Ольга Меньшикова
Любить как люди
Глава 5. Любовь
Фильм ее впечатлил.
– Французский «Мужчина и женщина» отдыхает! Такая тонкая игра, диалоги классные, и какой интересный сюжет… хотя его, как такового, и нет, в два абзаца весь уместился бы.
А отношения у них, как у нас с Фиби, подумал Дашков, оба знают, чем все закончится…
– Они же больше не увидятся в этой жизни. А ощущение от фильма какое-то светлое… А ты читал «Отель “Танатос”» Андре Моруа?
– Нет, как-то не довелось. А что там, в этом отеле?
– Там поселялись люди, решившие покончить с собой. Заключали контракт с хозяином, за деньги. Жили, гуляли, знакомились… и никто из них не знал, когда его безболезненно удалят из жизни. И вот там встретились он и она и полюбили друг друга, в этом месте для смерти, представляешь?..
– Даже в месте для смерти есть место для любви, – глубокомысленно изрек он. – И чем все кончилось?
– Добрый хозяин понял их чувства и разрешил им уехать. Он был счастлив… ну, а утром его не стало. Оказалось, девушка была в сговоре с хозяином и за соответствующее вознаграждение охмуряла клиентов, чтобы они уходили в мир иной счастливыми, а главное, без скандала и возможных претензий родственников. Ты почитай обязательно, как будет время, здорово написано.
Потом приехал «третий лифт» и накормил их обедом, за которым Дашков демонстрировал чудеса владения ресторанным этикетом: носил поднос с бокалами на трех пальцах, сворачивал салфетку для Фиби в форме сердца, накладывал, подливал, менял блюда с виртуозностью первой скрипки, а уж ел! – не уронил ни одной крошки, не пролил ни единой капли! Впрочем, ее это не удивляло (она знала о нем все), просто очень забавляло. Еще бы: это же «звезда востока», мастер развеселить, обаять и покорить любое женское сердце!..
– Можно спросить?
– Мм.
– А что тебя интересует? что тебе нравится? – он говорил голосом Гордея.
– Как-то странно… ты спрашиваешь меня на полном серьезе.
Ему никак не удавалось подловить ее на незнании текста, она помнила абсолютно все!
Наверное, у нее такая же феноменальная память, как и у меня. Во всем разбирается, все знает, такая талантливая девчонка.
– Дай подумать, – тем временем, Фиби продолжала сцену в ресторане из «Миллиона». – Мне много чего нравится. Например, еда – есть всякие вкусности. Еще обожаю электронику – я закончила радиотех, нет, правда! Люблю математику и астрономию… Тебя это смущает?
– Нет, нисколько.
– Я знала, что ты так скажешь.
– Тогда не задавай вопросов.
– И что так ответишь, тоже знала.
Это становилось похоже на игру в «кто первый ошибется».
– Девочки в восторге, когда я снимаю рубашку и показываю свои шрамы на спине …
– Ты много текста пропустил…
Да я просто забыл, тупо забыл, что там дальше, потому что думаю совсем не об этом…
– На самом деле, это больно, – продолжала она. – У тебя такие печальные глаза…
– Ты тоже пропустила.
Она встала, подошла к нему и положила руку на плечо. Он смотрел на нее снизу вверх своим всепроникающим, невыносимо прекрасным взглядом огромных карих глаз. Обоим было непонятно, где кончается кино и начинается реальность…
– Не прикасайся ко мне с таким выражением на лице… я действительно теряю самообладание рядом с тобой. – Он сжал ее руку в своей, но все же не посмел нарушить сценарий, оттолкнул. – Не могла бы ты сейчас уйти…
Фиби почувствовала, что пора выходить из сюжета.
– Ты что? Куда ж я уйду из своего дома! А знаешь что? Пойдем на крышу. Там есть подзорная труба. Ты знаешь, что в нее и днем видно звезды? А можно и фейерверк устроить.
Они поднялись по очередной винтовой лестнице.
– Даш, скажи, а ты будешь вспоминать…
– Не надо об этом, – перебил он. – Я не знаю. А неправду не хочу тебе говорить.
– А я все время думаю – вот мне сейчас так хорошо. А потом все это мое «хорошо» превратится в воспоминания… Наверное, это будет больно.
Они уже стояли на крыше, опустив руки, и смотрели друг другу в глаза. Было тихо, пасмурно.
