Элтэнно. Хранимая Звездой
Сага о розах. Книга первая
Но Альт ван Крауд не знал сей мудрой присказки. И он порядком выжил из ума. Находиться в его голове даже будучи бестелесным духом на редкость противно. Его мысли такие липкие и тягучие, что напоминают смолу. И мы изрядно выпачкались в них. Поэтому давай, мой дорогой читатель, уходим отсюда скорее. Вслед за ветром закружимся в кронах деревьев, пошелестим вольной листвой и мягко опустимся на плечо тому, кто сейчас куда как больше достоин внимания.
***
Как Оррин не елозил на своей кровати, а сон к нему всё не приходил. И довольная улыбка тоже не покидала его губы. Ведь стоило ему закрыть глаза, как перед его внутренним взором возникал силуэт юной черноволосой красавицы в мокрой сорочке. И о диво как эта прелестница была хороша!
Не выдерживая телесного испытания, мужчина встал с постели и опустился на колени, чтобы так же, как во времена учёбы в семинарии, через молитву укротить свою плоть. Ранее ему частенько приходилось проводить время именно таким образом. Пока он был только послушником, вокруг него кружило слишком много строгих надзирателей. Позволить себе толику вольностей при них было невозможно.
… Здесь стоит сказать, что особо верующим человеком Оррин не был. Конечно, в доме его родителей не было такого попустительства, как в доме ван Краудов, а потому с самого раннего детства утренняя и вечерняя молитвы были привычны для него. Воскресные и праздничные службы в семье тоже никогда не пропускались. Однако строжайшего соблюдения догм ни отец, ни мать от сына не требовали. Они растили его в вере, но не более того. Так что он сам пришёл в Церковь будучи отроком шестнадцати лет. После кончины родителей что‑то в нём надломилось. У кого искать поддержки, кроме как у богов, юный Оррин не знал. И его рвение в молитвах не осталось незамеченным. Близкий друг семьи, кардинал Альберт Верлер, предложил юноше подумать не над поступлением в королевскую военную академию, а над служением Церкви. В результате Оррин согласился.
И честно-то сказать, ни разу не пожалел о своём решении.
Дело в том, что он избрал верный для себя путь. Пройдя общий курс богословия и теософии, Оррин выразил горячее желание стать мечом божьим и выбрал стезю храмовника. Ему всегда нравилось упражняться с оружием, а тут его навыки начали развиваться в необычном и очень интересном направлении – нападение и защита вкупе с магией. Такому бы в военной академии его точно не научили. Остался Оррин доволен своим решением и по причине того, что в Астонии уже долгое время царил мир. Покуда его друзья с кислым видом командовали вверенными им безмятежными крепостями, он сам вслед за жрецом‑учителем за какие-то три года исколесил всю страну и даже, чего скрывать, однажды убил нарушившего запреты дракона.
Его жизнь, как храмовника, была хороша. У него, благодаря постоянным разъездам, даже получалось отвертеться от навязываемых ему обществом невест, а денег хватало с лихвой от собственного имения. Так что в свои двадцать пять Оррин жил в своё удовольствие и, если что и тяготило его, так это невозможность подобно некоторым другим попробовать вкус разгульной жизни. Но подобное дурное увлечение и ранее являлось для него запретным плодом. Оррин знал, что не должен опозорить доставшееся ему имя собственной беспечностью, а потому был в своих увлечениях неизменно аккуратен.
И именно это останавливало его от того, чтобы добиться благосклонности мисс Омико Иви ван Крауд.
Пусть девушка вызвала в нём пылкое чувство и сводила с ума, но вблизи драконов перейти некую грань в отношениях было нельзя. Иначе что? Ему, как наблюдателю, следовало контролировать, чтобы со стороны Хранителей Неба не произошло недопустимого сближения с какими-либо сельскими дурочками, а сам он… тем же самым нарушением займётся, что ли? Они же ведь почувствуют всё сразу!
Не вышло бы желаемое и по другой причине. Мисс Омико Иви отнюдь не была особой легкомысленной. Такая девушка не восприняла бы его как мимолётное увлечение. Она могла в будущем пожаловаться своему отцу, а Альт ван Крауд, хотя и был вычеркнут местным обществом из людей достойных настолько, что утратил обращение господин, всё равно считался мещанином. «Мистер ван Крауд» это не «Эй ты, Альт, иди сюда, шкура дворовая».
