Лейла Б.
Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

– Болит?

– Иногда, – с удивлением в голосе ответила я.

– Хочешь вспомнить, откуда у тебя этот шрам? – Солар склонил голову на бок, будто бы Ему самому стало интересно. – И тот, что на спине, соответственно.

– Да! – без колебаний ответила я, даже не успев подумать.

Это было похоже на предложение живительной воды путнику, потерявшемуся в пустыне. Мучимый жаждой, он бы сказал это «да» так же, как и я сейчас.

– Это воспоминание может пробудить в тебе отголоски той ненависти, которую ты предпочла на время забыть, – предупредил Солар.

– Не ослабит ли это меня перед сущностью, с которой я буду бороться? – уточнила я.

– Это зависит от стойкости уже твоей души, – ответил Солар.

– Я все равно согласна.

– Тогда подойди ближе, – Солар медленно протянул ко мне руку ладонью вверх.

Я шагнула навстречу и, чуть поколебавшись, накрыла Его ладонь, словно отвечая согласием на предложение потанцевать. Это пробуждало воспоминания со смотрин. А еще – вызвало тепло на лице.

Солар аккуратно переплел наши пальцы и сказал нежно:

– Пари.

– Парить?

– Научись летать, словно всегда это умела.

Я чувствовала тепло Солара даже через черную ткань на Его ладони. Мне всегда этого не хватало: простого тепла прикосновений. А тепло Солара всегда успокаивало.

Закрыв глаза, я обратилась в свой внутренний мир, задаваясь вопросом: как бы изменилось мое тело, научись оно летать? Первой ассоциацией было чувство тяжести в районе лопаток. Крылья Солара были огромными, в них можно было несколько раз завернуться такой как мне. По Его образу я стала строить новую себя в своем воображении.

Представляя, как ощутимо тяжелые, неизвестно откуда всплывшие чувства вины и ненависти, обиды и раздражения собираются с моих конечностей, облегчая их, и образуют иллюзорные крылья, я ощутила пару ударов сердца и поняла, что мне чего-то не хватало.

– Существа в твоем мире не летают, потому что смотрят на птиц и не понимают, что крылья – это ноги, – наставнически сказал Солар.

Осознав свою ошибку, я поспешила отказаться от копирования образа и стала преобразовывать собственные ноги под миниатюрные крылышки. Я представила, как они, видимые только мне, мило топорщатся из моих стоп, позволяя ощущать воздух вокруг себя как невидимую лестницу в любое нужное мне направление. Это было моим местом. И я постаралась ощутить его физически.

Ответом была острая, режущая боль в ступнях. Солар молчал, и из упрямства я не стала прекращать свои попытки, поэтому очень скоро взаправду ощутила преобразование воздуха под своими ногами. Как только это произошло, невзирая на боль, я стала подниматься выше, желая оказаться на уровне глаз Солара.

– Когда редко используешь собственные крылья, бывает больно их расправлять, – сказал Солар, видя мое лицо, искаженное болью. – Потерпи.

Тогда я поняла, что я на верном пути! Кивнув в знак то ли благодарности, то ли чего-то еще, я терпела боль и училась, радуясь тому, что открываю новое, весьма полезное, к тому же, знание.

– Птицы вашего мира, садясь на ветку, готовы к тому, что она под ними обломится, – продолжал витиевато наставлять меня Солар. – Они чувствуют себя в безопасности, потому что верят не в опору под собой, а в себя.

Эти слова снова изменили мои представления. Продолжая концентрироваться на собственных ступнях, я отбросила ощущение твердости под ними и представила скольжение, воображая тот самый звук, с которым Сфинкс взмахивал своей рапирой. В этот момент пальцы Солара сжали мою руку особенно сильно, а затем довольно резко отпустили.

Я с испугом открыла глаза и увидела, что парю в воздухе без поддержки. Мои руки рефлекторно раскинулись, ища, за что зацепиться, будто бы я поскользнулась на ровном месте и могла упасть. С силой заставив себя расслабиться, я держала в голове образ ворона, чьими перьями лесные эльфы украсили плечи моего доспеха. После я посмотрела на Солара и сменила образ на орла, – он был больше ворона и сильнее его. А затем, я выровняла себя так, словно стояла на земле, находясь при этом в воздухе. Боль начала отступать, оставляя после себя легкое онемение. И я посмотрела на Солара с улыбкой, будто ничего не изменилось; я парила наравне с Ним, на уровне Его глаз так, как хотела, словно делала это всегда.

