Светлана Евгеньевна Андреева
Мы назовём её Возмездие
Закон возмездия
Я шла за доктором. Он открыл экран и несколько мгновений просто молча смотрел на ссутулившегося Самсона. То есть, теперь Поля.
Он разговаривал с Полем через дисплей слежения. Это самый безопасный способ общения, мне ничего не угрожало и всё же, у меня руки дрожали. Я пожалела, что сунулась с этой своей идеей. Сейчас я готова была сбежать. Мне страшно даже увидеть его таким, непонятно кем, не то, что заговорить с ним. И я даже глаза зажмурила, не решаясь взглянуть на дисплей. И это было очень глупо, потому что он меня теперь видел рядом с доктором.
– Здравствуйте, Дара.
Я вздрогнула от его голоса. Это был не громовой раскат Голоса Самсона, бравирующего своей силой. И не мягкий тихий голос Поля. Это был неуверенный, скатывающийся в хрип тихий голос незнакомого мне человека. Я открыла глаза.
Это было так странно видеть здоровенного Самсона чуть сутулившимся и скромно отводящим глаза, застенчиво улыбающимся.
– Спасибо, что навестила меня, – продолжил он тихо, и склонил голову чуть набок, как обычно делал Поль.
Рука его соскользнула с края стола. Он снова примостил её на самый краешек, потом передвинул поудобнее, и словно испугавшись, сколько места его огромная рука занимает на столе, спустил её на колени. Он мельком взглянул в камеру и опустил глаза. В его взгляде читалось, что он чувствовал себя виноватым. Такое нелепое зрелище. Всегда самоуверенный до хамства Самсон сидел сейчас сгорбленным, с виноватым взглядом, стесняющийся и не умеющий управлять своим большим телом.
Это Поль, точно Поль. Как не безумно это звучало, но теперь я сама в этом убедилась. Это невозможно сыграть! Так невозможно притвориться! Поль, попавший в слишком огромное для него тело Самсона. Я была так заворожена этим, что не сразу вспомнила о сообщении от Генки.
– Поль… – я откашлялась, прежде чем продолжить. – Мой друг Генка, прислал свою версию расшифровки твоего текста. Помнишь, ты разрешил мне ему отправить?
– Да, конечно, – он улыбнулся.
– Я сейчас перешлю тебе его версию.
– У меня здесь… доступ отрезан, – он виновато пожал плечами, словно извиняясь.
– Поль, капитан разрешил открыть тебе доступ к твоему компьютеру, – за меня пояснил доктор.
– Хорошо. Это хорошо, – обрадовано прохрипел Самсон-Поль и неловко поднялся на ноги, придерживаясь за стол и осторожно выпрямляясь и поглядывая на потолок. – А то я здесь с ума схожу от безделья.
– Что с его голосом? – прошептала я доктору.
– Он пытается говорить тихо и низким голосом, как привык, – пояснил доктор, отключив внешнюю связь, что бы Поль не слышал нас. – А голосовые связки Самсона к этому не очень приспособлены. Ничего, Поль привыкнет управлять голосом.
Мы молча наблюдали, как Поль-Самсон раскачиваясь в стороны и переваливаясь с ноги на ногу прошёл по боксу, едва не потеряв равновесие. Как с третьей попытки всё же удачно пристроившись у панели компьютера, покачал головой, когда второй раз промазал по привычке широко расставленными пальцами по настройкам.
– Он вошёл в рабочие записи Поля, – прокомментировал голос Грейдо. – Он снял пароль. Самсон бы точно не смог. Это Поль.
– А-а-а-а… – протянул Поль. – Твой друг молодец! Я сначала тоже прочёл это сочетание как «возвратить последствия», но профессор Стримбойд пришёл к другому выводу, хотя…
Поль-Самсон внимательно вчитался в таблицы значений и последовательности символов, и его плечи расправились, спина выпрямилась, движения стали свободнее.
– Он перестал играть роль? – с сомнением спросила я доктора.
