М. Д. Сан
Воля Провидения
Глава 7. Предгорье
– Поехали, – строгий голос Кана разбудил Анкса.
Ночная серость едва успела рассеяться. Анкс приподнялся на локтях и протер слипающиеся глаза. Алроуз все также сидел перед костром, замерев, будто статуя. По зову Кана он резко встал и пошел к лошади.
Путь на северо-запад продолжился.
Чем дальше они забирались, тем гуще становились леса и тем больше служителей культа бродило среди деревьев. Часто удавалось остаться незамеченными, но пару раз пришлось обнажить клинки.
Через две недели снежные шапки гор показались из-за верхушек деревьев. Воздух становился приятным, с оттенками северной свежести. Густые леса кишели культистами и прочими опасностями, но Анкс ощущал себя в безопасности среди новых друзей.
Двоякие чувства у него были лишь по отношению к Кану. С одной стороны, Кан вселял уверенность и ощущение безопасности, но с другой – Анкс совершенно не мог предсказать, что скажет или сделает Кан в следующую секунду, и это вызывало у него тревогу.
Во время длительных переездов Анкс часто видел дневные сны – фантазии, в которых он обладал неограниченной силой. Он воображал, как спасает Скорфа и людей в западной цитадели. Как он один мог бы победить культ и восстановить справедливость на всем западе, а потом… потом во всей империи!
Временами он не мог отличить, где был сон, а где – явь. Когда он радовался в том, фантастическом мире, то душа его пела и в этом, физическом мире; когда лил слезы там, то и здесь щемило в груди.
Часто он представлял, как вступался бы за людей, с которыми Кан поступал жестоко и несправедливо.
Таковы были его разногласия с Каном. Он не высказывал их, но часто думал об этом и, встречаясь взглядом с Каном, усиленно пытался выражать свое недовольство.
Еще около двух недель им приходилось медленно пробираться сквозь лес, чтобы избежать столкновения с культистами. К концу второй недели лес внезапно закончился.
За последним рядом деревьев расстелилось поле свежих пней. А дальше, за вырубкой, до самого подножья гор – лагеря культистов.
Это были большие поселения с огромными деревянными бараками, которые выстроились рядами между протоптанными дорогами. Словно муравьи, вокруг копошились люди. Десятки тысяч людей. В южной части селения стояла высокая платформа, а полукругом перед ней – тысячи бревен для сидения. Повсюду виднелись массивные деревянные идолы, и они не были искорежены, как тот идол в западной цитадели.
– Ух, – выдохнул Мил.
Все как завороженные смотрели на обширное поселение культистов. Мил перевел вопрошающий взгляд на Кана. Казалось, даже тот был немного удивлен.
– Вот мы и нашли всех пропавших поселенцев, – заметила Бэт.
– Нашли, – кивнул Мил.
– Надо сообщить императору, – нервно пробубнил Алроуз.
– Надо, – согласился Мил.
– Нам пока нечего ему сообщать, – вмешался Кан. – Наша задача – найти источник распространения этой заразы. Мы его еще не нашли.
– Очевидно, что источник здесь, – Алроуз сильно нервничал. – Они свозят сюда тысячи людей со всей империи и создают свою армию. Чем быстрее мы сообщим об этом императору, тем лучше. Что еще можно здесь искать?!
– Даже если он пришлет сюда легионы, – Кан повернулся к красному рыцарю и продолжил в своей невозмутимой манере, – что они должны будут сделать? Уничтожить жителей империи, подданных императора? И что дальше, оставить империю без людей? Тогда над кем он будет императором? Над камнями и песком?
Алроуз отвернулся и умолк. Все взгляды были прикованы к Кану. Красный рыцарь совершил видимое усилие над собой и продолжил.
– Я предоставлю ему выбор, – язвительно процедил он сквозь зубы. – Тебе, наверное, все равно, что здесь будет дальше, а мне нужен хоть какой-то порядок, и до появления этого культа меня все устраивало.
– Мне не все равно… – начал Кан.
– И еще, – прервал его Алроуз, – мы здесь, – он обвел рукой стоявших вокруг, – бессильны перед тысячами фанатиков. Единственное преимущество, которое у нас есть, – время, и пока мы стоим тут спорим, оно уходит.