– Ты… хотела бы стереть память, если б можно было?
– Нет, не хочу, – откликнулась она. – Даже если больно… наши с тобой воспоминания я не хочу стирать.
Он осторожно обнял ее за талию одной рукой, но на большее не решался. Он не понимал сам себя.
Почему вдруг все стало так…всерьез? И ведь я так и не решил, имею ли право на это «всерьез»…
Они постояли, не двигаясь и, кажется не дыша.
Наконец, он произнес:
– Ты говорила, что тут есть «фейерверки»?
– А… да! Здорово, давай, возьми вон там. Найди такой, как в «Пианисте», там должен быть.
Он повозился с зажигалкой, огонь побежал по шнуру. Вспыхнул фонтан искр. Они стояли рядом и смотрели на мечущиеся огни.
Оба уже поняли, что сейчас произойдет.
– Зачем ты пришла? – Это был Арсен из «Пианиста».
– Чтобы поцеловаться с тобой. – Это была… Фиби! Она говорила своим голосом.
– Не может быть…
Он схватил ее за плечи, с налету прижался губами к ее губам, не смог дышать… оторвал губы на мгновение, вдохнул, но она прижалась первая, буквально вложила свои губы в его… он закрыл глаза и весь отдался порыву… этому первому их поцелую…
Наконец, они смогли говорить, но все еще губы в губы.
– Я всегда думала – а что дальше?
– что это что?..
– ну, как у них все получилось потом?..
– не знаю…
– а я знаю…
– ну?.. расскажи…
Они снова целовались, долго, сладко, страстно, нежно – по-всякому. Его руки осмелели…
Эти прекрасные, невозможные руки в браслетах на моей шее, на моей груди… я хочу все запомнить, это ведь никогда больше не повторится…
Динькнул звонок, известивший что прибыл лифт.
Он оторвал от нее губы, положил руки ей на плечи, поцеловал в лоб. Она сто раз видела, как он это делал со своими «любимыми» в кино, но почувствовать эту нежность, это доверие самой…
Спасибо, Даш.
Они спустились на лифте вниз. Он держал ее за руку. Всего лишь за руку – но в этом прикосновении оба чувствовали что-то такое, что создавало между ними сильнейшую вибрацию.
Она повела его новыми закоулками своего безразмерного дома.
– Я хочу показать тебе свою галерею. – Фиби нажала какую-то кнопку, и на всех стенах и поверхностях появились проекции фотографий Дашкова, видимо, ее любимых. Кое- где были даже голограммы.
– Мне как-то… не по себе.
– Так это и не для тебя. Здесь живу я. И я хочу жить с тобой… хотя бы так.
– Понимаю, но сейчас… я же здесь, я рядом. И ты…
«Ты рядом со мной» – так называлась его самая красивая песня.
Глава 6. Страсть
Фиби выключила проектор. Они подошли к очередной стойке бара (сколько же их тут?), и он узнал комнату Ильи из «Чемпиона». Без лишних вопросов стал готовить кофе, потом сел на высокий барный стул, ожидая, что она подойдет.
Фиби уже понимала, что это будет их последняя игра, все в ней трепетало, дрожало, дышало любовью и нежностью. Она подошла, вложила ему в руку свои пальцы, прижала к себе его голову.
– Давай вместе забудем текст, – попросила она.
Он поднял голову, дотянулся до ее полуоткрытых губ, целовал их долго, самозабвенно.
Она слегка отстранилась, чтобы посмотреть в его глаза.
– Что ты там видишь?..
– Себя…
Еще поцелуй, жилы на шее напряжены, кадык ходит ходуном, как поршень.
– Так что же, все-таки, было дальше?
– Ты хотела сказать – что будет дальше?..
Они стояли обнявшись, прижимаясь, иногда меняя положение рук.
– Я много раз представляла себе это, а ты?
– Ммм… нет… мне было незачем. Я не был влюблен в Лизу Кореневу.
– А в кого был? Наверное, в Марину?
– Ты все про меня знаешь. – Было слышно, как он улыбнулся где-то у нее за ухом. – Может, ты нимфа… или русалка?
Он гладил ее волосы, целовал в висок…
… и испытывал такую нежность, что хотелось стать перед ней на колени и целовать ее маленькие пальчики один за другим… и одновременно – почти невыносимое желание ее всю зацеловать, раздеть, разорвать эти пуговицы, и быть с ней… прямо тут, на стойке бара…
– Так ты уже придумал, как они добрались до постели?
