Максим Похил
Критическая метаморфоза
Вечер, половина девятого. Дэриэл был уже на пол пути к дому и всю дорогу жалел, что не прихватил с собой куртку. Плюс ко всему, у него разболелась голова, из-за переживаний за своё будущие, на которое мог повлиять тот документ, подписанный пол часа назад и гласивший, что теперь он приходиться под надзором больницы университета, подконтрольной городского Психологического центра. Хотя переживаниями, это было трудно назвать, так как это переросло уже в реальный страх и тихую панику. Но терпение, дойти как минимум до дома без проблем, ему хватило.
Он вошёл и увидел, что его мать ещё на работе. Потом снял кроссовки и пронёс их в свою комнату. Зайдя, он кинул ключи на кровать и всё остальное из своих карманов в штанах и застопорился. Не долго думая, он открыл рот, и не видя никакого другого выхода чтобы «остыть», хотел во всё горло закричать. Но не стал. Потом сам не зная почему, закрыл рот и со всего размаху, левой рукой, ударил по столу.
Все лежащие на нём вещи подпрыгнули и слетели с него. Стол не сломался, но осталась вмятина на столешнице. Рука Дэриэла покраснела, но он этого не почувствовал, его переполняло удовлетворение. И ближайшие несколько минут, он больше не злился ни на кого и не боялся ничего. В это мгновение, он чувствовал лишь нежное умиротворение.
Дэриэл сел на кровать, убрал с неё ноутбук и уставился в окно. За ним витала уже приличная темнота. Через дорогу виднелся парк Крыив и пустые улицы. Сам не зная почему, он закрыл жалюзи, потом резко окинул взгляд на часы, а потом также резко – отвёл его. Возможно, боясь за то, что мама уже сильно задерживается, а возможно что-то иное. Поняв, что количество времени, он так и не сумел разглядеть, сделал тоже самое во второй раз, уже медленнее. На циферблате было 9:40, но он снова этого не увидел. Дэриэл перестал моргать, его внимание привлекло отражение его комнатной, салатовой люстры в витражной рамке часов. И каждый раз, когда Дэриэл замечал красивое преломление световых лучей, на его часах, он вспоминал, как возымел эти самые часы.
Восемь вечера. Середина октября.
– Мааам… – Женя проглотил огромный ком, скопившийся в горле за последний час, – Тебе очень больно? – и поднял безнадёжный взгляд на неё.
Лежащая его мать на кушетке больницы, повернула на него голову. И уже в какой раз, показала ему на сколько она исхудала за эти пару месяцев болезни. Тело было настолько худым, что не понимающий в этом человек, подумал бы, что мышцы начали атрофироваться…
Но врачи говорят, что это только кажется и до этого ещё далеко.
Его мать, смотря в глаза – пыталась перебарывая боль, изобразить улыбку и открыла рот чтобы ответить, как в палату вбежали несколько врачей, как по звонку и не дали ей произнести ни слова.
Двое начали копошиться около аппаратуры, стоящей слева от кровати. Один осматривал её состояние, а последний подошёл к Жене. Женя не поднял на него взгляда, понимая кто это мог бы быть, а продолжал смотреть на неё, ужасаясь на сколько она изменилась, сравнительно с фотографией её же, стоящей в рамке на тумбочке справа, сделанной только год назад и принесённой им же.
Его правый глаз заслезился. И так как, он не хотел, чтобы его мать увидела это, он отвёл взгляд. Прямиком на вход в палату, где около дверей стояла ещё одна тумбочка, с ещё двумя фото в рамках. На одной Женя с отцом стоит и держит праздничный торт на своё десятилетие. А вот вторая сослужила ему катализатором в рвении абстрагироваться от происходящего, для того чтобы у него, хоть на секунду, перестало «зудеть» сердце.
Десять месяцев назад, когда Арине Владимировне ещё не поставили этот ужасный диагноз (рак), она ездила в соседнюю страну к родственникам. По приезду она привезла свои давнишние вещи и фотографии. И была среди них фото старого образца. На ней его матери лет семнадцать. Женю эта фотография очень зацепила. Он оцифровал её, распечатал в большом размере и вставил в рамку. Вечером поставил фотографию на полку и пошёл тогда ещё с незнакомым ему Ми́ланом, знакомиться с городом.
