Рахиль Гуревич
Адгезийская комедия
Глава третья. Не доброе утро
Солнце озарило комнату, я подставило лицо под его лучи, больше напоминающие паутину – пробиться через густую липовую листву надо суметь. Солнце! Свет! Ну наконец-то! Значит, время уже шесть. Я ещё и не начинала работать. Тут меня как громом долбануло: ключ! Кирилл же сказал, что я оставила ключ с той стороны двери. Я рванула к двери, почти подвернула ногу, споткнувшись обо что-то. Дверь и впрямь была не закрыта, колыхался на сквозняке отодранный край объявления про «убирайте за собой». Ключ и правда висел с внешней стороны. Ну я и дура! Просто ополумевшая дура, хуже этой тупой Зины-мертвечины. Ну как я могла забыть ключ?! Всё из-за Сени, я загулялась с ним, устала. У меня была отвратительная привычка всё валить на кого-то, много раз я так себя вела, хотя конечно же понимала, что виновата сама. Снова менять замки? Ведь только поменяли весной и опять?! Нет, не буду менять. Мы с мамой уже ключи от нижнего замка отдали будущим жильцам, чтобы, если что, они могли всегда зайти, проверить, как ведутся работы, занести какие-то вещи. Они волновались, что мы не успеем к августу, они и обои должны купить, и стулья, они предложили съездить, хотят выбрать сами, а нам с мамой всё равно, какие обои. Нет, снова платить за замки, расстраивать маму, она станет волноваться, будет каждый день названивать и уточнять, закрыла ли я дверь. Хорошо, что есть тамбур, хорошо, что никто не забрал ключ. (У нас в Москве я забыла ключи в скважине почтового ящика. Опомнилась через полчаса, вернулась – нет ключей. Я стала рыться в коробке, туда бросают бумажный спам и бесплатную прессу, в которой пишут разные фэнтезийные статьи о происходящем на районе. В коробке я нашла свою связку без ключа от домофона. Кто-то решил, что ему домофонный ключ не будет лишним, ну хоть мои ключи не забрал…) Я закрыла дверь на все замки, солнце уже освещало коридор из кухни, в коридоре хорошо просматривались следы. Я прошла в комнату и стала приглядываться к следам. Вы подумаете, что я идиот, но я скажу, я по серьёзке надеялась: вдруг Кирилл был не сон, ну или не совсем сон… Но нет. Следы были только мои, от шлёпок. Впервые я поблагодарила белую пыль за то, что она пока так и не отмылась окончательно. Старое, пусть даже облупившаяся краска, вылетевшая микрочастицами из шлифовальной наждачки, иногда выручает, приносит пользу, напомнит о чём-нибудь.
Сейчас успокоюсь, погадаю себе на картах, посмотрю, что там в них – я открыла ящик стола, но карт там не оказалось. Не так жалко, не как старую колоду, но всё же. Я как алкаш с бодуна или наркоша с ломкой стала рыскать по комнате, обыскала весь стол, рассыпала какие-то гвозди, или шурупы, или саморезы – я в глупых железках тогда ещё не разбиралась. Я переставила магнитолу, убрала со стола и чайник. Нет. Колоды не было. Тьфу ты – я крепко выругалась. Куда они пропали-то? Я стала искать по всей квартире – везде. Пустой шкаф, который в счёт платы притащили откуда-то последние жильцы – я ж не могла туда колоду спрятать. После запаниковала, обшарила и шкаф − нашла на верхней полке коньки сорок пятого размера, надо будет Сене отдать. Нашла ещё рулон обоев – так далеко его задвинули, что он не был виден даже со стремянки. Во встроенном шкафу в прихожей нашла резиновые сапоги, они лежали внизу, в глубине, совсем незаметно, если просто открыть створки. Колоды, понятно, не оказалось и здесь. Ну ничего, выйду на улицу, куплю ещё одну, пусть, что выбиваюсь из графика.
