Евгений Александрович Скворцов
Мои авианосцы
Особенно тяжело воспринимается штормовая погода, когда корабль не свободен в своем маневрировании при выполнении поставленной задачи. Такие моменты часто бывают в жизни военных моряков.
В1975 году большой противолодочный корабль «Адмирал Исаченков» совершал межфлотский
переход из Крондштадта в Североморск. Новейший корабль, после приемки государственной
комиссией на Балтике, должен был перейти к месту своего постоянного базирования на Северный флот, в мою родную бригаду. Приказом командующего флотом я был назначен старшим на переход. Был конец года, вершина полярной ночи, самый штормовой период.
В назначенный день вышли в море. В Северной Атлантике в это время флот НАТО, проводил ежегодные учения под названием «Оушен сафари» («Океанская охота»). На них были сосредоточены крупные подводные, надводные и воздушные силы. Кроме постоянной эскадры НАТО, в районе учений под флагом командующего Атлантическим флотом были развернуты две смешанные авианосно-ударные группы с авианосцами «Форрестол» и «Эссекс» и мощная эскадра десантных сил с участием вертолетоносцев и десантных кораблей-доков.
БПК «Исаченков», с входом в зону управления Северного флота, был задействован в этих учениях. За нами «закрепили» американскую авианосно-ударную группу. Мы должны были докладывать на командный пункт флота каждый ее шаг, каждый маневр. По возможности нужно было понять «физический смысл» целей и задач авианосца в общем контексте учений, связь со взаимодействующими силами, особенно с эскадрой НАТО, состоящей из кораблей ВМС стран-участниц блока. Все силы разведки Северного флота и специально выделенные для этого надводные корабли и подводные лодки выполняли такую же задачу. Как бы ни были велики возможности разведки сил флота и космической разведки, присутствие наших кораблей непосредственно в контакте с реальным вероятным противником в значительной мере помогало командованию флота в оценке и анализе обстановки и принятии решений.
С корабля в море виднее.
А задачи были очень серьезными. По результатам учений НАТО в Москве у Главкома ВМФ и в Генеральном штабе Министерства обороны принимались «адекватные» меры противодействия. Командование флота не могло оставаться равнодушным к тому, что в его опе-рационной зоне проводятся такие широкомасштабные учения «вероятного противника». Поэтому очень внимательно следило за нашими донесениями, которые составляли, конечно, только часть общей картины.
Видимо, мы хорошо наблюдали и докладывали, так, что помогли уловить повышенный интерес американского авианосца и противолодочной авиации НАТО к одному из удаленных районов Норвежского моря. Вопреки логике авианосец, будучи флагманом, вдруг начал уходить в сторону от главных ударных сил, бросив их на произвол судьбы в преддверии главного удара.
Что это – отвлечение от главного удара? Какой-то другой непонятный маневр? Мы немедленно доложили об этом на командный пункт флота, предполагая резкое изменение своих задач. Каковы наши дальнейшие действия? Оставаться в роли наблюдателя или «бежать» вместе с авианосной группой разгадывать маневр?
Ответ пришел незамедлительно. Ни то, ни другое.
– Следовать в точку: широта, долгота. Быть там в …часов …минут. Провести поиск подводной лодки, идущей предположительно в западном направлении. При ее обнаружении проверить, нет ли за ней слежения. Если есть – дать серию подводных взрывов с использованием ручных гранат.
Вот теперь все ясно. Точка где-то в зоне айсбергов выше острова Ян-Майен, до нее больше 500 миль, сутки хода. На пути циклон в 600 миль, обойти нельзя. Вперед.
Через два часа вступаем в штормовую зону. Корабль бьет волной, включаем успокоители качки. Стало немного легче. Шторм усиливается, режим хода не меняем, в назначенное время можем успеть только в обрез. Очень трудно идти. Корабль заливает от киля до клотика. Жалко его, новенький, с иголочки. Волной помяло переборку носовой надстройки, хорошо, что удар пришелся не по оружию, – переборку потом отремонтируем. За сутки прошли штормовую зону прибыли в контрольную точку за 20 минут. Волнение еще не улеглось. Начинаем поиск.
Обнаруживаем подводную лодку. Ведем поиск дальше, обследуем особенно тщательно с кормовых курсовых углов и вдоль кильватерной струи. Других подводных целей не находим, гранат не бросаем. Некоторое время до получения новой задачи следуем в свободном плавании. Погода улучшилась.