Через некоторое время ему последовал звонок, она была в слезах. Сначала он испугался, подумав, что случилось что-то серьёзное. Женя уже был готов рвать домой, но потом он услышал “Спасибо”. У него в голове не укладывалось, от чего такое состояние, что говорить стало трудно. ”Спасибо за фотографию” – наконец добавила она. Его мать была настолько счастлива от сюрприза, что её просто переполняли чувства и эмоции.
Он в первый раз видел маму в таком состоянии после смерти отца и не рассчитывал, что обычная, старая фотография в рамке, осчастливит её настолько. Отец Жени, всегда учил его быть сильным и редко показывать свои эмоции на публику. Но он и представить себе не мог, через что Жене придётся пройти за всю жизнь. Именно из-за этого он и стал, как считают его ровесники и друзья, через щур молчаливым и замкнутым в себе, но не стеснительным.
Женя пришёл в себя и тут же не намеренно спустил с глаз по несколько слёз. Но быстро вытер их с лица и резко повернулся к матери.
Ситуация не изменилась, врачи всё также стояли на своём месте. Он решил подойти ближе, но его задержал лечащий врач. Одним взглядом показавший, что на сегодня приём придётся закончить, ибо процедуры ждать не могут. Он понял намёк и уже с прощальным взглядом развернулся к матери. Которая слезливо, от боли, подняла на него взгляд и на её губах Женя прочёл: "Я тебя люблю", и маленький кивок головы, вместо прощания на сегодня.
В край подавленный Женя, вышел из палаты и у дверей его уже ждал Дэриэл. Который, с немым вопросом смотрел на него, слегка опустивши голову. Ми́лан стоял в метре от него и тоже многозначительно держал взгляд. Через пару секунд, уже и Клим его заметил, показывая рукой в его сторону Диме, сидящему на скамейке. И только, когда все встали в полукруг, Дима задал вопрос: "Ну как там?". К слову, на который Клим плохо отреагировал, посмотрев на него и давая понять, что такие вопросы здесь не уместны.
Женя вдумчиво, смотря в пол, произнёс: – Знаете… – все затихли, чего-то предвкушая, – Когда отец лежал в больнице, перед смертью, он сказал интересную вещь, попробую процитировать: "Раньше я не любил спать, потому что, когда ты засыпаешь, ты на семь часов как бы выпадаешь из реальности. А сейчас, я безумно люблю спасть, потому что, когда ты засыпаешь, ты на семь часов как бы выпадаешь из реальности", – в конце Женя злостно и измучено ухмыльнулся, – Тогда я не понял, о чём он говорил, в чём была суть, но не теперь.
Никто даже не знал, как реагировать на такие слова, поэтому все просто промолчали. Все кроме Димы. Он терпеть не мог пропускать через себя такие ощущения как: переживания, грусть, соболезнования кому-то, и главное, быть лишний раз серьёзным. Из-за того, что как он считает, если думать о плохом, то легче не станет. По этой причине, он, как и всегда, пока все переваривали слова Жени, «врезался» со словами: – А я вот от своего отца, когда мне было десять лет, услышал другую фразу… – он начал трясти указательным пальцем, – Слушайте и вдумывайтесь… – с каждым произнесённым им словом, Дэриэл и Ми́лан, ждали от Димы чего-то философско-важного для Жени.
Но не Клим, который вполне осознавал и ожидал какую-то «хрень», рвущееся из Димы: – "Еда – это лучшее удовольствие, которое можно получить не снимая штанов" – все изнемогая смех, фыркнули. Клим и Женя тоже, но слабее.
– Смешно, конечно, но мне ты это уже рассказывал, – улыбнулся Клим.
– Да?! – недоумённо выразился Дима, – Это плохо, не люблю повторяться, – всерьёз продолжил он, – Слушайте тогда новую историю.