Молитва не помогла. Комната вообще как-то давила на Оррина, поэтому он решил прогуляться по саду. Странное желание для глубокого вечера, уже перетёкшего в ночь, но как иначе вернуть трезвость мыслям мужчина не знал. Так что он оделся и вышел из дома.
Ночной воздух дышал свежестью. Среди травы слышалось пение цикад. Где-то вдали даже ухнул филин, но Оррину требовалось уединение, а во дворе было слишком людно. Пусть гвардейцы спали или молчаливо сидели возле палаток, они всё равно мешали ему. Так что он уверенным шагом свернул на левую дорожку и вскоре вышел к невысокому ограждению. Честно, калитку было проще перепрыгнуть, нежели открыть. Наверняка она ужасно скрипела. Всё в доме ван Краудов разрушалось от старости, блекло и теряло свой вид.
Подумав, Оррин всё же открыл калитку. Как ему и думалось, она протяжно скрипнула и звук заставил его поморщиться. Пусть он не был громким, но в ночной тиши любой шум кажется звонче. А затем мужчина пошёл вдоль дома, надеясь в свете луны отыскать нужную тропинку. Ему хотелось дойти до скамеечки, возле которой расцвёл прекрасный куст алых роз. Однако выискивая нужную дорогу, непроизвольно его взгляд скользнул по стене дома. Оррин знал, что где-то тут окна спальни Омико, но чего он не ожидал, так это увидеть её саму.
Вряд ли девушка заметила его, иначе бы не сидела так спокойно. Она забралась на подоконник с ногами и, обнимая колени, смотрела на ясную луну.
«Божественные Двенадцать, как же она красива», – невольно залюбовался увиденным Оррин и замер на месте. Ему было страшно пошевелиться. Казалось, малейший миг и увиденная им прелестница исчезнет словно мираж.
А там в его голове пронеслась тысяча и одна глупость про то, что нужно сорвать какой‑нибудь роскошный цветок и сродни герою баллад забраться по ограде внутрь комнаты столь желанной красавицы. Оррин словно воочию видел, как он разбудит её прикосновением губ к губам. Как нежные руки несмело обнимут его за шею, как он станет целовать белые плечи Омико…
Видение было очень ярким, однако затем душу Оррина наполнил животный страх. Его сердце так страстно желало невозможного, что он вконец осознал.
«Да я же никак люблю её!» – волной ужаса пронеслось в его голове.
Ни разу до этой ночи Оррин не испытывал таких сильных чувств. В его жизни были влюблённости, но это… он знал – то, что происходит с ним сейчас намного серьёзнее. Эта девушка завладела его мыслями, его желаниями, всем его существом.
«Нет-нет, иди в сад. Посиди на скамейке и тебе станет легче», – строго наказал Оррин самому себе и, с трудом делая первый шаг, всё же сдвинулся с места.
Думы при этом переполняли его. И всё же ночь была такова, что не принесла мужчине покоя. Пройдя вглубь сада, он наткнулся на кузенов-драконов. И так как слух у них был тоньше человеческого, то не иначе они его намеренно поджидали.
– За пару часов до полудня я намерен уехать, – сходу сообщил Заррах. – Мисс Сабрине никогда не стать моей невестой, так что хватит терять время. Сразу после завтрака отдавайте людям указание собираться в дорогу.
– Хорошо, – не нашёлся с другим ответом Оррин.
– Конечно хорошо, – съязвил Снерш и зло уставился мужчине глаза. – Хватит вам уже виться вокруг моей будущей жены, милорд.
… Слова были болезненнее отравленной иглы.
Глава 8
Оррин ощущал себя редкостным идиотом, когда по утру принялся отговаривать Зарраха от принятого им решения.
– Я не раз прикасался к ней, – хмуро отвергал доводы храмовника дракон. – Ни у меня, ни у неё нет никакого отклика.
– Вам известно, почему рекомендовано находиться вблизи девушки не менее трёх дней. Отклик не всегда возникает сразу.
– Или не всегда сразу получается коснуться возможной невесты? – предположил племянник императора, и, делая вывод на собственных наблюдениях, Оррин мысленно согласился с ним. Но вслух, конечно, сказал иное.
– У вас остался только один шанс. Что, если Анна Вейерман тоже не будет подходить? Не будете ли вы сожалеть об упущенной возможности?
– Вы говорите так, будто всерьёз заинтересованы в том, чтобы именно я стал императором, – пристально поглядел на него Заррах. – Или я не прав и здесь что-то другое? Вдруг вы хотите, чтобы мой кузен сорвался и тем разорвал договор с Церковью?