– А если придумаю… оно сбудется?
Нежно-нежно, чуть касаясь губами прелестной шейки…
– Что?
Она подставила ушко…
– То, что я придумал.
Лизнул это ушко…
– А ты хочешь, чтоб сбылось?
Откинула голову назад, залезла руками под его уже расстегнутую рубашку…
– Да…
Стал жадно целовать в шею.
…всю обцеловать, пуговицы долой, боже, задохнусь от желания…
– наш договор… скажи «я хочу»… сам скажи…
– я хочу…
– хочешь меня?
– хочу тебя… с ума схожу… – без остановки говорил какие-то безумные слова, – это ничего, что я разговариваю?.. всю тебя зацелую, да? ты ведь хочешь?..
– хочу… всего, что ты умеешь…
Целует… стонет, дрожит… обожаю ее… кричит, как в первый раз… нет, ей жестко… не выдержит…
Он поднял ее, понес к роскошной постели с какими-то немыслимыми серебристыми простынями, уронил в них, содрал с себя остатки одежды…
Это безумство продолжалось долго, ей казалось, бесконечно, он вытирал пот с нее и с себя серебристыми тряпками, кусал и целовал ее плечи, губы, стонал и кричал, в самом конце так громко, так сладко кричал…
Андрей Дашков, «звезда востока», многократный секс-символ страны, до сих пор ни разу в жизни не мог себе этого позволить! Дома были теща, дети и никакой звукоизоляции.
Наконец, он с рычащим стоном рухнул на нее, подмял под себя, попытался поцеловать, но, не донеся поцелуя до цели, уснул мертвым сном.
Фиби полежала немного под ним.
На мне спит мой любимый мужчина, мой первый любовник… и мне это совсем не удивительно, так и должно быть.
Потом стала осторожно выбираться.
– Тяжелый какой, когда спит, – шепнула она, – солнце мое, единственный мой…
Фиби уже давно решила: если он захочет ее, если он сделает ее женщиной, то навсегда останется для нее первым и единственным мужчиной в ее жизни.
И как это осуществить, она тоже уже придумала.
Глава 7. Жизнь
Как описать счастье? Не «вообще», а конкретное счастье двух конкретных людей? Когда ничего особенного не происходит, все так же, как и вчера – но все иначе! Все, что она говорит – чудесно и неповторимо… Все, что он делает – невыразимо прекрасно… Все предметы вокруг наполнены новым смыслом, и вся природа только и делает, что воспевает и отражает их счастье!..
С утра они пошли на пляж, валялись там на песке и целовались, как безумные. Потом он показывал ей акробатические трюки, прыгая с обрыва, а она пугалась и смеялась одновременно.
Они не думали и не говорили про «завтра». Оно не существовало в их реальности. Тут была только нежность, ласка, восторг и обожание… Тут было бесконечное «сейчас».
Они совсем перестали играть в фильмы – зачем? Теперь эти игры уже не нужны, ведь они стали самими собой, и пользоваться подсказками… ну это как-то глупо, правда?
Нельзя сказать, что они говорили о чем-то значительном, но все, о чем говорили, оказывалось самым важным и глубоко волнующим именно в эту минуту.
– Я, когда письмо получил, вообще был в шоке! Два дня ходил думал.
– А что ты думал? Что это сумасшедшие какие-то или маньяки?
– Ахаха, была такая мысль. Потом решил рискнуть. Я ж рисковый парень, а?..
Поднял на руки, закружил. Ну и что ж, что как в кино, мне-то какое дело?? Люблю… люблю и все!
– Я же читала папино письмо, оно такое… суховатое получилось, но в конце он так искренне попросил, и я подумала, что ты приедешь.
– Ну, я не потому приехал, что кто-то попросил.
– Знаю, знаю, ты у меня рисковый парень!..
У меня. Девочка моя прекрасная…
– Эй, ты куда?.. вот как поймаю сейчас кого-то!.. задушу и съем!..
Пили саке под навесом, у бассейна. Он рассказывал про недавние съемки «Гримера», как ему не нравилось играть самоубийство и лежать потом в гробу, намазанным белым кремом. То ли дело «Удача», там было так весело, все постоянно ржали над его хохмами и штучками.