Сначала все взглянули на Женю и только после того, как убедились, что тот тоже заинтересовался, решили, что это будет уместно: – Короче, три дня назад купил отец себе новый смартфон. Ну и пришлось мне учить его пользоваться. С седьмого раза, он вроде, понял какие иконки, что делают… и тут в конце, последняя проверка на память. И на мой вопрос о конкретной функции одной из иконок, папа зашёл не в то приложение. Ну я ему как бы логично отвечаю: "Выйди от сюда". И он, со спокойной душой, просто молча встаёт и уходит в туалет, – теперь же все начали смеяться, и Женя даже начал забывать о своих переживаниях, – Да-да, смешной мужик он, – слегка добавил он.
– Угу, я ещё помню, как он нарисовал картину и назвал её "Десять алых писюнов", – подметил Ми́лан, – Нет, я конечно её не видел, но название говорит само за себя…
– И слава богу, что не видел, – прошептал Клим с Димой скревив лицо.
– Подожди, – Дэриэл обратился к Диме, – Ты случайно не в него пошёл художником?
– Я?! Та это он подсмотрел у меня! – по-доброму возмутился Дима, – Ещё в детстве, я помню, как много любил рисовать часами на пролёт. Излюблинными, спиртовыми фломастерами. Наутро, конечно, болела голова… И приходилось ещё чуть-чуть порисовать, чтобы прийти в себя, но это такое.
Все тут же поняли отсылку и переглянувшись, снова заулыбались.
– Через пару секунд, все начали под утихать, но ненадолго.
– Да, кстати, забыл рассказать, – Все повернулись лицом к Жене, – Пока я ждал приёма к маме – сидел в очереди. Ко мне подошёл Мамин лечащий врач. Мы немного сдружились с ним за эти дни… – все кивнули, – Он рассказал, с чем ему пришлось столкнуться этим утром… – он сделал паузу на рассказе, увидев, как с кармана Клима что-то лезет… – Клим там у тебя… – и показал пальцем.
– Ооо, ты проснулась! – И достал сову с кармана, – Выспалась?! – Полусонная Вера, ещё не успев до конца открыть глаза, начала вертеться в руках Клима, – Надеюсь, что да, ибо я – нет.
– Ты о чём? – поинтересовался Ми́лан.
– Я о том, что эта ночная подруга, не давала мне всю ночь уснуть, бегая по комнатах и скидывая всё со толов на своём пути. Я, естественно, тоже не спал. А вот под утро, она уснула – а я уже нет!
– Хм, весело. Стоп, а ты что не у Лизы ночевал? – Дима заулыбался.
– Та нет, а с чего я должен у неё ночевать?
– Ну не знаю… Почему-то мне так подумалось. Но признайся, хотелось бы, а?
– Ну, а почему бы и нет? – улыбчиво логично подметил Клим.
– Ах ты старый развратник, – в шутку обвинил его Дима и слегка толкнул.
– А почему старый-то? – Дэриэл не совсем понял юмор Димы.
– Как почему? Уже как пол года ему третий десяток идёт, – подтрунивая Дима.
Такой юмор Димы – не всем «зашёл» и чтобы на этом не заострять внимание, Женя продолжил: – Вы меня перебили. Так вот, началось всё с того, как к доктору на утро пришла мать с сыном и говорит: "У меня ребёнок плохо дышит носом. Я его и заставляла и била и уговаривала и угрожала… Всё равно не хочет дышать носом", – тут он остановился, увидев, как на него удивлённо смотрят остальные и отреагировал, – Я тоже удивился. Дальше: "Полтора года бьюсь, – она говорит, – не могу ничего поделать, и решила вот прийти всё-таки к вам". Её сын, пацану лет двенадцать и как говорит врач, с явными признаками, какого-то аденоидного типа лица, ну или как-то так. С его слов, у парня большой нос, открытый рот, выраженная верхняя челюсть, большие передние зубы. Дальше он начал говорить о каких-то миндалинах, но это я уже не запомнил. Главное не в этом, а в том, что у него были перекрыты дыхательные пути. И в ужасе говорит ей, мол операция нужна, причём тут же и срочно. А она начинает махать руками и возмущаться, говоря: "Нет, не нужна никакая операция! Просто объясните ему как дышать!", – все раскрыли рты и даже немного смеясь, были в шоке, – У меня такое же лицо было, когда я впервые это услышал. И это ещё не всё! Операцию они всё же провели, получилось уговорить его мать и объяснить ситуацию. А после, парень в тихую рассказал, что последние полгода, мать заклеивала ему дома ему рот скотчем, заставляя дышать носом… – Тут все и выпучили глаза, – Вот так. Цивилизация. Образование. Всё без толку… И вы представляете этот парень рыжий и с зелёными глазами. Таких динозавров беречь нужно, а она его чуть не убила. Ну теперь пацану ничего не угрожает. Хотя… С такой матерью…
– Мдаа, – изрёк Дэриэл.