Алроуз зашагал прочь, но через несколько шагов замер и обернулся.
– Ладно он, – Алроуз кивнул в сторону Кана. – Я еще могу как-то… – он запнулся, подбирая слова, – объяснить себе его решение, но вы-то почему остаетесь здесь? Хотите отдать жизнь за этих безумцев?
– Никто не собирается отдавать здесь жизнь, – попытался успокоить его Мил, но Алроуз не слушал:
– Я думал, смерть Скорфа хоть чему-то вас научила, – в его словах звучала горечь, – но, похоже… – он на секунду замер, – это была очередная бессмысленная смерть.
– Алроуз! – вспыхнула Бэт.
– Скорф умер как герой, сражаясь за то, во что верил! – закричал разгоряченный Джуг. Кан осадил его:
– Смерть всегда бессмысленна. Можешь придумать смысл для жизни и усилием воли следовать ему, но смерть не принадлежит тебе. И да, – Кан перевел взгляд на Алроуза, – он умер, и это единственное, что имеет значение.
Анкс не видел лица красного рыцаря за плотной решеткой шлема, но был уверен, что Алроуз оскалился при словах Кана.
– Вот! – голос Алроуза внезапно стал высоким и резким, и от этого холодок страха пробежал по спине Анкса. – Я об этом и говорю. Вы думаете, для него ваши жизни хоть что-то значат? Для него нет своих.
Анкс даже сквозь решетку забрала чувствовал на себе тяжелый взгляд Алроуза.
– Пока есть свои, – спокойно произнес Кан, – будут и чужие. А чем ты или кто-либо здесь лучше любого из людей в лагере?
– Вы пожалеете о том, что остались с ним, – проскрежетал Алроуз. – Это лишь вопрос времени.
Он развернулся и пошел к своей лошади.
– Алроуз, стой! – крикнула Бэт.
– Ты со мной? – обернулся он.
Бэт остановилась и опустила голову. Алроуз ничего не сказал и забрался в седло.
– Ты позволишь ему так уйти? – накинулась Бэт на Кана.
– Это его выбор, – пожал плечами Кан. – Я уважаю его свободу, независимо от того, согласен я с ним или нет.
Алроуз ускакал на северо-восток.
Остальные вернулись в лес, нашли поляну и разбили лагерь. Солнце уже заходило, и они готовились ко сну. Мил и Кан ненадолго отошли поговорить. Вернувшись, Мил, как обычно перед сном, сел обучать Анкса управлению энергией.
– Мил, – Анкс больше не мог молчать, – почему Кан так жесток?
– Жесток? – искренне удивился Мил.
– Он так разговаривал с Алроузом, и потом он сказал, что Скорф умер зря.
– Хм-м, не уверен, что он сказал именно так. Наверное, он имел в виду, что героизм не в том, чтобы крушить все налево и направо и умереть, потворствуя собственным страстям, а в том, чтобы улучшать жизнь людей вокруг себя каждый день, независимо от обстоятельств собственной жизни.
– Но ведь он хотел спасти этих людей в крепости, – с досадой протянул Анкс.
– Хотел, – кивнул Мил.
Анкс выжидающе смотрел на него.
– Понимаешь, – продолжил Мил, проведя рукой по бороде, – когда тяжелое перевешивает легкое – это ведь естественно. Так вот, когда сильный тиранит слабого – это тоже естественно. Тебе сложно это принять, и ты взываешь к справедливости, но это не вопрос справедливости, это вопрос твоего страха – страха, что этот сильный будет следом тиранить тебя. И если в ответ ты защитишь слабого и накажешь сильного, то система в целом от этого не изменится. Лишь изменив внутренние качества слабого и сильного, можно изменить систему. А для этого необходимы образование, просвещение, воспитание.
– Надо сделать слабого сильным?
– Нет, – улыбнулся Мил, – так ты создашь еще одного тирана. Тирания – естественное состояние для неотесанной, грубой души. И даже тот слабый, которого тиранят у тебя на глазах, находит собственную цель для своей маленькой тирании там, где ты этого не видишь.
