Айя Сафина
Падальщики. Книга 3. Испытание выживанием
Когда я вышла, пар исходил из моих ноздрей, а глаза горели пламенем. Я попила родниковой воды из фонтанчика, и оглядела себя в зеркале. Шрамы на лице и теле продолжали медленно, но верно разглаживаться, на голове с левой стороны уже виднелся пушок волос, пробивающих себе дорогу в мир из луковиц, восстановленных вирусом, как и заново отрастающая бровь над левым глазом. Из-за пара, исходящего от моего тела, отражение в зеркале вибрировало, и создавалось впечатление, что моя татуировка на всю правую руку оживала: корабль метался на бушующих волнах, а вдалеке мигал свет маяка. Как много мыслей навевал этот рисунок. Сколько мечтаний и желаний он скрывал. Скоро все это исчезнет во тьме, когда вирус сотрет мое сознание. Как и волосы сдует с тела, как и выцветет мою татуировку. Удивительным образом то, что вирус мог излечить во мне, он с той же легкостью мог уничтожить.
Дабы не вызвать гнева Ульриха, который четко надиктовал алгоритм действий для максимума удовольствия от сауны, я открыла стеклянную дверь и вышла во внутренний дворик. Резкий контраст между разгоряченным телом и температурой минус двадцать шесть градусов взбодрил так, что я почувствовала себя обновленной. Вот прям самая настоящая новая Тесса! Как если бы меня простерилизовали. Черт, такое ощущение, что за все свои двадцать три года я ни разу не мылась. Баловалась водичкой, скорее.
На Желяве воду берегли как воздух. Там и воздух берегли как воздух. Вообще на Желяве берегли все. Этой бережливости дико не хватало нашим предкам, высосавшим все соки из планеты настолько, что они растопили ледники. Вот такая разница между двумя соседствующими поколениями: одни жируют, другие голодают. Когда я была простым солдатом, то воду видела лишь в общем душе, куда забиваются сразу три десятка солдат, и у них есть всего пять минут, чтобы помыться. Звучит жестоко, но мы с Бридж и Калебом умудрялись еще побриться одной бритвой на троих.
Я пробежалась вокруг двора, обтерлась ледяным снегом и забежала обратно в помещение. Глаза упали на табличку на двери «Зал тишины». Удивительно, что в прежние времена люди специально создавали подобные места, чтобы избавиться от шума. Сейчас куда ни выйди, тебя только и ждет мертвая тишина. Ну лоси еще. Но они малоговорливые собеседники.
Я вошла внутрь. Просторный зал со стеклянными стенами был уставлен диванами и подвесными креслами, лежали глянцевые журналы сорокалетней давности. Ребята, наверное, выучили их наизусть. Уважая волю ребят, их я тоже не стала трогать. Немного оглядевшись, я присмотрела себе гнездо, укуталась в плед и устроилась посреди кучи подушек в огромном подвесном шарообразном кресле. Черт, здесь даже кресло доставляет удовольствие. Эти людишки знали, как кайфовать. Меня сморило тотчас же. Мышцы наполнились слабостью до дрожи, а закипевшие от сауны мозги клонило в дрем. Я смотрела сквозь стеклянные стены на внутренний дворик, посреди которого была установлена причудливая композиция из ели с кустами самшита, предназначенная для притягивания глаз. Легкий снежок опадал на ветви дерева и кустов, создавая имитацию воздушной ваты. Весь мир вдруг показался таким простым и элементарным, будто его тяжесть я выдумала себе сама. Видимо, так и начинается медитация в этом зале, где царит тишина.
«Вспомни прошлое, где ты была счастлива», – пронеслись в голове слова Томаса.
Травяная баня, шарообразное кресло, заснеженный пейзаж и тишина унесли меня в давно забытые воспоминания.
Мне пятнадцать. Ему шестнадцать. Он рассказал мне глупую шутку про маму-кенгуру, у которой чешется карман из-за детеныша внутри, а она ему: «Хватит грызть печень в кровати!» Он смеется больше, чем я. Потому что он нервничает. Он хочет мне кое-что сказать, но все тянет время в нерешительности. А я просто наслаждаюсь его смехом.