– Та это всё из-за пропоганды. Изо всех щелей постоянно рассказывают о бездуховности больниц и врачей. Заманивая таким образом в церковь, – все согласившись кивали, – Поэтому такое и происходит, – прокомментировал Ми́лан со злой гримассой, – Всё из этого грёбанного зомбоящика, хоть и не смотришь, но на подкорке всё пишеться, – в конце все опять кивнули, все кроме Клима, он переглянувшись задумался.
И через несколько секунд, Дима спросил: – Ну что? Будем уже уходить?
Услышав это, Женя напрягся, медленно повернулся лицом к маминой палате. Увидев сверху над дверьми сверкающим шрифтом: "Не беспокоить" и молча смирившись, начал медленно перебирать ноги.
Они спустились со второго этажа и на стене около приёмной, увидели надпись: "В случае пожарной тревоги, следовать инструкции техники безопасности". И справа была предоставлена инструкция и схема эвакуации, на которые Дима не здраво отреагировал: – О! ТэБэшка! Моя родимая…
Клим тоже странно подавился слюной. Остальные же юмора не поняли и стали ждать разъяснений.
– В смысле? Мы вам не говорили о важности техники безопасности? – он отчётливо выделил последние слова, на что Клим, смотря на Диму, закивал головой, сообщая ему о необязательности, посвящать их в это.
– Эм, а что такого в ТБ интересного? – задал логичный вопрос Дэриэл, – Она здесь как-то неправильно сделана? Я просто не разбираюсь.
– Да я не об этом. Просто у нас с Климом был один случай… Кстати, я почему-то считал, что об этом рассказывал, – остальные отрицательно кивнули.
– Ну ладно… Расскажу.
Клим снова закивал головой: – Я бы не стал…
– Да почему?! – отвязно, заявил он, – Крутой же случай, – Клим снова поперхнулся от услышанного, – Мы тогда слова мужика, на всю жизнь запомнили, – и начал рассказ, – На первом курсе ездили мы тремя группами на экскурсию по различным заводам. Один из последних был металлургический. Зашли мы в цех, а нас человек шестьдесят. Вокруг куча станков и инструментов, в разных углах что-то режут, чеканят и ещё какую-то хрень вытворяют. А один работник всё нам показывает и объясняет, что мол, да и как. И тут на очереди гильотина для металлических листов. Он её там запустил, срезал несколько миллиметровых листов и говорит: "Только обязательно придерживайтесь техники безопасности!! И не пихайте руки под гильотину. Вот так как я!".
– И суёт правую руку, а там «чик»… – Дэриэл, Ми́лан и Женя широко раскрыли глаза, – Кисть правой руки отлетела на метр и из того места начал плескаться фонтан крови. Пятеро девок сразу упали в обморок и ещё десять на месте спустили всё из желудка, даже несколько пацанов этим согрешили, – всё это, он рассказывал немного посмеиваясь для пущего интереса и в конце задумался, – Я вроде норм выдержал, а вот как Клим, не помню… – все посмотрели на Клима.
– Что? Ааа… Та тоже нормально. У меня же нет боязни крови, – сухо подвёл он, – Просто неприятно было такое наблюдать.
– Это да… Ну вот и после этого, ТБ я соблюдаю железобетонно.
Обдумав всё и отойдя от такой информации, они дальше продолжили свой путь к выходу. Около проходной стояла большая очередь людей в регистратуру. В основном это были семейные пары с ребёнком, в очереди к детским терапевтам. И вот они впятером, почти приблизились к выходу из больницы, как в четырёх метрах от дверей им перегородил дорогу десятилетний, пухлый мальчик. Он сидел на полу боком к ним. И так получилось, что переступить его было сложно, да и неудобно перед всеми. Поэтому Ми́лан, из-за того, что шёл первым, решил остановиться и подождать, чтобы он увидел их и отошёл.
