Наталия Кудрявцева
ЭВРИДИКА 1916
– Это я понимаю, но что тут читать? Давайте построим мизанцену…
Судя по тому, как настраивающий камеру засъемщик усмехнулся в усы, месье Жорж имеет особые права на съемочной площадке. Мне-то плевать. Просто надо сразу понять правила игры. А пока Ряхин суетился вокруг, пытаясь сгладить ситуацию.
– Разумеется, это никак не скажется на вашем гонораре, золотко. Наоборот, сократит труд, которым вам предстоит на площадке. А посему и правда перейдем непосредственно к построению мизансцены. Итак, Жорж, ты чудом выжил во время кораблекрушения и спасаешься на шлюпке… Где шлюпка? Шлюпка готова?!
Бутафор с помощником внесли картонную шлюпку без дна. При помощи шнурков и липкой ленты конструкцию закрепили на талии Иваницкого. Будущий Валентино, по-гусиному поднимая ноги, вступил в тряпочные «волны», и снова обиженно скуксился.
– Море мелкое! Я не могу все время приседать, у меня высокий рост!
Помощники кинулись регулировать «волны». Ряхин же галантно протянул мне руку, призывая на «утес».
Места здесь было меньше, чем у несчастной Элизы с ее братьями-лебедями.
– И вот здесь нашего чудом спасшегося моряка ожидает соблазн в виде вашей персоны…
Я забралась на утес и в унынии оглядела будущий кадр. Где-то по центру барахтался Жорж со своей картонной лодкой, пытаясь носом не зацепить ближайшее полотно. Развернуться здесь в буквальном смысле было невозможно…
– А почему бы мне не следовать за лодкой? Разве не лучше соблазнять в движении?
Жорж сморщился, словно ему под нос сунули головку чеснока.
– Зачем отвлекать внимание от основной сюжетной линии?! Вам специально построили скалу!
– У того же Мельеса…
– К черту Мельеса, это вчерашний день!
Ряхин махнул рукой, пресекая хамство будущего Валентино.
– Госпожа Веснина, если вы готовы продемонстрировать…
Подобрав юбку, я спрыгнула с картонной скалы прямо между полотнищами. Ткань доходила до середины бедер. Высоковато, но хотя бы общий абрис будет понятен. Я не поклонница Дункан, но и классика здесь неуместна. Морская дева – воплощение хаоса, но вместе с тем и пульсации. Этот пульс в перекатах морских волн, вое ветра и обманчивом шепоте пены, облизывающей утесы.
Я повернулась к помощникам.
– Можете двигаться в таком темпе? Раз, два, три…
Ассистенты усердно захлопали полотнищами. Этот звук, подобно хлопкам ладоней во фламенко, придал уверенности. А с ней родился и рисунок танца.
Руки мои словно лишились костей, как конечности морских животных. Голова повисла, как обмякший цветок; вряд ли дева морей будет нести ее гордо, скорее, изовьет шею по-змеиному, выбирая момент для атаки. Нужна ли Деве жертва? Может да, может и нет. Может, ей приятен сам процесс вовлечения живой души в лабиринт? Волны сами по себе гипнотизируют. Я добавила осторожные, мягкие пируэты, словно уже скользила под водой. Но при этом с каждым оборотом все больше наращивала темп. Так вовлекаемая в водоворот лодка поначалу всего лишь скользит по кругу, чтобы в кульминации неотвратимо полететь вниз. Волосы выбились из-под шпилек и летели за мной тяжелым крылом. Я уже не видела ткани и фальшивого света. Только растерянные глаза терпящего кораблекрушение неудачника, которого следовало с головой окунуть в темную воду…
– Помогите!
Жорж Иваницкий, очевидно, резко отшагнул в сторону. Корма картонной шлюпки зацепилась за ближайшее полотно и будущий Валентино чуть не полетел спиной вниз, но в последний момент повис, запутавшись в полотнищах.
Ряхин с ассистентами бросились в тряпочные волны, разруливать ситуацию.
– Так, голуба моя, не дергайся…
– Корма отвалилась почти…
– Стой спокойно, Жорж, что ж ты как лошадь от домового шарахаешься!
– Хорошо, хоть корма пострадала, а не Жоржиков нос… – ухмыльнулся усатый засъемщик.
