Рост Толбери
Кальдур Живой Доспех
– Хорошо. Я уже собрался. Выходим, как будешь готов.
Кальдур кивнул, отложил ложку и запил водой из мехов. Пил жадно, столько, сколько потребовало тело. Знал, что теперь ему придётся есть и пить при любой возможности. Доспех будет отнимать много сил.
Удивительно, но он почувствовал даже некоторое облегчение. Кошмар, от которого он бежал все эти годы, оказался кошмаром привычным и знакомым, почти родным. Страх по поводу того, чем он снова стал и что с ним теперь будет, переминался внутри костлявыми лапками, но куда тише, чем он представлял. Такое чувство вполне можно было заткнуть, перестать обращать на него внимание, сосредоточиться на главном – на том, чтобы дожить до следующего дня. И даже эта вынужденная отчуждённость, которую он приобрёл много лет назад от увиденного в сражениях, не была чувством действительно неприятным. Он почувствовал себя дома.
– Её нельзя нести, – с тревогой сказала Анижа, всё это время она сидела рядом с Розари и готовила её. – Рана снова открылась. У неё идёт кровь… только она чёрная и густая. Не понимаю, как это возможно.
Кальдур поперхнулся очередной порцией воды и уставился на них.
– Нужно торопиться, – Дукан дёрнулся за носилками, но Анижа махнула ему рукой.
– Не донесём. Я думаю, она уже… отходит.
В пещере повисла неприятная тишина. Кальдур сглотнул и отложил флягу.
– Что? Что ты мелешь, девочка? – впервые за их встречу голос Дукана дрогнул, он тут же успокоился и попытался успокоить остальных. – Всё будет нормально. Мы донесём её, она выдержит. Она сильная.
– Не настолько, – скупо ответила Анижа. – С ночи у неё нет жара. Дыхание не глубокое. Её тело больше не борется. Нет сил. Она отходит.
– Так быть не может, – вкрадчиво и серьёзно сказал Дукан, словно пытался её переспорить. – Она не может умереть.
Анижа ему не ответила, посмотрела в глаза так, что он не смог выдержать этого взгляда. Он немного постоял в сторонке, собрался и подошёл к Кальдуру.
– Ты. Сделай что-нибудь.
– Что, например?
– Ты же Избранный. У тебя есть сила. Помоги ей. Сейчас же.
– Сила убивать, старик. Отнимать жизнь. Понимаешь? Я создан для разрушения. Здесь нужен целитель. Настоящий.
– Нет, – лицо Дукана стало бледно-мертвенным. – Лотрак сказал, что вас наделили силой в равной мере. И создания, и разрушения. Доспех создаёт форму, сращивает кости, заполняет раны плотью, порождает кровь, взамен утраченной. Он может творить. Помоги ей. Сейчас же.
– Или что старик? Убить меня теперь не получится, – отмахнулся от него Кальдур. – Он не даст. Успокойся уже. Дай подумать.
– О чём подумать? – глухо и отстраненно спросил Дукан. – Помоги ей, идиот.
– О том, что ты мне втираешь. Меня не учили ничему подобному. Даже не говорили о таком.
– Ну, тут ничего удивительно. Солдатам не нужно знать лишнего, – Дукан говорил быстро, словно желая скорее перескочить через уговоры.
– Я не солдат.
– Да неважно. Хотя бы спроси, что не так. У её доспеха. Она же общалась с твоим. Такому вас тоже не учили?
– Меня нет. Сдаётся мне, мастер Лотрак успел натаскать её и показать какие-то секреты, которых я просто не знаю.
– Если она может, значит, и ты можешь. Сила в равной степени.
– Силы может и равные, но каждый доспех был сделан индивидуально. Может это только её способность. Нахватался ты, старик, чёрти пойми чего, и подумал что разбираешься? Всё куда сложнее.
– Проверь же, чёрт тебя дери.
– Хорошо-хорошо, остынь.
Кальдур подполз к Розари, взял её за руку, зажмурился. Спустя минуту открыл глаза, немного прищуриваясь, словно боясь оплеухи от Дукана.
– Ничего.
– Ты даже не постарался, чёртов ты кретин! – голос Дукана ударил покрепче оплеухи, оставил послевкусие вины и стыда. – Она же умирает. Сделай что-то!