Малец их увидел, но не отходил. Проходит секунд пять и он дальше продолжает сидеть. Поняв бессмысленность потраченного времени, Ми́лан решается сам подвинуть паренька, как вдруг подбегает его мать, поднимает сына с пола и с пониманием пропускает ребят.
Не успели они продвинуться и на метр, как к ним вплотную подходит уже отец. И капризно так, своей жене: – Ты чего?
– Людям пройти нужно.
– И что?! – он.
Ребята, после этих слов посмотрели на них, потом осмотрелись между собой, Ми́лан злостно шёпотом высказал несколько слов, в их адрес и всё же повёл остальных к выходу. А семья продолжила стоять у прохода выясняя отношения.
Женя забрал свой портфель у гардеробе и двери больницы за ними закрылись. Сразу расходиться по домам – они не захотели. И подошли к рядом стоящей беседке.
– Жек, ты в понедельник будешь в универе?
– Хмм… Да… У меня консультация на девять.
– О! Тогда отлично. Заглянешь к нам? – он развернулся к Ми́лану, – С бесперебойником опять какая-та хрень.
– Снова? Тот самый? – Ми́лан зевая кивнул, – Значит, опять провод перебился. Ок, посмотрю. Кхм… Кстати, ты заметил, что замены изоляции хватило на год, – он сделал глубокий вдох, потом задумался и вспомнив кое-что – заулыбался, – Хэх, а ведь серьёзно, ровно, мать его, год.
– В смысле? – Ми́лан не понял.
– Ну сегодня какое? Двадцатое?
– Блин, точно! И это значит, что у нас сегодня годовщина знакомства, – с пафосной иронией закончил он, а все улыбнулись.
– Вы вроде рассказывали, а я вот запамятовал. Напомните, как вы познакомились? – вклинился Клим.
– Та там в принципе, нет ничего интересного.
– Ну всё же, – добавил тот же Клим.
– Эм… Ну хорошо, слушайте.
Ми́лан и Дима, стоящие ближе к друг-другу, одновременно взглянули на лавочку, стоящую позади них, переглянувшись улыбнулись и довольными сели на неё, заняв там всё место. Остальные продолжили стоять.
– Два года назад, когда у меня здесь не было знакомых и друзей, я много раз оставался после пар на кафедре. Там всегда было много разной аппаратуры и приборов. С которыми я знакомился. Мне разрешали пользоваться техникой и расходниками. И помогал немного. В основном это была перепайка клавиатур, мышей, микросхем, лужения проводов и прочего. И вот в один день, попросили меня помочь в одной аудитории с бесперебойником. Я согласился. Ели нашёл эту аудиторию. И вот, стою перед дверьми, хочу открыть, как слышу дикий ржачь. Оборачиваюсь и вижу, как на подоконнике сидит девушка…
– Шалава! – с серьёзным лицом перебил его Ми́лан и все весело захихикали.
– Ну или так… Я сначала не понял в чём прикол, но потом услышал её комментарии. Смех вызвала моя рубашка и деревянная бабочка, – Дэриэл скривил недоумевающую рожу, – Сейчас я, конечно, понимаю, что она за человек, но тогда я был в замешательстве. Просто перед этим я всю жизнь со школы, так ходил. Ну дресс-код такой был: бабочка, рубашка и брюки.
Клим был рад услышанному и щёлкнув пальцами, указав на него указательным, и поправив свой галстук, он выказал свой респект, из-за того, что был в идентичной ситуации, только от воспитания своей бабушки. Раньше Дима всегда подкалывал Клима за это, ожидая что рано или поздно, он изменит свой фасон. Но уже пару лет как Дима привык и смирился.