Я всё ещё не приступила к работе, график нарушался, а я не могла допустить просрочки ни на день. Но вышла на балкон – с балкона была видна «правильная» картинка, хотя бы это успокоило. Всё было как всегда. Людей почти нет. Какие-то рабочие ставили шатёр под окнами. Они выгружались из микроавтобуса, сидели на матерчатых раскладных табуретках. Этого ещё не хватало! Но после, привыкнув за июль, я чувствовала какое-то единение. Оказывается, в плане дома на лето стояло благоустройство и работы на фасадах. Рабочие ночевали в шатре, мешали цемент и другие смеси, развозили на тачке и укрепляли фундамент нашего и соседнего дома. В то первое утро строители принесли из подвала чайник, разлили себе по бумажным стаканчикам. Взяв в пример строителей, сунув три пакетика чая в чашку, я трезво смогла рассуждать. После дико страшной ночи я наконец уверовала до конца: я − в абсолютно в новом мире. Удивляли меня и скандальные соседи снизу – почему ни разу за всю неделю она не появилась – ведь я шумела… Подъезд казался вымершим. Все где-то по дачам, все боятся вируса. У нас такой большой дом, казалось бы – должны люди сталкиваться: лифт-то один. Но почти всегда, когда я выходила на лестничную площадку, лифт не шумел – стоял где-нибудь. Я часто видела Смерча внизу у почтовых ящиков или в магазине, где он усердно работал, пугая безмасочников и заставляя их своим страшным мычанием маски купить. Я уже писала, что видела знакомых бабушки во дворе, кое-кто ещё помнил меня по детству и узнавал после стольких лет, кто-то вздыхал и о бабушке. В Веретенце совершенно замечательные старые женщины, в основном все они сосредоточены на нашем бульваре Бардина, это всё бывшие сотрудницы завода. На бульваре – всё лавочки, они сидят на этих лавочках с утра до вечера. А в темноте их сменяет гогочущие мои ровесники…
Я не могла ничего делать, у меня без карт всё валилось, я привыкла к ним, все девчонки в лагере после утренней пробежки первым делом утыкались в телефоны, а я раскладывала карты. Я знала – нужна неделя, чтобы пропала зависимость. Иногда в лагерях терялась карта, или кто-то утаскивал всю колоду из мести. Тогда я говорила девочкам: всё, больше гаданий не будет. Чужие колоды я никогда не брала, только свои. В лагерях у меня был не авторитет, а просто слава гадалки, всё что я пророчила, сбывалось. В первое своё лагерное лето я увидела, как девочки гадают, по иронии судьбы −Люба и Люда, и научилась. Объяснять нельзя, но они объясняли, они ж не знали, как я их подставлю в ближайшем будущем.
Разобранная растерянная и разочарованная я вышла из дома. Скорей бы дойти до киоска и эти самые карты купить, вот классно было бы полететь… Но не с Зиной и не на помойку… Во дворе я встретила Алексея Алексеевича, председателя жэка и бывшего сантехника, он руководил обустройством рабочих. Он поздоровался и спросил, так внимательно-внимательно на меня посмотрев:
− Ключи вам вернуть?
− Ну что вы, − ответила я. – Вы нас так выручили, нам же приезжать не пришлось, квартиру показывать. И вдруг мало ли что, пусть у вас. Пока Зинаида Алексеевна была жива, она нас выручала, теперь вы.
− Зина… скоро год как не с нами. – Алексей Алексеевич закурил. − Скучаю я и по Галине Арсентьевне. Уходит наше поколение. Всю жизнь с ними, каждая смерть в доме − как родного человека хороню… И наш председатель так ушёл непонятно. А кто я? Всю жизнь по сантехнике, а теперь на должности, на общественно-полезной. − Тебе сколько лет? – Он очень внимательно на меня смотрел.
− Пятнадцать.
− Ты очень серьёзная и самостоятельная. Молодец. Кто к тебе приходил?
− Друг.
− Помогал, я видел.
− Да.
− Цени такого друга. Я зятя выбирал так: кто порожек между комнатами не может поставить, тот лесом идёт. В семье нужен мужик с руками.
− Да! – поддержала я с воодушевлением. – Без мужчины как без рук. Сейчас электрика вызовем. А остальное сами.
− Молодцы. А не видела ты никого подозрительного?
− Нет, Алексей Алексеевич… – Не буду же я рассказывать, что происходит, никто не поверит.
− Завидую я тебе, Мальвина. Так, знаешь, не хочется умирать. А зовут… Слышу звоночки.