– Нет, – покачал головой доктор с улыбкой. – Он увлечён работой и позволил телу самому принять более удобную позу. И хорошо тренированный мышечный корсет сразу вернул позвоночник в правильное положение.
– Так зачем же он горбился?
– Это привычка. Когда Поль следил за своими движениями, он старался как бы свернуться в тот же небольшой объём, который обычно занимал в пространстве.
– Голова болит. Я что-то никак сосредоточиться не могу, – пожаловался Поль. – Я словно опять ребёнок непоседливый. Отвлекаюсь на всё. Не пойму, что со мной.
– Ничего, – я смотрела на этого смущающегося сгорбившегося громилу с непослушно срывающимся голосом, и видела в нём Поля. – Это из-за усталости. Сейчас же уже ночь почти.
Мне было жаль его. Усталого, шокированного, замученного и растерянного. И самое лучшее, это было бы дать ему успокоительного и позволить ему просто отдохнуть. Но времени на отдых у нас не было. Нельзя перенести это на завтра. Никакого завтра у Поля не будет! И я понимала, как важно использовать любой шанс доказать что он именно Поль! Доказать до того, как придёт эвакуатор. И доктор понимал. И молчал, глядя как Поль потирает виски и встряхивает головой, пытаясь сосредоточиться на работе. Видит, как он устал, но не предлагает успокоительного и сон.
– Странно и удивительно, – вдруг произнёс доктор.
– Что именно?
– Активная мыслительная работа, которой занимался Поль, выстроила в его мозгу синоптические связи. Другими словами, у Поля были натренированы мыслительные мускулы для быстрой переработки информации. А в теле Самсона эти связи ему приходится создавать заново. И я никак не ожидал, что этот процесс может проходить так быстро, с такой интенсивностью.
– Это очень интересное решение, – проворковал Поль и откашлялся, голос всё ещё не соглашался звучать так, как он ожидал. – «Передать право». Почему нам никому этот вариант в голову не приходил? Дара, твой друг гений. Это всё меняет! «Передать право». Не отнять, не лишить, передать другому право. Я ошибался, это не свод законов, это предупреждение! Одно единственное правило, действующее на этой планете!
Теперь он сидел прямо, расправив плечи, и только по привычке растопыренные пальцы иногда подводили его при работе с дисплеем. На его экране всплывали какие-то схему и ряды значений, он выделял в них какие-то знаки и менял на другие, диктовал для ввода другие слова и фразы.
Наконец, он откинулся назад и секунду сидел с закрытыми глазами.
– Так просто. Всё так просто, – хрипло произнёс он и нажал воспроизведение. – Слушайте.
Компьютер проиграл до тошноты знакомый сигнал, транслируемый чужими спутниками. А потом огласил версию перевода: «Внимание! На планете введен закон возмездия. Любое насилие на планете запрещено. Ваше право жить переходит к убитой вами жертве».
Мы назовем её Возмездие
Оставшиеся минуты до назначенного совещания казались мне бесконечными. Доктора и капитана ещё не было. Надежда опять растирала слёзы по щекам, и я предпочла пройтись по смотровой палубе, что бы не смотреть как она плачет. Не ожидала увидеть здесь капитана. Он совершенно спокойный просто стоял и смотрел на планету. Я тихо подошла к смотровому окну и тоже посмотрела на планету у наших ног, такую красивую, рыжую с изумрудными морями. О чём он сейчас думает? Может о том, что она похожа на его рыжую зеленоглазую Виолетту?
– А почему у планеты нет нормального названия? – вырвалось у меня.
– Не прижилось ни одно название, – задумчиво ответил капитан.
– Тридцать лет мы здесь, а у неё до сих пор просто порядковый номер.
– Мы можем предложить своё название, – ответил он.
Я уже готова была ответить, что имя Виолетты ей очень подходит. Но он сказал не то, что я ожидала.
– Мы назовём её Возмездие.
К нам торопливо подошёл доктор.
– Прошу прощения. Я не опоздал?
