полная версия

Алексей Смехов
Третья сила

Улыбка

 
На всех насупленно смотрел угрюмый Хмурохвощ:
Он улыбаться не любил, серьёзный был сорняк.
И перекинулась печаль на тихий шелест рощ,
А дрозд забыл, что значит петь, и хочет – да никак.
 
 
У роз завяли лепестки, топорщатся шипы,
И тут, догадкой озарён, Кипрей сказал: «Друзья,
Похоже, Хмурохвощ тоской всех хочет заглушить,
Но мы зачахнуть не должны, и средство знаю я!
 
 
Недалеко от нас растёт весёлый Синезвон —
Обычный вроде бы цветок, невзрачный, полевой,
Но вот улыбками его я с детства восхищён,
А как он радостно звенит, качая головой!»
 
 
Тогда цветы пошли на луг, где колокольчик рос,
Тот улыбнулся всем легко, они ему в ответ,
И распрямились лепестки увядших было роз,
И небо вдруг на голубой переменило цвет.
 
 
И даже мрачный Хмурохвощ от радости зацвёл,
Заливистый цветочный смех летит со всех сторон,
Вкуснее сделался нектар трудолюбивых пчёл —
Лишь оттого, что не жалел улыбок Синезвон.
 

Семь зайцев

 
По солнечной горке катаясь,
Вдруг с радуги спрыгнули вниз
Семь радостных солнечных зайцев —
И вдаль по земле понеслись.
 
 
Стал красный жевать помидоры,
Глотать апельсины второй,
Банан слопал жёлтый проворно,
Зелёный наелся травой.
 
 
Лазурный мечтательный заяц
От неба кусок откусил,
Шестой, в синей речке купаясь,
Воды очень вкусной попил.
 
 
Седьмой был вообще фиолетов
И съел на обед баклажан.
Скакали зайчата по свету,
Играя и в танце кружа.
 
 
Зимой, съев по мисочке снега,
Они побелели, как мел,
Но радуга вешняя в небе
Цвета им вернула в момент!
 
 
Семь братьев от счастья смеются
И водят смешной хоровод,
А солнце – весёлое блюдце —
Им завтрак цветной подаёт.
 
 
Но тут прилетел на пирушку
Весь в белом большой попугай,
Смешал всё в огромную кружку…
Что сделалось с ним? Угадай!
 
 
Он стал разноцветным и пёстрым,
Собрав на себе все цвета,
А зайцы подумали просто:
Вот это и есть красота!
 

След

 
Говорят, что в космосе Бога нет,
Мол, Гагарин искал и прочие.
Видишь – храм стоит уже сотню лет,
Но ведь строился он – рабочими,
Если книга есть – значит, был поэт
И стихи приносил в издательство.
Человек и Бог оставляют след —
Это лучшее доказательство.
 
 
Оглянись вокруг: всё, что видит взгляд, —
Результаты труда Создателя.
Ночью звёзд уголья во тьме горят,
Солнце всходит костром сиятельным,
Кит на дно плывёт, птица рвётся ввысь,
А леса к горизонту стелются —
Это божий след, он впечатан в жизнь —
И в зайчонке, и в каждом деревце.
 
 
Он любовью в душах людских цветёт,
Призывая творить хорошее,
Но метут метели из года в год —
След становится запорошенным.
Эх, метлу бы мне, да пойти кружить,
Выгребать из проулков лишнее.
Как расчищу след – стану лучше жить,
Добреду по нему к Всевышнему.
 

«Мы все говорим на одном языке…»

* * *

 
Мы все говорим на одном языке:
Морзянка тревожит нас ночью.
Читаем сигналы по звёздной строке —
Далёкие светлые точки
 
 
Мигают сквозь вакуум, ставя вопрос,
Который не знает ответа:
Вы счастливы там, или шлёте нам SOS
Мерцанием синего света?
 