Поднимаем вертолет с лихим майором Мироновым на поиск авианосца. Куда он спешил – не к этой ли подводной лодке? В радиусе сотни миль его нет, зато обнаруживается огромное поле авиационных гидроакустических буев для обнаружения подводных лодок. Кто их контролирует? Когда поле выставлено: до шторма или после? Каково время действия буев? В любом случае для нашей или других подводных лодок, о которых мы не знаем, существует серьезная угроза обнаружения.
Принимаем решение устроить «свистопляску» на этом поле. В течение нескольких часов утюжим его вдоль и поперек, заставляя буи работать на своего контролера. От подводной лодки и надводного корабля они одинаково срабатывают. Когда работает все поле, попробуй определи, где подводная лодка, против которой оно выставлено. Считай, что поле погибло, нужно ставить новое, а это штука очень дорогая. Хулиганство, конечно, но что делать, если действуешь в интересах своих подводных собратьев. «Супостаты» тоже так делают в районе наших учений.
Наши действия признаны правильными, а решения грамотными. Как я и предполагал, все задачи «Исаченкову» ставил лично командующий флотом адмирал флота Г. М. Егоров, и связаны они были с выходом на боевую службу новейшего подводного крейсера стратегического назначения, а может, даже группы крейсеров. Видимо, он был засечен подводной системой обнаружения и передан для классификации на командный пункт НАТО как объект, не зарегистрированный ранее в компьютерах по «шумовому портрету» подводной цели. Каждая подводная лодка, неоднократно имевшая контакт с иностранными «коллегами» и глобальной системой противолодочного наблюдения НАТО, имеет такой портрет – запись подводных шумов, характерных именно для этого корабля. Иногда командиры подводных ракетоносцев именно по ним узнают друг друга под водой.
Может быть, именно поэтому такой «шорох» был устроен при выходе на боевое патрулирование нашего стратегического ракетоносца. Контроль за ним стал более важной задачей для командования Атлантическим флотом США, чем выполнение частых задач учений.
В военное время цена одного такого ракетоносца равносильна стоимости нескольких авианосных групп, так как его ударные возможности позволяют превратить в пыль десятки городов. Недаром он называется стратегическим. Если в этом рядовом межфлотском переходе мы оберегали его и в какой-то степени помогли подольше быть тайной «за семью замками» для вероятного противника, значит, свою задачу выполнили.
Трудно сказать, смогли бы мы ее выполнить, если бы решали старым дедовским способом на старом корабле. Именно прекрасные мореходные и тактические качества океанского охотника за подводными лодками, проекта «1134-А» отличное вооружение, выросший качественный профессиональный уровень офицерского состава стали залогом успеха. В самом деле: мы преодолели тяжелую штормовую зону без потери боеспособности, с помощью специальных средств разведки и целеуказания. Вскрыли часть замысла НАТО, обнаружили подводный объект удара, условно применили все виды своего оружия в борьбе с вероятным противником.
Офицерский состав сразу после постройки корабля оказался в боевой обстановке, которая
способствовала его становлению в кратчайший срок. Командир корабля капитан 2 ранга Георгий Сивухин, старший помощник капитан 3 ранга Петр Пожарицкий, старший штурман капитан-лейтенант Борис Савченко, командир ракетно-артиллерийской боевой части капитан 3 ранга Владимир Якушев, начальник радиотехнической службы капитан 3 ранга Юрий Комаров, выступая в роли флагманских специалистов, блестяще справились со своими обязанностями, зарекомендовали себя зрелыми офицерами, приобрели бесценный опыт.
В данном случае целесообразность плавания в штормовых условиях была железной необходимостью, равносильной приказу в боевой обстановке.
Экстремальные ситуации бывают не только в штормовом плавании.
Это случилось в Атлантике, где-то в районе Азорских островов. Я был тогда командиром
«Мурманска». Крейсер пополнил запасы топлива с танкера и взял курс на присоединение к
своему отряду кораблей, ушедшему вперед.
Погода была ясная. В вечерних сумерках по курсу обнаружено скопление рыболовецких судов, ведущих лов придонными и парными тралами. Поначалу их было вроде бы немного, 20—25, и располагались они двумя группами. Ходили расходящимися курсами, образуя между собой довольно широкое водное пространство. Определить курс и скорость каждого «рыбака» было невозможно из-за их малоподвижности и частой смены курсов. Я полагал, что успею проскочить между ними, чтобы не обходить вокруг. Времени не хватало. Опрометчивое решение.