– Пойдем сегодня в кинозал? Будут показывать фильм про международную космическую станцию, – предлагает он.
– Конечно! – соглашаюсь я, в основном из-за того, что мы всегда садимся на задние ряды кресел и целуемся.
На Желяве прилюдная демонстрация нежностей запрещена ради сохранения жесткой дисциплины, поэтому молодежь выкручивается вот такими старыми, как мир, способами. Мы стоим с ним в коридоре между инженерными блоками, где меньше всего любопытных глаз. Инженера – люди безумные. Они больше дружат с механизмами и компьютерами, нежели с живыми людьми.
Он сжимает мою ладонь своими накачанными ручищами, по-другому я их не назову. Он только два месяца назад закончил общую военную подготовку и теперь стал новобранцем и не простым! А новобранцем отрядов специального назначения! Это была его мечта с детства! Он много трудился ради этой чести, и я безумно им горжусь!
Он снова пытается мне что-то сказать, но слова застревают в горле. Я завожу прядь каштановых волос ему за ухо, таким образом добавляю ему сил. Так смешно! Грозному военному тяжело даются слова!
– Тесса, я все хочу тебе сказать, – начал он.
Я делаю вид, что внимаю сосредоточенно.
– У меня неплохие результаты на службе, и мне позволили встать в очередь на отдельные казармы, – наконец произнес он.
Я хоть и была готова к чему-то подобному, но сердце все равно упало в пятки.
– Сказали, что примерно к началу лета освободится комната.
Я улыбалась, как дурочка. Отдельные казармы на Желяве в простонародье называют супружескими. У нас тут нет обязанности вступать в официальный брак, хотя некоторые до сих пор устраивают небольшие свадьбы. В основном же все происходит проще. Как раз вот так, как это происходит сейчас.
– Ты будешь жить со мной? – наконец, он делает мне предложение, которое я жду от него уже восемь лет.
Глупо, конечно, но еще девочкой я представляла, что выйду за него замуж. И вот теперь настал черед и для моих детских мечтаний воплотиться в жизнь. Я едва верю в то, что все это происходит в реальности.
– Я спросил у Томаса, он дал добро!
Он говорит так, словно не оставляет мне попыток отказать. Я смеюсь.
– Ты даже спросил благословения у моего брата, как же я могу отказать тебе?
– Значит, ты согласна? – его глаза светятся надеждой, которую я не могу обмануть.
Мое сердце, как и моя душа, тянется к нему, и если бы не он встал в очередь на супружескую казарму, то это сделала бы я.
– Согласна!
Мы обнимаемся. Он целует меня крепко и долго, обхватывая мое лицо своими мозолистыми ручищами, как мне всегда и нравилось.
– Я люблю тебя! – говорит он и светится счастьем.
Были бы мы лампочками, то перегорели бы от счастья.
– И я люблю тебя, Калеб.
Мы снова целуемся. Эйфория от предстоящей совместной жизни заполняет каждый миллиметр пространства между нами, словно электризуя его с силой нашей любви. Она кажется нам вечной, потому что такое светлое чувство не может быть смертным.
– Поверить не могу, что тебе так быстро дали разрешение! – удивляюсь я.
– У меня отличные успехи по службе, и мой куратор замолвил за меня слово.
Сердце наливается теплотой, когда я осознаю, что все это он делает ради меня.
– А когда они пробили твое имя по базе, то стали довольны вдвойне!
Я, конечно, еще не закончила общую научную подготовку, но в списке будущих выпускников я была первая по всем предметам, и меня ждали с распростертыми объятиями все отделы. Но я уже сделала свой выбор. Я пойду по стопам мамы – в отдел вирусологии. Взращенные моими родителями семена продолжат их долг.
– Значит, меньше чем через год мы начнем жить вместе? – подытожила я, не в силах побороть самодовольную улыбку.
Калеб поднес мою ладонь к губам и поцеловал.
В следующую секунду коридоры заполнила пронзительная сирена, оглушающая так, что собственных мыслей не слышно. Мы с Калебом переглянулись.
– Что это? – спросила я, осознавая, что сигнал мне незнаком.
