Лейла Б.
Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

– Только я, – призналась Гулльвейг.

Я глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. При нынешних условиях мне не отвертеться, ведь иначе членство в группе было неудобно. Принявшись думать, как бы обойти прямой ответ на логичный вопрос, я спросила:

– Тогда скажите, это не я стала причиной пожара в городе?

– Нет, – тут же ответил Сфинкс.

– Там было много огня, – уточнила Гулльвейг. – Заклинатель с крыши сотворил мощную магию…

Я вздохнула и не стала допытываться. В конце концов, я с таким уже сталкивалась, правда, в лесах.

– То, кем я стала в том переулке – это не совсем я, и я не помню ничего, что делаю в таком облике. – Немного помедлив для большей выразительности, я вспомнила о балансе между Планами и сказала, прикрывшись этим. – Я опасаюсь, что если скажу больше, то это может привести к серьезным последствиям.

– Это одержимость? – Спросила Гулльвейг.

В ее голосе звучало желание помочь, но Сфинкс понял это как-то по-своему.

– У всех нас есть свои секреты, – сказал он уже знакомую мне фразу, оборвав дальнейшие попытки Гулльвейг расспрашивать меня.

– Ага, как и тот, откуда у тебя это странное кольцо, на котором еще и печать! Оно вообще по праву твое, и что это было там, в том доме?

Гулльвейг почему-то злилась. Возможно, ей доставлял дискомфорт тот факт, что она оказалась рядом с колдуньей, которая могла спалить все вокруг и не вспомнить этого и вервольфом, который… а вот тут загвоздка. Но лимит вопросов в адрес Сфинкса уже был исчерпан на сегодняшнее утро, – это было видно по нему.

– Это что-то меняет? Вообще-то я выиграл нам время! – оскорбился Сфинкс.

– Спасибо, конечно, но если это произошло ценой смерти обладателя кольца…

– Тогда что?!

– Тогда это зло!

– Не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне. Если ты думаешь, что…

Они ругались так, что даже белка с моей головы поспешила спрятаться в кронах деревьев. Посмотрев в сторону леса, где жизнь шла своим чередом, я заметила брошенное гнездо и поникла.

– Почему вы спасли меня? Я ведь даже не ваш вид, – тихо спросила я.

Чтобы расслышать меня, Сфинкс и Гулльвейг перестали ругаться.

– Это так не работает, – покачал головой Сфинкс, смягчившись.

– Неважно, кто оно, – ответила Гулльвейг, с радостью отвлекаясь от ругани. – Жизнь любого существа важна. Неважно, кто он.

– Любого? – словно не веря своим ушам, спросила я и посмотрела на Гулльвейг, которая удивилась этому вопросу. Ее слова казались мне знакомыми. – А если это существо злое? Что для тебя зло?

– Зло – это причинение вреда невинным, – с готовностью ответила Гулльвейг. – Когда кто-то вредит, приносит страдание и боль, сеет разрушение и смерть – это зло. Но это не означает, что если кто-то совершает что-то, что осуждается обществом или религией, но это никому не причиняет вреда, то он обязательно злой. С этим можно не согласиться, но это можно и понять.

– Твой друг, тот темный эльф, – начала было я.

– Сайрис, – напомнила Гулльвейг. Видимо, для нее это было важно.

– Да. Как ты вообще встретилась с ним? Разве ты не знаешь, что темные эльфы давно изгнаны под землю за совершенные ими злодеяния?.. – я видела, как Гулльвейг напряженно поджимала губы. Я не имела целью обидеть ее своими словами или как-то задеть, мне правда было интересно. – Они до сих пор грабят, убивают, похищают по ночам, обращают в рабство, думая, что все иные расы хуже, чем они и…

– Не все они такие! – воскликнула Гулльвейг. В ее глазах горел огонь веры. Она всем сердцем верила в Сайриса, и это было видно.

Хоть Гулльвейг и не ответила на мой вопрос, я видела ее привязанность к тому темному эльфу. И она действовала ради него. Очень хотелось пронаблюдать за развитием этих странных для меня отношений. Да и узнать, почему член расы, промышляющей похищением существ с целью создания рабов для себя, сам стал рабом.