Женю улыбнул, такой жест: – Через секунду она уже начинает тыкать в меня пальцами и звать прохожих студентов. И внезапно для меня, отворяются двери кабинета и из них выходит чувак в чёрном поло, ростом, навскидку, метр восемьдесят. Сначала он мне показался каким-то преподом, – Ми́лан, слушая это, приосанился и гордо улыбнулся, – Параллельно с этим, та всё ещё продолжала ржать и пыталась привлечь моё внимание. Хотя около неё сидела какая-то персона, что пыталась её утихомирить, но мне уже ставало не по себе. Ми́лан вышел в коридор, как потом оказалось ему дали задание встретить меня. Плюс ко всему, он какого-то хрена услышав имя «Женя», ждал увидеть девушку, – Ми́лан развёл руками, – Высматривал всё высматривал, и через секунду резко пошёл к той на подоконнике. Я сейчас так чётко описываю, потому, что видел подобное впервые, – пояснил он, – Так вот, он подошёл к ней и без каких-либо слов, зарядил серьёзную пощёчину. Никто даже не удивился этому. После удара, он сказал: «Ты можешь хотя бы один день вести себя по-людски?!». Потом развернулся и подошёл ко мне. Та в слезах резко убежала, за ней пошла сидевшая рядом. Ну, а дальше как-то раздружились.
– На самом деле – интересная история, – сказал Дэриэл и все закивали.
– Так, а что это за персоналии? Я о девушках, – заинтересовался Клим.
– Да это Лия и Хрыстына с моей группы, – устало буркнул Ми́лан.
– Аааа! – почти в такт, выдали остальные и лениво, но вдумчиво затихли.
– Эх, ладно, будем идти? – устало спросил Дима.
– Да, наверное, – снова проявил инициативу Дэриэл, ответив за всех, и посмотрел на свой фитнесс браслет, чтобы узнать время. Который, как всегда «отнекивался» в предоставлении этой информации, в виде потухшего экрана.
Дэриэл вдохнул полной грудью и со словами: «Ну, наверное, этот день настал» – снял его с левой руки и легко выбросил в урну.
– Что ты делаешь?! – возмутился Дима, как единственный увидевший это.
– Хлам выбрасываю, – все подошли к урне, посмотреть.
– Он так и не заработал? Так я же мог посмотреть, вдруг бы… – Женю перебили.
– Я уже узнавал, там только замена аккумулятора возможна. Да мне уже по барабану на него, он всё равно сильно устарел. Обидно только, что придётся время смотреть на смарте, а это неудобно.
– Так, подожди, – и внезапно для всех достает из портфеля целлофановый пакет, в который что-то замотано, – Если тебе не принципиально, то вот могу подогнать, – это слово совершенно не относиться к лексикону Жени, но дружба с Ми́ланом приносит свои «плоды», – Такие простые часы, – и распаковал их.
– Это твои?
– Ну в некотором роде – да, но я их заказывал не для того, чтобы носить. Брал, чтобы унять из них нужные мне детали. Для дипломной работы.
– Заказывал? Как сюда могли что-то доставить? По почте или что? – Клим.
– Ну да, это действительно было трудно, но фирма, что доставляе электро-двигатели для машин, частично выполняет ещё эту функцию.
– Аа, ну да, я машинами же не интересуюсь, поэтому и не был в курсе, – Клим махнул рукой.
– Тебе они уже не нужны? – Дэриэл взял их в руки, и уже успел обрадоваться такому подарку, – Ты уже с тех всё достал?
– Нет, – Евген.
– А как же ты будешь?
– Пока моя курсовая под серьёзным вопросом. Поэтому забирай. А сам я не люблю механику.
– Ааа, – он обрадовался, – Ну тогда спасибо! – и надел их на правую руку.
Красивые витражные вставки по обоим сторонам циферблата, настолько блестели, что сразу выяснить их истинный цвет, было трудно. Довольно увесистый корпус, металлический ремешок и изящный циферблат сразу расположили, их к нему.
– Блин, ну это круто. Стоп! А они дорогие?
– Не беспокойся, мне они практически ничего не стоили.
– Слушай, ну круто в двойне тогда, – и протянул ему руку в счёт благодарности.
Они пожали руки и устало потихоньку уже начинали окончательно уходить.
[Тук-тук]
Дэриэл отпрянул с испуга от окна и внезапно обратил внимание на левую руку. Она покраснела, но не болела. В раёне косточек рука просто онемела. Но двигать кистью он мог.
