полная версия

Алексей Смехов
Третья сила

«В страданиях душа тончает…»

* * *

 
В страданиях душа тончает,
Снимается жирок с души,
И ты внезапно различаешь
Невидимую раньше жизнь.
 
 
Не два, не три – все сто оттенков
В закатной видишь глубине,
И кто-то начинает тренькать
В том месте, где горел в огне,
 
 
В том самом тонком, слабом месте,
Где ворон боли исклевал,
Вдруг звуки соловьиной песни
Летят в открывшийся портал.
 
 
И, оглушённый и ослепший
От красок, впитанных тобой,
Благословляешь день прошедший
За очистительную боль.
 

Колесо сансары

 
Так хочется остановить мгновенье —
Весну как чудо нежного рожденья,
И лето с его буйством и теплом,
И осень с несгорающим костром.
 
 
Так хочется продлить навечно юность,
Чтоб ни одна морщина не коснулась,
Затем – хотя бы силу сохранить,
В конце – не оборвать бы только нить,
 
 
И вставить палку в колесо Природы,
Не завершив последнего похода.
У краешка, над пропастью во ржи
Притормозить стремительную жизнь.
 
 
Но дни мелькают, как шальные спицы, —
Нам просто не дано остановиться,
И просветленье поджидает нас
Внутри, где неприметное Сейчас,
 
 
Как бесконечно длительная ось,
Пронзает всё творение насквозь.
 

Дети и медведь

 
Вечернее солнце в пурпурной карете
Уже отплывало на запад, но дети
Все рвали бруснику с янтарной морошкой,
Толкались локтями и клали в лукошко.
 
 
Медведь подошёл в сосняке к ним внезапно,
Как бревна с сучками – когтистые лапы,
И девочка крикнула вспугнутой сойкой,
А мальчик старался казаться спокойным:
 
 
– Ты, Мишка, бери, если надо, морошку,
Я знаю, что это ведь всё понарошку,
И ты к нам пришёл из любимых мультяшек,
Но хватит шутить – почему-то нам страшно.
 
 
Медведь отвечал: – Уж какие тут шутки —
Не ел я, наверно, четвёртые сутки,
А тут мне сама приплывает к обеду
Еда аж в два блюда, ещё и с беседой!
 
 
Кузнечик чуть слышно звенел под ногами,
Вороны царапали небо крылами,
И падала спелая в землю брусника —
А мальчик всё слышал – вот так было тихо.
 
 
И понял, что если он с миром отдельно,
То эта минута им будет последней.
 
 
Тогда зачерпнул у небес необъятность,
У речки – текучесть и звонкую ясность,
Взял сил сокровенных у старого дуба,
И сами собою промолвили губы:
 
 
– Ну, здравствуй, Михайло, меня звать Иваном,
А рядом сестра, её имя – Марьяна,
И мы не чужие – одной с тобой крови,
А небо – нам общая синяя кровля.
 
 
Мы с Машей найдём тебе сладкие соты —
Поверь, это добрая будет охота.
Ведь ты же – Балу из прочитанной книжки,
Мой мудрый учитель, а я – тот мальчишка.
 
 
Медведь посмотрел на детей удивлённо —
Тянули ладони счастливые клёны,
Шептались о чем-то, шутя обнимали,
Тепло золотились закатные дали,
 
 
И так ему стало легко и уютно,
Что голод исчез, что наелся как будто.
А лес весь промыт и загадочно светел.
Медведь улыбнулся растерянным детям
 
 
И в лес воротился, смешно косолапя,
А мёд прямо с веток на голову капал,
Сочился откуда-то, нежно струился,
Расплавленным светом на шкуру ложился,
 
 
Наполнив любовью дремучую чащу,
Как будто хрустальную чистую чашу —
Медведь никогда и не пробовал слаще.