Обо мне, как и следовало ожидать, все забыли.
– Так что с танцем?
Ряхин вынырнул из тряпочных волн и махнул рукой досадливо.
– Завтра в костюме попробуем. До завтра, спасибо, дорогуша!
Домой вернулась уставшая, как собака. И тут же звонок в дверь.
– Ксения?
А.П.! Вот это новость. После развода бывший муж на мою территорию не ступал. Но благодаря ему я все-таки получила роль. К тому же он может что-то знать об инвесторах фильмы и реальности всего предприятия….
– Что ж, заходи…
Квартира наша роскошью не отличается, да еще две недели сидим без прислуги. Со всей возможной непосредственностью я смахнула с дивана ночную рубашку Софи и указала на свободный стул.
– Еды нет, но можно послать в лавку.
– Спасибо, чашки чая достаточно.
А.П. опустился на стул, покосившись на открытый проем моей спальни. Я быстро прикрыла дверь.
– Всего две комнаты. Ты там спишь, а Соня на диване?
По бесцеремонности бывший муж до сих пор первая скрипка.
– Тебе интересно, сколько мы платим в месяц или как часто я вожу сюда мужчин?
А.П. заморгал растерянно. Какой-то он пришибленный сегодня, наверное, в долг просить пришел. И ведь не откажешь…
Через какое-то время возни на кухне у примуса я была готова признать, что Глашку уволила опрометчиво. И все же минут через десять внесла в гостиную поднос с незамысловатым угощеньем. А.П. смирно сидел на стуле, но глаза бегали, как тараканы по полу в дешевом трактире. Зная привычку бывшего мужа молчать до последнего, я решила зайти издалека.
– Хочу тебя поблагодарить за протекцию и точное описание месье Ряхина. Каков шанс, что он доведет дело до конца? Может, стоит аванс побольше выторговать?
– Мне жаль, что до этого дошло – пробормотал А.П.
– Да нет, не все так плохо. И деньги приличные, очень нам пригодятся.
– Я только недавно начал тебя понимать. – все тем же невнятным полушепотом продолжал А.П. Обычно его голос звучал резко и пронзительно, как боевая труба. Неужели стряслось что-то серьезное?
– Тебя уволили из ресторана?
– Да с полгода уже…
Докатился. А ведь начинал в солирующей группе Большого!
– Опять пьешь?
Теперь А.П. сосредоточенно разглядывал молочник на подносе.
– Если нужны деньги… Много я тебе дать не смогу. Но как только заберу аванс…
– Прости… Я не должен был… Прости за все…
А.П. суетливо вскочил и направился в прихожую.
– Погоди, а чай?
– Нет-нет… Я… пойду пожалуй…
Толком не одевшись, так и не попав в рукава пальто, бывший муж вывалился на лестницу. Вот уж визит так визит. Может, он в монастырь собрался и пытается замолить грехи? В любом случае, Софи незачем знать о визите. Пусть продолжает жить в своем раскрашенном картинками из Нивы уютном мирке. Бедная девочка искренне верит, что узнает жизнь, подавшись в журналистику. Пристроить бы ее замуж, но это уже из разряда фантастики… Не забыть с аванса заказать чулки «Phoenix», с «гаванской пяточкой» и узором, как в журнале – с ящерицами и змеями.
5 декабря
Кто рано встает, тому Бог подает. Вот и я первая вошла в пустой и тихий съемочный павильон, и в награду мне явился Дагон. Черно-фиолетовая тварь обвивалась вокруг бутафорского обелиска, головой почти упираясь в полоток павильона. Не иначе как приполз за красивой девственницей. Зачем еще выходят из морей чудовища? Задрав голову, я любовалась творением молодого Шушина. Дагона пока выставили как попало; с закрытыми глазами и отвисшей челюстью морской бог выглядел беспомощно, как спящий старик. Почти до пола свисали клешни, в каждой из которых я могла легко принять ванну. Зато хвост оказался неожиданно мягким на ощупь и приятно пах клейстером.
– Цвет невыносимо мрачный!
Жорж Иваницкий всем видом выражая недовольство.
– И грудная клетка выпирает не эстетично!
– Вам будет приятней, если вас сведет с ума чудовище, полностью соответствующее вашему эстетическому вкусу? – не удержалась я.