Анижа мягко отпустила голову Розари, встала, покопалась в своей сумке и протянула Дукана мешочек.
– Что там?
– Лекарство. Не для неё. Для вас. Старший жрец курил трубку, но его обет запрещал носить любые личные вещи, кроме мантии и трости. Мне приходилось таскать ему всякий раз, когда он попросит. Он говорил, что это очень хороший табак. Идите на улицу и успокойтесь. Слишком сильно давите, это не помогает. Я и Кальдур попробуем что-нибудь придумать.
Дукан молча забрал мешочек и вышел.
***
– Ты не веришь в то, что делаешь.
Губки Анижи немного надулись, она была зла на Кальдура. Но тот отмахнулся от неё, как от назойливой пчелы.
– Как можно верить в то, чего не знаешь и никогда не делал?
– Ну, ты же как-то пошёл в первый раз?
– Это другое. Я видел, как ходят другие люди, видел землю, видел свои ноги. И если я правильно помню – у детей уходит немало времени, чтобы научится ходить. А у нас его нет. Когда меня учили обращаться с доспехом, я всё видел и чувствовал. Понимаешь?
– Вера в себя и свои силы – это основа чародейства и чудотворства. Чародеи управляют порядком вещей, чудотворцы меняют его. Твой доспех сделан из сплава чар и чудес. Ты может, и умеешь себя контролировать, оставаться таким вот клубнем холодным, но без веры не будет результата. Почему ты не веришь?
– Ой, как заговорила! – разозлился на неё Кальдур. – Много-то ты знаешь.
– Многое, Кальдур. Я прочитала всю библиотеку, что была в нашем монастыре. На два раза. Некоторые книги и того больше.
– Ну удиви меня.
– Тебе лучше, – вдруг выпалила она.
– Что прости?
– Ты другой. Тебе лучше. Вот, что я знаю. Я всё ходила вокруг тебя, думала, как тебя можно починить. Мне было так грустно. Оказалось, в тебе просто не хватало детали.
– Ты о доспехе?
– Да. Он тоже был сломан. Ты смог вдохнуть в него жизнь. А он вдохнул в тебя.
Кальдур нахмурился, опустил на мгновение голову и понял, что она права. Чем дальше шло от пробуждения, тем лучше и легче он себя чувствовал. И это ему не понравилось.
– Причём тут это вообще?
– У тебя уже есть почва под ногами, на которой ты можешь встать. Понимаешь?
– Не особо.
Она задумалась и ещё больше стала похожа пчелу, Кальдур не смог удержать ухмылки. Отошла, взяла с пола факел, подержала его в костре, чтоб он загорелся, схватила Кальдура за руку и потащила вглубь пещеры. Сначала узкий тоннель шёл вперёд, потом начал расширяться и изгибаться вниз, костёр и выход скрылись из виду, а Кальдуру стало не по себе.
– Ну и что мы здесь…
– Тихо, – сосредоточенно бросила она, остановилась, повернула к себе. – Так. Стой тут.
Она бросила факел на землю и вдруг затоптала его несколькими движениями ноги.
– А теперь закрой глаза.
– Милостивая Госпожа, зачем,Анижа? Мы и так стоим в полной темноте. И как мы будем отсюда выбираться? Наощупь?
– Закрой. Я стесняюсь.
– Хорошо-хорошо. Закрыл. Ну и что теперь.
– Жди.
Прошло минут пять времени, Кальдур несколько раз открывал и закрывал глаза, и ничего не менялось, пару раз ему показалось, что Анижа уже не стоит рядом, оставила его в темноте и ушла. Или что её вообще тут никогда не было.
– Открывай.
– Ну и что? – он по-прежнему ничего не видел перед собой.
– Смотри.
Он смотрел и уже начал выходить из себя, как вдруг увидел тоненькую паутинку на уровне глаз, вращающуюся во тьме.
– Что это?
– Смотри.
Паутинка засветилась ярче, и он понял, что это тонкие линии света, которые Анижа словно плетёт своими пальцами. Спустя ещё минуту, они стали настолько яркими, что он смог рассмотреть её сосредоточенное и покрытое испариной лицо, а спустя ещё минуту она вдруг резко взмахнула рукой, словно отряхивая её, и паутинка поплыла в воздухе.