− Ну что вы Алексей Алексеевич! – я чувствовала себя неловко. Наш старший по дому был худ, много курил, он выглядел как прокопчённый моряк из всех на свете фильмов. – Вы подтянутый, сильный, вон, вы как руководите работами.
− Да уж. Двор у нас преобразится! И не только двор, но и подвал! Участвуем в региональном конкурсе придомовых территорий «Среда, бульвар, комфорт».
− Гениально!
Воодушевившись комплиментом, Алексей Алексеевич продолжал о чём-то, пожилые часто хотят поболтать, излить душу и рассказать о временах молодости. Я же думала о своём ночном кошмаре и о Кирилле.
− И ты знаешь, Мальвин, смерти такие… ну скоропостижные, а вирус этот…
− Что? – я впервые услышала от кого-то в Веретенце про вирус, ну, кроме магазинов, где маски требовали.
− Вот странно тоже: в наших двух домах ни одного заражения.
− Почему странно? Наоборот − хорошо.
− Так не может быть. В Веретенце в каждом доме есть заражения, а у нас – ни одного. Всем старшим по дому приходит информация, рассылка, кто на карантине, а у меня всегда «ноль заболевших».
− Наверное уборщица у нас хорошая. Хорошо дезинфицирует. – Я уж не знала, как отвязаться.
Уборщица в подъезде реально была очень милая, приятная, доброжелательная, что редкость для клинера, но дело понятно не в этом.
− Наш бухгалтер не жалеет на моющие средства денег, но ведь и другие дезинфицируют. Просто странно. Но я жду. Не может такого быть, что вирус гуляет, а к нам не заглядывает. Не даром же новую больницу наскоро отстроили, значит ожидают вирус-то, эпидемию… Болеть должны равномерно распределяясь по территории, ведь так?
Я что-то ответила, быстро попрощалась. Меня бесили эти разговоры про вирус, новая тема для болтовни у пенсионеров. Из-за пандемии я из спортсменки превратилась в никчёмную клинершу, и всё-то у меня не ладилось в ремонте, много лишних суетливых движений и работ, всё затягивается, идёт не по плану, но времени ещё много.
Карт в киоске не оказалось. Книжный находился не близко. Я купила в соседней палатке местный творог и аздражённая я вернулась в квартиру. У меня закружилась голова, в глазах стало темнеть, это всё потому, что я быстро вбегаю по лестнице, по привычке даю нагрузку. Открывая дверь тамбура, я почувствовала, что в глазах темнеет, отомкнула свою дверь, присела прям в прихожей, прислонившись к створкам шкафа. Посижу и встану, у меня случалось такое, надо посидеть минутку. Мне представилось, что я на каком-то берегу, что рядом со мной Лобановы, Люда и Люба, они скатываются по прибрежному склону, скользят по песку, оставляя после себя следы, как от саней, они уже в воде и зовут меня. Я не собираюсь плавать в луже, какой-то странный водоём. Но я вижу на берегу водолазов, они тоже заходят в воду и машут мне. Невидимая сила подтолкнула меня. Я скатилась на каком-то чуть ли не надувном матрасе и плашмя пошла ко дну. Я быстро достигла дна, глубина была небольшая, метра три-четыре. Я лежала на матрасе вопреки архимедовой силе, я смотрела на мутную воду надо мной, два водолаза спускались ко мне, я протянула им руки, но они не собиралась тащить меня на поверхность… Они проплыли мимо.
Глава четвёртая. Электрики
Я очнулась от пронзительного звонка в дверь. Звук как звук, привычный с самого детства, но почему же он так напугал меня и когда дохля звонила, и сейчас? Я поднялась с пола. Что-то вроде лёгкого обморока? Не впервой. Я теряла сознание как-то после сауны. У нас в бассейне сауна, по субботам, я пересидела на третьей полке, меня так зашатало, я присела и отключилась. Хорошо, что села в угол, откинувшись на лавке и зацепившись руками за спинку. Тогда мне привиделся райский сад. Без преувеличений, всё было цветное и размытое, вспышки света, ощущение спокойствия и счастья. Но сейчас передо мной проносились картины из прошлого, разговоры, никакого света, даже видение с погружением на дно было тёмным, а не светлым, и вода, сомкнувшаяся надо мной, также была тёмной, это явно не море, мутная река, вроде Нила, хотя я понятия не имею, мутный он или нет, знаю только, что река-гигант, раз её и по истории проходят, и по географии.