У нас существует разные виды сигнализации на каждый чрезвычайный случай: пожар, обвал, срочное объявление. Эту же сирену – два коротких-один длинный – я не слышала никогда.
Калеб нахмурился, словно не верил собственным догадкам. Но спустя минуту все же озвучил их:
– Это сигнал прорыва базы!
Калеб тут же сменил маску милого бойфренда на лицо серьезного солдата.
– Прорыв базы? – удивилась я.
Желява – неприступная крепость. В самом деле, как можно прорваться в место, закопанное под десятью метрами почвы?
Но по явному беспокойству Калеба я поняла, что он нисколько не сомневается в своих предположениях. А я и подавно жизнь на кон поставлю, но доверюсь ему. Он схватил мою ладонь и сжал так сильно, словно уже знал, что нам предстоит жестокое испытание разлукой длиною в жизнь.
– Не отходи от меня ни на шаг! – резко бросил он, а потом взглянул на меня суровым взглядом и добавил, – не отпускай мою руку!
– Никогда! – пообещала я.
И мы начали свой роковой забег, который в итоге привел нас туда, где мы находимся сейчас. Я лежу в гостинице посреди гор и превращаюсь в монстра. Калеб оплакивает мою смерть на Желяве в объятиях моей лучшей подруги.
Ни одному из данных в тот день обещаний не суждено было сбыться.
Как бы мы ни планировали, но меньше чем через год мы не стали жить вместе. Я вышла из медицинского блока полностью уничтоженной, обновленной, перешитой, как компьютер после ремонта. У меня сгорел жесткий диск, и я ничего не помнила. Потеря Томаса, болезненные травмы от ожогов сделали из меня ожесточенного уродца, чье сердце горело пламенем мести. Я ненавидела мир. Ненавидела людей. Ненавидела зараженных. Я была охвачена лишь одни желанием – излить свою ярость огнем, причинять боль и уничтожить заразу, что уничтожила мою жизнь.
Полковник Триггер увидел во мне этот огонь и сделал на него ставку. Она оказалась верной. Я с таким остервенением взялась за тренировки, что уже через три месяца меня определили новобранцем в отряды специального назначения. Но я и там продолжила свой забег. Ярость вела меня вперед, превращая в машину для убийств. Изливая свой гнев на мир, я лечила свою душу.
Я заставила себя забыть, что у нас с Калебом было нечто больше, чем дружеское общение. Потому что проявлять любовь, симпатию, привязанность мне было противно. Это все казалось ничтожным развлечением для слабаков, а у меня есть гораздо более важная миссия. Я прекратила всякое общение с Калебом, нарочито демонстрировала свое равнодушие, пока чаша его терпения не переполнилась – невозможно мучить человека бесконечно. И когда на горизонте появилась Бриджит, я успокоилась. Я отдала сердце Калеба в ее руки и спокойно продолжила свой путь мести, полностью вырубив в мозгу целую сеть нейронов (спасибо, Кейн, за термин!), связанную с Калебом.
Оно было к лучшему, потому что Тесса больше не была прежней. Его Тесса сгорела посреди керосиновых канистр в день, когда исчез Томас. В день, когда она осталась одна во всем этом бесконечно проклятом мире.
Я поражалась потенциалу человеческого мозга. Удивительным образом пережитый шок просто выключил все воспоминания о прежней жизни, словно я хотела отстраниться от нее, забыть, притвориться, что она была не моей и я ее не теряла. Я забыла о родителях, о Томасе, о Калебе, и начала все с чистого листа, уверенная, что в этот раз я сделаю все, как надо, и никто не отберет у меня мою жизнь.
Кто виноват в этом? Я, потому что решила забыть обо всем? Или Калеб, потому что перестал пытаться сохранить нас? Сейчас уже неважно. Факт таков, что все эти страдания были напрасны. Потому что Томас жив, а мир, оказывается, еще можно спасти. Получается, что я похоронила себя раньше времени. Томас прав. Я и сейчас хороню себя, когда еще не стала монстром. Уже готовлю себе гроб в виде плексигласового бокса. Что это? Отказ от надежды? Или рассудительное предвидение?