– Что?
– Да-да, ведь мы оба знаем его текст наизусть. За нарушение мирских законов любой дракон признаётся отступником. Тем, кого вы получаете право убить. Но в данном случае речь пойдёт о другом. Будет перечёркнута основа соглашения, гласящая о том, что люди согласно ритуалу обязаны позволить драконам обрести среди своих дочерей мереш. Так что, если мой кузен возьмёт себе мисс Омико силой, наказание не заставит себя ждать. Этот договор скреплён магией и магией крови! Все Хранители Неба незамедлительно ощутят на себе последствия. И мне интересно – вдруг именно это ваша тайная цель?
Оррин от такого нажима растерялся и часто заморгал.
– Выглядите удивлённым, как если бы не думали, что я могу предполагать такое, – хмуро пробурчал дракон, и храмовник стал вынужден признаться:
– Верно. Моё поведение может быть расценено и так.
– Так в чём дело?
«В том, что сперва я должен разобраться в себе, – мог бы сказать Оррин. – Брак очень серьёзное дело, а она ещё и ниже меня по сословию. Мне нужно немного времени, прежде чем сделать выбор. Да и глупо бросаться в омут внезапно нахлынувших чувств. Но… но если я оставлю Омико сейчас, то за какие-то двенадцать дней, что отделяют нас от Райграда, я могу потерять её навсегда! Стоит ритуалу определить её как возможную невесту, и делать предложение станет поздно!».
– Наверное в том, что я переоцениваю способность Хранителей Неба держать себя в руках, – мастерски подобрал он причину и интонацию. – Мне впервые приходится следить за ситуацией без своего учителя, и, быть может, в своём желании выполнить долг достойно я совершаю ошибку. Так что, если вы считаете, что из-за Хранителя Снерша нам лучше покинуть этот дом до срока, я положусь на ваше мнение.
Гордого дракона слова задели. Он высокомерно поднял подбородок, на котором не было даже намёка на привычную для людей щетину, и подошёл к окну, как если бы его интересовал жалкий вид за ним. А затем обернулся и сказал:
– Мы останемся здесь ещё на одну ночь.
– Хорошо.
– Будет хорошо, если отклик всё же возникнет! Иначе следующим утром мы незамедлительно отправимся к мисс Анне.
Больше разговаривать с Заррахом было не о чем, а потому Оррин поклонился и вышел из комнаты. При этом он почувствовал, как вспотела спина, но вряд ли тому виной было не по-весеннему летнее пекло – сегодня наконец-то небо плотно затянули облака и задул северный ветер. Просто мужчине было страшно. А ещё на миг он сравнил с себя с драконами.
«Вот, что такое отклик, – с грустью подумал Оррин. – Вот, что такое, когда тебя так тянет к женщине, что в результате теряется способность рационально мыслить. Никогда бы не подумал, что это так тяжело!».
Оррину в конце следующего месяца должно было исполниться двадцать шесть лет, но в чём‑то он был опытнее многих сорокалетних. Родовитый, одарённый, занимающий статусную должность он постоянно привлекал к себе женское внимание, а потому привычно холодно реагировал на флирт знатных девушек и с удовольствием тискал простолюдинок-дурёх. Но, наверное, как и Омико, ни с кем не мог сблизиться душевно, потому что искал подвох в девичьем интересе к себе. А вот она ничего не знала о нём и была такой, как есть. Он улыбнулся, вспоминая, как вчера она, перепуганная до смерти, стояла в мокром платье и звала его на помощь, а после весело хохотала над собой. Как днём ранее она кружилась в танце на поляне. Кто бы ещё на такое решился?
«Дикарка, – вспомнил о прабабке Омико Оррин и улыбнулся ещё шире. – Дикарка, которая с удовольствием читает «Историю государства».
Само собой, он заметил оставленную в книге закладку, рисунок на которой говорил о том, что она принадлежит женщине. И сделать вывод которой было для него легко.
***
Я не знала, что моего отца гложет то, что сразу после завтрака Хранитель Неба Торах сперва сообщил ему о своём отъезде, а спустя двадцать минут категорично опроверг ранее принятое решение. Причём без объяснения причины. Не знала я и о том, что логика и чувства заставили отца вернуть господину Снорру столь ласково перебираемые его сухими пальцами всю ночь напролёт монеты. Он посчитал, что Тораху стало известно о сделке, и дракон решил ему отомстить.
