Якубов Олег Александрович
Кабак
– Люся, все время забываю тебе рассказать. У меня дома хранится старая фотография. На ней – моя мама, ты и я. Представляешь?! Я – совсем еще ребенок, а ты – уже знаменитая актриса.
Людмила Марковна перегнулась через стол и почти в ухо Леону выкрикнула звонко:
– Пошел ты на х..!
– Чего она рассердилась, как ты думаешь? – недоумевал писатель.
*
В ресторан, важно ступая, явилась делегация раввинов. Седобородые, с вьющимися пейсами, в черных и твердых, словно из фанеры выпиленных шляпах, в длиннополых сюртуках. Их сопровождал Илюша. Просто Илюша. Его фамилии я так и не удосужился узнать. В гостинице, где я жил, он занимает просторный офис. Продает авиабилеты, туристические путевки и даже участки на Луне. Честное слово, не вру. Недавно Илюша показал мне отпечатанный в типографии солидного вида сертификат, удостоверяющий владение лунным участком.
– А зачем мне участок на Луне? – проявил я непонимание. Илюша глянул на меня с сожалением, как смотрят на убогих. Долго и расплывчато объяснял, что это почетно, престижно и что цену престижу еще никто не измерил. Я понял, что продать он пытается дырку от бублика. Нормальное для него занятие.
Примерно раз в месяц Илюша является ко мне с неизменным «заманчивым предложением», сулящим нам с ним в недалеком будущем богатство, равное, как минимум, копям царя Соломона. Почему именно ко мне? Илюша пояснил, что я старый друг Сергея Михеева и меня он выслушает, тогда как на Илью у него, Сергея, человека чрезвычайно занятого, может просто времени не хватить. Я же могу использовать, так сказать, неформальную обстановку. На мой вопрос, что из себя представляет Илюша, Сергей ответил предельно ясно:
– Человек, с которым я когдато был знаком.
Но своих попыток начать со мной бизнес Илья не оставляет. Похоже, мои уклончивые ответы его только приводят в раж. И вот теперь – раввины.
Опыт общения со священнослужителями у меня небогат. В первый месяц жизни в стране обетованной какаято благотворительная организация устроила новым репатриантам поездку в святой город Иерусалим. Надо сказать, у израильтян отношение к своей столице пиететное. В языке иврит даже отсутствует такое понятие, как приехать в Иерусалим. В Иерусалим можно только подняться. Разумеется, главным образом – духовно. Так вот, прежде чем нам подняться в город трех религий и прикоснуться к его святыням, мы заехали в синагогу. Минут через пятнадцать в автобусе появился раввин. Густая борода мешала определить его истинный возраст. На русском языке он говорил довольно неплохо.
Походив по городу, мы расположились в Саду роз. Наверное, так выглядят райские кущи. Расстелили одеяло, разложили на нем нехитрую снедь, которую каждый захватил из дому, достали из сумок прозрачные бутылки, наполненные отнюдь не водой. Пригласили к трапезе раввина. Наши некошерные бутерброды не смущали раввина – ничуть. Выпивал и закусывал он с большим аппетитом, совершенно не интересуясь, какого происхождения колбаса, окорок и другие закуски. Затем ребе распоясался. В том числе и буквально. Стал шептать приехавшим в нашей группе женщинам непристойности, вознамерился проверить их прелести на ощупь. Мы отвели его в сторонку. Раввин тотчас сообразил, что сейчас будет, заявил нам многозначительно и с угрозой:
– Меня бить нельзя. Наказать меня может только Он, – и воздел руки к небу.
– Он нам поручил, – буркнул самый здоровый в нашей группе и дал похотливому служителю культа тычка, добавив с озлоблением: – Будешь знать, падла, как к моей жене приставать.
«Падла» забился в автобусе на самое дальнее сиденье, мы его больше не слышали. Так что первая встреча с раввинами оставила в моей памяти не совсем хорошие воспоминания.