Почему я вспомнила обо всем сейчас? Наверное, факт того, что в данный момент я теряла свою человеческую жизнь, открыл во мне туннели памяти. Я лежала в глубоком кресле в «Зале тишины», вспоминая свою прошлую жизнь, в которой была счастлива. Да. В моей подземной жизни, полной лишений и боли, было место для счастья. И его было много.
Сегодня мозг вернул все, что я когда-то потеряла, потому что посчитал, что теперь я готова. Я нашла Томаса, узнала, как убить вирус и выиграть в войне, которая еще до недавнего времени казалась проигранной, и все барьеры между мной и воспоминаниями стали рушиться, потому что я поняла, что им просто нет оснований.
Все вдруг изменилось. Надо же. Я прожила восемь лет какой-то чужой жизнью солдата, которая мне даже не шла. Я была ученым до мозга костей, как родители, как брат, я должна была стать видным вирусологом, выйти замуж за бравого солдата Калеба, которого знала с детства, и родить детей, если бы была способна на это. Вот она моя жизнь. Ее я должна прожить.
Мне пора возвращаться. Пора домой.
Я даже села от этой мысли и напряглась всем телом.
Мне пора домой!
Желява на последнем издыхании, и я должна помочь ей выкарабкаться, как когда-то мой мозг помог мне пережить кризис. Я больше не боюсь обжечься. Я больше не страшусь боли. Я помню каждую секунду тех болезненных перевязок после глубоких ожогов, которые изуродовали меня, пока боль утраты уродовала мою душу. Но эта боль закалила меня, и теперь я исцелилась. Настало время помочь Желяве исцелиться.
В «Зал тишины» вошла умирающая Тесса, но вышла из него излеченной, и теперь она была полна решимости воскресить целый мертвый мир.
В компьютерной лаборатории Арси и Йонас, как всегда, развалились посреди груды сверкающего экранами металлолома, в котором лишь с усилием можно было распознать компьютеры и ноутбуки. Бледный худосочный Йонас в толстых очках, которого я видела раза два в неделю, сгорбился над одним из терминаторов, точно запятая. Арси с разноцветными дредами и в дермантиновой куртке с заплатками на локтях сидела с ногами на столе и сосредоточенно била по клавиатуре ноутбука.
– Есть что-нибудь с Желявы? – спросила я.
Арси нехотя оторвалась от экрана, оглядела мое полотенце, обвязанное вокруг талии, и ответила:
– Последние две недели вообще глухо.
Странно. Шпионы Кейна старались хотя бы каждую неделю рапортовать. Мне не нравилось, что там происходило сейчас. По последним данным недовольство режимом Генерала усиленно росло, среди блоков даже прошел слушок о создании совета управления базой и выборе новых кандидатов в него. Не знаю, насколько эта затея серьезна, больше похожа на очередной вброс для поиска предателей и наиболее ярых противников режима. Но на самом деле мне просто хотелось услышать, что на Желяве все спокойно и у меня еще есть время помочь им всем.
– Арси, – позвала я.
Девушка снова окинула меня недовольным взглядом.
– Если вдруг будут какие-то новости оттуда, сообщи мне. Пожалуйста. Желява – мой дом.
Наверное, сейчас говорила воскресшая Тесса, которая всего пять минут назад вернулась из забытья. Потому что командир отряда специального назначения не просит, а отдает приказы. Но мне хотелось донести до Арси, что я всю жизнь прожила на Желяве, и для меня новости от наблюдателей гораздо важнее, чем для Кейна.
– Хорошо, – ответила она и снова вернулась к ноутбуку.
Кажется, прежняя Тесса не так уж плоха. Иногда люди воспринимают просьбы лучше приказов.
Глава 4. Яйценоски
21 января 2072. 09:00
Арси
Я разглядывала прозрачную баночку с желтым маслом внутри. Уж не знаю, откуда Свен достал это эфирное масло, пахнущее апельсином так ярко и насыщено, что слюнки текли. Но отсутствие каких-либо надписей и ярлыков мне подсказывало, что он занялся варкой косметики у себя на кухне. Жрачка у него отстойная, но походу мир косметологии ждет его с распростертыми объятиями.