Она продолжала раскрываться и разгораться, пока ползла к потолку и вскоре осветила всю пещеру ровным и холодным светом.
– Ничего себе, что ты умеешь, – восхитился Кальдур.
– Не умею. Не умела. Только читала об этом. Это в первый раз получилось. Никогда раньше не пробовала.
– Да ладно!
– Знаешь, почему у меня получилось?
– Почему?
– Я очень хотела показать тебе. Очень. Я знала, что смогу и что сделаю это. Я сомневалась в своих силах, может быть, не хотела показаться глупой, но я очень хотела, чтобы ты увидел. Очень.
– Анижа, – в темноте он нащупал её плечо и сжал. – Я очень хочу помочь Розари. Очень. Но я не знаю как.
– До этого мы ещё дойдём. Закрой глаза.
Паутинка почти растаяла в воздухе, истлела. В пещере снова стало темно. Он закрыл.
Ничего не происходило достаточно долго, и вдруг его губы обожгло что-то влажное и мягкое, почти что бархатное. На несколько мгновений он опешил, совершенно не понимая, что происходит.
– Эй, ты чего? – он отстранил Анижу, мягко как мог.
– Дурак, – прошептала Анижа и вытерла губы.
– Это что такое было? Ты у меня силы хотела отпить что ли? Сдурела.
– Дур-Дур! – прошипела она, и он услышал её уверенные шаги в темноте по направлению к выходу.
***
– Так и знал, что вас только и учат, что нарушать правила!
Кальдур не сразу смог найти выход, а прибегнуть к помощи доспеха ему было стыдно. Анижа сидела на камне и смотрела в огонь, она была совершенно спокойна.
– Чтобы нарушать правила, сначала нужно выучить их и понять, – ответила она уже без яда. – Ты верил, что должен вернуться за мной. Верил, что доспех сможет защитить тебя. Верил, что сможешь победить. Верил, что твоя жертва не будет… не будет зря. А вера идёт рука об руку со страстным желанием, пусть даже скрытым. Понимаешь?
– Не понимаю. Чего пристала-то?
Он хотел миновать её и пройти к Дукану. Попросить у него трубку и успокоиться. Но она схватила его под руку и усадила рядом.
– Расскажи мне об этом… доспехе. Что он такое? Как работает?
– Я мало что знаю. Ну правда.
– Расскажи всё. Мы разберёмся вместе. Вспоминай.
Кальдур посмотрел на неё, подумал, что стоит вырваться и передохнуть от таких приключений, но понял, что силы слишком не равны. Выдохнул и начал.
– Ну… нам сказали, что это оружие огромной силы, и что мы были отобраны, чтобы владеть им и обращать против зла. Живые доспехи создала Зариан. До нас за неё сражались големы – воины из глины и скал со священного берега, где погибло одно из Её войск. Она вылепила их и вдохнула свой Свет. Они неплохо справились в Четвёртой Битве, но Морокай нашёл способ поработить их и осквернить их суть. Зариан пришлось убить всех своих детей, из их тел она впоследствии сформировала гору, на которой стоит… стоял Небесный Дворец. Последний из големов, Алуктуаркх, прежде чем Зариан забрала его жизнь, помог выковать ей сотню новых доспехов, для новых воинов – кайрам. Нам сказали, что наши души имеют свободу выбора и могут сопротивляться гнили Морокай куда лучше. Нам сказали, что мы сильнее… Ха. А на самом деле, она просто отобрала тех, кто вряд ли предаст её… зная последствия.
– Последствия?
– Да. Мастер Лотрак немного умолчал о том, что если мы не будем подчинятся ей и служить – то после смерти станем кормом для Мрака. Дукан сказал. Это многое объясняет… Хотя я понимаю, почему никто не говорил нам. Сражаться без надежды, без ощущения своей правоты и избранности, в одном отчаянье… было бы куда хуже.
– Кто такой этот Мастер Лотрак?
– Первый из кайрам. Говорят он очень старый. Ему лет сто пятьдесят. Доспех продлил ему жизнь. Учитель и мастер. Был им. Я его, правда, почти не видел, он больше занимался зерафитами, тренировал их как всадников и как личную гвардию Госпожи.
– Я слышала зеркан тоже сделаны из светоносного металла.