Иваницкий совершенно не умеет держать poker face. На его безусой мордочке сразу же выступили раздражение и обида.
– Я уполномочен обсуждать художественные вопросы! Мой двоюродный дядя инвестирует в этот проект!
Я еще не успела решить, стоит ли парировать или лучше промолчать, чтобы не злить будущую звезду, как сверху раздалось гудение.
Под потолком словно ожил гигантский шмель. Кожистые складки вокруг глаз чудовища поехали в разные стороны. Вспыхнули глаза с вертикальным зрачком, и нервно, как у просыпающегося, дернулось одно из щупалец.
Это же просто кукла, она не может… Я судорожно глотнула воздух. И тут из-за лилового бока приветственно замахал рукой Тимофей Шушин.
– Доброе утро! Как вам глаза? Полный автоматон сделать не удалось, веки раскрываются при помощи тросиков. Но по мне, и так неплохо вышло…
– Неплохо? У меня чуть кондрашка не случилась.
Шушин улыбнулся счастливо.
– Простите, что не сразу не поздоровался. Решил проверить эффект…
– Очень мило, что вы считаете мое сердце достаточно крепким, чтобы ставить подобные опыты. Но в будущем я бы попросила…
За моей спиной раздался грохот. Жорж Иваницкий, без сомнения, пожелал бы осесть эстетично, но свалился в самый настоящий обморок, затылком вниз, как подрубленный пенек.
Мы с Шушиным кинулись помогать бедняге.
– Как вы, Жорж? Встать можете? Принести соли?
Иваницкий что-то невнятно промычал. Вдвоем мы кое-как усадили будущую звезду на мягкий хвост Дагона. Подобрав с пола какую-то картонку, я принялась махать ей на Жоржа. А в павильоне появился Ряхин.
– Что случилось, голубчик?
– Все нормально – уверила я. – Здесь очень душно, и месье Иваницкий, очевидно, пострадал от недостатка кислорода. Откроем окно, и все…
Мне ни в коей мере не хотелось, чтобы пострадал Шушин и его работа. Но Ряхин смотрел на Дагона с искренним восторгом.
– Какая мощь!
– Он отвратителен… – простонал Жорж.
– То, что надо, дорогуша! Скажите, месье Шушин, вы учли мои пожелания относительно кульминации?
Шушин кивнул.
– Если вы мне поможете, я могу продемонстрировать…
– Ну разумеется! Жорж, ты отдыхай пока…
Окончательно забыв о своей «звезде», Ряхин устремился к стене позади Дагона. Только сейчас я заметила стальной трос, идущий от шеи чудовища к стоящей у стены катушке.
– Сейчас макет закреплен в максимально вертикальном положении, – пояснял Шушин. – Но его позвоночник состоит из множества сочленений. Если убрать фиксатор, Дагон сложится, подобно гигантской креветке…
Шушин схватился за ручку лебедки. Ряхин взялся с другой стороны.
– Жорж, золотко, можно попросить тебя освободить хвост?
Несчастный Иваницкий на все еще трясущихся ногах поковылял к противоположной стене павильона. А режиссер кивнул Шушину.
– Уверены, что справитесь? Если рухнет слишком быстро, макет может повредиться…
Шушин, поняв намек, замялся. Ряхин оглянулся на выход из павильона.
– Кто-нибудь? Персонал здесь есть?!
– Я могу помочь!
Ряхин улыбнулся скептически.
– Голубушка, это вряд ли. Работа для крепких мужчин.
– Я информирована о волшебных свойствах рычага, которым еще древние египтяне пользовались.
Я встала рядом с Шушиным и решительно взялась за ручку лебедки.
Ряхин усмехнулся.
– Вам, голубушка, не русалку, а амазонку следовало бы играть.
Ну что ж… Господин инженер, позволим даме проявить самостоятельность?
Шушин кивнул.
– Я выну из паза стабилизатор. После этого трос начнет ослабевать. Вам нужно будет изо всей силы упереться в пол, чтобы обеспечить плавное сжатие.
– Я поняла.
– Так, милочка, готовьтесь. – скомандовал Ряхин.
Я схватилась за свою ручку. Шушин вынул небольшой стальной болт из катушки, и в тот же миг ручку повлекла вниз неумолимая сила, словно на гигантской удочке билась огромная рыба.