 
Надеюсь, что счастье разносится с рук
Арфистов в созвездии Лира,
А Моцарт земной преклоняет свой слух
И тихо берёт на клавире
 
 
Похожий аккорд, вставив радостный такт
В симфонию звёздного света,
А день – всего-навсего длинный антракт
В концерте безудержном этом.
 
 
Но чаще всего долетают стихи
К Земле из окраин вселенной —
С Волос Вероники каскадом лихим
В забытые наши деревни.
 
 
И служат антенной из космоса им
Деревья. Деревья. Деревья…
 

«Если вдруг повезёт – жизнь придавит…»

* * *

 
Если вдруг повезёт – жизнь придавит тебя, как букашку,
И пытаясь дышать под стопой, сокрушительно тяжкой,
Поневоле в себе обнаружишь потерянный свет,
Различишь среди грохота бури спокойный ответ.
Чем сильнее судьба каблуками пройдёт по живому,
Тем верней возродишься: другим, неожиданным, новым.
 
 
Если вдруг повезёт – жизнь оставит тебя одиноким,
И тогда чтобы силы найти и не сгинуть до срока —
Ты увидишь весь мир, как впервые – в нём есть красота,
В каждом листике – Бог, а задача сегодня проста:
Осознать, что Всевышний твой друг, и что он тебя любит,
Даже если безжалостно предали близкие люди.
 
 
Если вдруг повезёт, то ты станешь больным или нищим,
И когда чёрный ветер повалит и горько засвищет,
Обнаружишь опору в себе – там, где яма видна,
Ты пойдёшь до конца, доберёшься до самого дна,
От него оттолкнувшись, на небо посмотришь упрямо,
Чтоб увидеть звезду путеводную прямо над ямой.
 
 
Ну а коль не везёт – ничего, потерпи до поры.
Есть ячейка зеро у любой интересной игры.
 

«У всех бывают звёздные часы…»

* * *

 
У всех бывают звёздные часы,
У всех бывают мрачные провалы,
И мы кладём всё это на весы
И выбираем тех, кто падал мало.
 
 
Но если разобраться – кто летел,
Тот неизбежно падал перед этим,
В полёте крылья вырастить успел,
Не одолев последний дюйм до смерти.
 
 
И если ты когда-нибудь, мой друг,
Заметишь, что я в жизни стал улиткой,
Встряхни меня, уж лучше пусть испуг,
Провалы и триумфы, вновь ошибки,
 
 
Чем жить с меланхолической тоской
По жизни, недопрожитой тобой.
 

«Отважные и всё-таки смиренные…»

* * *

 
Отважные и всё-таки смиренные,
Набухших почек тихие полки
Ползут по красной вербе, словно пленные,
Сбежавшие от сторожа-пурги.
 
 
И вдруг из клеток, тщательно заклеенных,
Из тёмной и печальной немоты,
Навстречу небу синему уверенно
Выстреливают первые листы.
 
 
Отбросив, как броню, чешуйки жёсткие,
Одетые в легчайший нежный пух,
Хмелея от нахлынувшего воздуха,
Всем тельцем пьют весенний бодрый дух.
 
 
Их солнце греет, словно папа, трепетно,
Их ветер, чтоб вертелись, теребит,
И наслаждаясь бойким юным лепетом
Им дождик утоляет аппетит.
 
 
А матери-земле легко ухаживать
За стайкою зелёных малышей,
Что выползли, смешные и отважные,
На первую симфонию чижей.
 

«Светятся на иве серьги серебром…»

* * *

 
Светятся на иве серьги серебром —
Это дождь влюблённый их оставил,
Но когда могучий разразился гром —
Задрожали серьги робкой стаей
 
 
И слетели в реку – сумрачной порой
Яркие серебряные звёзды
С серебром упавшим, тем, что под водой,
Шепчутся таинственно, серьёзно.
 
 
О зубастой щуке и созвездье Рыб,
О русалке и небесной Деве.
Ивы полусонной медленный изгиб
Слушает их грустные напевы.
 
 
Как же ей серёжки хочется надеть!
Ива прямо в воду опустила ветвь.
 