И вот теперь – целая делегация. Илюша объяснил, что это канадские раввины. Их в Москву приехало двадцать человек, полгода будут проводить семинар со здешними евреями. Ищут кошерный ресторан, где они бы могли питаться утром и вечером. Уяснив, что раввины порусски ни бельмеса не смыслят, я слов, обращенных к Илюше, не выбирал. Но, говоря ему гадости, улыбался – пусть думают, что мы обсуждаем их проблему. Высказал назойливому и глупому, какого я мнения о его умственных способностях. Проявил осведомленность в таком разнообразии половых извращений, каких он от меня не ожидал – его лицо приобрело заметно сосредоточенное выражение. Возможно, соображал, какие из этих действий я готов практически применить к нему. После чего быстробыстро забормотал, что движим лишь стремлением обеспечить мне стабильный заработок, закончив фразой: «Можно хорошо нажить».
Хотел бы воочию увидеть хоть одного еврея, или не еврея, который нажил с раввинами. Кстати вспомнил анекдот. Еврей, у которого жена беспрестанно рожает, обратился к раввину за помощью, прося у него денег на пропитание только что родившегося младенца. Раввин успокаивает: «Ступай домой, и ни о чем не волнуйся, я тебе помогу». Еврей идет домой и чувствует, что у него оттопыривается рубаха. Заглянул, а там – набухает женская грудь, из нее молоко капает. Накормил младенца и – снова бегом в синагогу. Криком кричит: «Ребе, я у тебя денег просил, а ты что натворил?!» «Э, сын мой, отвечает ребе. – Чудо сделать это еще какнибудь, со скрипом – да. А денег – никогда!»
Короче, призвал свои скудные познания в иврите, коекак объяснил раввинам, что не имею права их кормить в этом ресторане. По законам кашрута (положа руку на сердце, я в Израиле так толком и не понял что именно регламентирует этот закон, и о кошерной пище по сей день имею самые поверхностные представления) это невозможно. Они поблагодарили меня за правду, благословили и степенно удалились.
Илюша обижался на меня недолго. Через пару недель позвонил и долго морочил мне горлову, прежде чем перешел к делу. У него намечался «банкетик» человек на тридцать. Попросил скидку. Скрепя сердце предоставил ему двадцать процентов. Вечером администратор показал мне заявочный лист. Выяснилось, что на тридцать пять человек Илья заказал несколько салатиков и шашлык из баранины. Сказал, что остальные продукты, а также спиртные и даже прохладительные напитки принесет с собой.
– А с какой стати ты ему все это позволил? – накинулся я на неповинного администратора.
– Так он сказал, что с вами это заранее оговорено и вы дали «добро».
Отправился к Илье в офис. Начал разговор с ним на повышенных тонах. Он остановил мою гневную речь величавым жестом, сказал с упреком:
– Вопервых, друзьям позволительно то, что нельзя другим. Вовторых, я пригласил своих деловых партнеров. Понимаешь, это бизнес, а ты не хочешь мне помочь.
– А теперь выслушай мой счет, – прорычал я в гневе. – В каком сне тебе приснилось, что мы с тобой друзья? И во вторых. У меня тоже бизнес. Значит, я тебе обязан помогать, а ты мне – вредить. Одним словом, хочешь проводить встречу со своими партнерами, плати по полной.
– Э, нет, так дела не делаются. Ты теперь бизнесмен, деловой человек, уже дал мне слово, что предоставишь двадцать процентов. Отказываться теперь не имеешь права, иначе все узнают, что ты не умеешь держать слово.
– Прежде всего я хозяин своему слову. Сам дал, сам и забрал. А платить будешь полностью.
Тяжело мне дался этот разговор, но от своего я не отступился, хотя Илюша еще несколько дней продолжал нудить.
*
Меня позвали к телефону. Глухой, без цифр набора номера, аппарат стоит в нашем ресторане на барной стойке. Раньше аппарат стоял нормальный. Счета приходили космические. Звонили в Ташкент и Магадан, Астрахань и в Ереван. Причем никто не сознавался, что звонит по междугородке. Когда пришел счет за разговор с Аргентиной, мое терпение лопнуло. Раздобыл у телефонистов вот этот самый музейный экспонат, так что звонки у нас теперь только входящие. Подошел к стойке, поговорил. Тут склонился ко мне заговорщицки наш бармен Толя.