– Начнём, раз все в сборе, – капитан пошёл к залу совещаний.
Я обернулась к планете. Возмездие. Красивая, но такая опасная. Это имя ей тоже подходит.
Перевод Поля был так прост и логичен, что оспорить его смысла не было. Но и принять, осознать его было трудно.
Первой тишину прервала Надя.
– Так вот почему он себя вёл как зверёк. Все они. В них переселились души убитых ими зверьков, – она подскочила. – Стойте! Мы это можем проверить! У нас же есть записи! Федор мог случайно убить какую-нибудь зверюшку?
– Не то что бы случайно, – напомнил Антон, – он её пнул. Сильно пнул. Помните, там что-то под ногами всё время крутилось, он и пнул её.
– Да, Федор именно тогда чудить начал, – капитан вывел запись с камер катера на дисплей не дожидаясь конца рассказа Антона.
– Это фибрама, – опознала зверька Надежда. – Видите, как он спиралью свивает тело? Он ввинчивается в землю как бур. И смотрите, как себя сейчас будет вести Федор.
Мы с замиранием сердца следили за записью поведением Федора, в которого уже вселилась душа убитого им фибрама. Через минуту после окончания записи капитан скомандовал: поднять все записи момента сумасшествия остальных жертв и проверить погибали ли в этот момент местные твари.
– Если все случаи совпадут, будет доказано, что Поль не выдумал это, что бы объяснить собственное положение, – понимающе кивнула Надежда.
– За работу. До прибытия эвакуатора чуть больше семи часов.
– Я сейчас, – руки её тряслись, хотя она всеми силами старалась сдерживать себя. – Мне надо несколько минут…
Надежда быстро вышла из зала.
– Я бы сейчас дал ей снотворного. Ей очень тяжело всё это перенести, – проворчал доктор, собирая свои отчёты.
– Теперь ясно, что нет никакой надежды вылечить её брата, – вздохнула я.
– Брата? – капитан обернулся, прежде чем выйти из зала. – Но её брат умер три года назад, насколько мне известно.
– Вот как? А она говорила, что ради его излечения в эту миссию напросилась.
– Помогите ей, Дара. Ей не стоит оставаться одной, – попросил меня доктор.
Я кивнула и пошла за Надеждой.
Не простил бы себе
– Действуем так, – Надежда быстро выводила на экран фрагменты записи. – Ты находишь в досье пострадавших записи в медицинских файлах. Выбираешь те, где они активно себя ведут. А я подбираю записи с поведением животного. И сшиваем это всё с записью момента трагедии. Ясно?
– Ясно, – бодро кивнула я, но решимость тут же покинула меня, потому что начала она с Фёдора.
Я не хотела видеть его таким. Это страшно, увидеть искалеченным того, кто всего несколько часов назад был абсолютно нормальным. Но Надежда смотрела на экран спокойно, профессиональным внимательным взглядом подмечая особенности поведения. Она очень мужественно держалась, а ведь ей было намного тяжелее видеть это, учитывая судьбу её брата. И я взяла себя в руки.
Надежда увеличила запись, где Фёдор переворачивался с бока на бок, натужно кряхтя и катаясь так по полу. Теперь, когда я знала, что он повторяет движения животного, меня просто ошарашило это сходство в поведении.
– Он… да он же пытается втиснуть своё тело в пол! – осенило меня. – Винтом, как тот с щетинистыми пластинками, который ввинчивается в почву.
– Да, он… а ты откуда знаешь? – Надежда одарила меня наигранно удивлённым взглядом. – Неужели действительно интересовалась моей работой?
Я облегчённо выдохнула и согласилась с её версией. Не могла же я признаться, что обязана этими познаниями обманутому мной Грейдо.
Надежда открыла запись момента трагедии с Фёдором. Он пнул его. Нарочно пнул своим тяжёлым ботинком. Зло пнул. Ввинтившийся в почву звёрёк даже в тот момент не мешал ему. Но Фёдор всё равно, проходя мимо, зло пнул его по оставшемуся торчать хвосту. И упал. Вот Самсон собственным весом прижал его к земле, не давая Фёдору закатиться под разрядную дугу мотора.