Солар снова оглядел меня с ног до головы, а затем положил на мою голову ладонь и сказал:

– Вспомни.

Это слово несколько раз раздалось в моей голове эхом. Я смотрела Солару в глаза. Его свечение уже было привычным, но после этого слова – ослепило вновь.

Когда я проморгалась, то поняла, что бегу по лесу. Я ощущала, как холодная трава щекотала мне ноги под полами длинного голубого расписного платья, чей подол вымок от утренней росы. Ощущала, как бешено колотилось мое сердце, мешая дышать и вслушиваться в лес, который звучал не так ясно, как я привыкла его слышать. Какое-то странное волнение не давало избавиться от мысли, что меня кто-то преследует.

Чтобы восстановить сбившееся дыхание и вернуть силы в дрожащие ноги, я решила сделать передышку и спряталась за широким деревом, прислонившись к нему спиной. Я попыталась прислушаться, чтобы оценить, как далеко я смогла убежать. Но лес не отвечал мне. Я слышала лишь свое шумное дыхание, да биение осточертевшего сердца, ощущавшего жуткую несправедливость и обиду, от которой хотелось бежать, кричать и бить руками все подряд.

В этот момент все резко стихло: сердце больше не билось, вдохнуть я больше не могла. Даже стон с губ сорваться не успел. Перед глазами поплыло из-за невыносимой боли, словно бы все мои разрушительные эмоции сосредоточились в груди и разом вырвались наружу.

Я успела увидеть только крупную ладонь в золотом свечении с бронзовым оттенком кожи, пронзающую меня со спины, и узнать ее как ту, что после вернула меня к жизни. Я успела почувствовать запах собственной крови и услышать над ухом нежные, скорбящие слова:

– Я должен был сделать это, чтобы ты не досталась ему.

Я моргнула. Передо мной снова стоял Солар.

Голова моя была тяжелой. Мне нужно было время, чтобы разобраться со своими мыслями. Я осмотрела левую руку Солара. Она все еще была в доспехе, и сжимала что-то в кулаке. Тогда я снова посмотрела в Его глаза. Они ничего не выражали. Практически, как и Его голос, пронесшийся сквозь века. Тогда я ощутила страх. Это путало меня. Он спас меня от чего-то, подарив смерть…

Одно я поняла точно. Забытые воспоминания скрывали путь к обретению настоящей силы, к которой сейчас я шла, словно человеческий детеныш в темноте, практически на ощупь! Но путь был верным, я чувствовала это, словно узнавала дорогу. Странно…

– Когда я узнаю больше? – тихо спросила я.

– Когда станешь сильнее, – ответил Солар.

– Сильнее кого?

– Ты предпочла не помнить этого.

– Обещаешь, что, когда придет время, я вспомню все?

– Ты сама себе пообещала это.

– Мы… будем встречаться также?

– Кто знает… – протянул Солар, не убирая руку с моей головы.

– Тогда как так получилось, что мы беседуем сейчас друг с другом вот так? Я же не нахожусь опять при смерти…

– Это слегка иной, но снова крайний случай.

Я во все глаза смотрела на Солара, не зная, что сказать. Он сейчас едва ли не открыто говорил о том, что ради меня уже не раз вмешался туда, куда было нельзя. Наверняка, Ему это было нужно! Ну не бывает ведь иначе, не так ли?..

Пока я думала, Солар погладил меня по лицу, убирая руку с моей головы, и поднес ко мне ту, в которой что-то держал. На ладони у Него лежало и переливалось алым небольшое колечко из мягких, перекрученных, серых перышков с золотым опылением на конце каждого. Увенчано кольцо было миниатюрной копией настоящего сердца.

Мое собственное пару раз стукнулось о ребра.

– Это поцелуй сквозь века, – тихо сказал Он, словно не привык говорить что-то ласковое. – Можешь оставить его себе, а можешь кому-то отдать.