– Я рада, правда. Но что насчет мести? – спросила я, едва заметно скосив глаза на Сфинкса. – Это зло? – Гулльвейг замешкалась, и я, поняв, что, скорее всего, затронула не самую нужную сейчас тему, спросила у Сфинкса, воспользовавшись моментом. – А ты, кстати, контролируешь себя в ином облике?

– Проверь в следующий раз, – усмехнулся Сфинкс.

Я кивнула.

Он заметил это и насторожился, но более ничего не сказал.

– В общем, это… спасибо вам обоим, – сказала я и поклонилась, повторяя жест Марии перед дверью в комнату. – И за то, что было под шахтой Бриджа, и за то, что было в переулке трущоб, и вообще.

Мне ответили не сразу, тогда я опасливо подняла глаза, не спеша разгибаться. Сфинкс коротко кивнул мне и спешно посмотрел на тлеющие угли, а Гулльвейг сказала:

– Я всегда приду на помощь нуждающимся. Только скажи мне, почему тебе настолько интересен Сфинкс, что ты даже это… ну…

– Мы обе видели, кем он обернулся, – ответила я, выпрямившись и на ходу придумывая оправдание. Не хотелось возвращаться к теме крови. И я солгала, не моргнув и глазом: привычка с Дома. – Мне важно было узнать, участвуют ли в неведомых мне экспериментах животные.

– Поверь мне, ни одно животное в моем случае не пострадало, – невесело отозвался Сфинкс. – Это все тот же я, просто чуть другой.

Я кивнула ему, хотя багровые нити магии у его шерсти в подземелье под шахтой Бриджа говорили мне обратное, но вот Гулльвейг убежденной не выглядела.

Если относительно Сфинкса хоть что-то прояснилось, а дальнейшее любопытство в его сторону могло закончиться потасовкой, то я, как оказалось, дала недостаточно для ее понимания информации. Гулльвейг принялась расспрашивать меня о странных шрамах на моих груди и спине, ожогах на обеих руках, левом боку и у основания черепа, демонстрируя удивительную память и говоря о том, что некоторые из них несовместимы с жизнью, а другие – похожи на истязания или те же эксперименты. Она не спрашивала лишь о моем втором облике, видимо, подумав, что рассказать большего я не могу именно касательно магии, огнем охватывающей все мое тело.

Я не знала, что ответить, не могла и слова вставить. Чтобы хоть чем-то занять себя и не выглядеть не выучившей урок растяпой, я стала собираться под шквал расспросов. Увидев это, Сфинкс сложил свой спальный мешок и, пока я тушила костер, снова заступился за меня перед Гулльвейг. Я потом, далеко после, поблагодарила его за это. Но он этого не понял. Однако у того костра в тот день он еще раз напомнил Гулльвейг о том, что если кто-то чего-то не говорит ни при каких условиях, значит, на то есть веские причины. Он взывал ее к необходимости понять это, но Гулльвейг раз за разом апеллировала холодностью моего тела, поглощением крови и пустующими ранами. Тогда я сложила в голове не понравившуюся мне картинку: Гулльвейг сказала, что являлась жрицей, яро говорила о спасении жизней и стремилась окрестить все категорично злом или добром. Она, как я и опасалась, подумала, что я как-то связана с некромантией и поэтому вела себя так насторожено, хотя сама владела черными нитями. Понимание того, что вызвала подозрения в том, что я враг не только у Сфинкса, бросило меня в холод.

А потом в какой-то момент мне почему-то стало весело. Мне было хорошо вместе с этими спорящими из-за меня людьми! Словно я была по-настоящему дома. И дабы Сфинкс снова не сорвался в ругань, – мне становилось страшно видеть его злым, будто передо мной вновь возникали те алые глаза, как когда мы перемещались из того жуткого подземелья под шахтой – я спряталась от Гулльвейг за него. Его широкая спина с лихвой загородила меня. Я хихикнула, и спор ожидаемо прекратился. Сфинкс резко повернулся ко мне, то ли удивляясь, то ли нервничая от того, что я подкралась сзади, – хотя это была больше звериная, чем людская привычка. Гулльвейг обошла его, посмотреть на меня с укором, и тогда я снова спряталась от нее за Сфинкса.

– Да прекрати ты уже! Ведешь себя, как ребенок!

