Марина Цветаева
Мне нравится, что Вы больны не мной… (сборник)
Вестнику
Скрежещут якорные звенья,
Вперед, крылатое жилье!
Покрепче чем благословенье
С тобой – веление мое!
Мужайся, корабельщик юный!
Вперед в лазоревую рожь!
Ты больше нежели Фортуну –
Ты сердце Цезаря везешь!
Смирит лазоревую ярость
Ресниц моих – единый взмах!
Дыханием надут твой парус
И не нуждается в ветрах!
Обветренные руки стиснув,
Слежу. – Не верь глазам! – Всё ложь!
Доподлинный и рукописный
Приказ Монархини везешь.
Два слова, звонкие как шпоры,
Две птицы в боевом грому.
То зов мой – тысяча который? –
К единственному одному.
В страну, где солнце правосудья
Одно для нищих и вельмож,
– Между рубахою и грудью –
Ты сердце Матери везешь.
20 июня 1921
Из цикла «Георгий»
С. Э.
1
Ресницы, ресницы,
Склоненные ниц.
Стыдливостию ресниц
Затменные – солнца в венце стрел!
– Сколь грозен и сколь ясен! –
И плащ его – был – красен,
И конь его – был – бел.
Смущается Всадник,
Гордится конь.
На дохлого гада
Белейший конь
Взирает вполоборота.
В пол-ока широкого
Вслед копью
В пасть красную – дико раздув ноздрю –
Раскосостью огнеокой.
– Колеблется – никнет – и вслед копью
В янтарную лужу – вослед копью
Скользнувшему.
– Басенный взмах
– Стрел…
Плащ красен, конь бел.
26 июня 1921
2
О тяжесть удачи!
Обида Победы!
Георгий, ты плачешь,
Ты красною девой
Бледнеешь над делом
Своих двух
Внезапно-чужих
Рук.
Конь брезгует Гадом,
Ты брезгуешь гласом
Победным. – Тяжелым смарагдовым маслом
Стекает кровища.
Дракон спит.
На всю свою жизнь
Сыт.
Взлетевшею гривой
Затменное солнце.
Стыдливости детской
С гордынею конской
Союз.
Из седла –
В небеса –
Куст.
Брезгливая грусть
Уст.
Конь брезгует Гадом,
Ты брезгуешь даром
Царевым, – ее подвенечным пожаром.
Церковкою ладанной:
Строг – скуп –
В безжалостный
Рев
Труб.
Смущается Всадник,
Снисходит конь.
Издохшего гада
Дрянную кровь
– Янтарную – легким скоком
Минует, – янтарная кровь течет.
Взнесенным копытом застыв – с высот
Лебединого поворота.
Безропотен Всадник,
А конь брезглив.
Гремучего гада
Копьем пронзив –
Сколь скромен и сколь томен!
В ветрах – высоко́ – седлецо твое,
Речной осокой – копьецо твое
Вот-вот запоет в восковых перстах
У розовых уст
Под прикрытием стрел
Ресничных,
Вспоет, вскличет.
– О страшная тяжесть
Свершенных дел!
И плащ его красен,
И конь его бел.
Любезного Всадника,
Конь, блюди!
У нежного Всадника
Боль в груди.
Ресницами жемчуг нижет…
Святая иконка – лицо твое,
Закатным лучом – копьецо твое
Из длинных перстов брызжет.
Иль луч пурпуровый
Косит копьем?
Иль красная туча
Взмелась плащом?
За красною тучею –
Белый дом.
Там впустят
Вдвоем
С конем.
Склоняется Всадник,
Дыбится конь.
Все слабже вокруг копьеца ладонь.
Вот-вот не снесет Победы!
Трубите! Трубите! Уж слушать недолго.
Уж нежный тростник победительный – долу.
Дотрубленный долу
Поник. – Смолк.
И облачный – ввысь! –
Столб.
Клонитесь, клонитесь,
Послушные травы!
Зардевшийся под оплеухою славы –
Бледнеет. – Домой, трубачи! – Спит.
До судной трубы –
Сыт.
28 июня 1921
3
Синие версты
И зарева горние!
Победоносного
Славьте – Георгия!
Славьте, жемчужные
Грозди полуночи,
Дивного мужа,
Пречистого юношу:
Огненный плащ его,
Посвист копья его,
Кровокипящего
Славьте – коня его!
* * *
Зычные мачты
И слободы орлие!
Громокипящего
Славьте – Георгия!
Солнцеподобного
В силе и в кротости.