Но обо всём этом я ничего не знала! И вообще никто ничего не знал полностью! В конце концов, если бы кто-то догадался, что оставленный под дверью господина Снорра грузный мешок содержит в себе такое богатство, то не оставил бы его там лежать.
…Мне просто-напросто было мерзко от того, в каком требовательном тоне отец начал со мной разговаривать.
– Ты вчера много времени провела с господином Грейффом, и я не стал мешать вашему уединению. Скажи, тебе удалось что-нибудь выяснить?
– Нет. Каждый раз, когда я пытаюсь свести разговор к драконам, от меняет тему. Но я стараюсь.
– Плохо стараешься, – бросил он с упрёком.
Мне стало так обидно, что я не выдержала.
– А как мне стараться хорошо, папа? Лезть к нему, словно падшей женщине?
– А даже если так. Он хочет возлечь с тобой на одно ложе. Так воспользуйся этим и приведи его в свою спальню! Перестань вести себя как девчонка. Соблазняй и при этом требуй своего.
От жёсткого совета у меня сердце остановилось. Я знала, что никогда не была любимой дочерью, но… чтобы настолько?
– О чём вы говорите? – до последнего, не веря в искренность его слов, прошептала я и с трудом сдержала слёзы. – Это ведь погубит мою репутацию. Как мне потом выйти замуж?
Мой ошеломлённый вид заставил отца опомниться. Он устало потёр лоб ладонью, вдруг осунулся, и резкая перемена в его поведении впервые натолкнули меня на мысль, что он не просто так порой чрезмерно погружается в прошлое, а душевно болен. И тяжело. Не даром он не смог удержаться на должности судьи и недаром до сих пор не смог найти себе никакого дела и никакого источника дохода. Даже бюджетом последние три года занималась практически я одна, а потому холодела от мысли, что однажды настанет неурожайный год и наша плантация не принесёт положенной прибыли. При тех расходах, что были сейчас, мы жили на грани. Могли себе позволить жить относительно богато, но сбережений почти не имели.
– Омико, тебе в этом году исполняется девятнадцать лет, а после девятнадцати девушки редко выходят замуж, – тихо напомнил отец. – Боюсь, наше положение таково, что тебе всю жизнь придётся провести одной.
– А Сабрине нет?
– Ты видишь, какая она яркая. В таких девушек влюбляются даже без приданого. Если следующим летом я заложу драгоценности вашей матери, то к зиме смогу обеспечить выход в свет для неё. Это даст Сабрине возможность удачно выйти замуж.
– То есть тогда, когда, мне уже исполнится двадцать? – прошептала я. От злости мой голос утратил привычную звонкость. – Тогда, когда обо мне начнут судачить как о старой деве, а потому никто не удивится, что старшая из сестёр проводит свой век в уединении дома?!
– Да, Омико, – подтвердил отец, и я испытала радость, что в его глазах промелькнуло сожаление. Хоть какая-то совесть у него осталась! – Я бы очень хотел устроить жизнь вас обеих, но это у меня не получится. Прости.
– Прости и всё?
– Тебе сложно поверить в это, но мне действительно жаль. Всё, что я могу сделать, так это хотя бы закрыть глаза на то, что может в эти дни произойти под крышей моего дома. Уединись с господином Грейффом, и заставь Хранителей Неба уехать.
Я ненадолго прикрыла веки, чтобы унять охватившее меня негодование, но оно было слишком сильным.
– Папа, – сказала я. – Ведь если Сабрина выйдет замуж за Хранителя Неба, я тоже смогу устроить свою жизнь. Ты станешь любимым дедушкой. Пусть не её, но моих детей. Разве это не тоже самое?
– Нет, Омико, – устало покачал он головой и с болью воскликнул. – В отличие от неё ты столь мало похожа на мою Марию!
Мне оставалось только хлопать ресницами. Вот в чём, оказывается, моя вина. В чреве матери мне не удалось перенять её черт лица и лёгкого характера.
И что тут можно сказать в оправдание? Разве что можно упрекнуть отца и только. Но как это сделать, видя, как из года в год память о маме сводит его в могилу?
– Уйдите, пожалуйста.
Альт ван Крауд (язык больше не поворачивался называть этого человека папой) покинул мою комнату, а я легла на кровать и разрыдалась. Моё горе было так глубоко, что что я потеряла счёт времени. Хорошо хоть завтрак уже прошёл, а потому никто не торопил меня и не требовал, чтобы я покинула свою спальню. Хотя бы выплакаться мне дозволили. Однако, чем больше было пролито слёз, тем большая крепла во мне уверенность, что мне необходимо покинуть отчий дом раз и навсегда. Наконец, я омыла лицо и переоделась. Вместо нарядного маминого платья надела своё простое и положила из шкатулки с драгоценностями в его карманы то, что некогда было мне подарено. Не так много, но зато это были мои личные вещи. И в моём праве продать их, раз уж я решилась.