– Да, это так. Их я тоже не видел близко. Но знаю, что они древнее доспехов. Сражались в Пятой и Четвёртой Битвах. Их всадниками тогда были великие чародеи. И очень редко чудотворцы.
– Зариан не доверяла чудотворцам? – Анижа смутилась.
– О нет. Быть всадником зеркан – это не только великая честь, но ещё и чистейшее самоубийство. Если ты, конечно, не имеешь кожи из светоносного металла и не можешь сростись с зеркан намертво. Чародеи могли управлять воздухом, и, в случае падения, спланировать вниз, и выжить. А вот чудотворцев были с этим проблемы. Как и со всей магией разрушения. Это странно, но чародеи, способные разрушать и изменять порядок вещей, почти всегда приходили к созиданию и помощи другим. Во всяком случае, так написано в книге Солермо.
– Ты тоже учился и читал книги?
– Да. Это было одно из немногих развлечений в череде бесконечной тренировки.
– Ты скучаешь по тем временам?
– Честно? Немного. Мне не нравилось, что со мной делают в Драконьем Чертоге не нравилось тренироваться, не нравилось читать, не нравилось жрать мерзкую баланду, не нравилось спать по пять часов. Но другой жизни я не знал и эта, в Чертоге, по крайней мере, была спокойной и понятной.
– Книги. Что было в них?
– Много всего. История королевства, королей, описание Битв и злодеяний Морокай, как он заполонил тьмой прошлое королевство – Дрит, как под воздействие его скверны люди превратились в чудовищ. И прочее.
– Нет. Что там было сказано о кайрам?
– Почти ничего. О кайрам ещё не написаны книги. Нас просвещали учителя – несколько раз мастер Лотрак, но большую часть времени это были Китрус и Цинния. Китрус учил в большей степени боевым искусствам, обращению с оружием…
– Я думала доспех сам – оружие…
– Не совсем. Он лишь… хм… глина… из которой можно вылепить оружие. Причём это оружие лепят двое – хозяин и сам доспех, поскольку в нём создана и личность, дабы дополнять хозяина и брать бремя решений на себя, если хозяин без сознания или слишком ранен. Но чтобы создать оружие, нужно сначала понимать, как оно вообще устроено. Поэтому мы немного учились сражаться всём, что только удавалось найти. И без оружия тоже. И ещё он учил правильно дышать и медитировать.
– Чему учила Цинния?
– Всему остальному. Она забрала нас, когда мы соединились с доспехами. Она учила формированию доспеха и всем его Формам, учила создавать лезвия и отделять их при необходимости, формировать щит и отражать большую силу, колдовство или падение с высоты, например. Учила лечиться. Била нас разным оружием и заставляла затягивать раны, жгла, топила… Учила чувствовать зло, открывать портал и потом, в самом конце, она помогла выявлять и формировать уникальное оружие, у меня это было…
– Что значит, чувствовать зло?
– Чувствовать касание Морокай. Его чудовищ, и людей, в душу которых он смог проникнуть.
– И?
– И всё.
– Ну ты и Дур-Дур. Сразу не мог сказать?
– О чём сказать? Тебе нужно найти бледного колдуна? Это пожалуйста. В ближайших километрах двенадцати нет ни одного. Мы в безопасности. А чудовища тут вроде и вообще никогда не пробегали. Довольна?
– Довольна. А ты всё ещё не очень умный. Розари убивает Его чёрная магия, я уверена, что это никакой не яд, слишком уж всё странно происходит…. Ты можешь почувствовать какая? И где её источник?
– Понятия не имею, – Кальдур задумался. – Никогда не делал ничего подобного. Хотя, нет, подожди. Было несколько раз. Бледные колдуны пытались скрываться с помощью своего колдовства. И я всё равно мог почувствовать. Я закрывал глаза, правильно дышал, пробовал представить окружающее пространство, словно бы затянутое дымкой и искал в этой дымке место, которое бы отличалось. Пару раз сработало. Цинния показала мне. Хм.
– Попробуй это на Розари.
– Ну хорошо.
Кальдур освободился от её хватки, присёл рядом с Розари, закрыл глаза, подышал, попробовал. И не увидел ничего. Открывать глаза ему было стыдно, но Анижа всё видела сама.