– Но там, в цитадели, людей убили. Как ты хочешь обучать их, если они мертвы?
– Поэтому нет смысла зацикливаться на отдельных людях. Всех не спасти, но кому-то можно помочь. Кан говорит, что добиться справедливости можно, лишь воспитывая и обучая людей, пока у них не сформируется собственное понимание и ощущение справедливости.
– А почему Алроуз говорил, что для Кана нет своих? Ты же его друг?
– Пожалуй. Все, как он и сказал: пока есть свои, будут и чужие. Пока ты привязан к человеку или группе людей, ты будешь ставить их интересы выше интересов остальных, сколько бы их ни было и кем бы они ни были. Но уверен ли ты, что люди, к которым ты привязан, достойны лучшего обращения, нежели остальные? Справедливо ли это? Или ты поступаешь так просто потому, что ожидаешь от них взаимности, ожидаешь, что объединение в тесно связанную группу даст тебе больше шансов выжить? Видишь, в корне этого поведения находится страх. А стоит ли позволять страху управлять твоей жизнью? Думаю, нет.
– Но я не понимаю, почему нельзя привязываться к хорошим людям? – нахмурился Анкс.
– А если человек относится хорошо к тебе и одновременно тиранит сотни других людей, он хороший или нет?
Он говорил мягко и спокойно. Анксу нравилось слушать его успокаивающий голос. Он не нашел что ответить и отрицательно покачал головой, просто чтобы Мил продолжал говорить.
– Ну вот, хорошим или плохим человек может быть по отношению к тебе, но это не определяет его сущность. И со временем ты поймешь, что люди не хорошие и не плохие, а просто находятся на разных этапах собственного развития. Все зло, которое они творят, – по незнанию и непониманию. Воспитываясь и образовываясь, душа проходит путь от тирании к любви. Когда перестают существовать свои и чужие и ты больше не привязан к людям, они все становятся для тебя одинаковыми.
– Они становятся безразличными, – вставил Анкс.
– Нет, – терпеливо возразил Мил. – Окружающие безразличны только для той души, которая все время думает о себе самой и отрезана от остального мира. Когда ты поймешь, что каждая душа проходит собственный путь, то научишься уважать свободу других людей, а это и свобода ошибаться, и свобода действовать наперекор тебе, и делать выбор, с которым ты несогласен. Ты всегда можешь подсказать, когда у тебя спросят, помочь, когда тебя попросят, направить, когда человек будет готов двигаться, но не стоит насильно ломать других под себя.
Анкс потерял нить разговора где-то на середине, перестав воспринимать то, что ему рассказывали, и Мил понял это по его отсутствующему взгляду.
– Мало что значащие слова, как сказал бы Кан, – Мил похлопал Анкса по плечу.
– Мил, – голос Анкса стал по-детски мягким, – а почему Кан никогда ничего не объясняет так подробно, как ты? Почему он говорит загадками?
– Потому что ты ничего не поймешь из его объяснений… как, собственно, и из моих, – добавил он и засмеялся. – Словами сложно чему-то научить.
– Почему же? – насупился Анкс. – Когда ты объясняешь мне что-то, я почти все понимаю.
– Дело в том, что слова – это символы. Например, если я скажу слово «стул», то и ты, и я представим какой-то стул. Он может быть разным – у меня одной формы, у тебя другой, но суть самого стула мы с тобой понимаем практически одинаково. Так ведь?
– Так, – недоверчиво кивнул Анкс.
– Это потому, что мы оба видели стулья, и нам не надо объяснять, что это такое. А если, например, я произнесу слово «справедливость», что ты представишь?
– Эм… – задумчиво загудел Анкс. – Когда два человека делят что-то поровну, – неуверенно ответил он.
– Ну а если один нуждается в одной трети, а другой – в двух третях, то справедливо ли поделить поровну? – спросил Мил, но продолжил, не дожидаясь ответа: – Я имею в виду, что когда мы говорим о вещах посложнее стула, то и наши представления об этих вещах сильно разнятся. А если мы будем понимать разные вещи под одним и тем же словом, то как можно прийти к общим выводам? В таком случае, чтобы что-то тебе объяснить, Кану пришлось бы расшифровывать каждое свое слово, дабы быть уверенным, что ты все понимаешь так же, как он. Это заняло бы все его время. Поэтому он не рассказывает тебе, что такое справедливость, он показывает тебе это.