– Сам что ли сделал? – спросила я.
– Это имеет значение? – парировал он, важно присев на край стола передо мной.
– Имеет, если это фуфло какое-нибудь!
– Да ты попробуй!
Я не стала долго думать и отвинтила крышку. Запах апельсина тут же насытил комнату интенсивным цитрусовым ароматом. Я удивленно вскинул брови. Свен довольно кивал головой. Я собралась уже вылить масло в ладонь, как Свен меня остановил.
– По чуть-чуть! По капельке! Иначе будешь до конца десятилетия пахнуть апельсином.
– Что ты туда засунул? – удивилась я.
– Только натуральные ингредиенты. Поверь, детка.
Я немного растерла масла на запястьях и убедилась в правоте Свена. Аромат и вправду был таким сильным, что тут главное не переборщить. Удовлетворенная я откинулась на спинку своего компьютерного кресла и стала нюхать запястья. Вот это аромат! Он такой живой и яркий и … настоящий, что ли. Перед глазами сразу всплывают картины апельсиновых садов в жаркой Испании: зеленые ветви деревьев испещрены оранжевыми солнышками, я брожу по мягкой зеленой траве вдоль ровных рощиц, слушаю жужжание пчел, а где-то за деревьями виднеется заснеженная вершина горы. Я видела эти кадры в Хрониках, но никогда не подумала, что буду так ярко их представлять. Запахи и впрямь способны возвращать далеко в прошлое.
А Свен стоял и продолжал поглядывать на меня с самодовольной ухмылкой.
– А теперь возвращай пропуск! – заявил он.
Я честный партнер. А потому запустила в компьютере программу защиты контента порно-сайтов и удалила айпи Свена из базы блокированных.
– Можешь развращаться дальше, – ответила я и спрятала баночку с эфирным маслом в ящик стола.
– Кстати, у меня тут еще кое-что есть. Хотел показать, вдруг заинтересует.
С этими словами Свен достал из брюк еще одну баночку, но уже с маслом синего цвета.
– Это – лавандовое. Но его очень мало. Откопал лаванду в теплице. Летом насобираю охапку и засушу, чтоб зимой варить.
Я уже протянула руку, как он отпрянул.
– Эн-нет!
Он даже поводил пальцем у меня подносом. Он обалдел? А потом сам отвинтил крышку и подсунул мне горлышко под нос.
Вот это чудо! Такой нежный цветочный запах, освежающий и в тоже время такой сказочный. Я еще никогда не встречала столь нежного и проникновенного аромата: снова картины разноцветных горных лугов всплыли перед глазами, а я лежу на одеяле и считаю барашков на небе. Я вдыхала аромат волшебной голубой жидкости, уводящей меня далеко за горизонт реальности, как вдруг Свен перекрыл доступ в мир фантазий, завинтив крышку.
– Но это масло массажное.
– Массажное? – не поняла я, медленно выходя из забытья.
– Да, оно успокаивает нервы, восстанавливает кровообращение, смягчает кожу и делает ее бархатистой. Вот смотри.
Он протянул свою пухлую ладонь. Я потрогала.
– На ощупь, как обычная рука, – сомневалась я.
– И вот эта рука сделает тебе массаж твоих чудных ножек вот с этим волшебным маслом. Поверь, за массаж с маслом ты готова будешь убить.
Я смотрела на ухмыляющегося Свена и не понимала, когда он успел подсадить меня на крючок со своими волшебными ароматами. Мысль о том, что его толстые короткие пальцы, которые я всегда обзывала сардельками, будут мять мои пятки с лавандовым маслом, от которого у меня легкие аж воспарили, уже не казалась мне бредом и я всерьез раздумывала над ней. Он что, колдун?
– Так что если надумаешь, знаешь, где моя комната, – Свен подмигнул и испарился точно джин, торгующий восточными сладостями.
А я так и сидела в каком-то ступоре. Это что сейчас произошло? Мы что, поменялись со Свеном местами? Теперь я буду ходить к нему за маслами и просить дать мне пропуск в страну грез?
– Вот же подлец! – выругалась я.