– Что? Конечно, сам придумываю, так интересней – в сценарии же только текст, и то не всегда подробно. Эй, ты что делаешь?!
– Снимай это все.
– Прямо тут?
– Но здесь же никого нет!..
Они целовались, носились голые по дому, где-то останавливались, что-то пили, иногда даже ели, и снова любили друг друга.
– Откуда ты все умеешь?.. ну, всякие способы и позы… это вы с женой так…
Он закрыл ей рот ладонью и поцеловал в нос.
– Нет. Только с тобой. Ты спросила о том, о чем я не хотел говорить. Можно я теперь тоже спрошу?
– Не знаю… вдруг это будет тайна? Но давай, спрашивай.
– Ты выйдешь замуж?
– Да.
– Почему?
– Ради папы, порадовать его. Я у него поздний ребенок, ему уже 80 лет. Моя жизнь все равно завтра закончится… так что мне безразлично, что со мной будет дальше.
Прижал, целовал в ушки, в шею… Ничего не сказал.
А что я могу сказать, что?? Что у меня жена и двое детей, которых я люблю? Что у меня там жизнь суперзвезды? что я весь на виду, что…
– Скажи, что ты меня любишь, и этого довольно…
– Люблю… что ты вообще со мной сотворила за эти два дня, а? признавайся, ты волшебница? ты фея Маб??.. ты подлила мне в саке приворотного зелья?!.. или ты просто маленькая итальянская девочка… моя любимая девочка…
Наступил вечер. Они снова барахтались в простынях, засыпали ненадолго, просыпались от поцелуев и ласк. Они любили друг друга то нежно, медленно и тихо, то бурно, страстно и изобретательно.
И весь мир, вся вселенная и весь космос в ту ночь были на их стороне.
* * *
Он проснулся от того, что выспался, наконец.
Ее уже не было в постели. По его наблюдениям, женщины всегда меньше спят после бурной ночи. Они принимают ванну, готовят завтрак, красятся и все такое…
Он встал, замотался по привычке в простыню и пошел в туалет, потом в ванную.
– Фиби, ты не знаешь, где мой халат?.. Фиби, ты где?.. Фиби…
Фиби!!!
Что-то обрушилось внутри, сжало душу мохнатыми лапами.
Что со мной, в чем дело-то??
Помчался по дому, сшибая на пути какие-то столики и светильники. Кругом поминутно включался свет, возникали на стенах проекции его лица и тела, как в каком-то фильме Хичкока. Заглянул в гардеробную, спустился в цоколь, обежал все декорации, вернулся обратно.
Паника. Это просто паника. Она гуляет. Она пошла купаться.
Он уже знал, что это не так. Внутри было темно и страшно. Взгляд упал на стул, где валялся его халат.
Что это? путеводитель? брошюра?
Андре Моруа. «Отель “Танатос”», – прочитал он. В книжку была вложена закладка с японским хокку:
Путник усталый знает
Как отражает звезду темный ручей
Просто смотри в зеркало
Он понял, какое зеркало.
Свет в кинозале, как всегда, включился автоматически. Вместе с ним включились все три экрана. На них были фотографии Фиби. Она не улыбалась, но, как всегда, просто смотрела.
На четвертой, зеркальной стене черной тушью было написано:
Любимый мой! Мне удалось прожить свою короткую жизнь, любя одного тебя. За это благодарю Бога. Благодарю тебя за то, что посетил мой «Отель Танатос». Поверь, по-другому я не могу. Я сказала правду – моя жизнь заканчивается сегодня. В этом мире или в ином, моя любовь всегда будет с тобой. Если хочешь – забудь, чтоб не было больно. Но если сможешь, помни. Пока хоть в одном из нас живут наши с тобой воспоминания, мы оба живы.
Люблю тебя больше жизни
Фиби
* * *
Эпилог
Год спустя
Концерт подходил к концу. Миланский стадион Сан-Сиро взрывался восторгами. Он, как обычно, двигался по проходам зала на своеобразном «подиуме» на колесиках, который легко толкали двое парней из персонала. Счастливые, восторженные, обожающие лица женщин. Спасибо, я тоже вас всех люблю.
И вдруг…
Фиби… показалось?.. нет, она… это она! Фиби!.. Не улыбается, не кричит, не машет руками… просто смотрит, как всегда.