– Игорь Аркадьевич, вон за тем столиком про вас говорили, – и он кивнул на столик возле камина, в противоположном конце зала.
Толя хитрец невообразимый, таких свет еще не видывал. Кроме этого, обладает весьма ценным качеством – наблюдательностью. Все видит, все слышит. Но чтобы на таком расстоянии, нет, невероятно! Это просто феномен какойто. Ему не в баре водку бодяжить, ему в цирке с такими талантами выступать надо.
Бармен внес ясность. Оказалось, не так все загадочно. Одна из трех девушек, сидящих у камина, спросила, умеют ли здесь делать классический коктейль «Маргарита». Толя решил блеснуть. Классическую «Маргариту» смешивают не за барной стойкой, а непосредственно у стола. Толя показал класс, удостоился комплимента и, само собой, чаевых. Вот в этот момент одна из девушек и назвала мое имя, в том смысле, что бывала уже здесь и даже знает хозяина заведения. Я оглянулся. Она сидела вполоборота, но узнал я ее сразу. Это была та самая девушка, Эльвира, что год назад, да даже побольше, вручила мне свою визитную карточку без номера телефона. Рядом сидела ее давешняя подруга, Наташа, если память мне не изменяет. Ее еще тогда, в компании, все смешно так называли – «дядя Федор». Третью видел впервые. Подошел к их столику. Наташа – «дядя Федор» – сразу заулыбалась, как давнему знакомому.
– Вот видишь, только ты имя назвала, а он уже тут, – обратилась она к Эльвире.
– Ну да, – подхватил я весело, – помяни нечистую силу к ночи, она и явится.
– А вы и есть та самая нечистая сила? – рассмеялась незнакомка и представилась: – Меня зовут Галина.
Молчание хранила лишь Эльвира. Правда, здороваясь, улыбнулась. Но так улыбаются и просто вежливые люди, вовсе не обязательно проявляя при этом радость от случайной встречи.
Весь вечер я проторчал в зале, не упуская ее из виду. Когда в очередной раз заиграла танцевальная музыка, решился и пригласил девушку на танец, понимая, что сильно рискую. Конечно, в театральном училище нас танцевать учили. Но в этом искусстве я не преуспел. Будь покрупнее габаритами, мог бы себя сравнить со слоном в посудной лавке. А так – даже не слоненок. Едва мы начали танцевать, понял, какую глупейшую совершил ошибку. Эти женские каблуки, будь они неладны. А у нее не каблуки, а просто какието каблучищи. Я болтался гдето на уровне плеча, ну, может быть, чуть выше. Хорош, наверное, был со стороны. Ладно, отступать теперь поздно. Начал с места в карьер:
– А за вами должок…
– Откуда? Не припомню чтото.
– Дада, вы обещали мне позвонить и не позвонили.
– Я не обещала, – твердо возразила она. – Это вы мне в приказном порядке велели вам позвонить. А я не обещала. К тому же и визитку вашу потеряла.
– Да ладно – потеряла. Выбросили, небось.
Девушка недовольно нахмурилась:
– Это ваши домыслы. Я именно потеряла. Переезжала из одной квартиры в другую, вот и потеряла.
– Да Бог с ней, с визиткой. Главное, что вы сами нашлись.
Музыка уже давно смолкла, а я все топтался возле нее, не желая отпускать. В конце концов она согласилась встретиться завтра, поужинать со мной. Кокетства в ней не было при этом ни на грамм. Просто вслух соображала:
– Завтра? Пожалуй, смогу. Работаю до обеда, потом заберу сына из школы, помогу ему уроки сделать и часам, пожалуй, к восьми приеду. Я живу рядом.
– У вас сын? Большой? – про мужа я спросить не решился.
– Большой уже, – улыбнулась Эльвира, – во втором классе учится. Становится самостоятельным, начал маминой опекой тяготиться. Когда из дому ухожу, даже радуется. Никто не мешает часами за компьютером сидеть.