Это было сказано им не злобно, а как-то по-доброму. И я улыбнулась шире. Гулльвейг вздохнула, но тоже улыбнулась. Была бы моя воля, я бы проживала то утро всю оставшуюся жизнь. Мне очень не хотелось забывать такой момент! Но внезапный шорох разрушил эту нашу игру.

Сфинкс рефлекторно вооружился, Гулльвейг коснулась чего-то под своей рубашкой, а я, заметив, что источником звука был обыкновенный пес, вероятно сбежавший из деревни, без опаски пошла к нему. Он смотрел на нас из-за деревьев и не подходил. Я сразу заметила, что он пристально наблюдал за Сфинксом, но виду решила не подавать. Я потянула к животному руку и поздоровалась, на что пес ответил, быстро осмотрев меня:

«От тебя не пахнет хозяином. Пора возвращаться», – и был таков.

Когда я повернулась к Гулльвейг и Сфинксу, то увидела, что последний пятился назад, словно в забытье, а Гулльвейг пыталась привести его в чувство.

– Что случилось? – с непониманием в голосе спросила я, подбежав к людям ближе. – Это же просто пес, он искал хозяина.

– Что ты сказала? – спросил Сфинкс обескуражено.

– Что это был пес…

– Про хозяина. Ты поняла, что сказал этот зверь?

– Да, – я была растеряна. Сфинкс выглядел… напуганным? – Он сказал, что от меня не пахнет хозяином и ему нужно возвращаться.

– Нам надо убираться отсюда, – отрезал Сфинкс.

– Что, уже? Опять? – я ничего не понимала.

Это же был просто пес! Даже не волк! И без нитей магии! Или Сфинкс так среагировал на тот факт, что я знала язык животных?..

– Так, с меня хватит ваших всех этих секретов, – сказала Гулльвейг, быстро собрала сумку и выдала, – я направляюсь в Бедфордию спасать своего друга!

– Прямо отсюда с раненой рукой сразу через горы? – уточнил Сфинкс, возвращая себе контроль над собой.

– Почему бы и не… Вот же, – Гулльвейг хлопнула себя по лбу.

– Ага. Нужно вернуться в Бедфордию за Гулом.

– Тогда я назад, за ним! – заявила Гулльвейг.

– Прямо так? – Сфинкс оценивающе оглядел ее косы.

Та возмущенно откинула их за спину со словами:

– Ты чего удумал?

– Фиолетовый – довольно примечательный цвет, – заметил Сфинкс. – Если уж и возвращаться в Бедфордию, то его надо замаскировать. Но волосы-то длинные, может, отрежем?

– С ума сошел?! Свои, вон, режь!

– Я так и думал, – посмеялся Сфинкс и помотал головой, трепля собственные волосы. – Значит, надо чем-то изменить цвет.

– Это чтобы обойти городскую стражу? – догадалась Гулльвейг.

Сфинкс кивнул и забрал волосы в слабый хвост.

– Ну уже нет! Без плаща я никуда не пойду! – замотала головой я и пояснила, потирая шею сзади, – мне уши надо бы пока спрятать!

Хотя дело было вовсе не в них. Да, я не знала, как изменился эльфийский мир за время моего проживания в лесу. В частности – что стало с высшими эльфами и всеми теми, кто чтил или боялся их. Я страшилась, что меня могут узнать и… вернуть. Хорошо, что в Бридже я не заметила ни одного эльфа, – только людей, орков, полуросликов, да гномов, но преимущественно, конечно, – дварфов.

– Может, отрежем их? – как ни в чем не бывало, предложил Сфинкс.

– Мои уши? Ты, что серьезно? – я ошарашено посмотрела на него.

– Нет, конечно, нет, – поспешил успокоить он меня и вдруг снова огорошил. – Отрежем одно!

– Может, не надо? – боязливо попросила я.

– Да ладно тебе! Я же шучу! У меня, кстати, есть идея, – будто бы спохватился Сфинкс.

Он достал из сумки свой плащ, пристально оглядел меня, словно прицениваясь, неудовлетворенно помотал головой, а после – вынул походный нож и одним резким движением укоротил свой плащ.

– Ты зачем это сделал? – Искренне не понимала я.