Доблесть из доблестей,
Роскошь из роскошей:
Башенный рост его,
Посвист копья его,
Молниехвостого
Славьте – коня его!
Львиные ветры
И глыбы соборные!
Великолепного
Славьте – Георгия!
Змея пронзившего,
Смерть победившего,
В дом Госпожи своей
Конным – вступившего!
Зычный разгон его,
Посвист копья его,
Преображенного
Славьте – коня его!
* * *
Льстивые ивы
И травы поклонные,
Вольнолюбивого,
Узорешенного
Юношу – славьте,
Юношу – плачьте…
Вот он, что розан
Райский – на травке:
Розовый рот свой
На две половиночки –
Победоносец,
Победы не вынесший.
28 июня 1921
4
Из облаков кивающие перья.
Как передать твое высокомерье,
– Георгий! – Ставленник небесных сил!
Как передать закрепощенный пыл
Зрачка, и трезвенной ноздри раздутой
На всем скаку обузданную смуту.
Перед любезнейшею из красот
Как передать – с архангельских высот
Седла – копья – содеянного дела
И девственности гневной – эти стрелы
Ресничные – эбеновой масти –
Разящие: – Мы не одной кости!
Божественную ведомость закончив,
Как передать, Георгий, сколь уклончив
– Чуть-что земли не тронувший едва –
Поклон, – и сколь пронзительно-крива
Щель, заледеневающая сразу:
– О, не благодарите! – По приказу.
29 июня 1921
5
С архангельской высоты седла
Евангельские творить дела.
Река сгорает, верста смугла.
– О даль! Даль! Даль!
В пронзающей прямизне ресниц
Пожарищем налетать на птиц.
Копыта! Крылья! Сплелись! Свились!
О высь! Высь! Высь!
В заоблачье исчезать как снасть!
Двуочие разевать как пасть!
И не опомнившись – мертвым пасть;
О страсть! – Страсть! – Страсть!
29 июня 1921
6
А девы – не надо.
По вольному хладу,
По синему следу
Один я поеду.
Как был до победы:
Сиротский и вдовый.
По вольному следу
Воды родниковой.
От славы, от гною
Доспехи отмою.
Во славу Твою
Коня напою.
Храни, Голубица,
От града – посевы,
Девицу – от гада,
Героя – от девы.
30 июня 1921
Благая весть
С. Э.
1
В сокровищницу
Полунощных глубин
Недрогнувшую
Опускаю ладонь.
Меж водорослей –
Ни приметы его!
Сокровища нету
В морях – моего!
В заоблачную
Песнопенную высь –
Двумолнием
Осмелеваюсь – и вот
Мне жаворонок
Обронил с высоты –
Что за́ морем ты,
Не за облаком ты!
2 июля 1921
2
Жив и здоров!
Громче громов –
Как топором –
Радость!
Нет, топором
Мало: быком
Под обухом
Счастья!
Оглушена,
Устрашена.
Что же взамен –
Вырвут?
И от колен
Вплоть до корней
Вставших волос –
Ужас.
Стало быть, жив?
Веки смежив,
Дышишь, зовут –
Слышишь?
Вывез корабль?
О мой журавль
Младший – во всей
Стае!
Мертв – и воскрес?!
Вздоху в обрез,
Камнем с небес,
Ломом
По голове, –
Нет, по эфес
Шпагою в грудь –
Радость!
3 июля 1921
3
Под горем не горбясь,
Под камнем – крылатой –
– Орлом! – уцелев,
Земных матерей
И небесных любовниц
Двойную печаль
Взвалив на плеча, –
Горяча мне досталась
Мальтийская сталь!
Но гневное небо
К орлам – благосклонно.
Не сон ли: в волнах
Сонм ангелов конных!
Меж ними – осанна! –
Мой – снегу белей…
Лилейные ризы,
– Конь вывезет! – Гривой
Вспененные зыби.
– Вал вывезет! – Дыбом
Встающая глыба…
Бог вынесет…
– Ох! –
4 июля 1921
4
Над спящим юнцом – золотые шпоры.
Команда: вскачь!
Уже по пятам воровская свора.
Георгий, плачь!
Свободною левою крест нащупал.
Команда: вплавь!
Чтоб всем до единого им под купол
Софийский, – правь!
Пропали! Не вынесут сухожилья!
Конец! – Сдались!
– Двумолнием раскрепощает крылья.
Команда: ввысь!
6 июля 1921
5
Во имя расправы
Крепись, мой Крылатый!