– Держите? – прохрипел покрасневший Ряхин.
– Все нормально! – огрызнулась я, боясь, чтобы ноги не поехали по полу. Ладони уже жгло огнем. Но туша монстра опускалась все ниже, выгибаясь дугой, как в кошмарном сне, и в итоге рухнула на пол, подняв облако пыли.
– Можно было и плавней, но все равно эффектно.
Ряхин покровительственно похлопал Шушина по плечу.
– Отличная работа, друг мой. Жорж, почему бы тебе не отдохнуть? А вам голубушка, огромное спасибо. И кстати, костюм готов, займитесь подгонкой!
На фоне грандиозного Дагона творение портнихи смотрелось чудовищно. И в этот раз эпитет не комплементарный. Прозрачная блузка ничего не скрывала, а напротив, делала верх костюма идиотски-кокетливым. Юбка-хвост, тугая до предела, была усыпана блестками, словно у танцовщицы варьете. Венчала сие творение рюша ядовито зеленого цвета, очевидно, призванная изображать плавник.
– Здесь подберем чуток, здесь сборку можно пустить…
Костюмерша суетилась, а мое лицо в зеркале уже стало багровым, оттеняя зеленый костюм. Ряхин прекрасно знал, что я в этой пакости шага сделать не могу. Зачем тогда давать мне надежду, зачем говорить, что я смогу танцевать?!
Ярость – вечная моя проблема. Вначале делаю, потом думаю. Вот и сейчас я схватилась за ворот блузки и со всей силы дернула вниз.
– Да что вы творите-то, барышня?!
– Хочу это снять, не видите, что ли!
Разорвав блузку до конца, я швырнула ее на пол и выступила из мерзкой юбки-хвоста, словно Венера из пены.
– Пойду режиссеру скажу…
– И прибавьте, что при таком отношении он увидит не только амазонку, а саму богиню Кали!
В дверь постучали, когда я уже судорожно застегивала пуговицы на собственной блузке. Вопреки ожиданиям, вошел не режиссер, а Шушин. Парень оторопело уставился на костюм на полу, сейчас больше всего напоминающий растекшуюся лужу купороса.
– Я… простите, если не вовремя… Это ваше?
– Думаю, уже нет. Как и эта роль…
Руки тряслись, я никак не могла застегнуть пуговицу у горла.
– Разумеется, это не мое дело. Но вам следует больше ценить себя и свой талант…
Серые глаза сочувственно следили за мной через гримерное зеркало. Парень, безусловно, движим самыми благородными намерениями. Но он пришел не вовремя…
– Послушайте, Тимофей! Если вас даже потеря руки не научила смотреть на мир реально, что ж, поздравляю, вы редкостный, неисправимый оптимист! Но думаю, даже у вас с возрастом пройдет…
– Вы должны повышать, а не понижать планку! Поверьте…
– Я никому ничего не должна! Пустите!
Толкнув Шушина плечом, я почти выбежала из гримерки. Бедный мальчик, конечно, попался под руку, взрыв эмоций предназначался Ряхину. Ну уж как вышло так вышло…
Извозчик попался на ледащей кобыле, хотя по правде сказать, спешить мне было некуда. После такой выходки, само собой, на площадке меня с распростертыми объятиями не встретят. Но и доводить себя до крайней степени унижения не хочу. В конце концов, затянем пояса, не в первый рав.
Сквозь монотонный стук копыт доносились крики.
– Трагедия в ресторане Крыша! Уволенный музыкант предпринял попытку расстрелять посетителей!
Мальчишка-газетчик подбежал и сунул газету. На первой странице я увидела лицо А.П…
Не помню, как вошла в свою квартиру. Уже был поздний вечер, а Софи чаевничала на кухне, наедая бока. Но сейчас мне было не до воспитания дочери. Не снимая ботиков и шляпы, я ворвалась в свою спальню. Упав на колени, залезла под кровать и вытащила шляпную коробку. Она была пуста. Ничто не делает нас более уязвимыми, чем наши привычки. Я с юности держала в доме оружие. И всегда прятала в шляпных коробках. А.П., конечно, было про это известно. Теперь понятен смысл визита бывшего мужа и его невнятных извинений. Заранее пытался вымолить прошение за кражу браунинга. Какие же мужчины все-таки слабаки и трусы!