– Реализую то, что придумал, как и обещал, – улыбнулся Сфинкс, убрал нож и подошел ко мне. С размаху он накинул на меня свой плащ и, улыбнувшись шире, натянул капюшон мне до самого носа с веселым комментарием, – держи, мелкая!

Я растерялась и не сразу решилась двинуться. Плащ скрывал меня полностью, до самых пят, и не был теплым, как если бы только что был снят с чьих-то плеч, но в нем было комфортно и уютно. А еще – приятно пахло, будто бы чем-то родным и до боли в пару раз стукнувшем сердце, знакомым. Я запахнулась в полы плаща, чтобы максимально ощутить его ткань и привыкнуть к нему, и потерлась щекой о воротник. Только потом я слегка приподняла удобно глубокий для моих целей капюшон, я увидела, как Сфинкс снова присматривался к волосам Гулльвейг.

– Может, сажей с кострища на время сделаем из тебя брюнетку? А из остатков моего плаща соорудим подобие твоей укороченной накидки, которая сгорела тогда.

Гулльвейг задумчиво посмотрела на кострище, и я решилась заговорить:

– Сфинкс, спасибо! – снова чувствуя странное тепло на лице, усилившееся после того, как он откликнулся и посмотрел на меня, сказав «обращайся», я спросила, запинаясь, – н-но как же ты сам?

– На мне пока есть чужое лицо, забыла? – он улыбнулся и очертил ладонью в воздухе вокруг своего лица. – Его в городе не знают, а там новый плащ себе куплю. Кстати, вам тоже нужна маскировка.

На том и порешили.

Идея намазать волосы Гулльвейг сажей была одновременно и практичной, и смешной. Сперва она хотела справиться сама, но я вызывалась помочь ей, потому что одна рука у нее была обожжена, да и Сфинкс настороженно всматривался в лес. Стоило поспешить и справедливо не задавать лишних вопросов, как никто из них не стал задавать их мне по поводу тех же ушей.

Когда я уже заплетала Гулльвейг, удивляясь тому, откуда мои руки помнили, как создавать разного рода прически на длинных волосах, Сфинкс объяснял ей, как лепить на своем лице новое. Потом настала моя очередь. Я не могла унять дрожь от того, что меня касались сразу двое: один – моего лица, аккуратно обходя все еще ноющий ожог, другой – головы, меняя повязку, о которой я снова позабыла. В тот момент мое сердце билось, и мне было и страшно, и радостно, и неловко одновременно. Затем все прошло, и я в ответ поменяла повязку Гулльвейг, а ее изрядно потрепанный доспех и использованные бинты сожгла заклинанием.

Когда я вывела нас из леса, вести дальше взялся Сфинкс. Обходя деревушку, где жили Томан и Мария, стороной я спросила, выныривая из воспоминаний о Доме:

– А у вас есть дом?

– Есть, но он далеко, – Гулльвейг тепло улыбнулась. – На самом севере Северного континента!

Было видно, что воспоминания о доме доставляли ей радость.

Сфинкс отвечать, по всей видимости, не хотел, но под моим любопытным взглядом, со вздохом отстраненно пояснил:

– Где-то очень и очень далеко в дебрях Южного континента…

– О, я тоже! А эта… – я постучала себе пальцем по подбородку, – как же это… стая?

– Семья? – с ходу угадала давно забытое мною слово Гулльвейг. Она улыбнулась шире, – есть и большая: матушка, отец, двое старших братьев. И все в добром здравии. Как же это здорово!

– Эльфы вообще могут спрашивать хоть что-то приятное? – фыркнул Сфинкс, когда заметил, что я ожидающе посмотрела на него.

– Высшие – редко, – честно призналась я. – А ты вообще встречал эльфов на своем пути?

– Предостаточно, – ответил Сфинкс, не давая понять, говорил ли он правду или нет.

Понятно было лишь одно: они ему не нравились.

– И они уходили от тебя живыми? – усмехнулась я.

– Когда как! – Сфинкс тоже усмехнулся. – Ты так спросила об этом, словно печешься обо всех представителях своего рода. Неужели вы так близки?

– Нет! Вовсе нет!