Был час переправы,
А будет – расплаты.
В тот час стопудовый
– Меж бредом и былью –
Гребли тяжело
Корабельные крылья.
Меж Сциллою – да! –
И Харибдой гребли.
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Тогда по крутому
Эвксинскому брегу
Был топот Побега,
А будет – Победы.
В тот час непосильный
– Меж дулом и хлябью –
Сердца не остыли,
Крыла не ослабли,
Плеча напирали,
Глаза стерегли.
– О крылья мои,
Журавли-корабли!
Птенцов узколицых
Не давши в обиду,
Сказалось –
Орлицыно сердце Тавриды.
На крик длинноклювый
– С ерами и с ятью! –
Проснулась –
Седая Монархиня-матерь.
И вот уже купол
Софийский – вдали…
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Крепитесь! Кромешное
Дрогнет созвездье.
Не с моря, а с неба
Ударит Возмездье.
Глядите: небесным
Свинцом налитая,
Грозна, тяжела
Корабельная стая.
И нету конца ей,
И нету земли…
– О крылья мои,
Журавли-корабли!
7 июля 1921
Хвала Афродите
1
Уже богов – не те уже щедроты
На берегах – не той уже реки.
В широкие закатные ворота
Венерины, летите, голубки!
Я ж на песках похолодевших лежа,
В день отойду, в котором нет числа…
Как змей на старую взирает кожу –
Я молодость свою переросла.
4 октября 1921
2
Тщетно, в ветвях заповедных кроясь,
Нежная стая твоя гремит.
Сластолюбивый роняю пояс,
Многолюбивый роняю мирт.
Тяжкоразящей стрелой тупою
Освободил меня твой же сын.
– Так о престол моего покоя,
Пеннорожденная, пеной сгинь!
5 октября 1921
3
Сколько их, сколько их ест из рук,
Белых и сизых!
Целые царства воркуют вкруг
Уст твоих, Низость!
Не переводится смертный пот
В золоте кубка.
И полководец гривастый льнет
Белой голубкой.
Каждое облако в час дурной –
Грудью круглится.
В каждом цветке неповинном – твой
Лик, Дьяволица!
Бренная пена, морская соль…
В пене и в муке –
Повиноваться тебе доколь,
Камень безрукий?
10 октября 1921
«С такою силой в подбородок руку…»
С такою силой в подбородок руку
Вцепив, что судорогой вьется рот,
С такою силою поняв разлуку,
Что, кажется, и смерть не разведет –
Так знаменосец покидает знамя.
Так на помосте матерям: Пора!
Так в ночь глядит – последними глазами –
Наложница последнего царя.
11 октября 1921
Подруга
Немолкнущим Ave,
Пасхальной Обедней –
Прекрасная слава
Подруги последней.
1
Спит, муки твоея – веселье,
Спит, сердца выстраданный рай.
Над Иверскою колыбелью
– Блаженная! – помедлить дай.
Не суетность меня, не зависть
В дом привела, – не воспрети!
Я дитятко твое восславить
Пришла, как древле – пастухи.
Не тою же ль звездой ведома?
– О се́ребро-сусаль-слюда! –
Как вкопанная – глянь – над домом,
Как вкопанная – глянь – звезда!
Не радуюсь и не ревную, –
Гляжу, – по́ сердцу пилой:
Что сыну твоему дарую?
Вот плащ мой – вот и посох мой.
23 ноября 1921
2
В своих младенческих слезах –
Что в ризе ценной,
Благословенна ты в женах!
– Благословенна!
У раздорожного креста
Раскрыл глазочки.
(Ведь тот был тоже сирота, –
Сынок безотчий.)
В своих младенческих слезах –
Что в ризе ценной,
Благословенна ты в слезах!
– Благословенна.
Твой лоб над спящим над птенцом –
Чист, бестревожен.
Был благовест тебе венцом,
Благовест – ложем.
Твой стан над спящим над птенцом –
Трепет и древо.
Был благовест ему отцом, –
Радуйся, Дева!
В его заоблачных снегах –
Что в ризе ценной,
Благословенна ты в снегах!
– Благословенна.
26 ноября 1921
3
Огромного воскрылья взмах,
Хлещущий дых:
– Благословенна ты в женах,
В женах, в живых.
Где вестник? Буйно и бело.
Вихорь? Крыло?
Где вестник? Вьюгой замело –
Весть и крыло.
26 ноября 1921
4
Чем заслужить тебе и чем воздать –
Присноблаженная! – Младенца Мать!