Когда крейсер «влез» в эту кучу, они все вдруг начали странно, совершенно хаотично перемещаться, гоняясь за рыбными косяками, норовя обязательно попасть под форштевень корабля. Откуда-то, слева, и справа, с носа, и с кормы стали прибывать новые рыбаки. Может быть, было оповещение по радио о богатом улове – это же рыбная банка (отмель).
Наступила ночь, все море в многоцветных огнях рыболовецких судов, обозначающих;
– не могу уступить дорогу, иду с тралом.
Обстановку усугубляло то обстоятельство, что на каждом траулере в носу или на корме включились мощные рабочие прожектора, заглушающие своим светом ходовые огни. За каждым рыбаком по корме на 150—200 метров тянется мощный капроновый со стальной оплеткой трал. Запутаешься в нем, намотаешь на винты – пропала твоя боевая служба, опозоришься на всю жизнь. Всю ночь шарахался крейсер от каждого трала. На экран радиолокатора смотреть было страшно – сплошной муравейник.
Только под утро разминулись с последней парой траулеров и кинулись догонять упущенное время. Нас спасла от столкновений, позора и международного скандала только ясная лунная ночь, позволившая наблюдать огни и очертания судов. Упади в это время на море туман – крейсеру и его командиру было бы несдобровать. Рыбаки в любой ситуации не уступили бы дорогу и не бросили свое дело, у них план – их хлеб и благополучие. В моей практике это могла стать самым неграмотным для чести командира и опасным для моего корабля решением.
Испытание ремонтом
Корабли, как и люди, со временем изнашиваются, стареют, периодически требуют ремонта. Иначе оружие будет стрелять мимо цели или вообще не будет стрелять, корабль вместо положенной ему для атаки скорости в 30 узлов будет давать много меньше. Боевой корабль превратится в тихоходную груду железа, точнее говоря – мишень для противника. Поэтому каждый экипаж проходит испытание ремонтом. Прямо скажем, не очень любимый моряками этап. Во время ремонта теряются навыки экипажа, притупляются его профессиональные качества. Бытовые неудобства, разобранные механизмы и оружие морально угнетают моряков. Присутствие на боевом корабле массы посторонних лиц (ремонтников) вносит дополнительные неудобства. И наконец, члены экипажа, прежде всего офицерский и мичманский состав, страдают материально.
Ремонт связан, как правило, с передислокацией в другой пункт базирования или на другой флот, где ни квартир, ни медицинского обслуживания семьям офицеров не положено, а «северные» денежные льготы ликвидируются.
Так что ремонт всегда вызывает у моряка огромное желание избежать его, уйти в другой экипаж, на другой корабль, на другой флот, наконец. Но тому, кто долго служит на кораблях, такой доли не миновать.
Досталась она и мне, командиру крейсера «Мурманск», и моему экипажу.
«Мурманск» был приписан к Северному флоту, а ремонт назначили на Черноморском, в
Севастополе. Казенными квартирами не обеспечивали. Для семей пришлось снимать втридорога частные. Вместо повышенного все перешли на одинарный оклад. Очень значительные неудобства. Но что делать, надо.
Начали ремонт. Развернули его полным ходом. После калькуляции ремонтных ведомостей оказалось, что отпущенных средств не хватает. Через Главнокомандующего ВМФ добились увеличения суммы, часть ремонтных работ взяли на себя. Задействовали шефские организации, установили контакт с коллективом Севастопольского морского завода, его руководством, главным строителем и ответственным сдатчиком корабля Ароном Бенционовичем Айзиным. Исключительно грамотный специалист, прекрасный организатор, чуткий и отзывчивый человек, интеллигент, любимец завода. Участник Великой Отечественной войны с первого до последнего дня прослужил на линкоре «Севастополь», прошел все должности от рядового до старшего механика. Закончил военную службу начальником технического управления Черноморского флота.
По совету Арона Бенционовича мы устроили встречу экипажа с инженерами и рабочими завода. Я рассказал об истории корабля и его экипаже, о славных традициях, достижениях и успехах. О нашем стремлении к строгому соблюдению сроков и качества ремонта.