А сама никак не могла не согласиться, что Свен с этими волшебными баночками вдруг стал таким привлекательным. Он вовсе не был толстым, это скорее особенность его плотной комплекции: невысокий рост, короткая толстая шея, пухлые щеки, на которых он бережно растил рваные островки светлой бороды. Но теперь вдруг вся его полнота превратилась в мощь. Его пухлые пальцы сейчас казались сильными и могучими, и я уже представляла, как они будут проминать мои стопы, доставляя приятную боль.
Так, стоп! Что за черт? Что вообще за сумасбродные фантазии?! Давай-ка сосредоточься! Вон как раз в углу экрана мигает инока сообщений с Желявы.
Думая о Свене с его сосисочными пальцами, гладящими мои бедра, я открыла окно сообщений.
Фантазии тут же испарились, а улыбка сползла. Я побежала в соседнюю лабораторию.
Кейна я нашла у инженеров. Тут столько проводов и всякого металлолома, что не удивлюсь, если откуда-нибудь из-за угла выпрыгнет робот. Томас, Ульрих, Миша и Кейн столпились вокруг стола и что-то бурно обсуждали.
– О, Арси, привет! Смотри! – подозвал Ульрих.
Я послушно присоединилась к группе вивисекторов, работающих над очередным стальным творением. Патрон. Да уж, робот был бы любопытнее.
– Это патрон с электрическим зарядом, как мини-дефибрилятор! – хвастал Томас.
– Что он делает? – спросила я.
– Останавливает у зараженного сердце, – пояснил Ульрих.
– Заряд такой мощности человека не просто убьет, а зажарит. Но зараженные выносливее, а потому эта крошка вырубает его на пятнадцать минут, – снова похвастал Томас.
Похоже, в основном это была его идея.
– Как вы посчитали, что именно на пятнадцать минут? – любопытствовала я.
Ребята потупили глаза. Ой да ладно! Признайтесь, что зараженные у вас подопытные! Небось, били током до тех пор, пока из бедняги дым не пошел.
– Мы испробовали на Еве, – пристыжено произнес Томас.
Ева – так мы прозвали ту однорукую чудилку, что поймали в лесу.
– Но перед этим десять раз извинились перед ней! – оправдывался Ульрих.
Этому уважению зараженных их Тесса научила. Не спорю, после того спектакля с Лилит я тоже стала смотреть на них иначе. Оказывается, еще не все кончено с их мозгами, и где-то там на задворках сознания, где соединяется сон и явь, эти люди по-прежнему живы. Но пока они бегают на четырех конечностях, скалятся и рвут людей на части, я не готова вести с ними миролюбивые диалоги!
– Значит, нам больше не надо заворачивать их в гобелены, строить сетки из рабицы и рисковать своими конечностями? – предположила я, вспоминая последнюю вылазку, из-за которой Фабио до сих пор соблюдает постельный режим.
– Именно.
– Аллилуйя. А то Хайдрун уже использовала все шторы с первого этажа. И как он работает?
Наш немой Миша взял FAMAS, который они переоборудовали уже, наверное, раз тридцатый, вставил патрон в патронник и прицелился в компьютерный процессор. У меня глаза на лоб полезли. Нет! Только не компьютер! Миша выстрелил, и заряд вонзился тонкой иглой прямо в процессор. Звук выпущенного на волю тока был таким противно жужжащим, что я едва не зарыдала. Нельзя так жестоко обращаться с электросхемами! Через секунду процессор замкнуло, и из него повалил черный едкий дым. Стоящий возле убитого компьютера Ульрих с огнетушителем доказывал, что они немало процессоров так уничтожили. И в доказательство я увидела черные обугленные куски металла, сваленные в кучу со сгоревшими электросхемами.
Бездушные ублюдки!
– У нас есть в среднем пятнадцать минут, чтобы подбежать к пупсику и взять у него образец крови. Правда супер? Самое классное, что заряд можно вытащить из зараженного и использовать повторно, – говорил Томас.
– Да, только надо его вскрыть и заменить предохранитель, – с этими словами Ульрих показал мини-предохранитель на патроне размером с фалангу мизинца.