Я была какое-то время как в прострации. Звонок трынькнул второй раз. Я не спешила открывать, посмотрела в коридор квартиры. Солнце убежало из него, но я видела, что кухня освещена, просто солнце поднялось выше.
− Кто?
− Электрика вызывали?
Я обрадовалась – на душе полегчало. В последние два дня я совсем забыла, что электрик нужен – ведь в выходные нельзя шуметь, а я планировала всегда только один день, сегодняшний. Значит, мама не забыла, у нас был уговор на этот счёт. Но как, подумала я, электрик подшёл сразу к двери, почему не позвонил в домофон?
Это какой-то враг, запаниковала я. И в глазок не посмотреть – дохля Катя повесило эту объяву, а я решила не снимать, чтобы доказать дебилам, что они дебилы (а это невозможно по определению). Но дверь моя закрыта, телефоны участкового есть, так что… я достала мобильник…
− Вы откроете?
− Нет!
− Как же, Мальвина, «нет»? Ваша мама Нина прислала меня.
− Вы не позвонили в домофон.
− Просто вошёл с другими.
− Подождите, извините! Я позвоню маме и уточню.
− Пожалуйста, сделайте одолжение.
Ишь ты, вежливый какой: «сделайте одолжение». Не сделаю!
Я набрала мамин номер.
− Мама! – О! вспомнила: вчера я впервые не позвонила маме вечером, просто отписалась, что всё норм. Если бы я позвонила, то я бы обязательно вспомнила про ключи. Мама каждый раз спрашивала: всё нормально? как работа? что купила на ужин? дверь закрыла? ключи в сумке? На стол не клади, плохая примета. – Мама! Только не волнуйся. В дверь звонит электрик.
− Так быстро приехал?
− Пробок не было! – послышался голос из-за двери, голос, который обычно называют бархатным, хотя слабо представляю, что это такое, такой голос у певцов, которые поют про то, что быть в маске – их судьба на всю жизнь, часто в пандемию видела этот мем.
− Он говорит: пробок не было. А почему ты не предупредила?
− Я только сегодня его нашла. Твоя великовозрастная приятельница ( Мама любитель постебаться) Света спрашивает, почему не отвечаешь.
− Мама! Я закрутилась вчера. Я тёте Свете всё время фотки шлю. Вроде бы с ней на вторник договорились об электрике поговорить. Поговорить, но не вызывать!
− Я сказала, что ты готова. Она там клумбы окучивала и этот жуткий мальчик в коляске укал. Она спросила – я ответила. Ты же готова? Обои содрала?
− Где?
− В квартире. На стенах – везде.
− Где тётя Света его нашла?
− В нашей общаге, − вздохнула мама. – Ну а что такого, Мальв, ну всё-таки проверенные люди, а не абы кто.
− Мама!
− Это знакомый тёти Светы. Говорю: она всё спрашивала про тебя, ну и разговорились.
− На тебя не похоже.
− Так все вируса боятся, а Света – нет. На почве вируса разговорились. Они, строители, вечно в поисках повыгоднее, Мальв. Тем более, что они переезжают в Новую Москву, а здесь дочка останется жить. Электрик − знакомый мужа тёти Светы.
− Мама! Зачем? Мало электриков что ли на свете?
− Да успокойся. Ну поздороваешься, если встретишь. Ничего страшного не случится.
− Ну хор. Хоть и кринж. – я не любила в своём дворе здороваться с соседями, вот не любила и всё. Я вообще стеснялась нашего дома, всех этих работяг… Хотя и сама сейчас такая же…
− Как вас зовут? – крикнула я в дверь.
− Роман.
− Мама! Его зовут Роман? – шёпотом спросила я в трубку.
− Роман, Роман. Он недалеко от нас живёт. Через три подъезда.
− Но ему ездить далеко.
− Я обещала доплатить за дорогу. Только что перевела аванс. Он ответил сразу, что получил. Всё-таки проверенный, чтобы по рекомендации, не подвёл. Чтоб не как наши предыдущие мошенники-жильцы окажется. И без проживания.