За всю мою жизнь это был третий вещевой подарок, который я помнила. Я аккуратно взяла кольцо, повертела, рассматривая и восторгаясь ювелирной работой, а затем сжала в кулаке и прижала к голой груди, чтобы ощутить его тепло, после чего с улыбкой посмотрела на Солара.

– Спасибо, – я была тронута, голос предательски дрогнул. Мои мысли обернулись белыми перьями и рассыпались, сразу показывая совершенно иной образ. Но он тоже был теплым. – Насколько я могу рассчитывать на тебя впредь?

– Хоть я и часто наблюдаю за тобой, я всего лишь направляю, – ответил Солар. – Не забудь мою просьбу. Присмотри за тем человеком. И будь осторожна.

Я хотела насладиться моментом странной близости, сполна ощутить возникшую неловкость, возможно, даже обнять Солара. Я хотела спросить много чего еще. Но я не успела. У меня не получилось ни двинуться, ни издать даже звука, как бы я ни желала. Тряхнуло, и Солар стал резко отдаляться от меня. Я потянула к Нему руку, попыталась сопротивляться той тьме, что снова стала окутывать меня, лишая Его света и тепла. А Он молчал и наблюдал, лишь белые лепестки акации полетели вслед за мной. Один щекотливо коснулся щеки. Совсем скоро я осталась совершенно одна в темноте, наедине со своими мыслями и страхом того, что когда я проснусь, – а я обязательно проснусь! – то ничего и никого не вспомню.

***

Прежде, чем я окончательно пришла в себя, я ощутила холод. Он в моей жизни еще никогда не сулил ничего хорошего, поэтому я приказала себе быстрее продрать глаза. Зрение ответило мне не сразу, но даже до этого получилось понять, что я двигаюсь. Ощущение походило на то, которое я испытывала во время транса, когда добиралась до Будгарда на караване. Значит, сейчас меня тоже куда-то везли. Чуть позже догадку подтвердил добравшийся до сознания топот копыт и запах сена.

Я попыталась сесть. Как только это получилось, холод немного отступил. Затем я проморгалась и увидела, что сижу в двухосной повозке на подстилке из сена, а холодными были прутья клетки, в которой я находилась.

Первым делом я машинально оглядела себя. Веревок и кандалов не было, – уже плюс. Но были синяки. Их на себе я не помнила давно; пока оглядывала и трогала, с ужасом поняла, что у меня больше не было кольца! Моего магического кольца, прямиком из Дома! Лишь потом я заметила отсутствие перчаток, доспеха лесных эльфов и уютного плаща. Голову тоже больше ничего не стягивало. Хорошо, что хоть сапоги оставили!.. А еще что-то явственно ощущалось за пазухой. Незамедлительно проверив это, я с облегчением отметила, что дневник с рисунками остался со мной.

Тошнило. Тело ныло, словно меня били. Яда внутри не чувствовалось, выходит, Солар не солгал, называя его «зельем, отключающим биологическую оболочку». Может, не лгал он и в остальном.

Стараясь отвлечься от неприятных ощущений, я осмотрелась в первую очередь для того, чтобы найти дорогие мне вещи. Я не хотела верить в то, что я могла потерять что-то. Однако в поле зрения ничего такого не попалось. Зато я увидела Гула и Гулльвейг. Первый сидел по одну со мной сторону, просто в противоположном углу клетки, и дремал. А вторая – наискосок и, кажется, как раз приходила в себя. Поняв, что Гулльвейг испытывала те же ощущения, что и я, когда просыпалась, я захотела успокоить ее. Для этого я переползла поближе, – да и от Гула хотелось отсесть, – улыбнулась, хотя понимала, что Гулльвейг вряд ли увидит мое лицо первые минуты и сказала бодро:

– Доброе утро! – после чего осмотрелась снова.

Ясный солнечный день. Утро. Нас везли по какой-то неровной, каменистой местности, практически полностью лишенной деревьев. Запряженная саврасая лошадь, кучер. Один крупный всадник на кауром коне, по всей видимости, сопровождающий; растрепанный человеческий мужчина в плаще с мечом за поясом и кулоном в виде клыка на шее, – справа от повозки, если смотреть в сторону движения. Я аккуратно поднялась на ноги. Впереди, между лошадиными ушами различалась еще одна двухосная повозка с такой же клеткой, но без сопровождения. В ней находился Сфинкс.