– Кальдур, – тихо сказала она. – Если эта девочка умрёт, ты останешься последней надеждой Светлой Госпожи. Весь груз этой ответственности падёт на тебя, хочешь ты этого или нет, собираешься ли остаться или будешь бежать от него. Все эти чудовища и поклонники Мрака будут охотиться только за тобой одним. Она единственный человек в мире, который может понять, что ты чувствуешь, пока она жива, ты в этом мире не одинок. Но если она умрёт…
Её слова резанули.
Кальдур уставился на девочку, что лежала перед ним. Было ей, семнадцать зим или около того, она всё ещё в полной мере не была женщиной. Худая, как щепка, с острыми чертами лица, небольшим, задранным нахально носом, каштановыми волосами и глазами то ли серого, то ли голубого цвета.
Сразу она ему не понравилась. Старался он держаться подальше от таких десять лет назад, потому что воины, столь одержимые яростью и буйным нравом, долго не жили. Ярость и буйство неизменно заводили их в засады. И говорить с ними было бесполезно. Всё равно, что дикий зверь, которого как не корми, как не лелей – не приручишь. И однажды, он укусит тебя.
И всё же Анижа была права.
Когда он сражался в войне, были у него братья и сёстры, было единство с ними и он знал, что чувствуют они и как чувствуют. Но после Шестой Битвы, остался он один и никто больше не знал, что чувствует он. Просто никто бы не смог понять. Потому что никто больше не был, там где был он. Не видел, того что он видел.
А она видела.
Пускай не застала всё, но она знает.
И она всё это время была одна. Не было у неё ни брата, ни сестры. Не кому было ей рассказать, не с кем разделить. Не кому показать.
Так стало жаль её, и он взял её руку, стиснул.
Захотелось ему увернуться от красной вспышки, что встала перед глазами. Полыхала огнём, выла диким зверем и металась, сдавила его сердце своими когтями.
Умираю.
Не могу защитить.
Словно игла ползёт внутри меня.
Она уже в лёгких, чуть выше груди.
Мешает дышать.
Ещё немного и будет в сердце.
Не могу сделать ничего.
Умираю.
Это не было голосом. Скорее потоком образов, что складывался в слова. Но он услышал и вскочил. Потерял дар речи и никак не мог взять себя в руки, что сказать Аниже. Мямлил, размахивал руками, пытался объяснить, она слушала внимательно, мерила его взглядом, ловя каждую деталь, пару раз сказала ему успокоится, но он не слушал, тараторил и тараторил.
И тогда она пнула его в колено.
***
Дукан ворвался на его крик и выдохнул в пещеру ароматный дым. Кальдур шипел от злости и тёр колено, пытался выбирать осторожно выбирать слова и донести до Анижи смысл.
– Наконечник. Он ещё у вас? – спросила она Дукана.
– Конечно, – он сунул руку под рубашку, достал платочек и аккуратно развернул.
Анижа взяла его и понесла к выходу. Там было больше света.
– Да, похоже на то.
– Что? – почти одновременно спросили мужчины.
– Он вытесан. Не отлит. Именно вытесан. От него мог отделиться осколок. Тут есть странные грани.
– Хочешь сказать, что часть этой штуки у неё внутри?
– Я думаю да.
– Он в её лёгких, – пробормотал Кульдур. – Мы опоздали.
– Нет, – спокойно ответила Анижа.
Сунула осколок Дукану, рванула к своей сумки, выгребла странное маленькое лезвие и сунула в огонь.
– Ты чего удумала?
– Доспех сможет залечить такую рану?
– Какую рану?
– Рану, которую я оставлю ей, когда заберусь внутрь, – Анижа осмотрела, схватила небольшой топорик, которым они всё это время рубили дрова, и так же сунула его лезвие в костёр.
– Ты что хочешь… вскрыть её? – побледнел Кальдур.
– Да. Выбора нет. Она умрёт почти сразу. Но я знаю, как сделать всё быстро.
– Ты что уже так делала?! С живым человеком?
– Не с живым. С Ажеем, Колом и девушкой, что умерла той весной. От чахотки.
– Кажется, её звали Ихрой, – пробормотал Кальдур. – Стоп. Это очень плохая идея.
– Ты бывал ранен в боях. Как сильно?
– Сильно, – ответил Кальдур и с тревогой посмотрел на Розари.
– Скажи её доспеху, чтоб не сопротивлялся. И чтобы сразу лечил её.