− Мама! Но аванс зачем?
− Он без аванса не соглашался. Знаешь же, какие они все.
− Да уж знаю. Могла бы просто за визит заплатить.
− Ценят себя и правильно делают. Роман сказал…
− Хорошо, мама. Я открываю.
− Осторожная. Молодец! Я вчера забыла тебе ответить на сообщение, извини. Потом расскажу, почему.
Я успокоилась, впустила рабочего:
− Здравствуйте!
В первый момент я была ослеплена как вспышкой, услышала лишь ответное приветствие. Это бывает, когда встаёшь на ноги после головокружения, тем более в полумраке. Но во второй момент я была озадачена. Во-первых, я была на ногах, просто открыла дверь. Во вторых, неужели так может выглядеть электрик? Порог переступил красивый мужчина в пятнистом монохромном камуфляже какого-то неуловимого оттенка – разводы то ли изумрудно-зелёные, то ли серебряно-золотые – ну вроде как парча переливается, какой-то цвет павлиньего хвоста, все цвета сразу, но совсем ненавязчиво, неярко, некрикливо: ахром, но при любом движении – цветное мерцание и даже искры, точнее вспышки. Обувь меня поразила – сандалии. Они не сочетались с костюмом. Как он в таких сандалиях машину-то вёл, да ещё так быстро?
− На рысаке ж скакал, − улыбнулся абсолютно голливудской улыбкой электрик.
− Вы мысли читаете?
− Ну что вы. Профессиональное.
− Неужели вы – электрик?
− А вы считаете Светлана не заслуживает такого коллеги? Светлана всё, что заслужила, получила сполна.
− Да, − я наконец пересилила себя и смело посмотрела с недоверием и вызовом в лицо «пришельцу» − он был выше меня на голову, даже на полторы, он был выше Сени!
− «Да» – «нет, не заслуживает» или «да» − «да, заслуживает»?
− Не заслуживает, − чётко сказала я. – Тётя Света хорошая, она не заслужила такого кошмара с ребёнком.
− Ну останемся каждый при своём мнении. Прежде всего, хотелось бы сапоги.
− Какие сапоги?
− Вы же нашли сапоги, вот тут в шкафу. Дайте мне их. Сапоги мне привычнее.
Откуда он знает, что я нашла, а что нет?!
− Зачем?
− Профессиональное, − подмигнул электрик на моё вопросительное удивление.
Я нервничала, я подозревала. Зачем я его пустила?! Но как не пустить, мама договорилась, радоваться надо, что электрик уже здесь.
− Профессионалы всегда в своей обуви, а вы как на маскараде в сандалях.
− СандалИях.
− Я так и говорю.
Я решила не отдавать сапоги. Вот ещё! Это не его.
− От Светланы, от Светланы, − уверил электрик. – По рекомендации её супруга.
И говорит странно, подумала я, «супруг», странное слово.
− «Супруг» нормальное слово, просто вы молодая, а мы постарше.
− Ну ок. Давайте тогда объём работ обсудим и схему, план надо нарисовать, так? – о схеме я прочитала в интернете.
− Обязательно начертим, всенепременно!
− Сейчас возьму тетрадку, − а про себя подумала: вот так говорят олды.
− Я не старомодный, я на своей волне. – Я ещё больше занервничала: он же отвечал на мои мысли, бывают же люди! − Красивое у вас имя – Мальвина. – И вот, вы не поверите, но он такой напор сделал на слово «вас», что мне показалось, что он этот сказал капслоком. Я не могу объяснить, как так, но я прям почувствовала капслок, особенно начало слова, то есть букву «В».
− Как в культурных домах, как в культурных домах, − приговаривал электрик: то ли это относилась к его олдовской обходительности, то ли к местам будущих розеток. Он всё время спрашивал:
− Тут вас устроит?
− Я насчёт розеток, всё в принципе продумала, всегда ж можно удлинитель воткнуть, если что-то не…
− Это не наш метод, − он стал копаться на кухне в дырах в стене, из которых торчали провода, он тыкался какой-то штукой, которая мигала синей лампочкой.