Прежде, чем я поняла, в сознании ли он, меня отвлекла возня за спиной. Гулльвейг села на колени и принялась ощупывать себя. Вид ее был обеспокоенным, когда она не нашла чего-то на своей груди, – то, к чему часто прикасалась через ткань. Попытавшись поддержать ее, я продемонстрировала собственные руки и, не теряя веселого тона, сказала:

– У меня тоже ничего нет.

А после осеклась. Сопровождающий всадник даже ухом не повел. Тогда мне пришла в голову одна мысль. Я отошла к противоположной от него стороне клетки и тихо прошептала просьбу. На мой зов откликнулся пролетавший мимо ворон. Он сел на вытянутую мной руку, и я попросила его посчитать, сколько всего врагов окружало меня сейчас. Он улетел, и я снова повернулась к Гулльвейг, думая о том, что два кучера и один всадник – как-то мало для каравана с «живой» добычей.

Гулльвейг, тем временем, вынула из-за пазухи небольшую книжку, как оказалось после – молитвослов. Выходит, не мне одной оставили «сувенир». К тому же, у нее тоже не было ни доспеха, ни плаща, ни походной сумки. Как, собственно, нигде в повозке наших вещей не наблюдалось. Осознавать это было прискорбно.

Заметив, наконец, на себе мой взгляд, Гулльвейг оглядела меня с ног до головы. Даже не умея читать мысли, я поняла, для чего это было. Поняв, что я цела, она обратилась к Гулу. А я заметила на ее правом запястье красную ленту. Раньше ее не было.

– Как ты? – спросила Гулльвейг у гнома обеспокоенно.

Неохотно выныривая из дремоты, Гул, сперва, оглядел ее, потом – меня, а затем сунул руку за пазуху и достал оттуда пустую стопку, невесело прокомментировав:

– Они вам тоже оставили символичные предметы?

– Может, у тебя где-то выпивка осталось? Раны обработать, – не особо на что-то надеясь, спросила Гулльвейг, проигнорировав его вопрос.

– Разве что остатки в моей крови с последней моей трапезы, – буркнул Гул, оглядев перемотанный, пропитавшийся кровью обрубок собственного пальца. – Не стоит проявлять заботу сейчас, возможно, нам это уже и не нужно. – Он развернулся спиной к углу клетки и обратился ко мне и Гулльвейг одновременно. – Пока вы тут дрыхли, я смог подслушать разговор этих, – Гул кивнул в сторону кучера и всадника у повозки. – Нас везут в рабство, а человека в повозке впереди, – куда-то в другое место.

Гулльвейг посмотрела на меня вопросительно.

Я напряженно поджала губы, не спуская глаз с трезвого гнома; неужели «сынок» Томана и Марии, член «Клыка», все-таки заподозрил Сфинкса под его «маскировкой» и доложил остальным?.. Нужно будет как-нибудь сплести заклинание невидимости и иметь его в своем арсенале…

– Что ты еще смог услышать? – спросила я Гула. – Может, конкретное место?

– Ничего, – ответил тот. – Они в основном говорили наверху.

– Получается, тебе не дали выпить тот «яд»? – сощурилась я.

– Да какое там! – Гул с досадой махнул рукой. – Вы представляли опасность, вот они вас и вырубили… Я-то что…

– Основной центр работорговли в Бедфордии, – заметила Гулльвейг.

– О, так нам по пути! Ха-ха! – покривлялся Гул и вздохнул. Осмотрев Гулльвейг, он вдруг оживился и спросил у нее, – откуда у тебя эта красная лента? Когда ты успела? Может, прихватила что-то еще? Более полезное?

Та не ответила. Она задумчиво осмотрела свое запястье и аккуратно коснулась ленты, будто бы что-то вспоминая. В этот момент я тоже кое-что вспомнила. Пошарив по карманам своей одежды, которая раньше была под доспехом и плащом, я нащупала, как оказалось после, золотую монетку и кольцо. Оставалось понять, смогу ли я колдовать с его помощью, но мысленно я сразу же поблагодарила Солара за очередную его помощь. Во всяком случае, этим он подарил мне надежду сражаться за мою, а теперь еще и не только мою, жизнь дальше.