– Показывает как?
– Своим примером. Он говорит: «Смотри и учись». Это лучший способ обучения. Иногда он обращает твое внимание на важные моменты короткими фразами. В остальном же ты набираешься опыта, наблюдая за ним. Хороший учитель обучает не словами, а собственным примером. Слова же пригодятся тогда, когда ты наберешься опыта и испытаешь потребность в его осознании.
– И как я пойму, что уже набрался?
– Ты почувствуешь это. Тяжелой горой опыт будет давить на тебя, требуя осмысления. Вот тогда придет время правильных слов. И слова учителя враз обретут для тебя смысл. А без этого, какими бы правильными ни были слова, они быстро улетучатся из твоей головы, оставив неприятное ощущение чего-то непостижимого и лишнего.
Анкс задумался, пытаясь переварить услышанное. У него было море вопросов, и все они казались важными. Хотелось получить точные ответы, указания к конкретным действиям или понятные объяснения, но Мил и тем более Кан говорили какие-то туманные, непонятные, загадочные вещи. После их ответов вопросы не только не исчезали, но еще и обрастали десятками новых, превращаясь в большой запутанный клубок.
– Давай вернемся к упражнениям, – Мил коснулся плеча Анкса, – мы слишком далеко забрались.
Анкс совершал какие-то вялые движения, пытаясь выполнять манипуляции с камнями, но мысли его были заняты тем, что он услышал ранее.
– Мил, – выдохнул Анкс, – что-то эти занятия тяжело мне даются.
– Тебе кажется, – ответил Мил, подавая очередной камень, – у тебя хорошо получается.
– Я не могу все время делать одно и то же, постоянно отвлекаюсь, и мои мысли скачут то туда, то сюда.
– Ничего, просто каждый раз возвращай свой разум обратно. Со временем он перестанет блуждать. Рутина есть во всем, но именно она дает результат. Чтобы что-то получалось, необходимо хорошо это отработать. Может, камни – и не твое, – при этих словах Анкс оживленно закивал, – но тебе надо обрести навыки обращения с ними, чтобы понять это.
Анкс повесил нос и взял камень в руки. Он сосредоточил все внимание на мутных плоских гранях. Камень слегка подрагивал и пульсировал, но даже такие скромные достижения давались Анксу с большим трудом.
Время от времени он с завистью смотрел на Джуга, который с энтузиазмом практиковался во владении оружием. Джуг напрашивался потренироваться к Бэт; когда она отказывалась, шел к Хейму; если же и тот был занят, отправлялся к Кану. Даже когда никто не хотел с ним заниматься, он сам размахивал мечом. К ночи он валялся в луже пота, но утром вновь готов был продолжать.
Иногда Анкс тоже мог два или три дня упорно заниматься чем-то одним, но затем ему становилось до тошноты противно продолжать делать одно и то же, и он начинал клевать носом.
К ним подошла Нилли, и Анкс с облегчением выдохнул.
– Мил, – сказала она, наморщив белые брови, – я буду тебе надоедать, пока ты не обратишь внимание на мою находку.
– Что там? – дружелюбно спросил Мил, не обращая внимания на ее настрой.
Нилли тут же переменилась в лице, ее серые глаза с ярко красным отливом мерцали, совершая быстрые короткие движение из стороны в сторону.
– То, что ты раздал нам на западе, – это не камень, – начала она и поднесла осколок к Милу, – это смола. Я разбила ее и изучила срезы и пыль. Судя по реакции, это точно древесная смола.
– Смола, говоришь, – Мил начал рассматривать осколок.
– Это значит, – в ее голосе появились нотки раздражения, – что культисты получают порошок из какого-то типа деревьев. Если узнать, что это за деревья, можно будет устранить источник порошка и, следовательно, заразы.
– Точно, – кивнул Мил.
– У меня здесь только полевой набор инструментов, в столице можно будет узнать намного больше, – довольно подытожила Нилли. – А вы что здесь делаете?