*
Древние философы наставляли: бойтесь первых эмоций, ибо они самые искренние. Я об этой истине забыл и отдавался своим эмоциям полностью. Это был совершенно чудесный вечер. У меня возникло, и не оставляло такое ощущение, будто я знаю ее целую вечность. О чем мы только не разговаривали. Если какаято тема ей была неинтересна, она так и говорила. Получалось у нее это очень просто, без всякого вызова или обиды. Просто переходили на другую тему, вот и все.
– У вас такое отчество необычное – Марсельевна, – отметил я.
– О, вы даже отчество мое запомнили, – удивилась Эльвира. – Дед бредил морем, много путешествовал. Когдато побывал в Марселе, и этот город его так покорил, что сына назвал Марселем.
– А как вы предпочитаете, чтобы к вам обращались?
Она не совсем поняла вопрос, удивленно ответила:
– Эльвира, как же еще?
– Ну, Эльвира слишком официально. Может быть, проще – Эля?
– Если у вас проблемы с произношением, то вам нужен не нарколог, а логопед, – пошутила девушка. – Хотя нарколог тоже не повредит, – она многозначительно и красноречиво кивнула на мой бокал, который я, признаюсь, на протяжении всего вечера наполнял слишком интенсивно. – Впрочем, можете называть меня «Эля», хотя меня так мало кто называет. Чаще всетаки Эльвира.
– Решено, для меня вы будете Эля. Давайте в связи с этим выпьем на брудершафт, – попытался форсировать события.
– Если вам непременно надо пить за чтото конкретное, давайте выпьем за это. Только не на брудершафт. Я не люблю этот обычай, – и на лице ее промелькнула тень недовольства. – Руки переплетены, пить неудобно. А на «ты» можем и так перейти, я – с удовольствием.
– Ладно, не обижайся. Переходим на «ты» без всякого брудершафта.
– Я не обидчива, – вполне серьезно возразила Эля. – И вообще, считаю, что обижаться – это так скучно. К тому же столько сил забирает.
*
Все признаки влюбленности – на лице. У меня, конечно. Рассеянный взгляд, блуждающая улыбка, мысли вразброд и постоянное ожидание телефонного звонка. Встречаемся мы нечасто, хотя созваниваемся регулярно. Эля очень занята по работе. У нее дежурства, экстренные вызовы. К тому же домашние хлопоты, заботы о сыне. Его она очень любит, хотя и не говорит об этом. Она вообще довольно скупа на эмоции. Нет, не так. Она, скорее всего, скупа на проявление эмоций, а что касается ее чувств, то я недостаточно хорошо знаю эту женщину, чтобы судить об этом. Во всяком случае, по телефону говорим намного чаще, чем видимся. Кстати сказать, эти звонки незаметно стали составной частью моей жизни. Сначала я к ним просто привык, теперь они стали вовсе необходимы. Говорим о чем угодно, иногда подолгу. Постоянно слышу в трубке самые разнообразные звуки. Однажды поинтересовался. Эля спокойно пояснила:
– Занимаюсь домашними делами. Не могу же я столько времени говорить по телефону, сидя на диване. А так – и разговариваю и дела делаю.
Теперь, позвонив Эльвире, обращаюсь шутливо:
– Аве, Цезарь. Моритури те салютант! – что с латыни переводится: «Идущие на гибель, приветствуют тебя, Цезарь!» Как известно, этот римский император отличался тем, что мог одновременно делать восемь дел. Пацан! Куда ему до Эльвиры.
Познакомился с ее сыном. Сам предложил Эле пообедать всем вместе. Сначала он наотрез отказался, ей удалось его соблазнить тем, что она знает ресторанчик рядом, где готовят прекрасный шашлык. Заехал за ними на машине. У подъезда рядом с Эльвирой стоял модный такой чувачок. Рваные джинсы, кроссовки, блестящая курточка замысловатого фасона, я таких даже не видел, кожаная кепка. В машине на мое приветствие он чтото невнятно и явно недовольно буркнул.
– Извини, старичок, я не расслышал, как твое имя.
– Я еще не старичок, я мальчик, – ответил он очень серьезно. Потом сказал отчетливо: – Арсений.
За столом вел себя сдержанно, чтото прошептал матери на ухо. Она предложила:
– А почему тебе не спросить об этом дядю Игоря, он же лучше знает…
– Тогда не надо.