– Эй, а что это там? – Гул посмотрел мне за спину.

Я обернулась. Гулльвейг встала на ноги и подошла ближе.

В повозке впереди Сфинкс уже стоял в полный рост. Он протягивал к нам руку.

– Что он делает? – спросил Гул, сравнявшись с нами.

Мы с Гулльвейг синхронно пожали плечами. А затем я ощутила острую боль в области шрама на груди, сердце мое будто рукой физически сжали. Я тут же сгрудила в пальцах затрещавшую от напряжения ткань до побеления собственных суставов и слегка ссутулилась. На сено под моими ногами капнула кровь. Я легонько коснулась собственного носа и оглядела окропленные ею пальцы. Сощурившись, я с изумлением посмотрела на Сфинкса. Его почему-то алые сейчас глаза окутывал туман. Внезапно у меня заложило уши. Я выгнулась, коснувшись головы одной рукой, будто бы это могло помочь мне унять оглушающий звериный рык, зазвучавший в ушах вместе с бешеным биением собственного напуганного сердца.

«Оставайся в сознании, – приказала я сама себе, борясь с нарастающей паникой и пытаясь понять, что происходит. – И думай, дура! Думай».

Я смутно, сквозь кровавую пелену, видела, как Гул шарахнулся от меня и вжался в прутья клетки. В его темных глазах отчетливо виднелся страх. Гулльвейг тоже была напугана, но, несмотря на это, она протягивала ко мне руку, желая коснуться моего плеча. На кончиках ее пальцев подрагивали синие ниточки. Как только я увидела их, как только заметила, что вокруг меня завертелись знакомые мне багровые, остервенело потянувшиеся к Гулльвейг, я отстранилась от нее, ускользая из-под ее руки, и со всей силы замотала головой. Я очень хотела сказать ей, чтобы она не подходила ко мне, но я не могла издать ни звука. Казалось, если я заговорю, то моя голова лопнет. А если Гулльвейг подойдет, я могла ненароком ее обжечь, например, если не хуже под действием багровых нитей.

– Верни то, что принадлежит меня! – не своим, гробовым голосом прокричал Сфинкс.

Я развернулась к нему, оставляя Гула и Гулльвейг за спиной. Его слова в мгновение ока словно обернулись лезвием и вонзились в мою грудь. Стало холодно. Перед глазами всплыла картинка, которую показал мне Солар, где я умирала от Его руки, где обволакивающий холод смерти остановился под действием Его тепла и развеялся Его светом. В сочетании с завертевшимися в голове словами Сфинкса, – гневными, режущими, приносящими страдание, – мне снова захотелось услышать уставший голос Солара. Я попыталась представить Его образ, но перед глазами показался… мечущийся в беспамятстве волк…

Я задрожала всем телом. Моя рука все еще сдерживала ткань на груди, будто бы это чем-то могло помочь. Я не заметила, как по ней потекла кровь, как в реальном времени снова открывался мой старый шрам, как окрасилась багрянцем моя рубашка. Второй рукой, желая прикоснуться к своему Солнцу, возможно, в последний раз, я залезла в карман и надела себе на палец новое кольцо, чтобы не было так страшно умирать снова. Затем, запрещая мне дышать, вместо руки в этот раз из моей груди вырвался тот самый образ – кровавый призрачный волк.

Пытаясь не терять сознание, я уцепилась за образы Гула и Гулльвейг в своей памяти. Будь моя воля, не сдерживаемая этой клеткой, я бы отошла от них как можно дальше. Волк же, вырвавшись, рванул вперед и перед глазами поплыло. Приглушенным эхом я услышала чей-то вскрик и ржание коней. Надеясь, что хотя бы Гулльвейг цела, я на какое-то время провалилась в некомфортную темноту, где было холодно и больно, но уже не страшно. Там не было никакого света и тепла. Через какое-то время я почувствовала, что меня кто-то прикасался, и только по синему свечению под веками поняла, кто. Мне стало легче, – боль в груди прошла, кровь остановилась. Гулльвейг спасала меня, потому что это был ее долг; она сама об этом говорила. Тогда я ощутила острое желание быть кому-то нужной и понимать, что моя жизнь для кого-то важна не из чувства долга…

А еще я не хотела, чтобы меня боялись, как тех алых глаз…

«Вставай! – кричала я сама себе. – Вставай!»