– Обучаем Анкса управлять камнями.
– Он чувствителен к энергии? – удивилась Нилли.
Мил кивнул. Нилли вытянула правую ладонь, и Анкс почувствовал, как энергия между его ладонями слабеет и устремляется к ней. Нилли резко потянула ладонь к себе, и руки Анкса задрожали, их с силой притянуло друг к другу. Он неловко шлепнул рукой об руку. Нилли засмеялась, и Анкс увидел, какое красивое у нее лицо. Раньше он этого не замечал. Она была либо суровой, либо восторженно-заинтересованной, и оба этих выражения ее лица пугали и отталкивали его. Но сейчас оно так разительно изменилось, что казалось, будто Нилли сняла отталкивающую маску, и под ней оказалась милая, добрая и прекрасная девушка.
– Надо сказать Кану, – Мил взял камень и встал, – а ты продолжай.
Мил и Нилли ушли. Анкс же начал с энтузиазмом манипулировать энергией, вспоминая, как легко это делала Нилли.
* * *
Им приходилось каждый день переносить лагерь, чтобы избежать нежелательных встреч.
По ночам Кан и Хейм делали вылазки в лагерь культистов и возвращались под утро.
В один из дней Анкс, Нилли, Джуг и Бэт собирали дрова для костра, когда из-за дерева возникли люди в багровых накидках. Они остановились, с недоумением таращась на Анкса и компанию.
– Вы слишком далеко ушли от лагеря, – неуверенно прервал молчание культист.
Анкс обернулся и посмотрел на Бэт. Она держалась за рукоять своей сабли. Нилли исподлобья смотрела на непрошенных гостей.
Культист медленно перевел взгляд с Анкса на Бэт, а затем на ее руку, державшую рукоять.
– Зови остальных! – крикнула Бэт.
Анкс сорвался с места и побежал к лагерю. Культисты рванули за ним. Нилли поднесла ладонь к губам и сдула какой-то порошок прямо в лицо одному из преследователей. Он оцепенел и упал на землю с широко раскрытыми глазами и ртом. Ужас застыл на его лице. Анкс стремглав несся через лес и спустя несколько минут уже был в лагере.
– Скорее! Там культисты! – закричал он, хватая за руку Мила.
Когда они прибежали, служители культа уже лежали мертвые, а люди, которых они сопровождали, стояли перед Бэт. Кан вышел вперед. Проходя мимо Бэт, он коснулся ее спины.
– Культисты вели их на север, а теперь они отказываются уходить, – негодовала раскрасневшаяся Бэт.
– Вы свободны, – обратился к ним Кан. – Советую двигаться в сторону столицы, только там остались безопасные земли.
– Свободны от чего? – накинулся один из незнакомцев. – От твоей императорской власти? А ты не думал, наемник, что мы не хотим жить как раньше?!
– Что мы получили от империи? – поддержал его еще один мужчина. – Нахлебников, которые забирают у нас урожай каждый год не пойми почему?!
– Будучи частью империи, вы получаете защиту императора, – спокойно ответил Кан, – вы защищены от войны и набегов.
– Нас грабит сам… – мужчина с опаской обернулся и посмотрел в небо, – те, кого император прислал управлять нашими землями. Может, сам император и защищает нас, но наместники, которые сидят на наших землях, грабят нас хуже любых разбойников.
– Эти люди, – один из мужчин указал на мертвых служителей культа, – пытались нам помочь. Они хотели вернуть нам власть над нашей жизнью. Мы желаем иметь то, что заработали тяжелым трудом.
– Они будут использовать вас в собственной войне, – сказал Мил. – Сейчас вам наплетут чепухи, а спустя время бросят против имперских легионов.
– Никто не говорил о войне, – растерянно возразил мужчина.
– О войне никогда не говорят, пока вы не оказываетесь втянутыми в нее, – покачал головой Хейм. – А на что вы рассчитывали? Зачем тысячи таких, как вы, собирают здесь?
– Даже если так, – с вызовом шагнула вперед одна из женщин, – лучше умереть за себя, чем за императора, которого я даже никогда не видела. Они обещают вернуть все, как было раньше, до всяких империй, обещают, что мы заживем так, как жили наши предки, в гармонии с природой. Они помогут нам раскрыть наш внутренний потенциал и быть частью чего-то большего.