6 декабря
Ночью спала плохо, что неудивительно после мерзкого поступка А.П. Плюс ни свет ни заря заявился домовладелец, напомнить о долге за квартиру. Я клятвенно обещала рассчитаться до конца недели, а сама уже мысленно прикидывала, в какую дыру нам с Софи придется переехать с нашими доходами. И в этот момент позвонили со студии и взволнованным голосом умоляли прийти. Не иначе как за расчетом. Что ж, за вычетом стоимости костюма хоть пара рублей перепадет…
Первым, кого я встретила в павильоне, был Жорж Иваницкий, весь в красных пятнах от ярости.
– Вы могли бы использовать и другие средства воздействия, но отдаю должное вашей… напористости, граничащей с терроризмом…
Неужели порванная блузка на нашего Валентино такое впечатление произвела? Нервная нынче молодежь пошла…
За Жоржем уже спешил Ряхин. Режиссер выглядел бледным и каким-то сдувшимся. Даже щечки-яблоки словно спеклись и сморщились.
– Мадемуазель Веснина, надо поговорить…
В кабинете Ряхин, не глядя на меня, забарабанил пальцами по столу.
– Как вы смотрите на кардинальное изменение вашей роли?
– Если вы имеете в виду увольнение, то кажется, слишком уж витиевато формулируете свою мысль.
Я старалась казаться спокойно-саркастичной, но в душе тряслась. Хотя бы два рубля, умоляю! А лучше два с полтиной…
– Я имею в виду новую роль для вас. С точки зрения привлечения женской аудитории…
По инерции, еще не осознавая до конца что происходит, я продолжала спорить
– Не думаю, что женская аудитория одобрит костюм, который вы утвердили…
– Разумеется, вам сошьют другой – сморщился Ряхин. – Я лично перепишу сценарий. Да, и… двенадцать рублей в день вас устроят?
Не могу поверить в происходящее. Неужели мой танец оказал эффект? Или Шушин был прав, и я просто недостаточно ценю себя?
Теперь перед юпитером стояли мы вдвоем с Жоржем, ожидая, пока усатый засьемшик Фильштейн выставит свет, чтобы создать необходимую «химию» между главными персонажами.
– У госпожи Весниной выразительный подбородок. Имеет смысл подчеркнуть светотенью.
– Почему-то на мой подбородок вы обращаете меньше внимания – фыркнул Жорж.
– Так у вас и нет его.
– В каком смысле? Вы на что намекаете?
– Все у вас есть, просто это не самая выигрышная часть вашего лица. – Засъемщик, поняв, что ляпнул лишнее, с тревогой покосился на Ряхина. На его счастье, режиссер был занят Дагоном, которого ассистенты пытались привести в движение.
– Никуда не годится! Ишиас вместе со спинномозговой лихорадкой, вот что это напоминает! Плавней, плавней! Вы же не кильку анимируете! Дагон поднялся из адских глубин! Хоть какой-то частью своего мозга вы можете осознать, что движения такого существа неспешны, но неотвратимы?!
Один из помощников дернул резко, и тут же ойкнул второй, управляющий гребнем.
– На меня противовес падает!
– Мы запутались! – крикнули с другого угла.
– А если расписать партитуру, как в музыке? – не выдержала я. – Тогда не будет накладок. Я проходила оркестровку в консерватории…
Ряхин обернулась и смерил меня странным взглядом. И в этот момент я поняла, что за сегодня меня еще ни разу не назвали золотком, голубушкой или душечкой.
– Что ж… Если у вас есть время и силы, госпожа Веснина… Можете заняться этим в оставшееся время.
И Ряхин отправился к засьемщику.
– Фима, что там у тебя со светом? Я просил зловещие тени, а не беспомощные!
У гримерки ожидал Тимофей Шушин. Я заулыбалась виновато.
– Послушайте, вчера я была слишком резкой, но… Вы оказались правы. Теперь я возможно, смогу, как вы выразились, поднять планку.
– Вы готовы дать небольшой концерт?
Сюрприз за сюрпризом.
– Но… я больше пятнадцати лет не подходила к инструменту.