– Мозг не повреждается, а значит, вирус продолжает жить. И он направляет все свои силы, чтобы запустить сердце заново. На это уходит от двенадцати до семнадцати минут в зависимости от комплекции зараженного, – говорил Кейн. – Отличная работа, ребята. Сегодня идем пробовать.
– Ты тоже с нами?
– Да, я хочу удостовериться, что патрон работает, как надо. Мы же не хотим убивать зараженных. Давайте позавтракаем и начнем собираться.
Ребята закивали.
– Кейн, надо поговорить, – я позвала доктора, когда эксперимент завершился.
Мы вышли из лаборатории в коридор. Я протянула ему планшет.
– Это с Желявы.
Всего три строчки. Он прочел их быстро, но его взгляд приобрел ту же обеспокоенность, что и мой.
«Военный переворот. Генерал убит. ОСН расформированы. Грозит расстрел. База законсервирована».
Кейн вернул мне планшет. Было видно, что он сосредоточился на своих привычных мыслях ученого. И хотя нам никогда особо дела до Желявы не было – все это время мы сосуществовали друг с другом, как два вида разных животных на одном материке – сейчас же мы стали с ней связаны сразу несколькими нитями. Во-первых, Желява – ближайший к нам населенный пункт, на котором можно запустить производство сыворотки в массовом масштабе. Во-вторых, половина ребят в Бадгастайне из Желявы, и эта новость их шокирует.
– Что будем делать? – спросила я наконец.
Кейн ответил не сразу.
– Сейчас мы ничего не можем сделать. У нас нет лекарства. И нам надо заниматься его поиском.
Я кивнула. Я и сама понимала, что пока мы помочь людям не в силах.
– Хорошо. Пойду, сообщу Тесс.
Я уже развернулась, как он остановил меня.
– Погоди. Что ты хочешь ей сказать?
Его вопрос удивил меня.
– Покажу ей сообщение от наблюдателей, – ответила немного сконфуженно.
Из лаборатории вышли ребята.
– Идемте завтракать. Надо торопиться. Охота не ждет!
Позвали они возбужденно, направляясь к лестнице. Им жутко не терпелось испытать новую игрушку. Садисты. Кейн не обращал на них внимание и завел меня в свою лабораторию.
– Не надо ей ничего говорить, – сказал он, глядя мне в глаза со всей серьезностью.
– Почему? Это же ее дом. Она в праве знать!
– Тесса сейчас нестабильна. Она под действием вируса. Если мы скажем ей про Желяву, ее переклинит, охватит агрессия и она помчится им на помощь. Чем это поможет нам? А чем поможет ей? У нас нет лекарства. И если мы скажем Тесс, что на Желяве беспорядки, мы потеряем единственного человека с боевым опытом. Она нужна нам здесь. Мы должны собрать полный набор генов, осталось совсем чуть-чуть.
Я тяжело вздохнула. Мне не хочется скрывать от Тессы, что у нее дома людей казнят. Но Кейн прав, она не поможет, мы не поможем, просто потому что нам нечем им помочь.
– Мы обязательно поставим ее в известность, но в свое время. Сейчас у нас есть задача, – закончил Кейн.
Я кивнула. Мы вышли из лаборатории и направились в ресторан.
22 января 2072. 14:00
Доктор Август Кейн
Наконец-то получение образцов крови стало эффективным по времени и усилиям. Вот еще бы Тесса выбирала легкие цели, было бы совсем как в санатории. Но я согласен с законом вселенной о том, что самое ценное в жизни достигается неимоверным трудом. А потому сейчас я крепко ухватился за талию Тесс, пока ее Киска гнала нас по заснеженному лесу со скоростью восемьдесят километров в час. Я не стал напоминать ей о том, что с такой скоростью мы легко можем угодить в овраг, запорошенный снежком, и уже никогда оттуда не выйти из-за сломанных шей.
Я был уверен в Тесс. Также, как она была уверена в моих идеях. Вот так мы и строили нашу стратегию – на взаимном доверии, учась полагаться на кого-то кроме себя, что не так-то просто в эпоху вымирания.
– Цель в ста метрах прямо перед нами. Давай, Кейн! – крикнула Тесс.