Было о чем рассказать коллективу завода. В том году крейсер «Мурманск» был признан лучшим в ВМФ по огневой и тактической подготовке. Он оставил за кормой сотни тысяч миль, пройденных на полигонах, имел дружную, сплоченную команду, возглавляемую опытнейшими офицерами и мичманами.
Главный строитель А. Б. Айзин рассказал о трудовых традициях дважды орденоносного завода и заверил нас, что отремонтируют и выпустят крейсер в назначенные сроки и с высоким качеством.
На словах – начало хорошее, надо подтвердить его делом. Начали без раскачки.
В работу включился весь экипаж. Разумеется, не в ущерб боевой подготовке, которая не прекращалась даже в условиях такой продолжительной стоянки.
Ремонт ремонтом, а командирам подразделений, дивизионов и служб надо думать, как и с кем выходить в море после него. В заводских условиях кроется опасность превращения боевого экипажа в заурядную команду без признаков воинского коллектива, морских навыков и элементарной организованности. Сколько таких экипажей я видел! Идешь по кораблю и не поймешь, где рабочий, а где матрос. Это совершенно недопустимо. Рабочий-то свою службу отслужил, у него свои планы, к нему начальники предъявляют требования, заметно отличные от уставных.
Итак, установлен тесный контакт с заводом, с нашим новым временным начальником – командиром бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей капитаном 1 ранга М. А. Круком, его штабом и политотделом. Установлено взаимодействие с техническим управлением и управлением вооружения Черноморского флота в лице их начальников капитана 1 ранга Ю. В. Никитина и контр-адмирала К. К. Беспальчева.
Командующий флотом адмирал В. С, Сысоев несколько раз был на корабле, беседовал со мной. Строгий был командующий, за беспорядок на корабле мог стереть в порошок, но к нам отнесся благосклонно. На заседаниях военного совета и совещаниях неоднократно ставил нас в пример. Наверное, было за что.
Адмирал В. С. Сысоев слов на ветер не бросал.
Были утверждены ремонтная документация, совместный распорядок дня с планами боевой подготовки. Созданы единые планы-графики, определены возможности и доля участия экипажа в доковых работах.
Закипела работа. В считанные дни с корабля были выгружены оборудование и механизмы, подлежащие «починке» в цехах или агрегатной замене. Вырублена и вынесена на берег вся трубная часть главных котлов, ни много ни мало – более 200 тонн сверхпрочных стальных трубок.
Полностью разобраны все артиллерийские и радиолокационные системы. От грозных некогда башен остались одни остовы, а от дальномерного и другого оптического вооружения – только пустые глазницы. Идешь по кораблю, и грустно становится.
Сотпи километров кабельных электротрасс, труб, паросиловых, пожарных, водяных и других систем подлежали замене. Шла замена и дополнительных бытоустройств. Подвергались ревизии главные машины и их трубозубчатые агрегаты. По всем боевым частям и службам развернулись работы.
Сроки сжатые, помогаем заводу, как можем.
Основной принцип ремонта, на наш взгляд, был правильный. Квалифицированный мастер выполняет работу, требующую профессиональных навыков, особенно ту, что касается установки, центровки и наладки механизмов, а выделенные ему о помощь моряки – «грязную» работу по сборке, регулировке и сдаче агрегата. При дефиците рабочей силы на заводе и больших объемах заказов такое взаимодействие оптимально. Это значительно облегчило заводу выполнение плана на нашем корабле, а мы выучили первоклассных специалистов, особенно по ремонтной подготовке.
Под ремонтной подготовкой на кораблях флота подразумевается следующее: во время осмотров, в процессе эксплуатации или при аварийном использовании механизмов обслуживающий их матрос, старшина могут грамотно и квалифицированно управлять ими и устранять неисправности. Одно время на флоте бытовало мнение, что матрос должен только крутить рукоятки и нажимать кнопки, а внутрь механизма не залезать, – это дело рабочих завода. На флотах некоторых стран, в том числе и США, до сих пор дело поставлено именно так. Техническим обслуживанием занимаются представители фирм. Боевой эксплуатацией – личный состав. Нам это не подходит.
У нас на флоте быстро осудили тех начальников, которые призывали к такому порядку
обслуживания боевой техники. В частности, эту теорию поддерживал один очень известный адмирал, заместитель Главнокомандующего ВМФ по боевой подготовке, впоследствии главный инспектор. Но жизнь доказала порочность такой установки. Корабли, на которых матрос знал физический смысл поворачивания рукояток и нажатия кнопок, понимал принципы взаимодействия деталей механизма, не знали аварийных происшествий и надежно плавали в любых условиях.