Да, я решилась сбежать из дома.
***
Не знающая ничего о заботах сестры Сабрина расцвела. Пускай Снорр смотрит на неё свысока, буквально как на навязчивую болонку. И пускай господин Грейфф молчаливо ходит по гостиной, время от времени хмуро поглядывая за окно.
Неважно! Главное Торах вновь начал уделять ей внимание.
Да, для Сабрины это было намного важнее всего остального. Важнее даже непривычно мрачного отца.
«Ой, да что ему не нравится-то! – порой с недовольством бросала Сабрина взгляд на родителя. – Я буду часто писать ему письма о том, как у меня всё хорошо. Уж мне‑то Торах не откажет в такой малости как переписка с семьёй. Я ещё подберу к нему ключик».
Девушка с нежностью посмотрела на дракона, а особенно на его руки. Притягательный для неё перстень был по-прежнему надет на безымянный палец Тораха. И удивительный самоцвет на золотом ободке так манил, что Сабрина не выдержала. Начав рассказывать весёлую шутку, она сделала променад по комнате, а после села подле дракона и, словно невзначай, положила свою ладошку на его ладонь.
– Мисс Сабрина, – тут же начал было Торах с каким-то нехорошим рычанием в голосе, но затем кашлянул и с великолепной улыбкой осведомился. – Вы очень хорошо поёте. Быть может, порадуете наш слух вашей любимой песней?
– О, конечно, – окинула она его нежным взором. – Только так жаль, что не будет музыки. Когда я пою в храмовом хоре, там всегда играет орган.
– Я немного играю на фортепиано, – оживился господин Грейфф. – Если у вас есть инструмент, то…
– Нет у нас инструмента!
– Да, инструмента у нас нет, – с грустью подтвердила Сабрина, рассчитывая вздохом снять резкость папиных слов. – Но мне всегда хотелось, чтобы здесь, у окна, стоял белоснежный рояль.
Она подошла к месту, о котором говорила, и провела по воздуху ладонью.
– Девичьи желания столь просты, но почему-то не всегда осуществимы, – придав словам оттенок горькой задумчивости, добавила она и многозначительно посмотрела на Тораха. Сабрина не представляла себе ухаживаний без достойных подарков.
– Отчего же? Некоторые девичьи желания очень даже осуществимы, – вдруг усмехнулся Снорр с непонятным ей огоньком в глазах. – Главное идти к ним как можно настойчивее, и тогда перемены в жизни не заставят себя ждать.
– Да?
– Определённо, – хищно улыбнулся Снорр. – У меня есть определённый опыт, чтобы утверждать это.
– Хм, мисс Сабрина, – вмешался в интересную для неё беседу господин Грейфф. – Позволите ли вы поинтересоваться, отчего ваша сестра всё не радует нас своим обществом?
– Ой, ничего такого, – окинула она недовольным взглядом мужчину и, пребывая на эмоциях, позволила себе фыркнуть. – Омико часто ведёт себя как затворница. Она любит проводить время в одиночестве, а последние дни вышли насыщенными. Не иначе ей хочется побыть наедине с собой.
– И она намерена провести так весь день?
– Ну уж нет, – жёстко ответил за Сабрину отец. – К обеду она спустится, за это не переживайте.
Если бы Альт ван Крауд не вёл себя столь странно последние дни, то Сабрина определённо насторожилась бы. Однако она лишь в очередной раз укорила отца за упрямство. Где он ей отыщет мужа лучше, чем всамделишный Хранитель Неба? Да стоит подружкам узнать кто её жених, так они все разом умрут от зависти! Даже столичные фифы и то о драконах только мечтают, а она, Сабрина, вот-вот супруга одного из Хранителей.
Девушка снова с нежностью поглядела на дракона. Её взгляд ласкал его, как взгляд собаки ласкает отрезаемый рыночной торговкой кусок ароматной колбасы.
– Эм-м, прошу простить меня. Я временно покину ваше общество, – вдруг ни с того ни с сего решил господин Грейфф, и Сабрина искренне обрадовалась. Вот уж без этого типа никто не помешает ей вести беседу с драконами как хочется.