Все было как раз наоборот, но Сфинкс допытываться не стал. И я замолчала, анализируя полученную информацию и радуясь, что мы почти подошли к городским стенам, а ответного вопроса Гулльвейг так и не задала. Ведь я все равно практически ничего не помнила.

Было примерно восемь утра, когда мы вошли в город через главные ворота, на каменной арке которых на большущем щите красовался герб Бриджа в виде перекрещенного красного пера и секиры. Дорога здесь была очень широкая, – могла бы разъехаться не одна повозка. Ранним утром народа на улице практически не было. По правой стороне виднелись те самые ветхие домики трущоб, а слева – дома побогаче, каждый из которых имел свой небольшой огороженный двор. Улица делилась ровно посередине вереницей крупных фонарей, чередующихся с указателями и какими-то вывесками. На одной из них мы заметили красиво украшенную листовку, в которой говорилось, что сегодня в полдень на главной площади города состоится казнь.

– Хорошо бы убраться из города с Гулом до этого, – сказал Сфинкс, поморщившись.

– Опять эти расправы, лишь бы не потехи ради, – посетовала Гулльвейг, помрачнев. Потом она обратилась к Сфинксу с вопросом. – А зачем, кстати, тебе Гул?

– Скажем так, мне тоже нужно в Бедфордию, – ответил Сфинкс и пошел дальше.

– Присоседиться решил? – спросила его Гулльвейг, но посмотрела, почему-то, на меня. – Между прочим, в расписку вписана только я! И это моя плата за все те ужасы под шахтой Бриджа!

– Не переживай, мы сможем договориться, – заверил ее Сфинкс. Далее он заговорил тише о более насущном, продолжая идти к центральной площади. – Сейчас нам нужен план; что необходимо сделать в городе, что из этого важнее всего и с чего начать.

– У тебя нет плаща, у Гулльвейг – доспеха, – подала голос я. – Свой мне тоже нужно немного подлатать. Если случится битва наподобие той, что произошла в трущобах, пока мы ищем Гула, в чем есть, мы не будем готовы сполна дать отпор врагу.

– Значит, все-таки к площади, на рынок. – Пару раз кивнул Сфинкс, соглашаясь. – Минут сорок отсюда.

Торговые лавки на площади только открывались. Народу все еще было немного. Молча переглянувшись, мы решили разделиться. Оставаясь в поле зрения друг друга, мы разбрелись по рынку. Гулльвейг прикупила новый кожаный доспех, я смогла залатать свой, – благо ничего важного в нем огнем задето не было. Не хотелось бы так скоро расставаться с подарком лесных эльфов. С учетом, что меня вообще этим не так часто баловали.

Когда мы с Гулльвейг закончили со своими делами и потихоньку начали подтягиваться к Сфинксу, выяснилось, что он еще ничего не успел сделать. Он стоял возле лавки, у которой сгрудились три крупных на вид человека, и то ли ждал своей очереди, то ли за чем-то наблюдал. Когда мы осторожно подошли ближе, чтобы слышать разговор, но казаться безучастными, маскируясь рассматриванием прилавков открывающихся рядом торговых точек, мы поняли, что там на самом деле было.

Оказалось, что торговец, – пожилой дварф, – задолжал какую-то сумму и трое бугаев пришли выбивать ее из него. Сперва все обходилось странными словечками, высказанными с интонацией угрозы. А потом в ход пошли кулаки.

После первого же удара одного из бугаев по перепуганному торговцу, вмешался Сфинкс. Мы с Гулльвейг напряженно переглянулись.

Он заговорил с теми людьми на языке, который отдаленно напоминал общий. Было очень интересно наблюдать за тем, как те развеселились, словно бы расслышали родные нотки. И вот уже Сфинкс разговаривал с людьми, которые сперва казались угрозой, как со старыми друзьями.

Казалось, что беда торговца минула, да вот только под конец беседы те трое все-таки пригрозили ему, чтобы тот до вечера вернул им деньги. После чего они ушли, и мы с Гулльвейг смогли спокойно подойти к Сфинксу. Он всматривался в спины уходящих пристально, а после посмотрел на торговца, который уже не был напуганным, но выглядел грустным.

– Что за дела тут творятся? – спросил Сфинкс миролюбиво.