Над стекленеющею поволокой
Вновь подтверждающая: – Свет с Востока!
От синих глаз его – до синих звезд
Ты, радугою бросившая мост!
* * *
Не падаю! Не падаю! Плыву!
И – радугою – мост через Неву.
Жизнеподательница в час кончины!
Царств утвердительница! Матерь Сына!
В хрип смертных мук его – в худую песнь! –
Ты – первенцево вбросившая: «Есмь!»
27 ноября 1921
5
Последняя дружба
В последнем обвале.
Что нужды, что нужды –
Как здесь называли?
Над черной канавой,
Над битвой бурьянной,
Последнею славой
Встаешь, – безымянной.
На крик его: душно! припавшая: друг!
Последнейшая, не пускавшая рук!
Последнею дружбой –
Так сонмы восславят.
Да та вот, что пить подавала,
Да та вот. –
У врат его царских
Последняя смена.
Уста, с синевы
Сцеловавшие пену.
Та, с судороги сцеловавшая пот,
На крик его: руку! сказавшая: вот!
Последняя дружба,
Последнее рядом,
Грудь с грудью…
– В последнюю оторопь взгляда
Рай вбросившая,
Под фатой песнопенной,
Последнею славой
Пройдешь – покровенной.
Ты, заповеди растоптавшая спесь,
На хрип его: Мама! солгавшая: здесь!
Москва,28 ноября 1921
«Любимых забываю вместе с собой, любившей…»
Любимых забываю вместе с собой, любившей. Ибо если дружба – одно из моих обычных состояний, то любовь меня из всех обычных состояний: стихов, одиночества, самоутверждения –
И – внезапное видение девушки – доставая ведро, упала в колодец – и всё новое, новая страна, с другими деревьями, другими цветами, другими гусями и т. д.
Так я вижу любовь, в к‹отор›ую действительно проваливаюсь, и выбравшись, выкарабкавшись из (колодца) которой, сначала ничего из здешнего не узнаю, потом – уже не знаю, было ли (то, на дне колодца), а потом знаю – не было. Ни колодца, ни тех гусей, ни тех цветов, ни той меня.
Любовь – безлица. Это – страна. Любимый – один из ее обитателей, туземец, странный и особенный – как негр! – только здесь.
Глубже скажу. Этот колодец не во-вне, а во мне, я в себя, в какую-то себя проваливаюсь – как на Американских горах в свой собственный пищевод.
Ариадна
1
Оставленной быть –
это втравленной быть
В грудь – синяя татуировка матросов!
Оставленной быть – это явленной быть
Семи океанам… Не валом ли быть
Девятым, что с палубы сносит?
Уступленной быть –
это купленной быть
Задорого: ночи и ночи и ночи
Умоисступленья! О, в трубы трубить –
Уступленной быть! –
Это длиться и слыть
Как губы и трубы пророчеств.
14 апреля 1923
2
– О всеми голосами раковин
Ты пел ей…
– Травкой каждою.
– Она томилась лаской Вакховой.
– Летейских маков жаждала…
– Но как бы те моря ни солоны,
Тот мчался…
– Стены падали.
– И кудри вырывала полными
– Горстями…
– В пену падали…
21 апреля 1923
Слова и смыслы
1
Ты обо мне не думай никогда!
(На – вязчива!)
Ты обо мне подумай: провода:
Даль – длящие.
Ты на меня не жалуйся, что жаль…
Всех слаще, мол…
Лишь об одном, пожалуйста: педаль:
Боль – длящая.
2
Ла – донь в ладонь:
– За – чем рожден?
– Не – жаль: изволь:
Длить – даль – и боль.
3
Проводами продленная даль…
Даль и боль, это та же ладонь
Отрывающаяся – доколь?
Даль и боль, это та же юдоль.
23 апреля 1923
«Крутогорьями глаголь…»
Крутогорьями глаголь,
Колокольнями трезвонь
Место дольнее – юдоль,
Место дольнее – ладонь.
Всеми вольными в лазорь
Колокольнями злословь:
Место дольнее – ладонь,
Место дольнее – любовь.
29 апреля 1923
Так вслушиваются…
1
Так вслушиваются (в исток
Вслушивается – устье).
Так внюхиваются в цветок:
Вглубь – до потери чувства!
Так в воздухе, который синь –
Жажда, которой дна нет.
Так дети, в синеве простынь,
Всматриваются в память.
Так вчувствовывается в кровь
Отрок – доселе лотос….