Шушин махнул левой рукой нетерпеливо, и правая кисть дернулась в ответ. Вышло как у дирижера, призывающего оркестр встряхнуться.
– Поверьте, я не стал бы вас уговаривать, если бы не помнил ваше выступление после стольких лет. Уверяю вас, слушатели будут благодарные и не станут считать ваших ошибок. Ну же, соглашайтесь!
Сама не знаю, зачем я кивнула. Безумная авантюра! После такого перерыва я разве что гамму сумею сыграть. А с другой стороны, внутри какой-то червячок не дает покоя. Ладно, кто не рискует…
Закрываю дневник и надеваю патентованную маску pour hydrater le visage, после которой, как уверяли приказчики Мерилиза, лицо будет как у младенца…
7 декабря
Ряхин, несмотря на карамельные щечки и склонность к хвастовству, в своем деле не так уж плох. По крайней мере, я бы не смогла за двое суток написать новый сценарий и придумать новую историю.
– Итак, вы, мадемуазель Веснина, едете из Лондона в Индию вместе со своим отцом, почтенным ученым. Первым классом, разумеется. Что же касается Жоржа… Он молодой англичанин, но очень беден, буквально ни гроша за душой. Думает, что найдет счастье в колониях, и обманом пробирается на борт… Поскольку жизнь у него тяжелая, думает он лишь о собственных проблемах. Поэтому в начале истории, во время кораблекрушения не только не помогает мамзель Весниной и ее отцу, но напротив, выпихивает из шлюпки….
– Но это не поступок джентльмена – нахмурился Жорж.
– Голубчик мой, так в этом и соль! – обрадовался Ряхин. – Тебе будет куда расти как персонажу!
Жорж надулся, но промолчал.
В тот же день нам представили моего «отца». Ряхин, как и в моем случае, искал типаж, а не профессионального актера с опытом работы.
– Прошу любить и жаловать, господа. Федор Абрамович Рябинкин! До пенсии служил швейцаром в Савое, видал всякое, так что вполне готов к ужасам и сюрпризам. Ведь так, Федор Абрамович?
Жилистый старик с окладистой бородой кивнул неторопливо, осматриваясь вокруг. На макете Дагона его выцветшие хитрые глазки задержались.
– Лучше бы усы, как у сома сделали. У нас в деревне сом козу утащил, вот история…
– Вообще-то это языческий Бог – благожелательно пояснил Ряхин. – И поскольку он живет глубоко в океане, морда его скорее напоминает мурену или так называемого морского змея. Видели мурену когда-нибудь, Федор Абрамович?
– Вот еще, пакость эту.
Сплюнув, бывший швейцар перекрестился.
– А вот этого не надо, дорогой – погрозил наманикюренным пальцем Ряхин. – Ни плевать, ни креститься. Вы ученый, светлая голова, в мистику не верите.
– Он еще на пробах фигу складывал! – наябедничал Фильштейн.
– И фиги не надо, милый.
– Так это же… Само собой выходит. – равнодушно развел руками бывший швейцар.
– Будет само собой – привяжем руку веревкой! – ласково-угрожающе пообещал Ряхин. – Всем читать сценарий! Завтра снимаем все вплоть до деревни аборигенов!
После смены я не без волнения отправилась по данному Тимофеем Шушиным адресу. И как думаете, куда меня пригласил сей пылкий юноша? На военный завод!
Мы шли через грохочущий цех.
– Здесь делают медицинское оборудование, – почти кричал мне на ухо Шушин – Переносные рентген-кабинеты, госпитали на колесах. Ну и оружие, конечно. Взрывчатка, газ… Война только наращивает обороты, и конца-края этому не видно…
– Так ваша встреча… Она будет здесь?
Я невольно приложила руку к горлу. Еще пара фраз, и голос сядет окончательно. Но Шушин толкнул какую-то дверь и вывел нас во внутренний двор. Здесь было тихо и даже уютно. Шушин подвел меня к деревянному флигельку.
– Комната отдыха, профсоюз выбил. И даже рояль к вашему приходу настроили…
Навстречу уже выскочил здоровяк в накинутом тулупе и услужливо подал руку, помогая подняться на крыльцо.
– Пожалте, барышня… Меня Степаном звать…
В натопленной зале сидело человек двадцать. Большинство парни в рубашках Императорского технического училища, но было и несколько девушек, одетых по-фабричному. Молодежь, но некоторым уже по 18-19.