Тело отвечало неохотно. Я сжала кулаки, ощущая на пальце поцелуй сквозь века. В голове крутилось только одно имя. Будто бы обратив его в заклинание, с каждым его повторением я все лучше стала слышать, что происходило вокруг.

– Что ты с ней сделал?! – гневно кричала кому-то Гулльвейг.

От ее крика болела голова. Или дело было не в нем? Чтобы не погрязнуть в собственных ощущениях, я сосредоточилась на внешнем, и отчетливо поняла, что больше мы не двигались. А затем меня кто-то взял на руки. Зрение возвращалось не спеша. Сказать по правде, когда я поняла, что меня кто-то куда-то понес, и услышала голос этого существа прямо над ухом, мне очень захотелось, чтобы мое зрение не возвращалось вовсе.

– Бежим отсюда! – скомандовал Гул. – Черт, да она горячая, словно огонь!

И тут я снова ощутила холодную траву. Сейчас это было даже приятно. Вдыхая запах сырой от утренней росы земли, я успокаивалась.

«Быстрее приходи в себя!» – думала я.

– Бежим, бежим, бежим! – прокричал Гул. – Потащили твою подружку вместе, а то она обожгла меня!

– Постой! – осадила его Гулльвейг. – Там вооруженный человек!

– Ты сражаться собираешься?! – опешил Гул.

– На коне он легко догонит нас! – сказала Гулльвейг. – К тому же, там остался Сфинкс.

– После того, что он сделал, ты еще и за него волнуешься?! – опешил Гул.

– Естественно!

«Да что у них там такое?!» – злясь на собственное состояние, подумала я, повернулась на бок и с силой всмотрелась вперед.

Чуть левее лежала сломанная повозка, порезанная лошадь и обезглавленный кучер. Прямо передо мной стояли Гул и Гулльвейг. На них скакал всадник. Позади него от нас удалялась повозка с разрушенной клеткой, в которой я уже никого не разглядела.

Вот Гул обнял Гулльвейг за талию, прижался всем телом и сказал:

– Что ж! Героями не рождаются, героями становятся! Раз не бежим, значит, сражаемся! – и устремился навстречу всаднику, раскидывая руки, так быстро, что Гулльвейг не успела его как-либо остановить.

Всадник сделал какой-то странный взмах рукой, будто посылая кому-то сигнал, и достал из ножен меч. Однако лошадь не стала давить Гула, а встала на дабы и скинула с себя всадника, устремившись прочь.

Испытав легкое чувство радости за сбежавшее из неволи животное, я посмотрела в сторону второй повозки. Она остановилась. Из разрушенной клетки выскочила тень и устремилась к кучеру. Одно ловкое движение, и человек на ко́злах обмяк. Тогда тень обернулась на нас, и в лучах утреннего солнца я узнала Сфинкса, – живого и на вид куда более здорового, чем я сейчас. В его руках был обломок прутьев клетки.

По всей видимости, Гулльвейг увидела Сфинкса тоже, поскольку по его примеру вооружилась сразу двумя предметами того же типа от клетки, в которой мы все находились несколько ранее. Она направилась к Гулу, желая, по всей видимости, отдать ему хоть какое-то «оружие».

Я посмотрела на свои руки, аккуратно отпуская ткань измазанной кровью рубашки. В приступах боли и паники оказалось, я надела свое оружие, подаренное мне кольцо, на безымянный палец левой руки. Слабо улыбнувшись такому символизму, я собрала все свои силы и села на колени. Подставляя лицо ветру, я отбросила все, что происходило вокруг. Я была жива и зла. Больше ничего не болело, только неприятно ныло, а на нервы действовал лишь запах моей крови. Но злость моя больше не клокотала внутри вперемешку с огнем. В голове больше не звучали призывы сжигать и бежать. Это было хорошо и странно одновременно.

– Если так пойдет и дальше, мне не хватит ни на что моей собственной крови, – вполголоса проговорила я больше для того, чтобы убедиться, что я сейчас именно я.