Оказалось, ребенок интересовался, есть ли у нас клубничные коктейли. С едой расправился довольно быстро. Хмуро поинтересовался:
– Когда домой пойдем?
Оживился лишь однажды. Когда я достал, чтобы ответить на звонок, телефон новой модели. Самто я в этом ничего не смыслю, купил то, что продавец порекомендовал. Пока говорил, краем уха слышал, как сын объяснял матери, какие разнообразные функции в этом аппарате. Закончив разговор, положил перед ним телефон:
– Хочешь посмотреть?
Он протянул было руку, потом, резко отдернув, засунул в карман, сказал со вздохом:
– Сломаю.
Эля засмеялась:
– У Арсюши в руках все просто горит.
– А почему ты назвала сына Арсений? – спросил, не изменяя своей довольно утомительной для окружающих привычке задавать бесконечные вопросы.
– Мне нравится, как звучит это имя, в нем – благородство. К тому же мне хочется, чтобы он вырос настоящим мужчиной, а имя Арсений означает – мужественный.
Еще несколько раз мы встречались вместе – побывали в зоопарке, кукольном театре Образцова, сходили в цирк. Даже съездили на двухдневную экскурсию в Суздаль и Владимир. Но настороженность по отношению ко мне у него не исчезала. К тому же я низко пал в его глазах, когда не сумел решить задачку, которую задали второклассникам.
*
Пригласил Элю на ужин. Стол накрыл в своем номере. Поднимаясь в лифте, она вопрошающе взглянула на меня.
– Поужинаем у меня, мне хочется, чтобы ты взглянула, как я живу, – внешне небрежно пояснил я.
Эля ничего не ответила. В ней явно чувствовалось спокойствие и достоинство женщины, которая уверена в том, что все будет только так, как она сама того пожелает. И никак иначе.
*
Утром проснулся на полу. Спал на простынке, постеленной прямо на пушистый ковер. Долго соображал, где нахожусь. Комната была незнакомой. У стены стоял платяной шкаф с огромным зеркалом. Увидев свое отражение, поморщился, видок тот еще… За спиной раздался женский голос, интонации не вопросительные, скорее – утвердительные:
– Тебе в душ надо. Погоди, сейчас провожу. Похоже, сам не найдешь.
Эля поднялась с дивана, достала из шкафа чистое, чемто ароматным пахнувшее полотенце. Накинула халатик, в коридоре шепотом попросила не шуметь – квартира коммунальная.
Горячая вода помогла восстановить вчерашний вечер, хотя, наверное, все же ночь. Вечером праздновали скромную свадьбу одного моего приятеля. Свадьба была скромной не от того, что у приятеля не было средств на пышное торжество. Просто женился он беспрестанно. Отправляясь на свадьбу, купил молодоженам подарок (какой по счету?), беззлобно подумал: он, гад, женится, а я – подарки таскай. Немолодой уже жених любовно глядел на свою довольно юную супругу. Удачно шутил:
– Чем чаще я смотрюсь в зеркало, тем отчетливее понимаю, за что меня любят женщины. Не за красоту.
Невеста сморщила свой гладкий лобик, ребус казался ей неразрешимым. Все же решилась и уточнила:
– А за что же?
Жених досадливо поморщился. Похоже, этот брак окажется таким же недолговечным, как и все предыдущие. В подтверждение моей мысли жених вскоре пересел ко мне поближе. Одиночество невесты его ничуть не смущало. Выпили мы довольно крепко. Хотя пьяным я себя не чувствовал, или, говоря по правде, не считал.
Позвонил Эльвире. Она ответила сразу. Спокойно спросила:
– А ты на часы смотрел?
Ответил банально:
– Счастливые часов не наблюдают.