Мы не умрём

 
Наташа – москвичка с Малой Никитской,
Студентка ГИТИСа, почти актриса,
Ей всего двадцать искрящихся солнцем лет.
Сцена уже как билет в кармане,
Зовёт к себе, привлекает, манит,
Жизнь впереди, ну а смерти, конечно, нет.
 
 
Есть встречи с парнем, стихи и дружба,
Влюблённость, свадьба, и вслед за мужем
Едет на фронт; это август, сорок второй.
Хоть медсестрой, но в самое пекло,
В Сталинград, там где звёзды меркнут —
Девушки в страшной войне пополняют строй.
 
 
Ноябрь месяц, контрнаступление,
Фронт прорван, смерти, ранения,
Двадцать солдат спасает она в тот день.
Вот и блиндаж, потерпите, братцы,
Вата, бинты, и минуты длятся,
Где же подмога, где сейчас наши, где?
 
 
Вместо своих впереди фашисты,
Есть лишь минута, решает быстро —
Взяв автомат с подсумком, вступает в бой.
Стоя в окопе, стреляет по фрицам,
Кончились пули и вражьи лица
Видит Наташа прямо перед собой.
 
 
Ей предлагают сдаться. Что будет?
Там, в блиндаже, замолчали люди,
Им при таком раскладе пришёл конец.
Но эта девочка из медсанбата
Просто дерёт чеку из гранаты,
В ноги бросает под перестук сердец.
 
 
Следом разрыв, чьи-то крики, стоны,
Слышно «ура», и советский воин
Вносит Наташу на плащ-палатке внутрь.
Еле живую, всё тело в ранах…
Та, что спасала их, – умирает
Юной совсем, но разве же в этом суть!
 
 
Суть оказалась в конце тетрадки,
Что разыскали в вещах солдатки,
Там есть последние в жизни её слова:
«Кто-то рождён, чтоб творить искусство,
Чтобы будить в человеке чувства
И каждым словом радость вокруг ковать.
 
 
Кто-то рождён, чтоб играть на сцене
В круговороте света и тени,
Кто-то рождён растопить своим сердцем лёд.
Мне же судьба, чтоб пойти в атаку,
Чтобы принять за отчизну драку,
Кто-то рождён, чтобы просто сказать: вперёд!
 
 
Это неважно, что мало прожил,
Что в книге жизни людской, быть может,
Ты не напишешь ярких красивых строф.
Можно поставить там лишь простую
Очень всем нужную запятую,
Главное, чтобы в этом была любовь».
 
 
Муж-командир погиб ещё раньше,
Но их дороги стелются дальше:
В небе багровом ввысь полетят вдвоём.
Над чернотой, над кромешной битвой,
Песня их слышится, как молитва:
Мы не умрём, мы никогда не умрём.
 

«Что вытворяет лес, когда его не видим?..»

* * *

 
Что вытворяет лес, когда его не видим?
Наверно, там росу серебряную пьют,
Деревья, захмелев, играют водевили,
Упавшие листы о бренности поют.
 
 
Я как-то поглядел, раздвинув ночью шторы,
На то, какой они устроили спектакль:
Огромный старый клён был главным режиссёром,
Калина с ветерком вальсировала в такт.
 
 
Осина, заломив трагические руки,
Кричала в небеса о пламенной любви…
Какой же был накал, эмоции и муки,
Где нынешний Шекспир, To be or not to be?
 
 
Могучий дуб не мог к рябине перебраться,
Плакучей ивы смех звучал сквозь капли слёз,
Любимый старый лес: ему не нужно рацио,
Чтоб передать печаль невестушек-берёз.
 
 
Достаточно сосны протяжного скрипенья,
Чтоб с нами говорить на вечном языке,
И нежных соловьёв загадочного пенья,
И шёпота воды в укромном ручейке.
 
 
Лес может познавать, и чувствовать, и слышать
Без всяких умных слов, заведших нас в тупик.
Обняв нагретый ствол цветущей белой вишни,
Вдыхаем аромат и любим напрямик.
 