Так влюбливаются в любовь:
Впадываются в пропасть.
2
Друг! Не кори меня за тот
Взгляд, деловой и тусклый.
Так вглатываются в глоток:
Вглубь – до потери чувства!
Так в ткань врабатываясь, ткач
Ткет свой последний пропад.
Так дети, вплакиваясь в плач,
Вшептываются в шепот.
Так вплясываются… (Велик
Бог – посему крутитесь!)
Так дети, вкрикиваясь в крик,
Вмалчиваются в тихость.
Так жалом тронутая кровь
Жалуется – без ядов!
Так вбаливаются в любовь:
Впадываются в падать.
3 мая 1923
Брат
Раскалена, как смоль:
Дважды не вынести!
Брат, но с какой-то столь
Странною примесью
Смуты… (Откуда звук
Ветки откромсанной?)
Брат, заходящий вдруг
Столькими солнцами!
Брат без других сестер:
На́прочь присвоенный!
По гробовой костер –
Брат, но с условием:
Вместе и в рай и в ад!
Раной – как розаном
Соупиваться! (Брат,
Адом дарованный!)
Брат! Оглянись в века:
Не было крепче той
Спайки. Назад – река…
Снова прошепчется
Где-то, вдоль звезд и шпал,
– Настежь, без третьего! –
Что́ по ночам шептал
Цезарь – Лукреции.
13 июля 1923
Наклон
Материнское – сквозь сон – ухо.
У меня к тебе наклон слуха,
Духа – к страждущему: жжет? да?
У меня к тебе наклон лба,
Дозирающего вер – ховья.
У меня к тебе наклон крови
К сердцу, неба – к островам нег.
У меня к тебе наклон рек,
Век… Беспамятства наклон светлый
К лютне, лестницы к садам, ветви
Ивовой к убеганью вех…
У меня к тебе наклон всех
Звезд к земле (родовая тяга
Звезд к звезде!) – тяготенье стяга
К лаврам выстраданных мо – гил.
У меня к тебе наклон крыл,
Жил… К дуплу тяготенье совье,
Тяга темени к изголовью
Гроба, – годы ведь уснуть тщусь!
У меня к тебе наклон уст
К роднику…
28 июля 1923
«Любовь в нас…»
Любовь в нас – как клад, мы о ней ничего не знаем, всё дело в случае. Другой – наша возможность любви… Человек – повод к взрыву. (Почему вулканы взрываются?) Иногда вулканы взрываются сокровищами.
Дать взорваться больше, чем добыть.
В любви мы лишены главного: возможности рассказать (показать), как мы от него страдаем.
«Любовь, любовь…»
Любовь, любовь,
Вселенская ересь двух!
* * *
Гудят провода,
На них воробьи –
Как воры…
* * *
Руками держи
Любовь свою, мни,
Тискай!
Правами вяжи!
Глазами вражды, сыска
Гляди – На груди
* * *
Курьерская гарь
К большим городам –
Не к вам мы!
Я думала встарь,
Что – по проводам
Телеграммы
Идут: по струне
Спешащий лоскут:
«Срочно».
* * *
Сама по струне
Хожу – вся душа –
В клочья!
Мне писем не шлют
Последнее Шах –
Отнял.
Бумажный лоскут,
Повисший в ветрах, –
Во́т я…
* * *
Пространство – стена.
Но время – брешь
В эту стену.
* * *
Душа стеснена.
Не стерпишь – так взрежь
Вены!
Пространство – стена,
Но время – брешь
В эту стену.
‹1923›
«Оставленного зала тронного…»
Оставленного зала тронного
Столбы. (Оставленного – в срок!)
Крутые улицы наклонные,
Стремительные, как поток.
Чувств обезумевшая жимолость,
Уст обеспамятевший зов.
– Так я с груди твоей низринулась
В бушующее море строф.
Декабрь 1923
«…Подумали ли Вы…»
…Подумали ли Вы о том, что Вы делаете, уча меня великой земной любви? Ну, а если научите? Если я, действительно, всё переборю и всё отдам?
Любовь – костер, в который бросают сокровища, так сказал мне первый человек, которого я любила, почти детской любовью, человек высокой жизни, поздний эллин.
Сегодня я (13 лет спустя) о нем вспоминаю. Не этому ли учите меня – Вы?
Но откуда Вы это знаете, Вы, не лучшей жизнью меня – живший? И почему у Вас только укоры ко мне, а у меня – одна любовь?