На небольшой сцене стоял рояль с поднятой задней крышкой, как для концерта. По спине пробежал холодок. Я ведь так и не успела позаниматься…
– Это все будущие инженеры, обучаются и проходят практику под моим руководством. Знакомьтесь, Степан, Андрей, Василий… А это Тамара, химик…
Молодые люди почтительно приподнимались и кивали, словно студенты перед профессором. Я поочередно кивала в ответ, стараясь скрыть растерянность. Может, их удовлетворит чтение стихов? Или танец?
Пытаясь сдержать панику, я шепнула Шушину.
– Послушайте, я правда не готова к полноценному концерту. Может, я лучше почитаю…
– Мы все понимаем. И ни в коем случае не собираемся критиковать. Прошу, сыграйте только одну пьесу! Только одну, этого достаточно!
Здоровяк Степан придвинул рояльную табуретку и платком протер клавиши. Рояль отозвался глухим ворчанием.
Я села на табуретку и закрыла глаза.
Мы с А.П. всегда были слишком разными. А если учесть упрямство обоих и слабую склонность к компромиссам, удивительно, как вообще в браке несколько лет протянули. Но были и точки соприкосновения. К примеру, мы оба любили сумерки – игру света и тени, ночи и дня. Как-то я сказала А.П., что сумерки похожи на озеро, в котором время словно колеблется: повернуть ли вспять или продолжить естественный бег? А А.П. в ответ сочинил коротенькую пьеску. По сути это был один пассаж, повторяемый то в одной, то в другой руке, но в разных темпах. Пьеса игралась каждый раз импровизационно. Я сама решала, когда выйду из лабиринта, взяв последний разрешающий аккорд. И это давало удивительный эффект. В процессе исполнения я каждый раз погружалась во временной лабиринт, путаясь в ложных коридорах и искренне досадуя, что снова очутилась на первой точке. Настоящая игра со временем, по мне не менее азартная, чем рулетка или покер.
Я опустила пальцы на клавиши и начала.
Рояль был глуховат, но хорошо настроен. Я уже и забыла, насколько приятны на ощупь желтоватые клавиши из слоновой кости. В ушах аккомпанементом зазвучали слова А.П.
– Не спеши. Звук должен появиться не потому, что ты поставила цель нарисовать какую-то картину или выразить эмоцию. Звук просто рождается и умирает. Дай ему сделать это самостоятельно…
Пальцы все помнили. Но вот голова… Я контролировала процесс, но не могла зайти в лабиринт, который прежде так меня увлекал. Теперь переплетение звуков казалось искусственным, словно огонь под котлом, нарисованным на стене в сказке про Пиноккио. Искра не высекалась, хоть убей. А без азарта игра превращалась в упражнение школяра, скучное и для исполнителя, а уж тем более для слушателя.
Через пару минут я остановилась. Встала, заливаясь жгучим румянцем, И развела руками виновато.
– Господа, мне жаль. Но… Я, видимо, действительно не в форме.
Однако молодежь разразилась вполне искренними аплодисментами. Шушин поднялся на сцену, и поднял свою «живую» руку, требуя тишины.
– Госпожа Веснина прекрасно проиллюстрировала мысль, которую мы обсуждали на прошлом собрании. Жестокость капиталистической системы, воспринимающей искусство как товар, выжимает исполнителя досуха. Но в ближайшем будущем такие люди не будут заботиться о куске хлеба. Думать им придется только о творческих проблемах и целях, а государство окажет талантам всестороннюю поддержку.
Я была тронута, но все же не смогла удержаться от смешка.
– Простите за цинизм, но искусство – это сплошная вкусовщина. Кто будет определять талант? Как искать ваших Орфеев?
– Уверяю вас, решение есть! – пылко перебил меня Шушин. – Мой хороший друг, Леонид Голицын как раз сейчас испытывает устройство, в разработке которого участвую и я. Машина Голицына позволит человеку раскрыть и закрепить собственный талант. А остальным даст возможность безошибочно определять творческий потенциал. Мы не будем ждать, пока неведомые Боги придут на помощь, или пока война отберет нашу жизнь и здоровье. Мы сами способны изменить наш мир!