Надежда закончила расставлять метки и закрыла запись. Открыла следующую. Это уже был другой пострадавший.
– Что он делает? – тихо спросила я, наблюдая, как очередная жертва пытается выгнуться кольцом назад, не смотря на негнущуюся спину.
– Змееног в своём теле свободно сворачивается кольцом назад. У него на животе пластины впитывающие тепло почвы. А когда тепла недостаточно, он сворачивается кольцом назад и подставляет брюхо греться на солнышке. Вот он и сейчас пытается погреться. Вероятно, пол в палате слишком прохладный для него.
– Но человеческое тело так не гнётся.
– Он не понимает, что он теперь человек. Это просто инстинкт.
– Да он себе так шею свернёт!
– Он и свернул, – вздохнула Надежда. – Я серьёзно. Он сломал себе шею в очередной попытке выгнуться назад. Санитар не успел остановить его в тот раз.
– Но ведь должен был инстинкт самосохранения сработать.
– Наверно, он и сработал. Но это был инстинкт самосохранения не человека. И он убил его.
Надежда закончила монтировать этот случай и, открыв следующее досье, тяжело вздохнула.
– Получается, что этот закон карает обоих – и убийцу и жертву, – с болью в голосе произнесла она. – Убийцу за то, что он лишил кого-то жизни. Но жертву-то за что? Перемещённая душа мучается в неподходящем для неё теле. Оно не подходит для её способа жизни, для целей её жизни. В этом теле нет тех органов чувств, которыми она привыкла исследовать окружающий мир. Нет того, что сделает её привлекательной для её племени, для неё самой. Даже если это была бы овечка, попавшая в шкуру волка, она уже не сможет быть овечкой! Не сможет вернуться к своим родным. Она тоже наказана. За что? Это не справедливый закон.
– Точно, – согласилась я. – Разжалуем их из богов. Некачественная работа.
– Из богов?
– Это Поль высказал предположение, что они вроде как боги для тех, чьи судьбы они вершили.
– Вот лезут в боги все кому не лень, а остальные мучаются потом от их тупости, – недовольно проворчала она, открывая следующее дело. – Наворотили дел!
Я отмотала запись на момент трагедии. Крепкий мужчина с явно излишним весом, злится на мешающий ему длинноногих зверюшек, облепивших резонатор. Он включает его и, испугавшись вибрации, зверьки бросаются врассыпную. Мужчина занят работой и не обращает внимания, что они вновь начинают сползаться к его ногам. Он, вероятно, наступил на зверька, потому что в следующий момент, мужчина вцепился в резонатор и опрокинул его на себя. Вот камера фиксирует стайку зверенышей, продолжающих лазить по нему. И, судя по всему, мужчина тоже ползает по верху рухнувшего резонатора.
Мне бы хладнокровие и выдержку Надежды! Куда подевалась её истеричность? Она почти механически прокручивает записи и ставит метки. Но на следующем деле она замерла и на миг прикрыла глаза. Я взглянула на имя файла. Третья миссия, биофизик, Макс Тровской. Двоюродный брат Надежды. Я невольно затаила дыхание.
– Знаешь, ведь это было не случайное убийство, – Надежда остановила запись на кадре, когда Макс нагнулся над лабораторным столом. – Макс действительно его убил. Я же его хорошо знаю. Он бы не остановился ни перед чем, что бы похвастаться, что исследовал новую форму жизни.
– Нет, не надо так думать. Ведь уже установили, что он просто ошибся с дозой парализатора.
– Незачем было усыплять его, – зло ответила она.
– Никто не знал, как животное отреагирует на наркоз. Ну, бывают же просчёты, ошибки.