М.б. женщина действительно не вправе ‹фраза не окончена›
Но у меня и другое было: моя высокая жизнь с друзьями «в просторах души моей».
* * *
Теперь, отрешась на секунду, что я женщина: вот Вам обычная жизнь поэта: верх (друзья) и низ (пристрастья), с той разницей, что я в этот низ вносила весь свой верх, отсюда – трагедия….Если бы я, как Вы, умела только играть (СОВСЕМ не умею!) и не шла бы в эту игру всей собой, я была бы и чище и счастливее. (NВ! счастливее – да, чище – нет. 1932 г.) Моя душа мне всегда мешала, есть икона Спас-Недреманное Око, так во́т – недреманное око высшей совести: перед собой.
* * *
(NВ! Внося верх в низ, душу в любовь, я неизменно возвышала – другого и никогда не снижалась – сама. Ни от одной любви у меня не осталось чувства унижения – своего, только бессовестности – чужой. Мне не стыдно, что я тебя такого любила: я тебя не такого любила и пока я тебя любила, ты не был таким, но тебе должно быть (и есть) стыдно, что ты меня такую не любил – не так любил.)
* * *
А еще… неудачные встречи, слабые люди. Я всегда хотела служить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия), быть младше ‹фраза не окончена›. Быть в надежных старших руках. Слабо держали – оттого уходила.
Как поэту – мне не нужен никто. Как женщине, т. е. существу смутному, мне нужна ясность, – и существу стихийному – мне нужна воля: воля другого к лучшей мне.
‹1923›
«Друг, по горячему следу…»
Друг, по горячему следу
Слез…
Препечальная повесть!
– «С Вашим счастливым соседом
Я поменялся бы тотчас!»
Обомлевать, распинаться,
Льстить? (Возвеличен, целован!)
Мой сотрапезник парнасский –
С бедным соседом столовым?
Но не за высшим ль столом ты?..
– Нет! не пойму! надоумьте! –
Для передачи солонки?
Для пополнения рюмки?
Только-то?.. Кравчий имперский –
С кем?
И с усмешкой, как внуку:
– Место имею в моем сердце
По мою правую руку!
29 апреля 1925
«Любовь без ревности…»
Любовь без ревности есть любовь вне пола. Есть ли такая? 1) без ревности 2) вне пола. Есть любовь с невозможностью ревности, т. е. любовь несравненного, вне сравнения стоящего. Та́к, может ли Гёте ревновать любимую – к любому? (Ревность – ведь это некий низший заговор равных. Своего рода – братство. Одну дрянь променяла на другую дрянь.)
В ревности ведь элемент – признания соперника, хотя бы – пра́ва его на существование. Нельзя ревновать к тому, чего вообще не должно быть, к тому, которого вообще – нет. (А Пушкин – Дантес?) Нельзя ревновать к пустому месту…
В ревности есть элемент равенства: ревность есть равенство. Нельзя ревновать к заведомо-низшему, соревноваться с заведомо-слабейшим тебя, здесь уже ревность заменяется презрением.
Позвольте, но есть разные планы превосходства (соревнования). Бетховен превосходил любого – сущностью, но любой превосходил Бетховена – красотой. Гёте (80-ти лет) превосходил любого гением (и красотой!), но любой превосходил его молодостью.
Ревность от высшего к низшему (Бетховена – к Иксу, Гёте – к Игреку, Пушкина – к Дантесу) не есть ревность лица к лицу, а лица – к стихии, т. е. к красоте, молодости, скажем вежливо – шарму, к‹отор›ые есть – стихия (слепая).
К лицу ревновать не будешь, сам полюбишь! Гёте не может ревновать к Бетховену – вздор! Либо: не та ревность, боль – иного качества: боль-восторг, за которую – благодарность.
Но ревность Гёте к помощнику садовника, на к‹оторо›го загляделась его ‹пропуск одного слова› (я такого случая не знаю: наверное – был) – есть именно ревность в ее безысходности, ревность к стихии – и потому – стихийная.
Только не надо путать стихии – с данным, его «лицо» (нелицо) удостаивать своей ревности (страдания). Надо знать, что терпишь – от легиона: слепого и безымянного.
И чем нулевее соперник – тем полнее ревность: Пушкин – Дантес. (Нулевее – и как круглый нуль, и как последний нуль порядкового числительного: миллионный, ста-миллионный и т. д.)
В лице Дантеса Пушкин ревновал к нелицу. И – нелицо́м (ПО́ЛОМ – тем самым шармом!) был убит.
