Дарья Михайловна Андриянова
Девятка
Алексатра посмотрела на Гортея, но ничего ему не сказала. Опустив голову, она первой прошла через дверь, за которой виднелась уютная гостиная ее напарника. Вассил не оборачивался. Он вошел следом, и как только его спина скрылась за дверью – та с громким хлопком исчезла.
– Действовать по «правде», – презрительно выплюнул Сеир. – Покажем им, как это делается, а следующих уже они сами, ага?
– Ага, – согласился Гортей.
– Ну, что же, десятка и чистенький, у вас есть минута, чтобы попрощаться. При следующей встрече вы уже друг друга не узнаете.
Я посмотрел на Аода. Мы с ним многое пережили вместе, но теперь, когда все позади, и пришла пора расставаться, мне даже и сказать ему нечего. Хотелось пожелать ему спокойной и легкой жизни, скорейшей встречи и быстрого продвижения, да только я не знал, как все это сформулировать. Поэтому смог сказать только простое «прощай» и услышал то же в ответ.
Появились две двери: красная и белая. Черт его знает, побываю ли я когда-нибудь за белой дверью? Возможно, я больше никогда не увижу ни Рьяда, ни Алкеона. Застряну навсегда в надзирателях и не буду развиваться. Кто знает, какой у Бога замысел.
Я первым шагнул за красную дверь. Темный кабинет Гортея не узнавался сразу. Сейчас камин не горел, свечи – тоже. Я видел, что Гортей что-то обсуждает с напарником, но слов не слышал. Вскоре ко мне присоединился и Фетаад, и тогда огонь в камине вспыхнул красным пламенем. Этот свет мне напоминал переливы солнечных лучей Ньяда в тумане.
Вскоре пришел и хозяин дворца. Он захлопнул дверь и сел во главе кабинета, вытянув ноги так, что толстые подошвы его сапог с висюльками торчали из-под стола.
– Сначала сотри с него десятку, ученик, – сказал Гортей.
Черт не растерялся. Он широко улыбнулся, а в его глазах плясали отблески красного огня.
– Если ты думаешь, что таким образом меня чему-то научишь, то я вынужден тебя разочаровать, учитель, – сказал он.
Его голос теперь почему-то напоминал шипение змеи. Он не шептал, говорил в голос, но опасные нотки яда отчетливо прозвучали.
– Сделай это с помощью своих мыслей. Я не Сеир, у меня несколько иные способы обучения.
Не дай Бог он сделает со мной то, что Вассил сотворил с Сеиром!
Фетаад подошел. Он больше не смотрел на меня с теплотой. Его взгляд, который прежде был мягким, сейчас стал пронзающим. Он сделал так, как делал это Гортей – приложил ладонь к моему лбу. Но я не чувствовал даже тепла, не говоря уж об опаляющем жаре. Фетаад свел брови к переносице. Я чувствовал, как он напрягся, видел, как его губы сжались в тонкую линию. Но ничего не происходило.
– Бездарь, – сказал Гортей.
Он встал со своего излюбленного места, подошел к нам, жестко взял Фетаада за запястье и убрал руку от моего лба.
– Не стоило тебе занимать человеческое тело. Теперь ты пытаешься напрячь мышцы, а не разум. Ты стал в тысячи раз слабее, чем был прежде.
Гортей приложил свою ладонь к моему лбу. И теперь я почувствовал. Это было не жжение, которое мне приходилось испытывать при постановке новых полос. Убирание клейма – процесс щекотный. Мне очень захотелось почесать лоб, но только рука демона не давала к нему добраться. Я кусал губы, чтобы не рассмеяться. Когда это неприятное чувство иссякло, демон убрал руку. Я тут же ощупал лоб – никаких шрамов, ни одного клейма. Сейчас я могу сбежать.
– Не можешь, Ниортан, – сказал Фетаад. – Что дальше, учитель?
– Теперь нужно покончить с его внутренним миром.
– Что это значит? – спросил я.
Мне вовсе не хотелось, чтобы тот огромный океан навсегда исчез.
– Понял, – сказал Фетаад.
Он призвал зеленую дверь. Они как будто меня и не слышали, как будто и не читали мыслей.
– Смотри, показываю в первый и в последний раз, – сказал Гортей. – Сейчас я запечатаю его внутренний мир, и он навсегда потеряет память о человеческой жизни.
– Нет! – вскрикнул я и, расставив руки, встал между Гортеем и дверью.
Но в этот раз искуситель не стоял на моей стороне. Он достаточно жестко взял меня за руку и оттащил. Я пытался вырваться, хотел остановить Гортея. Но Фетаад теперь меня не слушал.
– Смотри, – сказал Гортей.
В его руке появился ярко-красный сгусток непонятной субстанции. Он переливался, колыхался, и был похож на тот огонь, что горит в камине. Он менял форму, вытягивался в длину и принимал форму цепи. Теперь я видел, что это действительно огненная цепь. И это не тот огонь, который я видел на Алкеоне. Он отличается хотя бы цветом. По мере того, как вытягивалась цепь, Гортей наматывал ее вокруг двери. Я даже испугался, что та может загореться.
Что это за дверь?
Нет, нельзя. Я не должен забывать. Нужно за что-то зацепиться.
Дверь. Океан.
– Крутишь до тех пор, пока его голова не опустеет, – говорил незнакомец, наматывая огненную цепь на непонятную дверь.
Его ботинки странно звенели при ходьбе.
Океан. Рыбки.
– И сколько обычно мотков получается? – спросил другой незнакомец.
Сестра. Клятва. Океан. Рыбки.
– У всех по-разному, зависит от силы мысли владельца. На этого, думаю, уйдет немало.
Клятва. Клятва. Клятва.
– Почти все.
Клятва.
– Он все еще думает… Нет, что же я делаю…
Клятва.
– Поздно уже одумываться, ученик. Ты сделал то, что считал нужным и правильным.
– Я не хотел этого! Я не хотел! Ниортан! Ниортан, слушай меня! Не забывай!
Клятва.
– Он слышит, но не слушает. Не пытайся.
Клятва.
– Как все исправить?!
– Поздно.