– Рост налогов, – покачал головой торговец. – Не набрать мне золота на взнос за место… Я продаю лишь специи, да пряности, сам их делаю. Да вот спрос нынче на них не особый.

– А сколько с вас просят? – поинтересовалась Гулльвейг.

– Сто золотых. И выбивают силой. Скоро, поди, рынок весь разорится…

Повисло неловкое молчание. Неужели эта сумма все-таки была большой по здешним меркам? С учетом стоимости прохода через портал и платы за похождение по подземелью под шахтой Бриджа. Сколько же тогда стоили книги с редкими знаниями?

– Так уходите отсюда, – предложила Гулльвейг, сочувственно улыбнувшись. – Я уверена, вы найдете достойную работу и…

– Вы, видимо, не местная, – улыбнулся дварф в ответ. – Видите, ли, юная леди, работу в этом городе найти очень трудно.

– Тогда уезжайте из города. Нужно же что-то менять, а не терпеть этот беспредел!

– Так у меня тут сын, он уезжать не хочет и я ради него все это…

Гулльвейг умолкла, не зная, что еще сказать, но, видимо, искренне желая помочь. Тогда заговорил Сфинкс.

– Благодарности, конечно, не стоит, но от пары-тройки золотых за смягчение избиения я бы не отказался, – весело сказал он, обращаясь к пожилому дварфу.

– Так нельзя! – нахмурилась Гулльвейг. – Это неправильно! Бандиты могут прирезать этих несчастных, а ты еще с них что-то требуешь!

– Кажется, я вспомнил, почему я так не люблю жрецов, – протянул Сфинкс сквозь зубы. Он выглядел пристыженным.

– Так, знаете что! – Гулльвейг возмутилась. – Я пошла к Газелу, узнаю, где сейчас Гул и ухожу, понятно?

И она ушла.

Я растерянно посмотрела ей вслед, потом – на Сфинкса. Он смотрел куда-то вдаль, словно думая о чем-то своем. Неужели мы теперь не будем путешествовать втроем?..

Тут кашлянул пожилой дварф, обращая на себя внимание, и Сфинкс непринужденно спросил у него:

– Не знаешь часом, добрый друг, где тут можно продать доспехи?

– Точно не у меня, – посмеялся тот в ответ и указал в сторону лавок, где ранее мы с Гулльвейг разобрались со своим снаряжением.

И Сфинкс незамедлительно пошел в том направлении. Через какое-то время он нашел нужную торговую точку, чей прилавок изобиловал снаряжением для самых разных битв. За ней стояли два дварфа: рыжеватые, синеглазые. Один, тот, что с усами, любезно поздоровался с нами, а второй, без них, продолжал копошиться в мешках позади.

– Скажи мне, любезный, интересует ли тебя броня, которая защищает от некромантии? – напустив на себя таинственности, заговорил Сфинкс, облокотившись на прилавок.

Я насторожилась, потому что не помнила в его снаряжении ничего подобного. Однако у дварфа азартно загорелись глаза.

– Ну-ка, покажи, – прошептал он.

Тогда Сфинкс выложил на прилавок свой помятый доспех. Я едва сдержала смешок, поняв, что он хотел провернуть. А дварф засомневался.

– Конечно, вид у него не очень, но это все потому, что он уже показал себя в бою! – заверил Сфинкс.

– Эй, братан! – торговец позвал второго дварфа. Пока тот подходил, первый с воодушевлением объяснял ситуацию. – Тут предлагают броню, которая от нежити защищает! Я готов достать деньги! Особенно в свете последних событий, товар купят втридорога!

– Погоди, – остепенил его тот и оценивающе оглядел предлагаемый товар. Посмотрев на Сфинкса с подозрением, он спросил. – Дорогая вещь, если правда. Чем докажешь?

– Докажу с помощью некротической магии моей помощницы, – тут Сфинкс показал в мою сторону и я вздрогнула всем телом не столько от того, что на меня обратили внимание, сколько из-за того, что Сфинкс все-таки смог определить природу используемого мною заклинания в битве с гончей. Выходит, магию он хотя бы немного понимал. – Вот увидите, этот доспех…

Но здесь Сфинкс был вынужден прервать свою речь, заметив, как меняются в лице братья дварфы, глядя на меня. Тот, что был с усами аж побледнел, а второй нахмурился, ткнул руки в бока и пробасил:

– Тут, по ходу, еще один на сегодняшнюю казнь. Зови стражу, я за ними обоими присмотрю!