Странно, но она не рассердилась. Поистине удивительная женщина. В круглосуточном магазине купил белые розы. Во внутреннем кармане плаща булькал коньяк в открытой бутылке. В пакете – изрядный кусок свадебного торта. Предназначался на торжестве мне, но я сладкого не люблю, так что свой кусок забрал без зазрения совести, решив, что для похода в гости упакован весьма достойно. Но чтото меня, видимо, все же беспокоило в этом позднем визите. Таксисту рассказал анекдот. Татары обратились в Верховный совет с претензией. Почему бытует поговорка «незваный гость – хуже татарина», мол, это дискриминация по национальному признаку. Верховный совет согласился, вынес постановление. Старую поговорку отменить. В новой редакции читать: «незваный гость – лучше татарина». Таксист, пожилой дядька, заявил, что анекдотов про татар не любит. В голосе его явно слышался татарский акцент. Так что смеялся я один.
Эля мой поздний визит восприняла спокойно. Только попросила говорить потише – Арсюша уже спит. Заварила чай, от торта отказалась. Коньяк пригубила. Одним словом, терпела мое присутствие. Дальнейшее помню плохо. Проснулся, как уже сказано, на полу. Выйдя из ванной, поперся не в ту сторону, чуть не вломился к соседям. Хорошо, что Эля мой топографический кретинизм предугадала, поманила в приоткрытую дверь своей комнаты.
Усадила к столу, налила в чашку кофе. Предложила:
– Там коньяку немного осталось, может, выпьешь.
Пробурчал, что вредной привычки опохмеляться не имею. За завтраком в основном молчал, отводил взгляд.
– Ты чего такой хмурый, худо тебе? – сочувственно спросила она меня.
– Нормально, просто както неловко…
– Зато вчера было ловко, – попрекнула все же, хотя и с улыбкой.
Потом она кормила сына, усаживала его за уроки. Выставив меня на балкон, где я наконец с наслаждением закурил, стала собираться. Сообщила, что ей надо съездить в книжный магазин, купить новую книгу Саи Бабы, предложила поехать вместе. По дороге увлеченно рассказывала о своей поездке в Индию, о том, как побывала в ашраме, и ей даже удалось познакомиться с самим Саи Бабой. Это такой всемирно известный гуру и чудотворец, она говорит о нем с нескрываемым восторгом и восхищением. Эля мечтает поехать в Индию снова, побывать в том же ашраме. После множественных вопросов с трудом уяснил, что ашрам – это такое место в Индии, куда люди со всего мира едут за духовным очищением, в поисках истины.
Ее рассказ, хотя я от всего этого так далек, не кажется мне утомительным. Просто в этой женщине мне нравится буквально все. Ее огромные, редкого зеленого цвета глаза, чуть низковатый голос, манера держаться, прическа. И то, что она делится со мной сокровенными мыслями, мне тоже нравится.
*
Эльвира показала мне фотографию. На групповом снимке – напряженные мальчики и девочки, в первом ряду справа стоит Арсений, в центре – две или три женщины, понятно – учительницы и директриса. Надпись: «выпускники четвертого класса». Не знаю, какой реакции она от меня ожидала, но я воскликнул:
– Неужели мы с тобой уже три года знакомы?
В мою жизнь она вошла прочно. Мы стали близкими друзьями. Эльвира этого тоже не отрицает. Встречаясь, говорим часами. Правда, Эля в основном слушает. Я рассказываю ей обо всем – от нее у меня секретов нет. Она знает, что происходит у меня в ресторане, чем я живу и как дышу. Понятно, чтото и о себе рассказывает. Болтливой ее – редкое для женщины качество – не назовешь. Работа нарколога сложна и неблагодарна. Приходится иметь дело со всяким человеческим отребьем – алкашами, наркоманами. Но она не возмущается. Для нее они просто больные люди, которые нуждаются в лечении. Да и профессию свою Эльвира выбрала осознанно. В выборе не было ни случайностей, ни совпадений. Конечно, устает от всей этой нервотрепки, причем нервы чаще всего мотают ей даже не эти самые «больные», а их родственники. Дежурства и экстренные вызовы, почемуто в основном ночью, изматывают беспредельно. Но она не жалуется. Жалуюсь я. После дежурств она еще долго приходит в себя, наши встречи отменяются.
Однажды я задумался: почему мы никогда не ссоримся. Так же не бывает, во всяком случае мой предыдущий опыт это неопровержимо подтверждал. А тут – за три года ни единой ссоры, ни облачка недовольства, либо раздражения. Может быть, все дело в том, что эта женщина, как сама часто повторяет, уважает чужое пространство. Ко всем своим достоинства она еще и не любопытна. Никогда не спрашивает меня, где и с кем я был, что делал.