Экипаж крейсера вошел во вкус ремонтных работ, делал все старательно и прилежно, понимал, что наступит время – и никто не поможет в обслуживании этой техники в море, что она должна быть безупречно отлаженной и надежной. Руководство завода убедилось в том, что мы свое слово держим, настроены решительно, с нами можно выполнять любые планы. Ремонтников мало чем можно было удивить, они на своем флоте имели около десятка таких крейсеров и восстанавливали их ежегодно. Видимо, такое отношение экипажа к службе было им в новинку. Заводские стали тноситься к нам очень серьезно. На работу шли с радостью, на корабле у них появилось много друзей.
О боевой подготовке мы не забывали. Задолго до выхода из завода начали отработку ходовых вахт, прежде всего штурманской, радиолокационной, электромеханической, которые невозможно вести при стояночном режиме корабля. Такие вахты в полном составе мы направляли на плавающие корабли. Они выходили несколько раз на длительный срок на крейсерах «Жданов» и «Дзержинский» в Средиземное и Черное моря. Руководителем этих стажировок у нас был начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Виктор Семенович Шифрин. Он отвечал за подбор вахт и дежурных смен специалистов, вел графики пребывания их на плавающих кораблях. Он же был ответственным за воинский порядок, дисциплину и воспитание стажеров на чужом корабле. На черноморских кораблях с этим было очень строго. Замечаний в адрес своих людей мы не имели.
Во время ремонта мы установили шефские связи с двумя богатыми совхозами; «Золотая балка» и «им. Софьи Перовской». Им в помощь выделяли по воскресеньям часть личного состава. Они в ответ пополняли матросский стол витаминной продукцией, овощами и фруктами. Матросы работали в крымских садах и виноградниках добросовестно, от души с удовольствием и оставили о себе добрую память. Особенно были довольны девушки.
Такое настроение всего экипажа только укрепляло воинскую дисциплину. За полтора года ремонта на крейсере было совершено всего 14 незначительных дисциплинарных проступков, за которые понесли наказание двенадцать матросов. Это беспрецедентный случай. Нам не верили, считали нас очковтирателями. Мы же открывали все двери, люки, горловины, представляли всю документацию неверующим:
– Идите, ищите, считайте, беседуйте с кем хотите – все как на ладони.
Командующий Северным флотом адмирал флота С. М. Лобов, командующий Черноморским флотом адмирал В. С. Сысоев в порядке исключения разрешили матросам и старшинам «Мурманска» во время пребывания в Севастополе носить на бескозырках ленты «Северный флот», что явилось предметом их особой гордости и знаком «исключительного» положения корабля на «чужом» флоте.
Оба адмирала гордились кораблем. Они оба в прошлом были командирами крейсеров.
Что значит ходить в любимчиках командующего флотом? Особенно если любимчик этот не какой-то командир или экипаж, а целый корабль, в придачу такой огромный, как крейсер, да еще – флагман флота. К нему особые требования, у экипажа особая ответственность за организацию службы и успехи в боевой подготовке. У командующего Северным флотом Семена Михайловича Лобова таким любимчиком был крейсер «Мурманск». На нем он ходил и на состязательные стрельбы, и с официальным визитом в Норвегию, здесь держал свой флаг и командовал маневрами «Океан».
Отправляя крейсер на ремонт в Севастополь, адмирал обязал командира поддерживать обратную связь и лично докладывать ему о ходе работ. Он, командующий, дал указание выделить специальный военный самолет для доставки наших семей из Североморска в Севастополь и обратно, когда после очередной четырехмесячной боевой службы в Средиземном море мы сделали перерыв, зайдя в Севастополь для отдыха. Только богатые американцы способны были на такой подвиг для своего Шестого флота. Вот это забота! Да после таких подарков даже тяжелейшая корабельная служба, порой до восьми месяцев в море, не казалась каторгой.
Так же поступал несколько позже и новый командующий – адмирал флота Георгий Михайлович Егоров – в отношении своего флагмана «Киев». Для экипажа авианосца так же был сделан перерыв в несении боевой службы. Так же был организован заход в родной Севастополь, также военный транспортный самолет предоставлялся офицерским семьям. Может быть, это и дорогое удовольствие, но ведь служба измеряется не только финансовыми и хозяйственными расчетами. Ценились и забота о ближнем, дружба и взаимопомощь, преданность флоту и командующему.