В этот момент мне на плечо сел ворон и каркнул оставшееся число живых врагов, которое я незамедлительно повторила вопросительно во весь голос, потому что число оказалось внушительным:

– Пятеро? А, впрочем, чего я удивляюсь…

Это привлекло внимание Гулльвейг. Когда она посмотрела на меня, я неуверенно встала на ноги, с благодарностью отпуская моего пернатого помощника. Кивнув Гулльвейг в знак того, что со мной все более-менее нормально, я обернулась. Позади находилась каменистая возвышенность. Дорога, на которой наши повозки остановились, здесь петляла между поросшими колючим кустарником холмами. На одном из таких я смогла заметить хорошо замаскированного человеческого мужчину с тем же кулоном, что и у всадника. Он готовился сбросить на меня сеть.

Про себя еще раз поблагодарив лесных эльфов за то, что научили меня распознавать природную маскировку лучше, чем какую-либо еще, я незамедлительно решила атаковать и протянула руку к этому человеку. Сжав его образ в кулак, я произнесла тихо:

– Сгинь… – желая наслать проклятие, но ничего не получилось.

Черные нити попросту не сплелись в заклинание. Тогда я незамедлительно попыталась призвать огонь, но и он, махнув слабыми языками пламени, не стал разгораться. И тут на меня накинули сеть…

Я задрожала всем телом и опустилась на колени под весом обрушившейся на меня утяжеленной ловушки, пробуждающей ненужные сейчас ассоциации с прошлым. Нужно было что-то придумать! Нужно было как-то действовать!

Я посмотрела на свое новое кольцо, чтобы хоть как-то отвлечься: цветные нити магии вокруг него были тонкими и то появлялись, то исчезали. Точно! Настройка!.. К любому новому оружию, – тем более магическому, – нужно было привыкнуть!

Я подняла голову и посмотрела на свою… команду. Блеснул меч в свете солнца. С помощью врученного Гулльвейг «оружия» Гул смог отразить атаку неудачно некоторое время назад спешившегося мечника, но лишь отчасти. Удар пришелся гному в плечо, тут же окрасив его рукав красным. Он больше не мог держать свое «оружие».

Сфинкс, между тем, уже был вооружен мечом, отобранным, по всей видимости, у его предыдущего противника, безвольно свисающего с края повозки. Сейчас, на ко́злах, Сфинкс сражался с кем-то еще.

Тут на секунду скрылось солнце. Затем еще раз. И тревожный голос Сфинкса заставил вздрогнуть:

– Эй! К нам приближаются какие-то летучие твари!

Я вмиг задрала голову. В небе над нами летали две виверны: двадцатифутовые существа, похожие на драконов, только с двумя конечностями и сплюснутой головой с раздвоенной челюстью. На них кто-то был: я отчетливо различила крепление под седла на животах этих животных. Проведя параллель между собой в моем нынешнем положении и прирученным зверем, я схватилась за плетения сети со злостью, желая сжечь их не через кольцо, как обычно, а через собственную кожу. Вести магию так было сложнее и опаснее, но иного выхода я не видела. Слава лесу, никакой голос более не сбивал меня…

Чтобы сосредоточиться, я стала считать наших противников, сразу отметая убитого кучера моей повозки. Мечник напротив Гула и Гулльвейг, двое неизвестных существ с сетями, – надо мной прямо сейчас и поодаль, на камне с такой же сетью, – нынешний противник Сфинкса, на моих глазах удавивший его в плечо и уже обезвреженный кучер возле их ног. Итого пятеро, как и сказал ворон.

Кто же тогда надвигался на нас сверху?

В этот момент я ощутила странную легкость. Я посмотрела на свои руки, под пальцами которых тлела сеть – синяки с них исчезли и вернулись силы в тело. Тогда я посмотрела на Гулльвейг, – у кого еще могли быть подобные заклинания? – она, бросив прут от клетки, укрылась от противника за край поломанной повозки и держала руки у груди, касаясь пальцами красной ленточки на правом запястье. Синие нити магии вторили шевелению ее губ и обволакивали и меня, и Гула, и Сфинкса.