– Это набор слов, за которыми очень мало смысла, – сказал Кан. – Если вы останетесь с ними, то единственное, что вас ждет, – это страдания и смерть.
– Это наше решение, а не твое, наемник, – ответил мужчина и попытался пройти мимо Кана.
– Оно стало моим, когда вы пришли сюда, – Кан быстро выхватил один из клинков и перерезал мужчине горло.
Люди закричали и пустились наутек. Один мужчина упал на колени и закрыл лицо руками. Кан с остальными бросились вслед за убегающими. Анкс стоял и смотрел, не веря своим глазам. Он с ужасом наблюдал, как Джуг бежит за одним из мужчин, догоняет его, валит с ног и без доли сомнений вонзает меч ему в живот. Нилли подошла к стоявшему на коленях незнакомцу и перерезала ему глотку. У Анкса закружилась голова, он плохо понимал, что происходит вокруг. Мир будто сошел с ума.
Через несколько минут Кан вернулся. Он спокойно вытирал окровавленный клинок о кусок одежды одного из убитых.
– Надо переместить лагерь на северо-восток, – сказал Кан. – Они найдут трупы и начнут искать нас.
* * *
Когда они вернулись в лагерь и начали собираться, Анкс набросился на Мила.
– Что это было?!
– Если бы мы их не убили, они бы выдали нас остальным, – спокойно объяснил Мил.
– Но это же не повод вырезать десяток безоружных людей! – Анкс пылал гневом.
Мил продолжал собирать вещи и явно не горел желанием обсуждать случившееся.
– Ты теряешь общий план, погружаясь в детали.
– Вы без раздумий убили группу людей, а еще несколько дней назад Кан говорил о том, что необходимо сохранить жизни жителей империи, иначе это будет империя камней! – Анкс в негодовании ударил кулаком по дереву.
– Он дал им шанс вернуться в империю, но их головы были задурманены. Как устранить эту заразу, мы пока не знаем, и…
– И вместо того, чтобы подумать, что делать, вы просто убили их, – перебил Анкс.
– Если ты будешь думать в опасных ситуациях, тебя надолго не хватит, – с легким раздражением произнес Мил. – Думать надо в спокойной обстановке, и думать хорошо, чтобы в критических ситуациях иметь решимость действовать быстро и не сомневаться.
Анкс хотел было возразить, но Мил поднял руку, прекращая разговор.
* * *
Продираться сквозь лес было тяжело. Повсюду шастали служители культа. Приходилось обходить их, пережидать и избегать любым другим способом.
Переждав очередную группу оживленно галдящих культистов, они выбрались на окраину леса, с восточной стороны поселения. Кусты рядом зашуршали, и перед ними выскочил красный рыцарь.
– Вот вы где! – весело крикнул он.
– Алроуз! – лицо Бэт растянулось в улыбке, она бросилась к нему, но через несколько шагов остановилась и взяла себя в руки. – Что ты тут делаешь?
– Ты где был? – нахмурился Мил.
Они с Каном не разделяли радости Бэт и нависли над Алроузом. Алый рыцарь не шелохнулся и продолжал весело говорить.
– Я ушел на северо-восток, чтобы выйти на тракт, проехать до середины гор и свернуть по тракту на юг к столице. Там тысячи культистов! – Он повысил голос и развел руки, пытаясь изобразить необъятное. – Они, словно река, потоком текут на восток.
– На восток? – переспросил Мил.
– Да! Я доехал до поворота на столицу, а они шли дальше вдоль гор на восток.
– Почему ты вернулся? – спросил Кан.
– Они все уходят отсюда! – возбужденно жестикулировал Алроуз. – Нет смысла здесь оставаться! Надо проследить, куда они идут. Это место, – он указал на лагерь культа, – просто перевалочный пункт.
Кан кивнул, Мил вопросительно посмотрел на него.
– Они начнут искать нас, когда найдут трупы. Все, что надо было, мы узнали. Пора уходить отсюда.
– Давно пора! – кивнул Алроуз.