Даже Дукан замер словно истукан и едва нашёл в себе силы смотреть. Анижа схватила ложе Розари и подтащила к пятну, куда падал свет от выхода. Вытащила оба лезвия из огня, полила их водой, присёла рядом и разорвала кофточку Розари. Розари непонимающе мотнула головой, Анижа раскрыла ей рот и запихала под зубы кусочек свёрнутой кожи.
– Прости меня. Будет очень больно. Но ты быстро потеряешь сознание, – быстро проговорила Анижа, повернула девушку на бок, задрала её руку локтем вверх и крикнула Кальдуру: – Держи её.
Её нож с силой вошёл под кожей внизу груди, прочертил дугу по рёбрам. Кожа сразу же разъехалась. Кальдур думал, что крови будет много, но вместо этого увидел жёлтую прослойку жира и красно-белую с прожилками плевру. Чуть не потерял сознание, но это было только начало.
Розари дёрнулась, воздух вышел из неё, но без крика, Кальдур навалился и нажал сверху, и зафиксировал её, чтоб она не дернулась. Анижа резво перехватила и зажала нож в зубах, залезла в рану руками, схватила края и что было силы раздвинула. И потянулась за топориком. Розари затрясло.
Кальдур не стал смотреть. Отвернулся. Но слышал между гулкими ударами своего сердца. По три аккуратных удара на конец ребра. Жутко выверенных, осторожных, но достаточно сильных.
– О Госпожа, – взмолилась Анижа. – её кости, как труха. Пожалуйста, помоги мне, направь меня своим Светом, не дай моим рукам дрогнуть и сделай так, чтобы она пережила этот день.
Больше Кальдур ничего не услышал. Только шум в ушах и отчаянный галоп своего сердца. Перед его глазами начало темнеть, ноги стали ватными, шея покосилась.
– …шешь … ё, – услышал он бессмысленные обрывки слов.
Он посмотрел.
Розари не дышала. Её открытые глаза замерли и смотрели куда-то в бок, рот был приоткрыт, изжёванный кусочек кожи торчал наружу. Под её рёбрами зияла дыра, из которой текла кровь и виднёлась перемешанное нутро. Кальдура вырвало.
Он вытер рот и непонимающе уставился на тело. Потом на Анижу, сидящую на коленях и шипящую от боли и сжимающую свою правую руку.
– Можешь отпустить её, – выдавила она. – Я достала.
– Она что? Умерла? – потрясённо спросил Кальдур, Анижа не ответила, сложилась пополам, стискивая ладонь.
– Розари… – прошептал Кальдур, нашёл её руку и сжал. – Не оставляй нас. Давай же. Ты сильная. Ну, девочка.
Её рука была уже холодной. Не успела, остынь, но уже была чудовищно холодной в сравнении с рукой живого человека. Кальдур всхлипнул, и сжался весь, как от удара кнутом. В его спине, что-то шевелилось и негодовало, рвалось наружу, задыхалось от ярости.
И оттуда же он почувствовал тепло.
Необъяснимое и выходящее за рамки всего, что он чувствовал до этого. Словно рассветное солнце, первое, яркое и жаркое, в последний день зимы, оно прошло от его спины, к сердцу и остановилось на кончиках его пальцев и в ладони.
Розари дёрнулась и вырвалась.
Хрипло вздохнула, её нутро пошевелилось, она сжалась в клубок. Как же ей хотелось закричать от боли и агонии, но она была способна только на слезы. Лоскуты кожи на дугообразной ране сошлись, послышался хруст ребёр, встающих на место, Розари замычала, и Кальдуру показалось, что он слышит её немую молитву, о том, чтобы потерять сознание. На её изувеченное болью лицо было жалко смотреть, но он смотрел. Снова нашёл её руку и сжал.
– Сейчас, девочка, – Кальдур едва унял дрожь в голосе и стиснул её руку. – Сейчас.
Виденье 6. Лучше, чем быть мёртвым
Ночью Кальдур просыпался несколько раз. Тяжело было спать, слыша как рёбра Розари срастаются и похрустывают внутри, как она беспокойно постанывает, и как ходят от напряжения её зубы во сне.
Сон не шёл и к Дукану, он вставал, подкладывал в огонь пару дровишек, сидел и наблюдал, как они тлеют, затем надолго выходил в ночной лес и возвращался пахнувший ароматным дымом. Под утро достал откуда-то бурдюк с вином, задрал Розари голову, заставил глотать, напоил почти до бессознательного состояния и оставил спать. Посмотрел на Кальдура, как на врага и сам допил остатки.
Сутки они проспали или провалялись, отвлекаясь лишь на заготовку дров и приготовление скудной пищи.
Видимые следы от мясницкого разреза, через который Анижа забралась в её нутро, исчезли на третий день. Рана, которую проделал наконечник чёрной стрелы, зарастала куда медленнее, словно нехотя, её приходилось обрабатывать и перевязывать раз в несколько часов. Но Розари стало существенно лучше: жар и испарина покинули её, пятна румянца сменили мертвенную бледность, её зрачки больше не были расширенными, она задышала ровнее, без хрипов, губы стали красными и перестали трескаться и кровоточить.
– Идёт на поправку, – не без удовольствия заметил Кальдур. – Исцеляется как надо.
Дукан поднял на него глаза на секунду и тут же вернулся к рубке сучков на упавшем недалеко от их лагеря дереве. Маленький топор прыгал и летал туда-сюда, дерево пружинило и упрямилось, а Кальдуру, ждавшему груз топлива для костра было невыносимо скучно.
– Значит, мастер Лотрак, да?
Дукан остановился от неожиданного вопроса, посмотрел на него прищурившись и снова вернулся к работе. Он был удивительно молчаливым с тех пор, как они подлатали Розари.
– За много лет нашего с ним знакомства, старик, я услышал от мастера штуки три замечания и еще столько же коротких лекций. Он был таким же немногословным, как ты сейчас. А ты, какой-то хрен с дороги, сыплешь его именем и откровениями о кайрам направо и налево. Как-то это подозрительно.
– Ха! – гаркнул Дукан, промахнулся топором, и коротко усмехнулся, будто услышал хорошую шутку. – Подозрительно!
– Как ты заставил мастера говорить? Пытал его что ли? – спросил Кальдур, пытаясь предать своего вопросу интонации шутки.
Дукан воткнул топорик в ствол дерева и растёр руки.
– Не пришлось. С тобой он не говорил потому что ты тугоумный. Чего с тебя взять? А мне он успел рассказать столько, что я и десятой доли не запомнил. Так уже вышло, пацан.
– На кой чёрт?
– Ну как это? – Дукан посмотрел на него как на дурака. – Чтоб я позаботился о девчонке. Она совсем одна осталась. Никто бы её не понял. А так со мной поговорить можно, совет спросить. Знаешь, я теперь жалею, что первые наши разговоры я слушал его в пол уха, и за то, что заклеймил сумасшедшим. Долго до меня доходило, что этот человек ближе всех стоял к Госпоже и очень долго касался Её света. Он отличается от нас с тобой. Праведный. Это не фанатичная праведность или вера. Это осознанный выбор, который пропитал человека насквозь. Будь у нас такой правитель и хотя бы сотня офицеров – наша армия бы переломила хребет Морокай без всяких фокусов и Избранных. А потом бы мы сами построили Небесный Дворец, только из всего Эррезира. Рядом с ним я поверил, что даже один человек может что-то изменить. Жаль только во мне нет столько духа, сколько было у него.
– Мастер Лотрак знал, что не вернётся?
– Думаю да. Может даже успел пожалеть, что дал вам так мало. Но я бы на его месте поступил так же. Вы солдаты. Меньше знаешь – меньше сомневаешься.
***
Ещё через день Розари уже могла сидеть, а уже ночью пробовала встать – не могла ходить под себя и попросилась сопроводить её в туалет и сменить одежду. Поднялась сама, сама шла, пускай и опираясь на Дукана. Это был хороший знак. Она выкарабкалась.
Молчала почти всё время. Была сосредоточена, немного зла, не смотрела на них почти, только иногда, украдкой и тут же отводила взгляд. На третий день начала есть. Впихивала еды и воды в себя столько, сколько давали. С двенадцатичасовой охоты усталый Дукан притащил ей подстреленную тушу молодой косули. Пока её готовили, она присела рядом, срезала с её ног обрезки кожи и мяса и пихала себе в рот, жевала, почти не останавливаясь.