Ремонт закончен, успешно завершены заводские, швартовные, ходовые испытания, В ходе испытаний крейсер развил скорость 32 узла – это на пол-узла больше, чем при его сдаче 20 лет назад. Все механизмы и орудийные системы работают как часы.
Крейсер родился заново.
Подписан приемный акт, ремонт закончен на два месяца раньше срока. Не могу не отметить особой заслуги офицеров корабля, обеспечивших его качественное выполнение. Это помощник командира капитан 3 ранга Виктор Притуляк, заместитель по политчасти капитан 2 ранга Юрий Глушков, командир электромеханической боевой части капитан 3 ранга Сергей Сабаев,командир дивизиона движения капитан-лейтенант Николай Шипилов (впоследствии командир электромеханической боевой части тяжелого атомного ракетного крейсера), командир дивизиона живучести капитан-лейтенант Геннадий Букин (впоследствии командир БЧ-5 тяжелого авианосного крейсера «Минск», заместитель командира БЧ-5 по политчасти старший лейтенант Евгений Пузырный, старший штурман капитан 3 ранга Григорий Зубенко, младший штурман лейтенант Юрий Поляков (впоследствии командир тяжелого авианесущего крейсера «Минск»), командир артиллерийской боевой части капитан 3 ранга Ахмед Исмагилов, командир дивизиона главного калибра старший лейтенант Николай Альгашов, командир зенитного артиллерийского дивизиона капитан 3 ранга Валентин Майборода, заместитель командира Второй боевой части по политчасти капитан-лейтенант Александр Коптев, командир боевой части связи капитан-лейтенант Анатолий Николаев, начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Виктор Шифрин, помощник командира по снабжению капитан-лейтенант А. Л. Медведенко, главный боцман мичман Яков Загороднюк, старший помощник командира на начальном этапе ремонта капитан 3 ранга Виктор Гокинаев (впоследствии командир этого крейсера, а затем – тяжелого авианесущсго крейсера «Минск», контр-адмирал), капитан 2 ранга Валентин Чиров – старший помощник командира на конечном этапе ремонта (впоследствии вице-адмирал).
Я назвал только малую часть своих сослуживцев того времени, В экипаже было более восьмисот человек, из них примерно сто офицеров и мичманов. Все они достойны упоминания, я благодарен им и сейчас за единое понимание флотского долга.
Прощальный митинг на заводе.
С рабочими, руководством завода, с Айзиным и его помощниками расстаемся, как с братьями.
Нам дорога – в море, им – вводить в строй очередной корабль.
Высокая организация ремонта отмечена поощрительным приказом Главнокомандующего ВМФ. Это редкий случай в истории Советского флота – досрочный ремонт целого крейсера удостоен такого приказа. Многие офицеры и мичмана награждены ценными подарками, почетными грамотами.
Впереди новые, сложные, боевые задачи.
Крейсер вышел в море на защиту Родины. Забегая вперед, скажу, что после этого ремонта «Мурманск» безотказно служил ровно 20 лет, столько же, сколько прошло после постройки его на стапелях Северодвинского завода. В жизни крейсера один хороший, толково организованный ремонт очень много значит.
Служба на крейсере «Мурманск» – самая незабываемая страница в моей флотской биографии. За пять лет моего командования крейсером он трижды был призером ВМФ по огневой и тактической подготовке, стал отличным кораблем. Неоднократно отмечался в приказах Главнокомандующего ВМФ и Министра обороны за образцовое выполнение правительственных и специальных задач. Не было таких высших почетных наград и призов в списках Министерства обороны СССР, которыми не владел бы «Мурманск». Многие офицеры крейсера были удостоены правительственных наград, выросли в должностях и воинских званиях. Лейтенанты, служившие под моим началом, стали командирами крупных надводных кораблей, в том числе тяжелых авианосных и атомных ракетных крейсеров: капитан 1ранга Юрий Поляков – «Минска», капитан 1 ранга Виктор Ярыгин – «Тбилиси» (переименованного в «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов»), капитан 1 ранга Анатолий Галанин – «Калинина», капитан 1 ранга Валерий Чеботарев – «Мурманска».