И тогда я решила дать ему сапоги. Мне почему-то стало стыдно, что я пожмотилась ненужной никому вещью – вдруг по проводам ток идёт, а он хоть и в перчатках, но явно не диэлектрических. В учебнике, в том году, в разделе «электричество» нарисован рабочий в перчатках по локоть и в сапогах. Странный электрик…
Я взяла сапоги из шкафа, принесла на кухню:
− Обувайтесь, током может тряхнуть, голые ж провода торчат, а вы рубильник не отрубили.
− Не рубильник, щиток. Я всё обесточил, не волнуйся. Но всё равно спасибо, Мальвина. Вот выручили-то. − Он смотрел на меня, он обволакивал своим голосом, взглядом, всем видом, высокий мужчина с желтоватым цветом лица. Если вы спросите меня, какое он производил впечатление, я отвечу: он был прекрасен. Ну староват, даже древен, не без этого, но почти идеален, под костюмом чувствовалось мощное тело, вообще во всём его облике чувствовалась какая-то мощь, внутренняя сила, струна. Что уж тут говорить, я была очарована им. Но я ни на секунду не забывала, что он знакомый тёти Светы. Не может быть у неё таких знакомых, не может и всё − но вот есть же!
− Почему всё сгорело? – я решила поддержать разговор хоть как-то.
− Толщина поперечника имеет значение, вот и перегорело. И безусловно с заземлением, без заземления ни в коем случае, тройной провод надо ставить. У вас было не так.
Я даже не удивлялась, я только подумала спросить о поперечнике и индексе провода, я хотела блеснуть своими знаниями, почерпнутыми из книги. Наверное, сегодня такой странный день после страшной ночи, а может у электрика такой опыт, что он заранее отвечает на вопросы, мама тоже отвечает, не дожидаясь вопросов, все одно и то же спрашивают, наверное и тут так. Но реально доброжелательный и спокойный человек и без панибратства, фамильярности, видно, что добросовестный. Все строители настаивают на своём – тётя Света всегда всё лучше всех знала. Этот же предлагал, а я могла отказаться.
− Ещё пожалуйста антресоли бы снести в коридоре. Сумеете?
− А зачем?
− Вы понимаете…
− Вы квартиру сдаёте и будущие жильцы попросили?
− Да. Я начала сама и не получилось − испугалась, стал вываливаться потолок, видите, какой позор.
− А зачем топором? Это не наш метод.
Я застыла с открытым ртом. Уж и Сеня мне высказал, что я зря согласилась снести антресоли, мало ли что будущие жильцы попросили. Я не стала говорить, что надеялась найти на антресолях какой-нибудь «привет» от бабушки, хоть что-нибудь, хоть что-то из прошлой жизни, где мне было так здорово, так спокойно и радостно, привет оттуда, где я была счастлива и где никогда больше не смогу очутиться, только если в обморок опять грохнуться…
− Я просто к тому: вещи-то куда они будут класть?
− А шкаф?
− Ах, шкаф. Ну конечно шкаф… Тогда антресоли снесу к чертям собачьим, за дополнительную плату и посоветую вам светильник в коридоре на потолке.
− Зачем?
− Коридор длинный, потолок станет высоким. Темно-страшно. Вы тут не боитесь одна-то? Признайтесь, что пугаетесь?
− Надо бояться людей, а не чертей собачьих.
− Ну не скажите, не скажите. Я плохо переношу одиночество и тишину. Хочется, знаете иногда фейерверка, ярких ощущений, не подумайте чего-то плохого. Ощущения могут вам подарить только люди, исключительно люди, а те, кого вы опасаетесь – это ж обыкновенные людишки, так ещё и рептилоиды… Вы кажется рептилий недолюбливаете? Кабели, знаете ли, похожи на рептилий, на бесконечных рептилий, как в мульте «тридцать восемь попугаев».
