воя сирен, ни стрельбы крупнокалиберных пушек, ни мощных взрывов, гремевших над головой. И дело было не в том, что он находился глубоко под землёй. Просто за прошедшие дни, механик устал до такой сильной степени, что даже громкие звуки не доходили до измученного сознания парня.
Очнулся он от того, что почувствовал, как кто-то сильно трясёт его за плечо. Доля открыл глаза и увидел красноармейца, стоящего возле шконки. Молодой человек испугался, что не услышал громкий гудок и не вышел, как все на работу.
Механик взглянул на винтовку, висящую за плечом у бойца, и слегка успокоился. Если бы он был в чём-нибудь виноват, то ствол боевого оружия не торчал к потолку, а смотрел прямо в лоб.
Парень вспомнил, что он сержант и, зевая, сказал:
– Слушаю вас рядовой.
– Вас вызывает к себе капитан. – сообщил вестовой и добавил: – Приведите себя в полный порядок, и я провожу вас к начальству.
Доля сел на матраце, и едва не вскрикнул от боли. Все мышцы у него затекли за короткую ночь. Они не хотели слушать команды мозга механика и сокращались с большой неохотой.
Так на них повлияла непривычная для парня работа. Всё-таки он никогда такое долгое время не возился с моторами. Как со сгоревшими, так и совершенно разбитыми бомбами.
Пересилив себя, парень обулся, медленно встал, подхватил тощий «сидор» и направился в мужские бытовки. Совершив все дела, он быстро побрился и вернулся назад, в большой коридор. Солдат ждал его возле лестницы, ведущей наружу.
Следуя за провожатым, Доля прошёл вдоль длинной сборочной линии, где с наступленьем рассвета уже работали люди. Он посмотрел, как подбитые в сраженьях машины постепенно приводят в то состояние, что необходимо для боя с фашистами.
Механик шагнул за порог тесной каптёрки и оказался в комнатке мастера, а то и начальника цеха. За столом сидел седой капитан. Перед ним находился ворох каких-то бумаг.
Офицер взглянул на вошедшего Долю и приказал предъявить документы. Он изучил красноармейскую книжку сержанта, сделал пометку в толстом гроссбухе и твёрдо сказал:
– Вы, поступаете в распоряжение командира танкового батальона. – капитан указал на старлея, сидевшего сбоку стола, и сообщил, уже обращаясь к нему: – У меня больше нет здесь механиков. Возьми трёх наших водителей, они отгонят исправные танки к той балке, где вы стоите сейчас, а на обратном пути захватят подбитые.
Взглянув на лицо молодого сталея, сержант заключил, что тот прибыл на завод поздней ночью, и не успел, как следует выспаться. Офицер не стал ничего говорить. Он встал с табурета, козырнул и сухо бросил:
