Вера Галицкая
Китеж-грайнд. Книга 1
– Подожди! – крикнула Нася, когда они были уже почти у выхода, – мне кое-что нужно сделать.
Она потащила его в туалет и закрылась с ним в кабинке. Дрожащими от страсти руками принялась расстегивать ему ширинку, а мокрым языком лизала его в губы.
– Нася, постой… Ты не понимаешь, что делаешь…– пытался остановить её Тёма. Но Нася только шептала «Я хочу тебя» и сжимала и разжимала ему член тёплой ладонью. Он пытался унять её, убирал ей руки, пытался поговорить и вести домой, но Нася только продолжала лезть ему в штаны и шептать непристойности.
И Тёма сдался. Он развернул Насю лицом к стене и задрал ей платье. Она была вся мокрая и горячая. Он целовал её в шею, а она изгибалась и срывала эти поцелуи губами. Она стонала, а он трогал её потную грудь. Кровь текла по ногам, от страсти сводило ноги, губы дрожали…
– Закррррути глушилку быстррро! – раздался за дверью чей-то знакомый голос, и Тёма услышал, как в клуб вбегают люди. Топот сапог слился с музыкой. А потом всё резко стихло.
Тёма быстро спрятал хозяйство в штаны и посмотрел на руки. Всё было в крови. Он намочил туалетную бумагу под рукомойником и судорожно стал стирать струйки крови с Насиных ног и туфель.
– Чёрт, чёрт, чёрт, что же я наделал, – всё повторял он себе под нос, а руки его не слушались и нервно тряслись.
Нася блаженно улыбалась и лезла к нему целоваться. Когда следов крови почти не осталось, он взял её за предплечье и потащил из клуба.
«Вы что, вашу мать, тут устррроили?! – гремел голос с танцпола, – посмотрррите, на кого вы похожи!»
Тёма с Насей выскользнули из туалета и выбежали из клуба, пока внутри все были заняты перепрошивкой ФЧИ. Тёме было ужасно стыдно. Он воспользовался Насиным состоянием и лишил её девственности, пока она была не в себе.
Через некоторое время Нася начала приходить в себя. Они шли за руку по пустынной автостраде и молчали, слышно было только, как гудят одинокие фонари да хрустит песок под ногами.
Тёма не знал, что сказать, и только надеялся, что она не уберёт руку из его ладони. Пока они идут так, есть надежда. Он не хотел, чтобы их первый раз прошёл подобным образом, правда не хотел. Хотя секс был очень страстным и порывистым, всё же ему хотелось, чтобы Нася сама на это пошла, а не так…
– Ты теперь меня бросишь? – вдруг тихо спросила Нася, глядя себе под ноги.
Тёма сначала подумал, что он ослышался.
– Прости, я плохо расслышал, – робко переспросил он.
– Ты бросишь меня после того, что было в клубе? – повторила Нася.
Тёма остановился и прижал её к себе. Крепко-крепко.
– Я тебя люблю. Очень. Я никогда тебя не брошу. И не отпущу.
Он поцеловал её в губы, и они долго стояли обнявшись и молчали.
***
До похода остались сутки. Нужно было отдыхать и спать. Настраивать себя на нужный лад. Но сон упорно не шёл. За окном была темень. На кровати у двери мирно сопел Вадик, а Тёма всё ворочился под простынёй, не зная, куда деть руки и ноги.
Здесь осталось так много вопросов и так много незавершённых дел… Он обещал Насе, что никогда не бросит её, но скоро он уйдёт и, возможно, никогда не вернётся. Он не знает, чем закончилась заварушка в клубе и кто такой Даня. Зачем он сбил глушилку? Куда растворился? Чем опасна эта библиотечная семья Головановых? И какие существуют тайные силы, о которых Тёме лучше не знать?
В оконное стекло что-то ударилось и сбило Тёму с мысли.
«Наверное, опять с крыши что-нибудь сыпется», – подумал он.
Удар повторился. Потом снова и снова. Тёма не выдержал и встал с кровати, чтобы посмотреть, что там творится. Он выглянул в приоткрытую половинку окна.
– Псс! – послышалось снизу.
Тёма опустил голову и чуть не вскрикнул. Там, прижавшись к стене, стоял Даня!
– Ты, урод, какого чёрта тебе тут надо? – яростно зашептал Тёма.
– Слушай, пожалуйста… Выслушай меня, не шуми! Дай мне всё объяснить!
– Нашёл дурака, да? Я тебе не верю! Вали отсюда, пока я сигнализацию не включил!
– Неужели тебе не хочется узнать, что происходит? Выслушай меня, есть вероятность, что мы сможем друг другу помочь. Пожалуйста.
Тёма посмотрел вниз на Даню, на его молящие о помощи глаза и сдался. Только так можно узнать, что происходит. Если, конечно, это не ловушка, и Даня не прирежет его и не скроется.
– Ладно. Только разговаривать будем не здесь! Моей семье твои проблемы точно не нужны.
– Конечно! Спасибо тебе…
– Слушай внимательно. Я сейчас выйду, и мы пойдём к оврагу. Я поведу тебя за скрученные за спиной руки. Если кто нас увидит – я тебя поймал и веду в полицию. Всё понял?
– Да, хорошо. Я тебя жду.
Стараясь не шуметь, Тёма натянул штаны и первую попавшуюся футболку. Достал из ящика стола нож-бабочку и спрятал её в карман. У входной двери на секунду закрыл глаза, глубоко вдохнул и вышел вон.
Город спал. В окнах домов уже не горел вечерний жёлтый свет, краски вокруг стали сизыми, и каждый звук казался громче. Тёма вёл Даню к Оврагу, больно заломив тому руки за спиной. Но как только последний обитаемый дом остался позади, он отпустил пленника, а сам сунул руку в карман, крепко сжав бабочку. Даня заговорил:
– Знаешь, я сразу всё понял, что тебе всё известно. Как только увидел тебя в клубе. Я боялся этого момента, и пока ты был на вылазке, молился, чтобы вы не стали общаться с местными. Такой досадный просчёт…
Тёма ни слова не ответил. Он помнил совет своего любимого героя «Мастера и Маргариты»: не надо ни у кого ничего просить, сами придут и сами всё дадут. И пусть Полунин (или как там его на самом деле) не думает, что ему так уж важна эта информация.
– Знаешь, как я узнал эту тему с глушилкой? Как можно угареть от демки?
Тёма всё молчал. Сам расскажет.
– Не потому что я отвечал за ФЧИ, нет… Ты хоть раз вообще задумывался, что там за этим оврагом и за этой мусоркой? И почему вам туда нельзя?
Даня замолчал, а потом тихо проговорил, опустив голову:
– Там моя родина. Я пришёл оттуда…
– Да что ты брешешь! – вырвалось у Тёмы.
– Вам с детства говорят, что там непознанные земли. Терра Инкогнита, покрытая тоннами опасной демки. И вы боитесь даже подходить к оврагу. В младших классах рассказываете друг другу сказки про порталы и отшельников-людоедов, про опасные потоки информации и смертоносные зоны… А как заканчивается детство, думаете, что это были всего лишь выдумки, страшилки…
Тёма уже начинал жалеть, что предложил своему пленнику вести переговоры у оврага. Было немного неуютно, если не сказать страшновато.
– Нет так никакой Терры Инкогниты. За мусоркой – Новая Москва, основной город. Там стоят роскошные дома, там ездят красивые машины, там люди смотрят фильмы, о которых вы никогда не слышали. Там живёт элита, ваша власть. Там у каждой семьи в доме по несколько ванн, комнаты, забитые красивой одеждой и обувью. Вкусная еда, море свободного времени, лучшие врачи, да и вообще, всё самое лучшее.
Тёма не верил своим ушам. Скорее всего, новенький просто начитался книг и насмотрелся старых глянцевых журналов. Такого не может быть. Откуда может взяться еда вкуснее того, чем тут все питаются? Море свободного времени может иметься только у детей! И зачем в доме несколько ванн?
– У меня в детстве были самые редкие и прекрасные книги, меня учили лучшие преподаватели – старейшины Союза Учёных, – тем временем продолжал Даня, – Мои родители были очень уважаемыми людьми. Папа отвечал за связь с сырьевым придатком, то есть с вами, а мама была очень образованной женщиной и сидела дома со мной. Занималась со мной каждый день алгеброй, русским, литературой и историей, физикой и химией… Много мне читала, привила любовь к музыке и к искусству. У нас весь дом был заставлен картинами, которые вы видите в старых учебниках. Пикассо, Васнецов, Шишкин… Всё – оригиналы. Я бы с удовольствием показал тебе наш дом, но обратно мне теперь путь заказан.
Пока всё это звучало просто мифически. Наверное, Даня решил запудрить ему мозги. Тёма нащупал в кармане нож, готовясь в любой момент атаковать.
– Ну, это в общем. Знаю, звучит невероятно. Мне теперь уже и самому не верится, что у меня когда-то была другая жизнь.
– Ты, вроде, хотел рассказать про инцидент с глушилкой, не? – перебил его Тёма.
– Да, конечно. По всей Москве, как у вас, так и у нас, на всех точках, где существует повышенная концентрация информации, стоят глушители.
– Это я заметил, – мрачно отозвался Артём.
– Ну, так в Новой Москве есть такие места, такие закрытые клубы, где глушилки работают по обратному принципу – концентрируют информацию вокруг себя. Там демку ничто не ограничивает, за исключением разве что твоих собственных мыслей. Другой мир, он же работает по принципу ассоциаций: даёт тебе вариации на тему того, о чём ты усиленно думаешь. И вот ты приходишь потусоваться в клуб, а там уже для тебя готовы миллиарды воспоминаний, желаний, сцен из фильмов и книг, реальных и нереальных. Это самая сладкая информация – мысли молодёжи. Не нас, конечно, а тех, у кого всё это было в реале, все переживания были собственные.
– И на кой чёрт ты вчера это устроил у нас?! – поинтересовался Артём, повысив голос.
– Считай это моим просветительским прощальным подарком. У нас за такие вечеринки люди платят очень большие деньги.
– За то, чтобы побегать голышом по сцене и выставить себя идиотом? Чтобы заблевать весь клуб? И целоваться со своим лучшим другом? – недоумевал Тёма.
– Поверь, они все вчера были очень счастливы. Наутро, конечно, будет стыдно и дурно, но тот кайф они не забудут никогда в жизни.
Они уже почти дошли до оврага, и Тёма всё крепче сжимал нож в потной ладони, готовясь, если что, броситься в атаку.
– Знаешь, я много рассуждал, что же лучше: счастливое неведение или абсолютное знание мира? Я до сих пор не могу дать ответа. В детстве ты живёшь припеваючи, не зная, как устроен социум и на чём держится мир, а потом перед тобой потихоньку начинают приоткрываться двери… За некоторыми тебя ждут восторг и изумление, за другими – отвращение и слёзы. Распахивая очередные врата, ты с ухмылкой вспоминаешь себя маленьким мальчиком и тебе стыдно за этого неразумного, наивного ребёнка, каким ты был однажды. Но знаешь, Тёма, есть двери, которые, возможно, не следует открывать. Слишком резок свет правды, а сама правда больше похожа на чудовище. И вот однажды открыв такую дверь, ты жалеешь, что не остался навсегда маленьким, наивным невеждой.
Даня говорил очень складно и красиво, и Тёма поневоле заслушался.
– Там у меня была своя группа. Я играл на гитаре, мой лучший друг Спайд пел, Камиль играл на басу, а за барабанами сидел его брат Шамиль. Мы перепевали песни Киша, Тараканов и других групп, у которых могли разобрать мелодию и текст.
Однажды на репетиции наш вокалист начал до меня допытываться, как у меня дела с моей девушкой, не переспал ли я ещё с ней. Мне было на тот момент шестнадцать, мы с Аней ходили за ручку, и максимум, что позволяли себе – это скромный поцелуй в губы. Тогда Спайд решил, что перед тем, как заниматься сексом с Аней, я должен потренироваться в этом деле, потому что если я облажаюсь, она от меня уйдёт. Сначала, если честно, я думал, что мы поедем к вам, по ту сторону оврага. Но всё оказалось далеко не так, как я мог себе представить.
Однажды вечером Спайд повёл меня просвещать. Мы дошли почти до самой мусорки и нырнули к неприметному серому домику, который весь был обтянут колючей проволокой. Окна в нём были заколочены, и казалось, что домик давно пустует. Спайд постучал в дверь, но нам никто не отрыл. Я решил, что это какой-то очередной тупой розыгрыш, и уже развернулся, чтобы идти домой. Но вдруг в домике послышались шаги, и грубый мужской голос потребовал назвать своё имя.
Дальше, Тёма, был кошмар. Нет, даже хуже. Я не могу вспоминать об этом без дрожи и ужаса. Мы зашли в домик, который был лишь прикрытием для сложной системы катакомб под ним. Спайд сказал, что первый раз меня может шокировать увиденное, но потом я не смогу без этого жить. В какой-то степени он был прав: воспоминания об этом отвратном месте всегда со мной. Спайд привёл меня в зоопарк. Это место, правда, так у нас и называется – «Зоопарк». В комнатках за решётками, в импровизированных вольерах, сидели, лежали и спали люди. Молодые девушки в кожаном белье, совсем маленькие мальчики и девочки, молодые и старые, безрукие и безногие, привязанные на цепь. Кто-то не умел даже разговаривать, а только мычал, потому что он вырос в этом зоопарке. Этих людей когда-то объявили в вашем мире неизлечимо больными, сумасшедшими или преступниками… И вместо кладбища или дурдома поселили в Зоопарке. У кого-то в глазах читался страх, кто-то считал это единственной возможной жизнью, а у кого-то на лице было написано только желание поскорей умереть. Мне до сих пор иногда снятся их лица.
«Выбирай, – сказал мне Спайд, – я люблю, чтоб у девочки рук не было, и она не могла сопротивляться. Ну, а ты пока приглядись. Здесь же рядом есть ферма. Так что, если захочешь посетить экскурсию и узнать, откуда берутся наши котлетки и молочко на завтрак, поброди тут».
Мне стало дурно, я чувствовал, что схожу с ума. Меня тошнило и кружилась голова. Я выбежал оттуда и заперся дома. Я лежал на кровати, накрывшись с головой одеялом, наверное, несколько месяцев. Мне слышались стоны, я видел глаза обитателей зоопарка, я чувствовал их боль. Мама думала, что я заболел, вызывала врачей, приносила мне каши в кровать, но ничего не помогало. Я ничего не хотел, не хотел даже ходить, мыться и разговаривать.
В конце концов, я понял, что не могу так больше жить. Я чувствовал, что должен стать новым Сидхартхой Гаутамой. И мне оставалось только одно – бросить богатство, дом и семью и пойти в народ, а потом сесть где-нибудь и начать медитацию.
Родители, скрепя сердце, решили отправить меня на год к вам, за овраг. В качестве шпиона. Меня учили, что и как вам говорить, на что вас направлять… Рисковое было предприятие, ты и сам уже видишь. Ко мне уже постепенно начали возвращаться силы и желание жить полной жизнью, но за неделю до выезда мои родители погибли в автокатастрофе. Я снова был сломлен. Нет, я был стёрт в порошок и размазан ботинком по асфальту. Тогда я взял пару рубашек, джинсы, несколько книг и уехал.
И туда возвращаться я не хочу. Не могу. И не буду.
Тёма молча стоял и смотрел за овраг, в темноту. История Дани выглядела бредовой, но она многое объясняла. Тайные силы, о которых говорил учитель. Пропавшие люди. Страшилки про отшельников-людоедов. Теперь он действительно слышал рёв ездящих машин там, за мусоркой.
Значит, это правда. Значит, он и весь его мир – это просто сырьевой придаток. Они – мыши, бегающие в колесе, чтобы те, высшие существа, имели электричество, воду, еду и грязные развлечения. Они питаются плесенью и ходят в обносках, а там за оврагом люди едят их мясо и ездят на шикарных машинах. Тёма вспомнил, как он сам на сталкерстве сливал бензин из брошенных тачек и отдавал канистры солдатам. Так вот куда всё направлялось. Союз Учёных, значит, разработки…
Как теперь смотреть в глаза маме, Насе, брату или Доценту? Просто молчать и терпеть? Просто сидеть и ждать, пока твою маму или девушку объявят неизлечимо больной и отвезут в Зоопарк? Смотреть, как твои приятели корячатся по восемь часов на работах в канализации, чтобы у тех незнакомых людей были джакузи, и им приятно было сидеть на своих золотых туалетах?
Артём сжал кулаки. Ему хотелось передушить всю Новую Москву своими руками.
– Нужно перестрелять этих ублюдков! Нужно всем рассказать! – сквозь зубы сказал он.
– Бро, остынь… Я обдумал уже все варианты. Вот, скажи, у тебя есть пистолет или там, скажем, автомат?
– Нам нельзя.. Всё оружие мы обязаны сдавать…
– И чем же ты будешь расстреливать ублюдков? Из пальчика делать «пиф-паф»?
– Можно взять у полицейских или найти склад!
– Я тебя умоляю! Все склады с оружием разобрали ещё тридцать лет назад во время гражданской войны. Тем более, поверь мне, все солдаты и полицейские в достаточной мере осведомлены, на кого они работают!
– Тогда надо просто незаметно на них напасть, а убивать можно не обязательно пистолетами!
– Да как ты проведёшь незаметно через мусорку две тыщи человек? Да даже, если и проведёшь, тебя там встретят во всеоружии.
Тёма молча думал. Потом разжал в кармане нож и голым кулаком треснул с размаха Даню в челюсть. Тот немного отшатнулся и схватился ладонью за подбородок.
– Ты чего? – испуганно спросил Даня, у которого между пальцами потекла кровь из пирсингованной губы.
Тёма не ответил и только ударил его второй раз. Новенький упал на землю и вскрикнул. Тёма бил его и бил, попадая кулаками в живот, рёбра, в лицо… Даня свернулся калачиком на земле и закрыл голову руками, периодически уворачиваясь от ударов. Тёма бил его изо всех сил, колошматил его в надежде услышать, что всё это было шуткой. Но Даня не сдавался.
Когда у Тёмы закончилась вся ярость, он просто сел рядом с ним и заплакал.
– Я ещё придумаю, что можно сделать, – сказал Артём сквозь слёзы, не поднимая головы, – я обязательно придумаю.
Долгие минуты прошли в тяжёлом молчании, изредка прерываемом всхлипами. Даня лежал на спине, согнув колени и запрокинув голову, чтобы из носа не текла кровь, Артём сидел на раскрошенном бордюре, тупо уставившись в землю и шмыгая носом. Вдалеке по-прежнему слышался едва различимый рёв машин, с мусорки тянулся неприятный запах гари и над всем этим сквозь дымку светила неподвижная полная луна.
– У меня остался только один вопрос: зачем ты всё это мне рассказал? – устало поинтересовался Артём.
– Я хочу уйти отсюда. Ты иммунный, ты можешь меня провести через опасную зону.
– И зачем мне это нужно? – спросил Артём, посмотрев на лежащего на земле новенького и подняв бровь.
– Если ты не пойдёшь со мной, после школы тебя завербуют. Всех иммунных вербуют и отправляют в Новую Москву. Тебе промоют мозг, и ты покорно будешь служить своим врагам.
Снова воцарилось молчание. Тёма понимал, что нельзя принимать резких решений. Всё было слишком сложно, голова закипала и отказывалась соображать. Было понятно, что Горбунов всё знал. И про Новую Москву, и про вербовку, и про зоопарк с фермой. И, судя по всему, тоже хотел бежать отсюда. Как и Даня. Они все решили его использовать. Глупого иммунного дурачка…
Какие варианты есть у Артёма? Идти с Горбуновым, который всё время ему нагло врал? Идти с Даней, который также постоянно врал, но всё же под конец открыл правду? Остаться здесь и ждать вербовки?
– А что с Олей? Ты её возьмёшь? – вспомнил Артём ещё одного своего врага.
– Оля и её мама не в себе. Они живут в другом мире, мне их не понять. Мне вообще не понять сторонников пассивного романтизма.
– То есть, ты хочешь сказать, что они не работают на Новую Москву?
– Пффф, конечно, нет. Они обе живут своими прошлыми жизнями, изредка играя чужими чувствами. Им не за чем уходить куда-то в реальности, они уже ушли в демку, в свои уютные мирки.
– Я надеюсь, ты прав, – задумчиво промямлил Тёма. – Но я не могу пойти с тобой. По крайней мере, сейчас. Мне нужно подумать над другим предложением.
– Значит, есть другое предложение… – себе под нос тихо проговорил Даня. – Я так и знал. Ладно, Тёма…
– Я не могу сейчас ответить. Мне нужно многое обдумать. Я не сдам тебя полиции, это единственное, что я могу тебе обещать.
– Полиция меня не ищет. Но всё равно спасибо. Стукну тебе в окно следующей ночью, если меня не прибьёт кто-нибудь из местных, – сказал Даня и заковылял к гаражам у оврага.
Тёма поплёлся домой. В животе урчало то ли от волнения, то ли потому что он не поужинал. Но есть совершенно не хотелось. Мир стремительно менялся. Тёма чувствовал, что он оказался в странном пространстве, где за каждым привычным и знакомым с детства предметом или явлением скрывается огромная, мрачная, безжалостная истина. Всё, к чему он привык с детства, оказалось лишь частью чего-то большего и пугающего. Границы мира раздвигались, и уютный маленький мир, в котором он жил, делался зыбким и хрупким, как стеклянный шарик в вихре урагана. Только Тёма начал понимать правила игры тут, в этом мирке, как оказалось, что есть ещё более глобальная игра со своими правилами, о которых он даже не догадывался.
Даня был прав. Есть двери, которые лучше не открывать. Слишком резок свет правды, а сама правда больше похожа на чудовище.
12. «Принцип домино»
Ассоциации. Это связи между атомами информации. Они невидимыми нитями соединяют атомы в молекулы. Молекулы связываются в мысли, догадки и образы. Так, сцеплённые между собой крепче-крепкого, образы образовывали целое информационное полотно, плотное и эластичное.
Да, когда-то инфосфера была связанной и изолированной и представляла собой лишь один из слоёв стратосферы. Но это было давно.
Раньше люди боялись озоновых дыр, страшились вредного солнечного излучения, опасались онкологических заболеваний и уменьшения популяции различных видов животных. Люди боялись и пытались остановить трагедию, мазав свои бренные тела кремом с УФ-фильтром, перед тем как выйти на солнце.
В конечном итоге, они получили мир, которого заслуживают. Без зверей, птиц, травы, еды, без времён года и яркого неба над головой. Конечно, истощение озонового слоя было лишь каплей в море причин, уничтоживших былой облик планеты. Но всё же…
«Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» – примерно так можно было бы начать повествование об открытии информационного слоя земли. Когда все учёные носилась с проблемой озоновых дыр, а простые смертные мазались солнцезащитными кремами, медленно, но верно истощался другой, не менее важный и потенциально опасный, слой стратосферы.
Сначала отдельные идеи, самые лёгкие и безвредные, стали «витать в воздухе». Друзья смеялись над тем, что одновременно произносят какое-то слово. Семейные пары изумлялись, насколько же одинаково они стали мыслить за последние годы совместной жизни, а студенты поражались своей уникальной памяти, когда на экзаменах они отвечали то, о чём мельком читали в начале семестра. Людям стали сниться красочные сны о том, чего они никогда не видели. Открывались целые школы, где людей вводили в транс и помогали им видеть их «прошлые жизни».
Люди тянули мысли из информационной дыры, разматывая её тем самым, как вязаный свитер. Сначала это было весело. Потом это стало прибыльно. А в итоге вся инфосфера развязалась и поползла. Плотный узор из идей расползся в огромный информационный комок раздёрганных клочков мысле-образов.
Теперь мысли можно было вновь смотать в клубок только посредством ассоциаций. Ассоциациями же мысли и ситуации притягивались друг к другу.
Клубок, который безотчётно начал скатывать Артём при помощи своего учителя и Дана, грозил вобрать себя всё его ближайшее окружение.
***
Гера проснулась не в духе. В голове отрывками вспыхивали воспоминания: вот она танцует на столе в резких кислотных лучах неонового света, вот она срывает с себя кофточку и бросает в толпу, вот целует какого-то мелкого парня взасос посреди танцпола, вот она прогнула спину, мотает головой под музыку и трётся задницей о причинное место учителя геометрии. Ей было ужасно стыдно. Хотелось забыть, не думать, не знать, уехать из округа и поменять имя. Как сегодня выходить на улицу, как показаться на глаза одноклассникам и учителям? Позорище… Интересно, Даня поэтому перевёлся к ним в район? Неудачно потусил?
Проснувшись гораздо позже обычного, Гера теперь сидела в кресле и поглядывала на кровать. Она боролась с желанием уткнуться лицом в матрас, накрыть голову подушкой и весь день не вставать, пока к тебе не придут и не скажут «Всё хорошо, все всё забыли, можешь выходить». Просто переждать как-то один день, и всё будет прекрасно.
Ко всем прочим прелестям воскресного утра Гера получила бонус – выспавшегося и воодушевлённого Марка, жаждущего общения и прилипшего к ней с расспросами.
«А что вчера было на дискотеке?» «А правда полиция примчалась?» «А кто виноват?» «А его теперь расстреляют?» – слышала она с раннего утра.
Гера долго молча сидела, опустив свою лысую татуированную голову и прикрыв глаза рукой, и слушала, как Марк радостно носится по комнате и засыпает её вопросами.
«А ты что делала?» «А почему кофта порвана?»
Внутри у Геры медленно нарастал ком гнева на себя, на брата, на Даню и на весь мир, который вчера видел её в неприглядном виде. Но поблизости был именно брат.
– Да заткнись ты, мать твою!!! Как же ты меня задолбал! – взорвалась наконец она. – Хочешь знать, что происходит за пределами твоей комнаты, выходи, сучёныш, на улицу! Сам ходи на дискотеки и не трогай меня!
– Нет, уж, спасибо. Не хочу я на такие дискотеки, – засмеялся Марк в ответ.
– Слушай, я не знаю, откуда ты в последнее время набрался столько наглости и уверенности, но я тебя предупреждаю: не играй с огнём, – из последних сил сдерживая ярость, проговорила Гера.
– Там, где я беру уверенность, все играют с огнём. Я открыл свою дискотеку с клоунами и глотателями шпаг! – захихикал Марк.
– Вот жеж долбанутый урод, – процедила сквозь зубы Гера.
Марк нисколько не удивился такой реакции и, вместо того, чтобы благоразумно замолчать и уйти читать книжку в другую комнату, решил продолжить диалог с сестрой, на который он так долго напрашивался:
– А ты что там делала? Тебя полиция тоже допрашивала? Тебе что, стыдно сказать? Стыдно?
– Почему бы тебе не пойти поиграть на улице? Ты не видишь, что ли, я плохо себя чувствую, – прищурив глаза, спросила у Марка сестра. Она бы и сама с радостью удалилась из квартиры, лишь бы не видеть брата, но страх показаться на глаза кому-то из вчерашней тусовки был слишком велик.
– Там дождь вообще-то, Наташа. Сама туда и иди. Это и моя комната тоже, если ты не забыла.
– Всё, моё терпение лопнуло,– рявкнула Гера и встала с кресла, – пошёл вон отсюда!
Она схватила Марка за ухо и потащила к двери, а тот замахал руками и заверещал, как сирена.
– Пустииииии! Больнаааааа! – переходя на ультразвук вопил он.
– Вали вон, дебил! – крикнула Гера и вытолкала Марка в коридор. – Сиди на кухне, если не хочешь, чтобы я тебе ухо оторвала!
Вена у неё на голове пульсировала, руки тряслись от ненависти и адреналина в крови, а рассудок был замутнён агрессией.
– Дура! – голосом, в котором слышались слёзы, отозвался Марк и бросил через полуоткрытую дверь в комнату мячик для сокса.
Увесистый шар попал прямо Гере в спину.
– Да ты совсем охренел! Драться со мной вздумал? – взвыла она и, угрожающе блестя зелёными глазами, направилась к коридору. Боли не чувствовалось, но сам факт, что её задохлик-брат решил ввязаться в драку, окончательно вывел её из себя.
Марк стал в оборонительную позицию, выставив перед лицом кулаки. Его сестра буквально ополоумела от злости. Она надвигалась на него, как танк, махала руками, как берсеркер, пыталась вцепиться Марку в волосы, ударить ногой. Но тот отступал спиной, уворачиваясь от всех опасных ударов.
Тогда Гера решила давить его морально.
– Я тебя знать не хочу! Ходишь вечно с этой дурацкой ухмылкой, бубнишь себе что-то под нос. У тебя даже друзей нет! Только я с тобой и вожусь. И где благодарность? За все мои старания ты мне платишь ударом в спину! Слабак! Предатель!
Но предатель даже не думал расслабляться и сдавать позиции. Он только сжал губы и пристальней следил за манипуляциями сестры, ловя её за поднятые ноги или отбиваясь от когтистой руки.
Но с Герой так делать было нельзя. Даже если бы Марк отбил все её удары, заломил ей руки и сел на неё сверху, у неё всегда оставался один приём. Запрещённый удар. Удар-табу. Смертельный приём, которым в жизни можно было воспользоваться лишь раз.
Гера остановилась и перестала махать кулаками.
– Я не буду с тобой драться. Ты больной придурок и этого не достоен. Выдумал себе какого-то Арсена и разговариваешь с воздухом! Шизофреник! Если в следующий раз захочешь с кем-нибудь подраться, зови его. А я на это посмотрю и посмеюсь! Ты просто жалок.
– Ты сама шизофреничка! Арсен настоящий! Он мой друг!
– Ну, конечно-конечно. Посмотри на себя, кретин! – Гера воспользовалась паузой, схватила Марка за волосы и потащила его обратно в комнату, к зеркалу. – Кто с тобой будет дружить, а? Нет у тебя никакого друга. Выдумал ты себе любовничка своего. Надо было давно-о-о тебе рассказать. Может, у тебя хватило бы ума, самому в психушку сдаться.
– Арсен настоящий!! Настоящий! Все его видят!
– Ты больной полудурок. Нет никакого Арсена! Это твой воображаемый друг! Никто с тобой не дружит! Очнись! Оглядись по сторонам! Ты живёшь в своём вымышленном мирке с клоунами и шпагоглотателями!
– Арсен есть! Вот же он! Он же здесь в кресле всё это время сидел! – Марк в истерике подпрыгивал и тыкал пальцем в пустое кресло.
– Да неужели? А что ты на это скажешь? – Гера с разбегу плюхнулась в кресло и повертелась на нём, как будто устраиваясь поудобнее.
– Это неправда… Это демка. Ты сумасшедшая стерва… Неправда…
– Вот уж досталось мне наказание… Маме, наверное, до сих пор стыдно, что она такого недоношенного придурка родила! – продолжала Гера, войдя в раж. – И если бы она не была такой заботливой сердобольной наседкой, тебя бы уже давно врачи лечили.
Марк замолчал, и его глаза наполнились слезами.
– Меня хотя бы моя мама родила. А тебе вообще на улице подобрали. Бомжиха! И нечего мою маму оскорблять, скажи спасибо, что мы вообще тебя взяли в свой дом. Надоела!! – Марк подбежал к сестре и отвесил ей пощечину такой силы, что Гера оторопела. В это время из коридора послышался звон ключей, упавших на пол.
В дверях застыла мама. Одной рукой, мокрой от дождя, она держалась за сердце, другой опиралась о стену. Грудь её тяжело вздымалась, а лицо было мертвенно-бледным.
– Дети, вы что же делаете, – тихо проговорила она, смотря на Геру с Марком. По её бескровному лицу катились крупные капли, – вы что такое говорите…
– Но это же правда, мама! Она не ваша дочь! И мне она не настоящая сестра! Она первая начала…– захныкал Марк, осознав, какое табу он нарушил сгоряча.
Гера посмотрела на мать, но Анна Ивановна только молчала и плакала, поджав губы и глядя на Геру с жалостью, на которую способна только женщина, умеющая любить и сострадать.
– Мама… – Гера не договорила и выбежала из дома. Её серое инопланетное лицо исказила гримаса рыдания, и вся она как-то в момент изменилась, стала слабее и беззащитнее.
На улице дождь перешёл в настоящий ливень. Противные, липкие капли дождя били Геру по лицу, по голым рукам и ногам. Она, как была, выбежала из дома в домашних шортах и растянутой футболке с выцветшим принтом Микки Мауса, но сейчас было не до соблюдения приличий. Нужно было убежать как можно дальше. Спрятаться от всех. Стереть себя из людской памяти. Сгинуть.