Она чувствовала в своём животе ненасытную воронку. Чувство голода не было острым, насколько он помнил по своей истории, во всяком случае. Скорее было чем-то холодным и тягучим, постоянно переливающимся внутри, с этим можно было жить, это можно было терпеть, но не хотелось. Организму нужны были силы после таких испытаний. Кальдур знал, как это бывает.
В присутствии Анижи Розари нервничала, вздрагивала и щурилась, словно боялась получить от неё пощёчину или пинок. Но на третий день стыдливо попросила зашить разорванную рубашку. И чуть позже – помочь помыться.
После похода в туалете, что-то в ней встало на своё место. Она больше не хотела возвращаться на ложе, стояла, сидела или пыталась гулять в лесу, опираясь на деревья. Через два дня почувствовала, что может больше. Ушла в лес и вернулась мокрая насквозь и дышащая, словно загнанная лошадь, похрипывая и заходясь болезненным кашлем. Тренировалась. Кальдур даже испытал зависть, он-то давно отвык и дал телу забыть, что такое каждодневная нагрузка, как она бывает приятной и как без неё телу плохо.
Он был рад видеть её такой. И тому же был рад, что не пришлось копать ей могилу.
Молчаливая мрачность Дукана вскоре сменилась на мрачную обеспокоенность, которая уже к обеду стала столь очевидной, что Кальдур сам подошёл к нему и увёл подальше ото всех в лес.
– Ну что ещё, старик? Ну давай, скажи мне, только всё наладилось и всё живы здоровы. Я чего-то не знаю?
– Нет, – немного презрительно улыбнулся ему Дукан. – Просто не понимаешь.
– Просветишь меня?
– Нам нужно уже быть далеко отсюда, – Кальдур приподнял бровь и посмотрел вопросительно. – Ты использовал доспех на полную катушку в городе. Она использовала, чтоб поправиться. Ты чтоб помочь ей. Много очень заметной магии. Они смогут отследить нас.
– Здесь? – удивился Кальдур. – До горы отсюда недели две пути, а то и три. Да и как они смогут нас отследить? Мы в глубине страны, война сюда даже не заглядывала.
– О парень, ты удивишься. Видел у них собаку?
– Да. Очередная отрыжка Мрака. И не таких видел.
– Эта особенная. Даже боюсь представить, как далеко она чувствует таких как вы. И ей не нужно быть в пещерах в такие хорошие деньки. Теперь их отряды легко гуляют под солнцем. И заходят очень далеко.
– Как это?
– Ты забыл? У нас больше нет армии, нет границы, нет никакой помехи. Их разведчики гуляют далеко за Соласом, и их даже не думает никто останавливать. В стране царит хаос.
– Ты хочешь сказать, что?..
– За нами уже выехали. И давно. Может, даже не особо скрываясь. Небольшой конный отряд.
– Конный… – фыркнул Кальдур.
– Конный, с тяжёлыми арбалетами, композитными луками и наконечниками из чёрной руды. А может и ещё чего похуже.
– Ты думаешь…
– Думаю, что раз они дали такую стрелу обычному разведотряду, значит этих стрел у них достаточно много, чтобы ими так рисковать.
– Вот чёрт, – Кальдур хрустнул веткой под ногами. – Вот спасибо тебе, старик. Я теперь мишень. И что делать?
– Мы с Розари идём в Солас. В столице сейчас дела не очень, но там ещё есть люди в трезвом уме и рассудке. Нам нужны союзники.
– Так, подожди, – Кальдур выдохнул и попытался собраться. – План. У тебя есть хоть какой-то план? Даже если на секунду откинуть весь твой старческий маразм по поводу грядущего конца всего сущего и последней надежды… Что ты вообще собрался делать?
– Варианта всего два. Первый – мы убьём Алазама.
– Убьём Алазама? – Кальдур рассмеялся ему в лицо. – Кха, он всего лишь бледный колдун. Пускай, первый среди них, и пускай, объявил себя наместником Морокай. Но кроме него их ещё сотни. Может даже тысячи, чёрт их знает.
– Я ему лично благодарен за это объявление. А тебе пора начать хоть немного думать своей тупой башкой. Это политическое убийство, парень. Он символ и лидер, если мы его задушим, то есть шанс, что весь корабль пойдёт ко дну.