– Сегодня вечером попробуем убить главного в этом лагере и сразу уезжаем в столицу, – подытожил Кан.
– Когда выходим? – решительно спросил Мил.
– Пойдем я и Хейм, – ответил Кан. Мил секунду удивленно смотрел на него, но затем кивнул, – а вы будьте в седлах, когда мы вернемся. Поедем по северному тракту. Алроуз, поведешь.
– Да, конечно, – Алроуз закивал. – Когда я ехал, культисты не обращали на меня внимания. Проехать будет просто.
Они не разбивали лагерь и не разжигали костер. Просто сидели в кругу. Кан и Хейм рассказывали Алроузу, что они видели в лагере культа.
– Люди все еще приходят с юга, – рассказывал Хейм. – В лагере их кормят и поят, дают им этот проклятый порошок. Каждый вечер они собираются на площади, и главный в этом лагере проповедует. Им внушают, что все их беды оттого, что они слишком полагаются на разум и оторваны от природы. Обещают, что ритуалы вернут их к истинной форме и единству с природой. Говорят о посвящении и тайном знании, которое позволяет вернуться к Великой Матери. За это время мы видели несколько ритуалов, похожих на те, которые проводили в западной цитадели. Людей надолго запирают в клетки, затем выпускают, и они бегут к идолу, а там жрец ударом отбрасывает человека назад, и тот превращается в оборотня. Но таких изуродованных тварей, как на западе, здесь мало. Они полностью превращаются в оборотней и добираются до идола, а рядом с ним вновь становятся людьми.
– Если их лидер здесь, зачем они идут на восток? – задумчиво спросил Алроуз.
– Им внушают, что надо искать некоего «Пожирателя Душ» на востоке, – ответил Кан.
– Весь этот культ – еще полбеды, – кивнул Хейм. – Если бы они лишь промывали мозги всякой «природой», было бы просто плохо, но им рассказывают сказку о том, что придет некий Пожиратель Душ, благословенный Великой Матерью на то, чтобы разрушить все стены. Он сокрушит все империи, свергнет всех правителей и уничтожит богов. Сказка сказкой, – Хейм недовольно сплюнул, – только у них уже есть армия крестьян, которых «просвещают тайным знанием», превращая в оборотней.
– Как и ожидалось, у них свое видение мира, и мы с нашей империей туда не входим, – хмыкнул Кан.
– А чем так плох их мир? – вклинился Анкс.
– Будем собираться, – проигнорировал его Кан.
Он достал две багровые накидки служителей культа, которые снял с трупов. Они с Хеймом надели их и ушли в сторону лагеря.
– Собирайте лагерь и готовьте лошадей, – сказал Мил остальным.
* * *
Кан и Хейм пробрались в лагерь и уже скользили в тенях длинных деревянных бараков. Кан шел первым. Он быстро перебегал от дома к дому, пока они не оказались рядом с площадью.
Все культисты собрались на площади вокруг высокого помоста, откуда доносился раскатистый голос проповедника.
– …во имя Великой Матери! – завершил проповедник.
Люди потекли от площади к баракам. Они весело общались, аккуратно передвигаясь в толпе, чтобы не задеть друг друга. Дождавшись удобного момента, Кан и Хейм влились в проходящую толпу и медленно направились к дому проповедника, который находился сразу за площадью.
В лагере использовали мало факелов, было темно. Кан с трудом мог различить фигуру проповедника, который шел к своему дому. За ним следовали четыре человека.
Кан и Хейм остановились у двери, за которой исчезли проповедник и сопровождающие его культисты. Кан аккуратно проверил дверь – она была не заперта. Он обошел дом и заглянул в окно. Внутри горела одинокая тусклая свеча. Вокруг проповедника стояли четыре изуродованные твари. Он медленно втирал какую-то мазь в распухшую десну одной из них. Остальные стояли рядом и ждали.
Кан вернулся к двери, где остался Хейм.
– Уберешь тварь, закрывающую проповедника, а я разберусь с ним, – прошептал Кан.