*
В наш ресторан приходит постоянный гость. Феликс – мужчина богатырского сложения, его рокочущий бас свободно перекрывает музыку. В молодые солдатские годы он служил в Афганистане. Был ранен. С тех пор, и по сей день, ходит только в камуфляжной форме. Две награды – медаль и орден – не снимает никогда. Узнав, удивился: Феликс психолог. Говорят, хороший, у него обширная практика. В ресторан всегда приходит в сопровождении хорошенькой молодой девушки. Внимания на нее почти не обращает. Предпочитает общаться с другими гостями либо с барменом. Рюмок не признает, пьет только из высокого тонкого стакана, предназначенного для соков. Однажды девушка, которой, видимо, наскучило сидеть безмолвно, его спросила, что такое любовь. Феликс ответил. Его могучий бас рокотал на весь зал. Лекцию все, кто был в этот вечер в ресторане, слушали с интересом.
– Любовь, как таковая, длится три года. Это факт, научно доказанный, – вещал Феликс. – Именно только три года длятся у людей те химические процессы, когда от новых отношений зашкаливают гормоны. По истечении трех лет работа головного мозга нормализуется, так как отношения теряют свою новизну. После этого отношения между мужчиной и женщиной, приобретают три фазы – близость, страсть и обязательства. Хорошо, когда все три присутствуют вместе. Чаще превалируют по отдельности. Близость – это привязанность, теплота и потребность в постоянном присутствии другого человека, с которым чувствуешь себя единым целым. Страсть – высокая степень физического влечения. По сути дела, страсть – тот же наркотик, так как сулит удовольствие. Ну и третье, обязательство, когда либо одна из сторон, либо обе осознанно принимают решение быть вместе, заботиться в течение длительного времени.
Вот так вот, взял психолог и разложил по полочкам ту сладостную загадку, над разгадкой которой человечество мучается вот уже много тысячелетий. А оказывается, все так просто – гормоны, страсть, обязательство хлебать из одной миски…
*
Эльвира наконец вырвалась из своего коммунального ада.
Соседка ей досталась в классическом коммунальном варианте – крикливая, неряшливая, да к тому же пьющая. Работает уборщицей в морге. Я ее называю «мойщица трупов». Когда Эльвира переехала, соседка тут же предложила отметить новоселье. Эля опрометчиво согласилась. Отказавшись через пару недель от предложения обмыть покупку холодильника, тотчас нажила себе в лице «мойщицы трупов» врага. Местами общего пользования старалась теперь пользоваться только в отсутствии соседки. Поставила себе цель – обзавестись отдельным жильем. Человек целеустремленный, двигалась к намеченной цели методично. Я вообще обратил внимание, насколько Эльвира тверда в исполнении своих решений. Однажды сказала:
– Я бросила курить.
Курила до этого довольно долго.
Спросил не без иронии:
– И когда ты это решила?
В ответ услышал:
– Сегодня утром.
С тех пор не курит. Ей не понадобились ни чудодейственные пластыри, ни гипноз, ни заклинания знахарок. Решила и бросила. С тех пор не курит. Комнату свою, идя к намеченной цели, умудрилась продать. Однокомнатную квартиру купила близ Москвы, в городе Весенний, утопающем в зелени. Вокруг – подмосковные леса, в лесу возвели целый жилой массив. Многоэтажки росли как в сказке. Цены, на фоне московских баснословных, были все же умеренными. Во всяком случае поначалу, пока москвичи не раскусили, что жилье здесь дешевое, а добираться до города проще и быстрее, чем торчать часами в городских пробках.
На новоселье приехали мать Эли и ее лучшая подруга, та самая Наташа. Ее фамилия Федорова, так что понятно, почему «дядя Федор». Пригласили и меня. Дверь отворила женщина, подпоясанная фартуком. Лицо раскраснелось от жары. Приветливо улыбается:
– Я мама Эльвиры. А вы – Игорь? – без перехода поинтересовалась: – Беляши любите?