Гром аплодисментов был ответом на речь Тимофея. Кажется, такие речи называют марксистскими… Или социалисткими… И меня они, похоже, использовали как лягушку на уроке естествознания, поставив что-то вроде опыта.
Но я не была в обиде. На меня смотрели лица свежие, вдохновленные, заряжающие надеждой. С другой стороны, если этот опыт знак и для меня? Если то, что поначалу кажется безвкусной халтурой, станет моим триумфом?
Я тоже могу изменить этот мир. Или хотя бы попытаться!
8 декабря
Читаю и перечитываю сценарий. Конечно, Ряхин молодец, но что-то в этой истории вызывает у меня сомнения, не пойму пока что…
Плюс, конечно, смущает выбор непрофессиональных актеров тревожит. Жорж капризный и взбалмошный, но это полбеды. Беда в том, что там, где надо сделать решительный жест, он дергается, как марионетка. Где нужна точность, допускает инерцию. При этом еще и поднимает брови, очевидно, считая это драматичным. Намекаю, что образ Пьеро нынче не в моде – замыкается и дуется.
Федор Абрамыч, напротив, везде одинаков. Видимо, в его голове только одна задача отложилась: не креститься и не плеваться. Да и это дается ему все сложней.
То Фима Фильштейн полушутя спрашивает нашего профессора насчет еврейской крови. А наш Абрамыч родом из-под Ярославля, и к «пейсатым» относится настороженно-враждебно. То Ряхин, стремясь погрузить в роль максимально, начинает описывать обряды поклонников Дагона, и губы бывшего швейцара сами собой складываются в плевательную трубочку.
В довершение всего сегодня представили образцы костюмов и грима жителей аборигенской деревни, которая поклоняется Дагону. Судя по всему, отвергнутая русалка не давала художнику покоя. В итоге девушки-статистки щеголяют голыми бюстами с сочетания с приклеенными «рыбьими» губами и париками, спутанными, как шерсть обросшей овцы, «для архаичности». Даже я бы перекрестилась при виде подобного безобразия. И Ряхин опять рвет и мечет.
– Господа, мы же не на Северном полюсе живем! Разве вы не видите, что уже делают скандинавы? Итальянцы? Каков уровень проработки деталей, реализма! У вас же на каждом копье написано «картон и клей»!
– Зато бюсты настоящие – обиделся художник.
– А почему они выглядят, словно барышни только из ванной вылезли? Где грязь, пот, морская соль, в конце концов? И почему жрецы не внушают ужаса?! Иную эмоцию я не приемлю!
Потихоньку я даже начинаю уважать нашего режиссера.
Есть еще повод для тревог – Софи. Утром, собираясь в студию, я увидела, как к нашему дому подъехал позер на Руссо Балте. И тут моя серая мышка объявляет, что приехали за ней. Хлыща зовут Леонид Голицын и отныне она является его официальной ассистенткой. Не знаю, что в глазах моей наивной Софи означает это слово. По мне ничего хорошего от подобного союза ожидать не приходится…
К тому же о некоем Голицыне упомянул Шушин. В перерыве я поинтересовалась, не об одной и той же персоне мы говорим. Как я и думала, Москва город тесный. Это именно тот Голицын, князь, на минуточку, и такой же пылкий адепт науки. По словам Шушина, чуть ли не гений. Но меня-то интересовали вполне земные вещи. Улучив момент, я поинтересовалась матримониальным статусом князя.
– У Лени есть невеста. Верочка, чудесная девушка. Дочь моего непосредственного шефа – кивнул Шушин. – На заводе, где мы были, он курирует производство…
Невеста. Ну конечно, могло ли быть иначе?
Бедная моя девочка.
Вечером Софи явилась бледная, понурая. Сердце дернулась от дурных предчувствий.
– Дорогая – осторожно начала я. – Даже опытная женщина может попасть в ловушку чувств. Что же касается тебя, а точнее, особенностей твоего развития…
Софи подняла на меня свои серые глаза. Клянусь, я не хочу ее огорчать. Но то, что смогла бы вынести я, Софи раздавит, как беспомощного мотылька. Так что лучше заранее принять меры.
– Твои отношения с князем Голицыным, возможно, кажутся тебе важными. Но по сути это зов природы, реакция тела. И когда опьянение пройдет…