– Нет. Понимаешь, Дара, незачем было усыплять его! Уже лет сто как никто не изучает замершие жизненные процессы. Это же любому понятно, что жизненные процессы и метаболизм искажаются при усыплении, взаимосвязи работы органов, реакция на среду, ритм и синтез веществ – всё абсолютно не соответствует реальным жизненным показателям! Какой смысл на это опираться в исследованиях? Он бы ещё вскрытие сделал и по трупу гадал, как всё это при жизни работало! Средневековье какое-то!
– Ой, и правда. Мы же проходили в школе метод сплошного сканирования жизнедеятельности.
– Ну, это грубый метод, можно точнее… не важно. Факт, что Макс сознательно и необоснованно подверг это животное риску гибели ради удовлетворения своего любопытства. И убил его. Макс заслужил свою участь.
– Надя, ты зря так о нём. Он же учёный, первопроходец.
– На ученых лежит двойная ответственность, – она с невероятным для неё хладнокровием прокручивала на экране две параллельные записи с поведением уже больного Макса и длинношеего животного, ставя метки на кадрах схожего поведения. – Ученые разрабатывают мнения и методы, которыми потом будут пользоваться остальные. Ученый без нравственности – это монстр, убийца. И этим своим мнением он потом инфицирует остальное общество.
Я смотрела на неё и не узнавала сейчас. Куда делась та вечно нервная истеричная женщина? Она же сейчас монтирует запись, на которой мучается очень близкий ей человек. Двоюродный брат, с которым она вместе выросла, который вдохновил её стать признанным специалистом в своей области. На её сосредоточенном спокойном лице сейчас не было ни намёка на душевные переживания.
– Макс так хотел быть первым, кто расскажет о них миру, что не остановился перед убийством. Как и тысячи учёных до него, – она, вероятно, приняла мой долгий взгляд за ожидание продолжения рассказа, и спокойно продолжила: – Знаешь, я бы использовала эту планету как экзаменационную площадку для будущих учёных. Выжил, выдержал необходимый порог нравственности – значит, достоин заниматься наукой. В науке обязан быть отбор по морально-этическим критериям. Знание – это само по себе мощнейшее оружие! И оно не должно попадать в руки нравственно недоразвитых типов. А то слишком много самозваных богов развилось. Подумаешь, законы кармы они научились менять. Кому они этим помогли?
Она закончила со случаем своего брата и повернулась ко мне.
– Этот готов. Ещё два остались.
– Да, вот энергетик из первой миссии, – я открыла запись, на которой молодой парень пытался влезть по стене, нелепо выворачивая локти.
– Алегрот. Сразу видно, – поставила диагноз Надежда через пару минут наблюдения за его попытками присосаться к стене. – Так, это должно быть на записях с зонда и с камер зоошпиона. В лабораториях алегротов не изучали. Момент трагедии нашла?
– Да, – я остановила запись на нужном моменте. – Здесь хорошо видно как он его сбил.
Она вывела несколько фрагментов на экран и стала подбирать более подходящие к поведению больного кадры наблюдения за животными.
– Наденька, не могли бы вы подойти в бокс? – раздался вежливый голос доктора из её браслета. – Мне нужна ваша помощь с Полем.
– Да, сейчас иду! – она резко подскочила, её нервные резкие жесты вновь вернулись к ней. – Готовь по последнему случаю. Я скоро вернусь.
Я осталась одна. В зале совещаний мгновенно стало слишком пусто и безжизненно. Да, я не хотела сейчас оставаться одна, что скрывать? Мне абсолютно нечего здесь боятся. Это всё эти записи. И это напряжение последних дней.
Я собралась с духом и открыла дело последнего заражённого. И выругалась. Ну, конечно, медицинские записи мне недоступны. У меня же ограниченный доступ! Это Надежда их легко открывала. Я на миг задумалась, решая, что мне делать: отложить работу и пойти перекусить, наконец, пока Надежда не вернётся или нарушить обещание не взламывать больше ограничения в доступе. И в итоге я позвонила Грейдо.
– Слушай, а ты можешь открыть мне доступ к медицинским записям Виирета Джен?