– Хранитель Снорр, – решила девушка вернуться к прерванной беседе, когда господин Грейфф вышел из гостиной.
***
Мою уверенность в правильности поступка ничто не могло поколебать. Я была расстроена так, что всё, что ранее заботило меня, перестало иметь значение. Даже Сабрина, о которой я искренне беспокоилась, вдруг сделалась сродни врагу.
Ревность ужасное чувство. Оно заставляет смотреть на мир с бессмысленной ненавистью.
Но, стоит сказать, рациональность не так уж покинула меня, раз я взяла с собой то, на что в будущем смогла бы прожить, и даже попросила конюха оседлать мою лошадь. Я понимала, что уехать столь далеко, чтобы никто не смог найти меня, верхом будет проще.
При этом воображение то рисовало мне картины, как отец не может найти себе места от горя. То мне наоборот представлялась, что только когда слуги начнут расспрашивать его о том, где я, моё семейство забеспокоится. Но в этом случае отец не станет горевать долго. Ему будет всё равно, что через месяц меня похоронят в глубокой могиле, потому что нет сомнений – в чужом городе надо мной надругаются и от позора я покончу жизнь самоубийством.
От жалости к самой себе я едва не расплакалась на глазах у конюха.
– Мисс Омико, я выглянул в окно и заметил вас у конюшни. Вы куда-то уезжаете? – с удивлением осведомился вышедший из дома Оррин.
– Да.
– В такую погоду? – он выразительно посмотрел на затянутое тучами небо. Именно из-за них за завтраком было решено остаться дома. Под проливным дождём мокнуть никому не хотелось… никому, кроме меня. Я живо представила, как моя кобылка поскальзывается на мокрых досках моста, и из-за этого я падаю в реку. А там я непременно утону! Непременно! И да, пусть течение вынесет моё холодное безжизненное тело на берег вблизи Омьграда. Пусть стирающие бельё крестьянки заохают и отправят кого-либо к отцу рассказать о произошедшей трагедии. Вот только поздно ему будет мечтать пытаться что-то исправить…
– А что не так с погодой? – притворилась я идиоткой и солгала. – Пока нет дождя успею доехать до подруги.
Услышав эти слова, конюх бросил на меня подозрительный взгляд. Если Сабрина ещё дружила с парой девочек, вместе с которыми пела в церковном хоре, то у меня никаких подруг не было. Любимая сестра-погодка умерла, а та, кто могла скрасить мои печали, уже пятый год не общалась со мной. Она сказала, что ей запретили родители. Но я не поверила и в результате стала ещё нелюдимее прежнего.
– Одна? И не в коляске?
– Я ведь тоже люблю конные прогулки, – прозвучала очередная ложь.
– Выходит, едете загород?
– Да.
Согласиться было логично. Живи моя подруга в городе, то удобнее было бы навестить её пешком или нанять кэб. Вряд ли бы Оррин поверил, что я настолько экстравагантная особа, чтобы разъезжать по улицам как кавалерист. А вот отправиться в пригород в седле для девушки моего сословия было не так уж зазорно.
– Тогда вы не будете против, если я хотя бы немного провожу вас? За время путешествия мне довелось сделать неприятный вывод, что в здешней округе не очень‑то спокойно.
Слова меня встревожили, но никакой компаньон мне не был нужен. Так что я повернулась в сторону лошади, похлопала её по шее и уверенно отказалась от сопровождения.
– Мне приятна ваша забота, и всё же я бы предпочла остаться в одиночестве.
– Странно, что мистер ван Крауд позволяет вам так рисковать, – сурово нахмурился мужчина, и я поняла, что если оставлю его тут, то потеряю фору. Он непременно выскажет что‑нибудь моему родителю, и в результате побег станет раскрыт раньше времени.
– Наверное, я сама виновата. Люблю риск.
«Да уж, – при этом мысленно фыркнула я. – Люблю риск превратиться в мумию в своей библиотеке!».
Но вслух с наигранной улыбкой сказала.
– Знаете, если ваше предложение ещё в силе, то почему бы и нет? В вашем обществе мне будет приятнее ехать. Только вы не против, если мы отправимся прямо сейчас?
– О, я не заставлю себя ждать.
Подготовка лошади Оррина действительно много времени не заняла. Не стал мужчина и в дом возвращаться. Всего-то предупредил одного из слуг, чтобы не возникло суматохи из‑за его отсутствия, и мы сразу выехали за ворота.
Все остальные были заняты так, что совсем не заметили нашего отъезда.