Я молчала. Просто нет слов, их не осталось у меня: неужели я рассказала тёте Свете о своих фобиях? Нет! И о своём любимом мульте я тоже никому не рассказываю. Мне всегда нравился удав, с самого детства. Я представляла, что мои русалки выкрадывают его из мульта и упрашивают жить в их царстве. Удав же может жить в море – я так считала, когда была маленькой. У меня в выдуманном мире рыбы жили сразу все в одном месте– и речные, и морские, и хищные, и даже кит и дельфины; угри тоже обитали, они опекали речных русалок, рыбы-мечи плавали в моём царском водоёме рядом с морскими девами – чистыми девушками, захлебнувшиеся в несчастной неразделённой любви. Необычные рыбы-мальчики-сельди были русалкиными друзьями, а удав из мульта должен был стать моим другом. У меня случился просто шок, когда Сеня рассказал мне, что селёдка всегда в молодости – мальчик, а под конец жизни все селёдки − женщины. Наверное, Сеня бредил…
− Ах, да что тут рассуждать. В комнаты теперь? – электрик чувствовал себя свободно, уверенно. Троллил меня – сто процентов.
− Да-да. В комнаты.
Ещё час мы рисовали схему, обсуждали, что надо купить, я записывала. Это всё скучно и неинтересно. А интересно, что когда электрик прощался, он вынул из кармана картуз – такой русский шляпон, модный в среде ролевиков, а сейчас и просто по жизни. Электрик надел его, тронув за козырёк, точнее он сделал вид, что поправляет козырёк, а на самом деле картуз наделся как-то сам собой. Электрик приложил правую руку к картузу на манер военных и топнул ногой, как бы отдавая мне честь, развернулся на резиновом каблуке так, что пол заскрипел, скомандовав сам себе «кругом». Я открыла дверь, мы мило попрощались, он пожал мне руку. Он был в перчатках, в очень тонких кожаных перчатках, мама называет такие лайковыми.
− Я такой вот эксцентричный электрик! – он выставил перед собой пятерни и я увидела перстень на пальце, камень на перстне огромный, бликовал в полумраке. Я точно помню, что камня не было, когда он входил и перстня не было. Я проводила электрика по тамбуру, открыла общую дверь, выпуская его и вдруг поняла, что мы не договорились, когда начнутся работы.
− Завтра, завтра! – помахал он, садясь в лифт.
− Подождите, а сандали?
− СандалиИ!
Помню, подумала тогда: как он успел так быстро в лифт запрыгнуть. Как в компьютерной игре прям с неудачной анимацией, у нас же лифт между этажами и надо пройти пролёт вниз или вверх…
Когда я вошла обратно в прихожую, то на полу чётко виднелся белёсый след от сапога, сандалий нигде не было. Значит, он забрал, а я и не заметила. Но вроде бы он был с пустыми руками… Может, в карман сунул, когда переобувался? Наверняка у него на ветровке-штормовке внутренний карман, сейчас их большими могут делать. И снова на полу след. Опять эти следы, ползаешь, корячишься и всё равно эта невесомая пыль. Откуда? Мы ж с Сеней вчера полдня потратили, точнее – Сеня! Я стала ходить по квартире и смотреть, куда наступил электрик, на тряпку что ли. Тряпки за ночь высохли и лежали на порожках, напоминая разложившуюся ветошь. А ведь как полоскали их с Сеней, я даже в машинке простирнула… Странно… Но если тряпка пыльная, тогда следы должны были бы остаться ещё где-то. Но нет – один след в прихожей и всё. И тут раздался настырный домофонный сигнал.
− Слушаю! – я зашуганно сняла трубку домофона.
− Это Роман!
Роман говорил абсолютно другим голосом. У электрика тихий спокойный вкрадчивый голос, иногда с таким почтением, удивительным для меня, ах да, я ж писала, что голос бархатный. Здесь же − привычный, вякающий, как у мужиков в нашем дворе. Уж я-то наслушалась рабочих в нашем доме в пятничные вечера, крикливые и дегенеративные, их распирало от собственного величия, от благополучия и сытости. Я вышла снова на лестничную площадку – встретить настоящего электрика. Я писала чуть раньше, что провод к кнопке звонка у общей тамбурной двери был обрезан. Кто впустил того первого пришельца? Он конечно же не электрик, как я сразу-то не поняла? И вот сапоги… Откуда он о них знал. Да и обо всём остальном? И он не проходил по тамбуру, он просто возник у моей двери перед тем, как я его пустила. Кто он? Я боялась думать. Я запретила себе думать об этом человеке. Может, тоже мираж? Едят же поедом мужики друг друга во дворе и ничего. Просто трюкачат. И их собаки тоже. И этот… трюкач?
