Павел Дмитриевич Заякин
Ненужные люди. Сборник непутевых рассказов
Что-то хрустнуло в Костеке от этих «бартерных» целомудренных встреч, надломился какой-то винт, придвигавший до этого приступ депрессии всё ближе. И жажда, желание выпить тоже притупилось, уползло в глубину, спряталось до срока. Он знал, что не исчезло ни то, ни другое, что всё это поджидает своего часа, чтобы выскочить из-за угла и нахлобучить дубиной по башке, но сейчас не хотелось думать об этом. Даже машины перестали ругаться матерно и перешли на нормальный польский уже вторую неделю. Правда, всё так же несли околесицу. Вот сегодня, например, «он» жалобно твердил всю смену: «Porozmawiajmy! Porozmawiajmy! Porozmawiajmy już z tobą!74», а она отвечала ему непреклонно: «Wyłącz światło! Wyłącz światło! Wyłącz to cholerne światło75!»
…Он тупо смотрел в экран ноутбука, невидяще гуляя по сайту Лондонской Национальной галереи (триста пятьдесят километров по прямой, пятьдесят евро за билет туда–обратно: может, рвануть?), но мысли соскакивали на Марту. Марта уехала две недели назад в Польшу. Внезапно взяла отпуск, ничего никому не сказала и уехала. И всё, пропала. Ни на телефоне, ни в мессенджере не появлялась. Он забросал её сообщениями, писал каждый день, а потом понял, как это выглядит, ужаснулся и замолчал. А в голове всё равно продолжал отправлять и отправлять сигналы. Даже сейчас, когда гулял по этому виртуальному музею (а может, действительно, поехать на выходные? Потратить отложенные за лето пятьсот евро на дорогу и музей? Где он ещё увидит вместе Рубенса, Тициана, Рембрандта, Рафаэля?). Щёлкнул мышкой по иконке Веласкеса, сразу попал на «Венеру с зеркалом». Никогда особо Веласкеса не любил, а тут эта картина, без лица, где прекрасный облик только отражается в зеркале, угадывается, придумывается… (вот такое и у нас с Мартой общение: неясное и отражённое в зеркалах – что там скрывается на самом деле?) Он хотел уже покинуть Веласкеса, но рука упрямо кликнула стрелку дальше, и он обомлел.
На экране была Марта. Она стояла на земном шаре, в окружении облаков на фоне чёрного неба, над головой её сияло двенадцать звёзд. Она не смотрела на Костека, её миндалевидные глаза, которые обычно смеялись серо-зелёным огнём, были полузакрыты и направлены вниз. Но это была она – Костек готов был голову отдать на отсечение. Или что, он совсем сошёл с ума? Как такое может быть? Подпись под картиной: «Непорочное зачатие». Он увеличил её лицо во весь экран, до пискелей, потом начал отдалять… Она, она! Встал из-за стола, потёр виски ладонями, сильно надавил на глазные яблоки. Потом полез в кисет, скрутил сигарету – надо покурить. Но не пошёл, сел обратно за стол, уставился в экран, вертя сигарету в руках, будто это были чётки, выдохнул прямо в её лицо: «Zdrowaś Maryjo, łaski pełna, Pan z Tobą, błogosławionaś Ty między niewiastami i błogosławiony owoc żywota Twojego, Jezus…76»
7.
«Дорогая Марта (или как мне теперь тебя называть, не знаю),
Ты никому ничего не сказала о Себе, перед отъездом, никто ничего не знает про Тебя, а я знаю. Ну да и не важно, что думают другие.
Я сегодня весь день простоял перед Тобой в Лондоне, а вечером сел в самолёт и вернулся в Амстердам. Сижу сейчас в аэропорту; вот, допишу это сообщение и поеду дальше, в F., паковать яйца. Кстати, я так и не подсчитал, сколько я могу приготовить блюд из яиц, с десяток всего, наверное…
Я не знаю, смогу ли я полюбить Бога так, как любил Его когда-то давно. Я Его не очень понимаю. Впрочем, я и своего-то сына понимаю с трудом, однако ж люблю, так что шанс есть, я думаю.
Я часто вспоминаю наши с Тобой встречи, такие же редкие, как литургия, раз в неделю, иногда два раза. Думаю: зачем всё это было, и, кажется, начинаю догадываться о смысле слов моего учителя, которому я посвятил половину своей жизни. Помнишь, я говорил тебе об этих словах? Ну, что любовь к ближнему – это не выполнение Божьего наказа, который мы должны исполнить, потому что – как может быть обязаловкой, наказом, законом то, что мы не можем, не умеем выполнить в совершенстве? Но, как пишет старик Мартин, «с помощью любви к ближнему мы обретаем Бога». Любим – как можем. И в этой, такой разной у всех, любви встречаем Его.
Спасибо Тебе, Марта. Ну а мне пора ехать.
Твой Костек.
P.S.
Жаль, что так и не съездили в музей Босха. Интересно было бы услышать Твоё мнение.
P.P.S.
Помнишь, я рассказывал Тебе о говорящих друг с другом моих моечных машинах? В день перед отъездом они «спелись», представляешь? Говорили одну и ту же фразу, я чуть с ума не сошёл: «Et lux in tenebris lucet et tenebrae eam non conprehenderunt» – думаю, Тебе не надо переводить?»
25.10.19, Абакан