Все это время ускользающий от атак Гул, почувствовав прилив сил, резко пошел в лоб на мечника, застав того врасплох. На ходу схватив некогда выроненный кусок обрешетки, он ударил им своего противника по мечу снизу вверх, заставляя того принять удар на гарду. После этого Гул ногой саданул мечника по ведущему запястью и повернул свое оружие по гарде его меча так, что тот его выронил. Затем, ловко проскочив между ног, Гул оказался сзади него и схватил.

Заметив это, Сфинкс спрыгнул с повозки, на ходу вытаскивая из сапога метательный нож. Он кинул его в ринувшегося за ним противника, а сам направился к Гулу. Оказавшись рядом, он резанул мечом по тому, кого держал гном, рассекая ему живот и грудь. Гул тут же отпустил закричавшего человека, позволяя ему отползти в сторону.

В эту же секунду взвизгнула Гулльвейг. Гул сразу же среагировал и направился к ней, оставляя Сфинкса наедине с нагнавшим его противником, успевшим вынуть метательный нож из плеча, хотя, я была уверена, он должен был лежать с ним в горле. Воспользовавшись тем, что Сфинкс не успел полностью развернуться с последнего маневра и лишь на секунду замешкался, услышав Гулльвейг, враг ударил его в бок его же ножом и тут же получил ответный удар локтем в лицо. На саму Гулльвейг, между тем, пытались накинуть сеть, как и на меня: мужчина держал ее за раненую руку, доставляя этим боль, и никак не мог совладать.

Понимая, что меня явно списали со счетов, поймав, как дичь в лесу, я скрипнула зубами от злости. Место, где я держала сеть горящими руками, истончилась, и я смогла разорвать ее. Постаравшись направить свое негодование в собственные ноги и с облегчением отмечая, что это сработало, я оторвалась от земли, рванула в сторону быстрее, чем если бы бежала и взлетела. Тот, кто поймал меня в ловушку, уже был вооружен арбалетом, пригибался и целился в мою команду. Теперь я была сзади него и, не теряя ни секунды, подлетела и ударила ногами в спину. Он выронил арбалет и ткнулся носом в землю. Я спешно скинула ногой его оружие и посмотрела за него, вперед, на остальных.

Противник Сфинкса, с которым он сражался еще у повозки, оказался сильнее. Пока я разбиралась с сетью и тем, кто накинул ее на меня, а Гул повис на руке того, кто схватил Гулльвейг, Сфинкс успел получить еще одну рану. А я думала, что он нужен был живым!.. Теперь, когда на нем не было темного плаща, на его, явно большой ему по размеру, светло-серой рубахе собственная кровь вырисовывала места как минимум трех серьезных ран: на плече, в правом боку и спине.

Сфинкс стоял неподвижно несколько секунд. Казалось, он терял сознание и боролся с этим, как и я по его милости несколько ранее. Несмотря на это, я уже практически слетела с возвышенности, на которой была, чтобы преградить путь тому, кто так сильно ранил Сфинкса, да только остановилась на половине мысли.

Сфинкс закричал; его протяжный крик быстро перешел в уже знакомый рык. Он откинул меч и схватился за голову изменяющимися на глазах руками и то горбился, то выгибался. Изменения его тела заставили оторопеть всех наших врагов, – они были будто бы даже очарованы, не имея сил отвести взгляд, бежать или предпринять что-то еще. Наблюдая за трансформацией Сфинкса под все теми же багровыми нитями, я обратилась к собственным ощущениям, которые ничем, кроме общей слабости от пережитого после пробуждения, мне не ответили.

Как только Сфинкс стал точно таким же, каким я видела его в подземелье под шахтой Бриджа, он развернулся, прыгнул на своего противника и схватил за горло. Тот даже пикнуть не успел, только потекли струйки крови по острым когтям, теряясь в белесой шерсти, пока Сфинкс подносил его к себе. Он рычал, скаля зубы, и не спешил расправляться с человеком физически. То, что я увидела потом, повергло меня в шок, – такого я еще ни разу не видела вживую. Из обезумившего от страха человека, который даже оружие свое выронил и только и делал, что неотрывно смотрел в алые глаза полу-волка, стала медленно отслаиваться мутноватая пелена. Через какое-то время она истончилась и вытянула за собой из тела крохотную, мерцающую, темную сферу. И ее поглотил Сфинкс!