Подиум уже проезжает мимо… скоро она скроется из виду… что делать, соображай быстрей, пока идет соло гитариста… так, запомнить номер сектора – 12 F… Это точно она!
Фиби, ты жива!.. этого не может быть… Фиби, пожалуйста, не уходи, будь там, я сейчас…
А что я, собственно, сейчас??
Дальше была реклама – сборка из его фильмов. Быстро пробежал под сценой к гримеркам. У него было минуты четыре, не больше.
Найти кого-то…
– Женечка, бумагу и ручку, – крикнул он на бегу девушке-стилисту, – быстрее!
Написал на клочке: Отель Милан № 508. Даш.
Найти кого-то, кому доверяю… охранник вот этот, слава Богу, знаю всех своих по имени…
– Девушка, вся в белом, не кричит, не прыгает… передай… Сектор 12 F! Спасибо, дорогой!
Фиби! Ты здесь, ты рядом… Так, надо собраться, мне сейчас петь…
Только тут он сообразил, КАКУЮ песню должен петь:
Ты рядом со мной.
Позади остался этот год, в который он то ли жил, то ли существовал. Мучил себя, представлял ее живой, даже слетал в Италию, в тот дом – там и следов не осталось, другие люди, все другое… Ольга все чувствовала, не настаивала, не расспрашивала, вела себя с ним очень бережно. А он все искал глазами Фиби – в каждой встречной девушке, в каждом новом зале, в любой толпе, это стало наваждением… и вот, наконец, он увидел ее, свой несбыточный мираж!
Я буду петь для нее. Она поймет. Должна понять! Фиби, ты же придешь, правда?..
Вот уже звучит рояль. Он появляется в луче прожектора. Зал взревел и затих.
Андрей запел. Теперь он точно знал, о чем и о ком эта песня.
Концерт шел своим чередом. Он еще что-то пел, танцевал, улыбался, даже шутил, снова пел, бегал по залу – в общем, отработал все до последней ноты.
И только после заключительного поклона хотел было пойти поискать охранника, но тот нашел его сам.
– Андрей, простите, я так искал… я честно искал… ее там не было… я весь сектор в бинокль просмотрел, ни одной девушки в белом… мне очень жаль…
* * *
Уже в машине, по дороге в отель, он набрал «дом»:
– Ну, как вы там?.. извини, устал.
– Ждем тебя! Отдыхай, о нас не беспокойся. Все будет хорошо, милый!..
Часть 2. ANDOR 0911
Глава 8. Александр
2040 год
Александр Лорэтти занимался кэндо, скорее, как искусством, а не как спортом. Он не ставил себе цели достичь высот в традиционной самурайской технике владения мечом кэндзюцу. Ему просто нравилось закалять свою волю, да и тело заодно, нравилось облачаться в куртку кэндоги и штаны хакама с семью складками, нравилось, что бамбуковый меч в его руке не дрожит, как у некоторых начинающих – в общем, ему нравилось тут все.
За исключением того, что это все не нравилось его преподавателю по фортепиано, который с завидной стабильностью (примерно раз в месяц) ставил ему ультиматум: или Бах, или бах-барабах. Алекс слезно извинялся и выбирал Баха. Но кэндо в его понимании не имело ничего общего с бах-барабахом, столь ненавистным учителю, так что он с совершенно чистой совестью продолжал заниматься этим древним боевым искусством настоящих мужчин. Ему это было просто позарез необходимо.
Дело в том, что в эту же секцию ходил его однокурсник по музыкальному колледжу Антонио, а девушка Бэттина, к которой он… ну, скажем, присматривался, приходила посмотреть на тренировки этого Антонио, который ей, по всему видать, нравился. Алекс был не из трусливого десятка и решил, что она должна выбрать между ними в честном бою. На самом деле, честным бой можно было назвать с большой натяжкой: Лорэтти занимался кэндо с четырех лет, просто в другой школе, а сюда перевелся из желания взять верх над Антонио в присутствии Бэттины.
Он расправился с соперником красиво и быстро, с одного сикаке ваза выбив у него из рук меч, который отлетел метров на семь, а сам побежденный от сильного удара упал на колени как подкошенный.
Сняв с головы мэн, победитель торжествующе взглянул на даму сердца, но она уже бежала со всех ног… к поднимавшемуся Антонио с воплем «слава Богу, ты жив».