[Тук-тук]
Постукивание в окно с закрытыми жалюзи, продолжалось. Отойдя от непривычного ощущения в руке и начиная привыкать, к Дэриэлу пришёл страх. «Кто это мог бы быть?» – повторял он в полтона, сам себе. «Сейчас уже одиннадцать часов… Элай? Нет. Андрей? Точно нет. Или может Элиас? Да ну нет… Элиас бы позвонил. Тогда, кто это?»
[Тук-тук-тук!]
Даже жалюзи зашевелились, ровно настолько, насколько волосы на голове у Дэриэла.
– Блять, а если это действительно за мной уже кто-то пришёл… Стоп! – уже громче и уверение вскрикнул он, но звукоизоляция всё же была лучше и ни единого звука за окном, не проскользнуло, – Мамы же нет дома! Это она опять забыла ключи, а смарт у меня, как всегда сел, – и взглянул на него, лежащего на кровати, – Ну точно! Сел! – и на радостях, убеждая себя, что всё плохое позади, уверенно потянулся к окну.
Он поднял жалюзи и увидел Марка. Собиравшегося ещё раз хорошенько «трухануть» это окно, не веря, что Дэриэла нет дома. Марк был упрямым.
Разглядев Дэриэла, Марк медленно отвёл кисть от стекла, на которой отчётливо виднелась не зажившая рана и плавно поманил, зазывая к себе, при этом ехидно и малость грозно, улыбаясь.
– Кхм… – Лия удивлённо прокашлялась, – А причём здесь мои парни? – Джына тоже опешила, ведь этот вопрос она только обдумывала и сомневалась озвучивать или нет, это произошло не произвольно, из-за волнения, – Да и в принципе их и не так много было.
– Ну я не… – Джына пыталась объяснится, но Лия продолжала, нервничая, перебивать её.
– Ну честно. За этот месяц у меня только двое парней было!
– Эм…
– Хорошо! Сейчас расскажу, – Джына решила успокоиться и замолчать, ведь по-честному, она толком и не знала, о чём с ней говорить, а так она сама ведёт разговор, хоть и весьма на странную тему.
Услышав нежданный и неудобный для себя вопрос, Лия начала как маленькая девочка оправдываться, перед совершенно незнакомым для себя человеком. Её откровенность связана с тем, что пристыдить или уличить её в чём-то похабном или без культурном, так резко и без лишних слов, делал только её отец и лучшая и единственная подруга Хрыстына. Поэтому Лия выпустила из себя через чур много лишней, личной информации. Пытаясь оправдаться, из-за того, что в своё время не вышло оправдаться перед отцом, ушедшего из семьи.
– Расстались мы с ним, потому что он – эгоист. Да! Самый настоящий эгоист! Мы с ним про встречались две недели, я даже успела к нему переехать. А он неожиданно для меня оказался сволочем. Я всегда помогала ему, а он, ты представляешь, не захотел помогать моей подруге! А у неё было настоящее горе. Она, случайно забеременела. А от кого точно – не помнила, – Джына оценила такой «поворот» и уже слушала с интересом, – Поэтому, я решила ей помочь. Так, как я знала, что у него есть знакомый, который является сыном городского чиновника. Богатая семья, отец и сын. Я попросила его, пока ещё срока беременности не видно по животе, познакомить его с моей подругой. Тот особо не отказывался от случайного секса, она его соблазнит и скажет, что ребёнок его. Только, говорю, всё надо делать очень быстро, срок поджимает, а он, на отрез! – Джына выпучила глаза, – Да-да, я тоже охренела от его эгоизма! Хотя если честно, неладное я заметила ещё раньше. Дело в том, что уже на десятый день отношений, он перестал уделять мне должного внимания. Мы практически полностью перестали ходить куда-нибудь. Да и подарков из него уже стало клещами не вытащить. Всё как-то угасало. А мне хотелось сюрпризов, романтизма, а не унылый быт. Так я жить не хочу.
Джына не знала, как правильно вести диалог с человеком, интересующего такого рода ценности. Параллельно в тихую, посматривая в зал, в поисках подруги. Она надеялась, что Сабрина в скором времени вернётся и тема разговора смениться.
– Я, конечно, не особо разбираюсь в таких проблемах. Но моё личное мнение подсказывает, что тебе нужно было поговорить с ним об этом и всё обсудить.