«Без двух понедельников лето…»

* * *

 
Без двух понедельников лето —
Уже всё звенит и согрето,
И солнце по-летнему светит,
И зеленью сад обуян,
 
 
Но есть ещё таинство мая,
Неясная бездна желаний,
Влюблённость, надежды без края
И утро, которым я пьян.
 
 
Есть юность, когда непонятно,
Что будет осеннею жатвой,
Всё только возникло невнятно,
Едва распустились цветы.
 
 
И в дымке черёмухи белой
Всё робко, прекрасно, несмело,
И нет завершённости спелой —
Лишь отзвук туманной мечты.
 
 
Продлить бы весеннюю нежность,
Когда далека неизбежность,
Есть радостный привкус надежды,
Ещё неизвестен нам плод.
 
 
Ещё всё так мягко и гибко —
Не смех, а лишь только улыбка,
И можно наделать ошибок —
Их ветер легко унесёт.
 

«Я вижу чудную картину…»

* * *

 
Я вижу чудную картину
На фоне неба светло-синем:
За белой рамкою окна
Стоит прекрасная рябина:
Как дева юная невинна,
Зеленоглаза и стройна.
 
 
Ее прическа на рассвете
Растрёпана смешливым ветром,
В ней столько жизни и огня,
Так шелестит уютно платье,
Что хочется, вскочив с кровати,
Красавицу в саду обнять.
 
 
Ну а художник знаменитый
Мешает краски на палитре
И ставит подпись на холсте —
То белым облачком туманным,
То красным огненным тюльпаном,
То чёрной птицей на кусте.
 

«Девушка пела в церковном хоре…»

* * *

 
Девушка пела в церковном хоре
Не для того, кто погиб в бою,
Не для судов, уходящих в море, —
Нам посвятила песню свою.
 
 
Тем, кто, уехав в чужие страны,
Затосковал по родной земле,
Тем, кто в России кромешно пьяной
Всё же остался ещё в седле.
 
 
Где-то Есенин печально плачет —
Значит, любили всё-таки нас.
Помнишь: собака в ночи пропащей
Сыпала слёзы на снег из глаз.
 
 
И Маяковский швыряет звёзды
Рядом с планетой Экзюпери,
И Пастернака лицо серьёзно,
Видишь – свеча на столе горит.
 
 
Где-то на озере Чад далёком
Бродит жираф, он навеки мой,
Образам этим не будет срока,
Я в этом мире всегда живой.
 
 
Даже вот так: помогает выжить
Мне нарисованный ими мир —
Средь современных хапуг и выжиг
Это последний мой ориентир.
 
 
Словно маяк сквозь тоску и серость —
Только к разбитому сердцу сталь
Вновь Маяковский прижал, не целясь —
Кто бы ему разогнал печаль?
 

А музыка ещё звучит

 
Он к ней спешил за облака —
Она со звёзд к нему спускалась,
И вся она была легка,
Как звон хрустального бокала.
 
 
Восход, робея, не хотел
Будить их лучиком горячим,
И пух с крыла её летел,
И укрывал стыдливо спящих.
 
 
Она осталась на Земле,
Забыв своё созвездье Лиры,
Он приносил ей свежий хлеб
И нежные букеты лилий.
 
 
Но лишь обиду и тоску
Цветы увядшие ей слали,
И неба синего лоскут
Земных чудес ей был желанней.
 
 
А музыка ещё звучит
В её ушах нетерпеливо,
Но крылья, лёгкие на вид,
Уже не делают счастливой.
 
 
И каждый вечер при луне,
Оставив мужа в тихой спальне,
Она их чувствует сильней,
Но напевает все печальней
 
 
О том, что звёзды не вернуть, —
Рыдают в воздухе аккорды,
Вновь не получится уснуть,
И гриф гитары весь истёртый,
 
 
И пальцы нежные болят,
И связки сорваны до хрипа,
Но плач космических баллад
Зовёт, как песня пилигримов.
 