Как только Хейм кивнул, Кан выбил дверь и рванул к проповеднику. Из-за спины Кана вылетело копье и вонзилось в спину твари. Она изогнулась и повисла на руках у проповедника. Еще мгновение – лезвие, брошенное Каном, пробило горло проповедника. Захлебываясь и судорожно шевеля губами, он рухнул на пол.
Кан выхватил мечи и зарезал еще одну тварь. Оставалось две, одна из них бросилась на Кана. Ему пришлось вертеться юлой, уворачиваясь от ее неуклюжих выпадов. Он наносил режущие удары, пока тварь не повалилась на пол. Последнюю поразил копьем Хейм, но она успела издать сдавленный вой.
Хейм рванул к выходу. Но прямо за дверью на него обрушился топор поджидавшего врага. Хейм завалился на бок. Кан успел заметить спрятавшегося в тени, он выскочил из дверного проема, развернулся и вонзил клинок в живот врага. Тень пошатнулась, но устояла, двумя руками подняв топор над головой. Кан оттолкнул ее ногой. Он оглянулся и увидел, как из воздуха за спиной у Хейма появляется еще одна тень. Кан успел подставить меч между горлом Хейма и скользящим сломанным ножом напавшего. Металл заскрежетал. Хейм ударил тень плечом, и Кан оттолкнул ее.
Хейм тяжело дышал и держался за бок. Лицо его скривилось от боли.
– Вдвоем нам не уйти, – прохрипел он.
– Попробуем, – быстро бросил Кан и подхватил его.
Они побежали прочь от дома, к восточному выходу из лагеря, где их должны были ждать остальные с лошадьми.
Большая желтая луна показалась из-за облаков и тусклым светом осветила им дорогу. Кан обернулся. От дома причудливо двигались два темных силуэта – Нож и Топор. Они поднимали ноги для шага, но в середине движения растворялись в воздухе и проявлялись все ближе, будто перепрыгивали с места на место.
– Все в порядке, друг? – доброжелательно спросил один из служителей культа, возникший перед Каном будто из-под земли.
Кан полоснул его горло клинком, и тот упал.
Они бежали между бараками. Улицы были пусты, но несколько факелов медленно направлялись к дому проповедника на вой, изданный последней тварью.
За углом очередного барака их уже ждал Топор. Он замахнулся, но копье Хейма было быстрее. Тень пошатнулась, Хейм оттолкнул ее. Нож выскочил из-за спины Кана. Кан увернулся и сбил его с ног. Тени медленно поднялись и продолжили преследовать их.
Со стороны дома проповедника раздался душераздирающий вой. В свете луны Кан видел, как сотни людей выбегают из бараков и собираются во всенарастающую толпу, которая лавиной несется вслед за ними.
Один из оборотней вырвался из толпы и нагнал их, когда они уже забегали за последний барак на востоке лагеря. Он прыгнул, но из-за угла дома возник большой красный щит. Оборотень налетел на щит, перевернулся в воздухе и упал на землю. Кан и Алроуз подхватили Хейма и закинули в седло, затем вскочили сами и поскакали прочь. Толпа продолжала их преследовать.
У опушки ждали обеспокоенные товарищи. Кавалькада сорвалась с места и понеслась вдоль леса к северному тракту.
Хейм с трудом держался в седле, заваливаясь на левый бок и утаскивая за собой лошадь, которая отчаянно сопротивлялась. Нилли ехала рядом с ним, пытаясь дать ему опору, чтобы он мог выровняться. Кан вернулся и заменил ее.
– Езжай вперед к остальным! – приказал он.
Стоило ей немного отъехать, как из темноты ночи перед ней возникла тень. Девичья фигура вскочила между головой лошади и телом Нилли. Они сцепились и упали на землю. Тень замахнулась, Нилли закрылась рукой, и острые когти впились в ее руку. Нилли закричала.
На мгновение Кан замер. Взглянул на Хейма – его было не спасти. Кан бросил раненого товарища и поспешил на помощь к Нилли. Он рубанул тень мечом и оттолкнул ее. Нилли быстро подхватилась и вскочила на лошадь. Она попыталась развернуться и броситься на помощь к Хейму, но Кан схватил под уздцы ее лошадь и потащил за собой, прочь от надвигающейся смерти.