– Пф… Унижаться перед ним, я не собираюсь, – слегка повышая голос, возмущённо заявила Лия.
Джына не совсем поняла о каком унижении идёт речь: – Ну хорошо тогда. А почему бы тебе самой, скажем так, было не «завести механизм романтики»? Ну раз он устал, то взяла бы всё в свои руки. Например, преподнесла ему какой-то презент или устроила сюрприз.
После услышанного, лицо Лии, нужно было видеть. Словами это тяжело передать. В её глазах был виден гнев, было такое ощущение, как будто Джына предложила ей снять своему парню пару проституток.
– Что? Нахрен, мне для него что-то было делать, или покупать! Он – мужик, значит, он должен это делать!
«Теперь мне понятно, почему её парень охладел к ней» – подумала Джына.
Не желая дальше слушать эти, по её мнению, «охренительные» истории, она уже всерьёз задумалась отойти поискать подругу. Хотя обида, из-за того, что её не предупредили ни о чём, присутствовала. Но Лию было уже не остановить:
– Есть вещи, которые прощать нельзя! Ты сейчас поймешь. Вот, например, чего бы ты не смогла стерпеть в отношениях с парнем?
Джыну уже воротило слушать её, и она придумала как удачно «соскочить»:
– Садизма! – с уверенностью произнесла она.
Чего Лия совершенно не ожидала, судя по тому, как она отпрянула и вжалась в стул, быстро заткнувшись.
Джына спокойно поднялась, подобрав свой клатч и набирая скорость, пошагала к выходу. Она не хотела больше никак контактировать с Лией и ничего у неё спрашивать, решив просто отдышаться на улице. Шаг за шагом, она подходила к дверям выхода, вокруг мелькали люди, но она этого не замечала, предвкушая уже чистый воздух улицы, который хотела ощутить. И увидевший её швейцар, быстро среагировав, открыл ей немедленно дверь и она вышла из ресторана «Думафель». Отошла на пару метров к бордюру и остановилась, обдумывая дальнейшие шаги. Джына уже была не рада, что одела платье, а не что-то по проще. И внезапно из толпы людей, стоявшей около стоянки машин этого ресторана, её кто-то узнал. Это было скопление людей, скажем так, класса вип. Об этом говорило название и самой стоянки. Их там было две. Одна для простых машин. Вторая для машин стоимостью свыше двух миллионов. Это было условное разграничение, вызванное только ценою самой стоянки. Цена, которой составляла, как хороший ужин, в этом же ресторане.
И вот какая-то девушка, начала всё сильнее и сильнее всматривался в лицо Джыны. Она этого не замечала и уже шагнула вперёд к летнему залу, как эта, тёмноволосая девушка, крикнув, направляясь к ней: – Комаренко?
Она остановилась, потом плавно и с интересом повернулась на зов. И увидела, как к ней направляется, бывшая её, школьная одноклассница, Вулана Кравэць.
– Да лаааадно! Джына, неужели ты? – уже в полуметре, ошарашено вопросила.
Удивление Джыны от их встречи, было не большое, так как в школе друзьями они практически не были. Да и то, что она живёт здесь – Джына знала. И в момент, как Вулана подошла, Джына смогла её как следует разглядеть. Она всё так же продолжала выглядеть, как и пять лет назад. Умеренный макияж, тёмные туфли, со средней длиной каблука, обтягивающие чёрные кожанные штаны, серая кожанка и градиентовые очки. Ну и ещё, всё это естественно, от каких-то известных модельеров, из-за чего цены на эти вещи были в десятки раз больше. Единственное, что потерпело изменений, это её формы. Да, сравнивать Вулану заканчивающую школу и сейчас, было бы глупо.
Понятное дело, что Джына не могла что-то противопоставить ей, но и завести какой-то от неё не исходило в момент циничного «сканирования».
А вишенкой на торте был гребень, торчащий в волосах Вуланы, выполненный в виде жука-реаниматора. В принципе это логичных ход, ведь она являлась дочерью главы этой республики, в которой он (жук) являлся историческим символом. Жук-реаниматор, навсегда засел в чёрной книге мира.