Другой дварф тут же скрылся из вида.

– Эй-эй-эй, погодите, да я же пошутил, – попытался оправдаться Сфинкс. – Вы, в самом деле, подумали, что мы имеем отношение к некротической магии? Пф! Да вы только посмотрите на нее! Она же ангел!

Я не понимала, что происходит. Но страха не было, – только неприятное ощущение, что кто-то оценивающе смотрел. Словно бы я снова оказалась на смотринах. Мысли занимал только один вопрос: кого хотели казнить сегодня и за что? За некротическую магию?

В это время мимо пронеслась какая-то тень. Она была не выше прилавка, у которого мы стояли. Вместе с тенью с него на землю полетела часть продаваемого снаряжения. А другая часть – быстро удалялась за тенью.

– ВОР! ДЕРЖИ ВОРА! – завопил пару секунд назад сверлящий меня взглядом дварф и подался в сторону убегающего воришки.

Я отвлеклась от этой сцены только тогда, когда Сфинкс схватил меня за запястье и потащил за собой. Лишь звякнули золотые монеты о прилавок, – Сфинкс бросил их из своего кармана просто так, ни за что. До этого момента я и не знала, что можно извиняться деньгами. Тем более за то, что намеривался обмануть на те же самые деньги. Ведь если они были нужны, шанс украсть их или что-то ценное с прилавка, пока тот дварф отвлекся на другого вора, был идеальным. Но Сфинкс не стал этого делать.

Я с удивлением смотрела ему в затылок, ощущая сильные пальцы на запястье, – знак беспокойства на языке прикосновений высших эльфов, – и думала. Даже если мои мысли были далеки от реальности, они вызвали у меня добрую улыбку. Как и периодическое биение сердца сегодня, ранее вызывающее лишь чувство тяжести и страх.

Как только Сфинкс понял, что я бегу за ним, он отпустил меня и уже знакомо сперва перешел на быстрый шаг, а затем – на привычный.

– Почему так боятся некротическую магию? Она иногда бывает очень полезна, – тихо спросила я, не зная, куда мы идем, но выбрав для вопроса наиболее безлюдный участок улицы.

В голове всплыл образ Гулльвейг, использующей некромантию для спасения Борилла. А еще я не понимала, почему сам Сфинкс так спокойно относился к ней, хотя в книгах, что я читала и в Доме, и в лесах, говорилось, что ее страшились и даже презирали все, кто, видимо, ею не владел. Выходит, все-таки не все?..

– К ней относятся по-разному, – пожал плечами Сфинкс. Когда я поравнялась с ним, то увидела, что выглядел он непринужденно. – Но чаще всего, когда слышат о ней, то сравнивают со смертью. А ее боятся очень многие.

Я задумалась, коснувшись груди, где ранним утром странно ныл шрам. Почему многие боялись смерти? Это ведь раз – и все. А дальше… а что дальше? Может, неизвестность всех и пугала?

Жизнь – довольно ценный ресурс широкого применения. Ее составляющие – все тело, его отдельные части, душа или та же кровь, – топливо для разных, в том числе и запретных заклинаний. Мысль за мыслью в моей голове появились всякие домыслы относительно книги того культа змеепоклонников, находящейся где-то на границе между Сиакурией и Бедфордией. Если верить словам Газела, члены культа промышляли жертвоприношением. Это слегка касалось некромантии, но могло ли быть частью чего-то еще?.. И неужели сегодня все-таки казнят кого-то из-за этого?

«Некромантия, похищенный в рабство друг Гулльвейг, «эксперимент» над Сфинксом, где замешены рабы, магическая руда, усиливающая магию и добываемая самыми разными путями и моя книга, – в голове в единую картину неохотно складывались крупицы информации. – Я что-то определенно упускаю!»

В мыслительном порыве я до боли закусила губу и тем самым вернула себя в реальность. Все еще идя за Сфинксом, я заметила знакомые улицы рабочего района города.

– Мы не купили тебе плащ, – подала тихий голос я. – И новый доспех.