Александр оценил урок, преподанный ему свыше, и больше никогда не пытался завладеть вниманием девушек с помощью превосходства (не важно, в чем) над другими парнями. Он как-то сразу осознал, что привлекать к себе женское внимание путем сравнения себя с кем-то – это не для него. Он должен нравиться или не нравиться сам по себе, такой как есть.
Поэтому в своем колледже он имел прочную репутацию «рояльного фаната», абсолютно не интересующегося женским полом. Конечно, это было не совсем так, но Алекса устраивало такое положение дел: на первом, втором и третьем месте у него в планах была сольная карьера пианиста и завоевание мировой известности. Ну, а девушки… а девушки потом.
В 15 лет он решил, что учиться должен только у русского профессора Соколова, и они с мамой переехали на время учебы из Италии в Россию, в Санкт-Петербург. Хотя по возрасту ему было рановато поступать в консерваторию, но таких вундеркиндов, как он, брали не глядя (тем более, за отцовские деньги). Александр с самого начала поразил всех своим талантом и трудоспособностью. В 20 лет он блестяще сдал выпускной экзамен и сразу стал готовиться к Международному Императорскому конкурсу в Париже.
Там он, не без труда и волнений, взял Гран-при и был совершенно счастлив.
На фуршете по случаю награждения победителей – в конкурсе была уйма всяких номинаций – он еле отбился от журналистов. Хоть и надо было привыкать к этому, ввиду своей сногсшибательной будущей сольной карьеры, но оно как-то не привыкалось, ибо по сути характера он был скромный и деликатный человек. Поэтому Александр схватил стакан с апельсиновым соком и вышел из банкетного зала на свежий воздух.
На парапете сидела девушка. Когда она повернула голову, он узнал в ней флейтистку Ксюшу Дашкову – их самолеты прибывали одновременно, поэтому они вместе ехали из аэропорта. Она тоже получила какой-то приз… кажется, второе место в номинации «дуэты». Тогда, при знакомстве в автобусе она сообщила, что ее папа знаменитый артист, и что «вы на него чем-то похожи», а он ответил, мол, кто ж не знает Андрея Дашкова, они поулыбались, разошлись по своим местам… ну, и на этом все.
Она говорила по телефону и плакала. Он расслышал «…температура…в больнице… я же тут никого не знаю!..».
Алекс никогда не «делал вид». Он всегда был таким, каким был в данный момент. А в этот момент он чувствовал, что хочет утешить человека и, если сможет, помочь. Поэтому он не стал делать вид «а я тут просто прогуливаюсь», подошел, сел перед ней на корточки и спросил, как-то сразу переходя на «ты»:
– Что у тебя случилось? Могу я чем-то помочь?
Он говорил по-русски безупречно, разве что с едва заметным акцентом.
– Не знаю… вернее, да, случилось страшное: мой концертмейстер заболел дизентерией, представляешь! И его увезли на скорой! Ну и вот. Теперь я не буду играть на заключительном гала-концерте – а там же будет такая публика, вся мировая профессура, трансляция будет на Россию… а, ну да, что я тебе рассказываю, ты же тоже играешь…
– Ксения… – я правильно говорю?
– Лучше Ксюша…
– А, хорошо, вот возьми, Ксюша… я не пил, честно!
Девушка отхлебнула глоток из его стакана и благодарно улыбнулась. Ну, хоть какое-то утешение. А как хотелось сыграть… Конкурс – это сплошная нервотрепка и трясучка, публики мало, жюри не аплодирует. То ли дело гала-концерт! Эх…
– А хочешь, я с тобой сыграю?
– Ты??
– Сомневаешься, что справлюсь, я понимаю, но…
– Нет, я не то имела в виду, вы же… ты же солист, а не ансамблист, у тебя Гран-при, а я простая флейтистка!.. и репертуар у нас ансамблевый, ты, наверное, не захочешь…
– Если бы я не хотел, то и не предлагал бы. Давай попробуем. Что ты будешь исполнять?
– «Шутку» Баха. Знаешь?
– Конечно. Там, така-там, така-там, така-там, – напел он. – Эта?
На репетиции Ксюша полностью успокоилась: Александр читал с листа великолепно – сразу в темпе, с нужными штрихами, нюансами и даже с юмором, выделывая какие-то кренделя глазами и губами.
– Ну, шутка все-таки… хоть и в миноре, – улыбнулся он, – впрочем, кто его знает, что у них там в 18 веке считалось смешным…