Двери лифта открылись я увидела обыкновенного человека: невысокого, взъерошенного, глазастого и помятого. Он щербато улыбался коричневыми зубами:
− Доброе утро, Мальвин!
− В-ввыыы?
− Я Роман, электрик. От Светланы. Мужа её друг. – Приветлив, в прекрасном расположении духа. – Дорога без пробок. Понедельник же! С ветерком проскочил, с ветерком…
Я мучительно соображала: отказаться от услуг и попросить довести меня до Москвы сейчас же? Я не хочу больше тут оставаться. Сны, обморок и видения, а после приход неизвестного меня добил. Я медлила, бормотала «сейчас» и делала вид, что читаю что-то срочное в телефоне, тамбур я преградила своим исхудавшим тельцем… Всё-таки я собрала мысли в кучку и решила, что сейчас пусть посмотрит, раз человек настроился на работу, а там как карта ляжет – так говорит же дохля-соседка.
− Заходи, командир, − пригласил я фамильярно, по-мужицки, решила пошутить. Я тянула время; мысли, собравшись, снова разбежались, мне срочно надо отдохнуть. – Извините, я очень устала. Но я всё зарисовала. Вы посмотрите сами, а я посижу. Я уселась тут же на подоконник и посмотрела вниз. Двое с собаками тут как тут − пялятся на меня в ответ, и снова в той же одежде. Они не стирают её или у них много одинаковых пар одного и того же, как в фильме про мужика, который стал мухой? Следующим этапом станет то, что они будут приветствовать меня, махая как рабочие по благоустройству. Эти только поставили шатёр, а уже махали, когда я была на кухне, даже ненастоящий электрик обратил внимание. Но сейчас я пялилась в ответ на собачников, не стала перебегать на балкон – ясно, что рабочих по благоустройству не будет, а увижу альтернативного вид с альтернативными собачниками. Альтернативный электрик в костюме из странной ткани, в исчезнувших санадалях, то есть сандалИях с ними явно заодно. Я посмотрела на ноги настоящего Романа. Лёгкие кроссовки, не дешёвые, в сеточку. Норм обувь.
Он звал меня, что-то спрашивал, но столько событий для одного утра − явный перебор, я самоустранилась, самовыпилилась.
Я смотрела в никуда, то есть на стол перед собой. Что-то в нём было не так, непривычно, вроде луч свет ударил в глаз или солнечный заяц. Вот коробка с дебильными дюпелями-шестёрками, вот железная банка с разными винтиками-шпунтиками, вот накиданы лезвия для ножа, вот ножницы, две, нет, три пары. Всё-то я их теряю, то одно надо отрезать, до другое вскрыть… Стоп! На столе лежали новые ножницы! Лезвия их мерцали. Стоп! На одной паре мерцали и ручки. Только эти ножницы и бликовали, это их свет ударил мне в глаза. Я потянулась с дивана (сил встать не было), чтобы рассмотреть – может это ножницы, которые я вроде бы потеряла ещё в первый день… Но нет! По внешней стороны лезвия мерцали круглые гранёные стекляшки, а в ручках ножниц светилось по камню.
Я ещё успела подумать, что когда-то в детстве бабушка подарила мне детский косметический набор, он был весь в блёстках: ручки в блёстках, перламутровый карандаш и помада, блёстки-тени, блёстки для головы. Самое почётное место занимали в наборе пластмассовые перламутровые ножницы со стекляшками на лезвиях и ручках, ножницы совершенно не резали…
Я хотела взять ножницы, рассмотреть. Но тут случилось необъяснимое – ножницы поехали к краю стола, стали двигаться. За ножницами возникла какая-то тень, кто-то или что-то, за Сниным ящиком с инструментом… Кто-то прошептал: «Извольте-пардоньте» и ножницы съехали с края стола вместе с коробочкой из-под крема, где лежали винты от рам… Коробочка ударилось о пол, а ножницы нет – они как бы пропали в воздухе. На секунду перед балконной дверью возникло что-то серое, мохнатое, пошевелило хвостом навроде зайца и улетело на балкон, как шаровая молния. Шаровая молния – это была моя фобия с детства, я их жутко боялась, рассказы о молниях, обычные страшилки в лагерях, меня пугали, испуг сжимал изнутри…