– Поэтому мы здесь, – отозвался Сфинкс. – Обычно в рабочих районах живут и работают кузнецы. С плащом я что-нибудь придумаю.

– А Гулльвейг? Мы теперь без нее? – спросила я, достав из сумки дневник и сделав пару заметок в нем относительно устройства городов.

– Проверим у дома Газела после, – рассудил Сфинкс. – Думаю, в такую рань он еще спит, и ее к нему не пустили. Будем искать Гула вместе. Нам все-таки всем нужно в Бедфордию.

До этого момента я сомневалась в том, что Сфинкс действительно собирался держать свое обещание с учетом всех тех выходок, что он совершал. Но последние его слова успокоили. Даже если он все еще подозревал меня в причастности к «Клыку», – мне это уже было неважно.

Кое-что вспомнив, я спросила:

– На каком языке ты говорил с теми людьми, которые вымогали деньги у торговца?

– М-м-м, на общем, – удивился вопросу Сфинкс.

– Он звучал странно, словно какой-то диалект.

– Ах, это! – Сфинкс весело усмехнулся. – Не стоит забивать этим свою светлую эльфийскую головку.

– Почему? – искренне не поняла я. – Вдруг мне когда-нибудь потребуется расшифровать какие-то тайные руны, а я не смогу этого сделать, не зная такую разновидность общего языка.

Сфинкс остановился и посмеялся в голос.

– Поверь мне, этот язык рунами никуда не ляжет, – переминая слова со смехом, он посмотрел на меня. – Это как если говорить вежливо при дворе какого-нибудь графа или короля в подворотне трущоб.

Объяснение было предельно ясным, – все-таки диалект. Я улыбнулась, убрала дневник и с гордостью сказала:

– Ладно, хоть один эльф в твоей жизни сказал что-то веселое!

– Тут не поспоришь, – кивнул Сфинкс с улыбкой.

Мне нравилось наблюдать за тем, как общался этот человек: как ловко он находил разные пути к разным существам. Это было похоже на выслеживание добычи в лесу. Если хищник охотился за зайцем, он делал это не так, как когда охотился на оленя. Только в случае общения трофей – не пища, а информация, услуга, знание, словом, любая выгода. Иногда она может быть взаимной. Иногда – нет. Очень хотелось научиться этой технике, – общению, которое казалось мне куда более сложным, чем собирательство, которым я занималась в лесу. Хотелось применить те знания, которые я уже пронаблюдала.

Спустя несколько минут я уже пытливо оглядывала низенькое каменное строение, примыкающее к кривому двухъярусному домику с покрытой тонкими бревнышками крышей, к которому меня привел Сфинкс. И как у него только получалось ориентироваться в незнакомом месте?.. Из полукруглых окон каменной пристройки я видела отблески пламени и чувствовала жар и запах металла. Но подойти ближе возможности не было: Сфинкс остановился у заваленных колющим и режущим оружием ящиков, бочек и лавок и принялся о чем-то весело переговариваться с безволосым дварфом, чья голова целиком была выпачкана копотью. Я не сразу стала вслушиваться в их разговор. Куда более интересным для меня было осмотреть навес перед пристройкой, под которым висели самые разные доспехи: и стеганные, и кольчужные, и даже чешуйчатые и кожаные. Кое-где висели лишь металлические пластины для защиты отдельных участков тела.

Когда я отвлеклась от созерцания необычной лавки, где товар делался прямо за стеной, то услышала только, что Сфинкс уже договорился вернуться за заказанной броней через два часа. Судя по солнцу, сейчас шел десятый час. Это получается, нам не удастся убраться из города до казни.

Дом Газела находился недалеко от кузницы, в которой Сфинкс заказал себе новый кольчужный доспех. А мне нужно было к выходу из района, чтобы продать Золотару магический камень с гончей, используя то, что я усвоила, наблюдая за Сфинксом.

К Золотару в одиночку Сфинкс меня не пустил. Я спорить не стала, мне наоборот это было в радость. Сам он, наверное, решил не упускать возможность наладить еще одну выгодную связь. Хоть я и сомневалась в том, что он был сведущ в алхимических делах, спрашивать я не стала. Во всяком случае, озвученной причиной сопроводить меня стало беспокойство о том, что я потеряюсь. Это было… мило.