Я привстал на снегоходе, положившись на ремень, которым был подвязан к Тесс, вытащил винтовку перед собой и уставился в прицел.
Зараженный скакал на четырех конечностях прямо посреди густого леса, мощные длинные конечности позволяли ему буквально взрывать сугробы, отчего казалось, что перед нами мчится мини-трактор, расчищающий путь. Его силуэт маячил в прицеле, но то и дело соскакивал с креста, я не мог прицелиться с такого расстояния.
– Давай ближе! – крикнул я.
Тесс прикрутила скорость, Киска рванула вперед так резко, что меня усадило инерцией.
Мы нагоняли синевато-белесое тело, расстояние между нами резко сокращалось, и через несколько секунд я поймал идеальный момент для выстрела.
Пуля вылетела из ружья со скоростью триста метров в секунду, в воздухе она прорисовала замысловатую спираль – так ребята решили проблему с ее повышенной поперечной нагрузкой из-за увеличенной массы наконечника с электрическим зарядом. При очередном прыжке путь зараженного пересекся с траекторией полета электрической пули, и тот кубарем покатился вперед, гонимый инерцией, получив разряд, оборвавший все биологические процессы в его теле. Скорость его кувырков была настолько огромной, что он превратился в один белесый ком из снега и туловища с торчащими в разные стороны руками и ногами, как выброшенные из окон белые флаги о капитуляции.
Но вдруг прямо перед нами лес резко оборвался и мы выехали на пологое пространство ослепительных сугробов, которые всего в полсотни метров от нас заканчивались пропастью.
Тесса тотчас же завернула вправо, дала по тормозам, я не успел присесть, а потому меня бросило вбок, и под моим весом тела Киску завалило на левую сторону. Я ударился о затылок Тесс и, кажется, разбил губу – солоноватый привкус быстро заполнил рот. Снегоход тащил нас по сугробам еще несколько метров, и мы наглотались ледяного снега, который подметали головами, как снегоуборочные тракторы.
Несколько минут мы лежали неподвижно и ждали, когда мир перед глазами перестанет вращаться. Я почувствовал, как Тесс начала медленно выбираться из снежной ловушки.
– Где особь? – спросила она, отплевываясь от снега.
Я тоже выбрался из снежной ямы, посреди которой на боку валялась Киска, как поверженный конь. Я огляделся. Потрясающий пейзаж открылся прямо перед нами: всего в полсотни метров от нас плато, на котором разросся хвойный лес, ставший нашими охотничьими угодьями, резко уходило в пропасть, на дне которой встречались две широкие равнины, образуя впадину, заполненной замерзшим озером Вайссен-Зее. Я часто купаюсь здесь летом, бирюзовые воды чистейшего озера охранялись людьми еще в период расцвета человеческой цивилизации. До Вспышки здесь обитало всего около семисот жителей на побережье, моторные лодки были запрещены. Нетипичное поведение человека-разрушителя, который сорок лет назад довел планету до точки невозврата.
Великолепный пейзаж остался незамеченным Тессой, которая упрямо пробиралась сквозь сугробы к зараженному, распластавшемуся всего в двадцати метрах от обрыва. Тяжело винить Тесс в отсутствии уважения или любопытства к столь прекрасным местам, сотворенным природой и нетронутым человеком. Ее выдрессированная солдатская непоколебимость в служении цели делала ее невероятно напористой, бравой и в то же время абсолютно слепой – до пропасти всего двадцать метров снежного пласта неизвестной прочности.
Я вытащил из рюкзака статическую веревку альпиниста и окликнул Тесс, та раздражённо обернулась.
О, ну прости, что я всего лишь хочу спасти тебя от верной смерти.
– Прицепи к поясу, – крикнул я и бросил ей один конец.
Я решил опустить глаза и сделать вид, что очень занят цеплянием карабина за свой пояс, чтобы избежать ее обвиняющего взора, типа «У меня тут реальное дело, а ты отвлекаешь меня всякой ерундой!». Странным образом мое воображение озвучивало каждый хрип, каждую гласную в стиле Тесс, как если бы мы уже десять лет были женаты и знали каждую мелочь друг о друге.