Вручил ей цветы. С дядей Федором расцеловался, как со старой знакомой – человек она, как я уже понял, общительный, легкий, в общении приятный. Мне было хорошо в этой маленькой компании. Но все равно мешало чувство непонятной самому скованности. Потом понял, скорее – осознал: меня смущала двусмысленность моего положения. Вот уж не думал, что сохранил в себе это качество. Ушел довольно рано. С собой мне настойчиво вручили пакет с беляшами. Они пахли так аппетитно, что водитель то и дело сглатывал слюну. Пришлось его угостить.
*
Както раз Сергей и Виктор собрали в ресторане компанию друзей детства и юности. Пришел на встречу с Элей. Ктото, произнося тост, пожелал всем вместе собраться за таким же столом лет через пятьдесят. Все согласно зашумели, дружно выпили.
Сергей, веселый и оживленный, беспрестанно балагурящий (он вообще знает столько анекдотов, что любой юморист обзавидуется) воскликнул:
– Дожить до этого возраста мы, может, и доживем. Но какими будем? Представляете картину: открывается дверь, и Эльвира вкатывает в ресторан колясочку с Игорьком. Ножки пледом укутаны, кряхтит и вздыхает, пьет только водичку, да и то через трубочку.
Рассмеялся я вместе со всеми, хотя картина была слишком реалистичной и оттого особенно удручающей.
На том вечере мы много фотографировались. Через пару дней получил фотографию, глаза бы мои ее не видели. Рядом с молодой, красивой и цветущей женщиной – ну просто старикашка какойто, плюгавенький и лысый. Игорь Юдин собственной персоной. У меня даже сердце защемило от увиденного. Разве пара я такой женщине, и вообще, зачем я ей нужен?
Слишком часто вспоминаю эту фотку. Настроение сразу портится, становлюсь угрюмым, неразговорчивым, иногда, чего себе раньше никогда не позволял, срываюсь на и грубость. Однажды даже до слез Элю довел. Вот уж не ожидал от нее такого. Сам растерялся. Никак не мог ее успокоить. И она «завелась», наговорила мне кучу обидных слов. Вспомнил: чтобы победить женщину в споре, надо заплакать первым. Но плакать я не умею, слезные железы, должно быть, не такие как у всех, бездействуют, а может, были, но атрофировались.
Замечаю – мы стали довольно часто, или скажу мягче – периодически – ссориться. Я упрекал ее в непонимании моей тонкой натуры, цитировал при этом любимого Высоцкого:
Женщины, как очень злые кони –
Захрипит, закусит удила.
Может, я чегонибудь не понял,
Но она обидела, ушла.
Я и вправду в такие моменты мало чего соображаю. Прекращаю общаться, мазохистски культивирую свои надуманные, нереальные обиды. Потом не выдерживаю, долго ищу повод для звонка, звоню якобы по делу. Она прекрасно понимает все мои на самом деле смешные хитрости. Иногда звонит первой сама, насмешливо предлагает:
– Юдин, хватит дуться.
Я охотно и даже поспешно принимаю примирение – мне без нее откровенно плохо. А вот ей без меня?..
Так и не могу ответить сам себе: кто я в ее жизни? Смотрю на нее с преданностью давно живущей рядом собаки, Слов красивых почти не говорю, на комплименты скуп. Цветы и подарки дарю редко, в театр или даже в кино почти не приглашаю. Ее свободное время предпочитаю проводить в ресторане. Да и то в своем, так что никакого разнообразия.
Когда она уходит, я начинаю считать часы до нашей следующей встречи. Рассказами о ней давно уже всем надоел – у меня теперь в разговорах только Эля.
…У меня есть один знакомый, его все зовут СашаДаша. Когдато Александр был женат на женщине по имени Даша. Думаю, любил ее. Говорил беспрестанно: «Даша решила, Даша сказала, Даша сделала». Глаголы могли быть какими угодно, имя Даша – неизменно, так сказать, величина постоянная. Так и приклеилось к нему прозвище «СашаДаша». Похоже, что и мне скоро мои знакомые приставку «Эля» прилепят.