– Э-э-э… кого? – Грейдо что-то вновь разносил на части, судя по сопровождающим его голос фоновым звукам.
– Заболевшего со второй миссии, – пояснила я. – Я помогаю Надежде отчёт собирать, но её доктор к Полю вызвал, а я без неё файлы открыть не могу. Не хочется задерживать, нам бы к совещанию успеть. Двадцать минут осталось.
– Какие файлы? – спросил он, нагибаясь к экрану через моё плечо.
– Ты откуда здесь? – я вздрогнула от неожиданности.
– Ну, я мимо проходил, решил заглянуть, – улыбнулся он, быстро набирая код и считывая свои отпечатки пальцев на моём компьютере.
– Врёшь, я слышала, как твои взломщики вскрывали обшивку катера в гараже. Ты оттуда мне отвечал.
– Ну ладно, ты меня поймала, – легко согласился он. – Решил воспользоваться возможностью ещё раз полюбоваться на красивую девушку, пока твой парень мне шею не свернул. Готово.
Как же здорово, что он может сейчас вести себя как нормальный человек. Может, он так же подавлен произошедшим. Ещё и долгожданной любимой работы лишился. Но у него есть силы поддерживать других.
– О! Благодарю. Ты просто волшебник!
Я машинально прокручивала запись с припадками Виирета, выбирая моменты активного поведения для того что бы Надежда потом смогла определить на какое животное это похоже. На записи аварии силуэт животного был размыт из-за высокой скорости зонда при столкновении. А Грейдо всё это время ещё стоял у меня за спиной. Поэтому я не сразу заметила его реакцию. И не сразу сообразила, что ввело его в такой ступор.
– Грейдо, с тобой бы это никогда не случилось, – я поймала его руку.
– Он же его случайно сбил, – побледневший и растерянный Грейдо не отрываясь смотрел на экран. – Я бы тоже мог не успеть отреагировать на этот прыжок.
– Ты бы успел! Ты же виртуозно управляешь зондом.
– Это не справедливо. Ведь это была случайность.
– Ты бы никогда никому не навредил. Ты не мог! Я же видела, насколько ювелирно ты водишь.
– Я сотни раз мог сделать это. Случайно.
– Нет, Грейдо, с тобой бы это никогда не случилось. Ты так аккуратен и заботлив с ними. Я же видела.
– Хорошо, что я тебе не дал порулить. Никогда бы себе не простил! Даже, если бы ничего не случилось, – он развернулся и быстро пошёл к себе.
Я развернулась к экрану.
– О, необъятный космос! А что если действительно… Ведь это могло быть случайно. Виирет же тоже просто управлял зондом из того же самого зала управления, что и Грейдо. Просто рука бы дрогнула. Или Грейдо бы просто не заметил кого-нибудь. Или, уж не знаю, какая-нибудь зверюшка лизнула бы обшивку и отравилась. Или я отвлекла бы его своими разговорами. Это бы тоже считалось убийством? Ужасный закон! Ужасный! Нет, только не Грейдо! С ним всё будет в порядке. Хорошо, что миссия уже свёрнута. Теперь уже ни с кем ничего плохого произойти не может. Пожалуйста, пусть это будет так.
Надежда вернулась вместе с доктором, застав меня за растиранием глаз в попытке спрятать выступившие слёзы. Я передала ей подборку отобранных моментов и, увидев стакан с водорослевым коктейлем в её руке, решила, что тоже ещё успею быстренько перекусить перед началом очередного совещания.
– Хотите, я вам кофе принесу? – предложила я доктору. – Или что-нибудь перекусить?
Переволновавшийся и уставший сейчас он стал похож на обычного старенького немощного дедушку.
– Да, пожалуйста, если вас не затруднит. Уже нет сил идти в столовую, – признался он, слабо улыбнувшись. – Крепкий эспрессо сейчас был бы очень кстати. А мой железный помощник только слабый латте мне выдаёт. Ограничения медконтроля. Сам ставил.
– Я быстро! – Пообещала я и побежала в столовую.