 
А он печально вслед глядит,
Ведь знал, что это всё случится,
И вот уже она летит
К иным мирам полночной птицей,
 
 
И музыка в её груди
Теперь звучит не умолкая,
И ветер яростно свистит,
Всё вверх и вверх её толкая.
 

Ночная рыбалка

 
Я таскаю звёзды из Вуоксы сонной —
Что же за рыбалка без клюющих звёзд?
Лунный корж крошу им, небеса бездонны,
В них порхают сонмы маленьких стрекоз.
 
 
Я сачком рыбацким провожу по ряби,
Хочется потрогать крылышки рукой,
Трепетных созданий бережно погладить
И обратно в небо кинуть по одной…
 
 
У стрекоз глазищи – как у чёрной кошки,
Освещённой ночью ярким фонарём.
Пролетев беззвучно лунною дорожкой,
Вновь садятся звёзды прямо в водоём.
 
 
Зачарован этой сказочной картиной,
Я костёр походный рядом развожу —
Искры вверх стреляют, оставляя длинный
След, ведущий в небо, к звёздному ковшу.
 
 
Синие стрекозы светятся невинно,
Над ночной Вуоксой лунный коржик ждут.
 

Гардероб

 
Боль бывает разной —
С оторочкой красной,
Ну а счастье – в синей
Шапке из глициний,
Чёрные печали
Плечи украшали,
А цветок на сердце
Помогал согреться,
Разум фиолетов —
Все оттенки цвета,
 
 
Все палитры аур
Чем-то хороши.
Не беру я траур
В гардероб души.
Веры шарф брусничный
К радости плащу —
Вроде гармонично
Я тебя ищу.
 

«Жук тащит ветку больше себя в сто раз…»

* * *

 
Жук тащит ветку больше себя в сто раз,
Вырос цветок на мрачной крутой скале —
Летом верится в Счастье, и ты горазд
Дуб вырвать с корнем радостно и смеясь —
Счастье, как белка, ждёт нас в любом дупле.
 
 
Осень в цветистом платье бежит ко мне —
Осенью верю в Мудрость и Красоту,
В то, что ещё не скоро коварный снег —
Огнетушитель, гасящий фейерверк, —
Ровным покровом скроет мою мечту.
 
 
Ну а зимой я верю в весны приход,
Верю в Деда Мороза и Рождество,
Верю, что этот новый холодный год
Чудо в горсти старательно мне несёт,
В доброе согревающее волшебство.
 
 
Бурной весной я верю даже в Любовь,
В то, что Господь любому даёт скворцу
Крепкую пару, будь хоть косой, рябой,
Нудный, тщедушный, глупый – вообще любой,
В то, что родимся снова, придя к концу.
 

Летнее утро

 
Проснуться утром, окна распахнуть,
Вдохнуть простор и выпить полной грудью,
Чтоб вся вселенная, деревья, птицы, люди
Мне уложились аккуратно внутрь.
 
 
И каждого внутри согреть теплом,
Таких ночных, сердитых и холодных,
Дарить любовь всему, что есть в природе, —
И выдохнуть обратно, в синий дом.
 
 
И так дышать хоть несколько минут,
Отогревая мир своим дыханьем,
Чтоб днём, когда внезапно трудно станет,
Мой мир любовь мне захотел вернуть.
 

«Когда весна в окошко к нам глядит…»

* * *

 
Когда весна в окошко к нам глядит
И сердце рвётся к ней в порыве счастья,
Мы понимаем: жизнь не победить.
В ней нужно просто принимать участие.
Не заглушая прочих соловьёв,
Пропеть свою балладу про любовь.
 
 
Весной неинтересно правым быть
В каком-нибудь заумном жарком споре
И хочется лишь искренне любить
Друзей в непринужденном разговоре;
Не упираясь в мнение своё,
Увидеть сад в оконный окоём.
 
 
Нет времени весною для обид,
Для никому не нужных мелких стычек —
Весной в ладу с природой нужно жить,
В согласии со всем трезвоном птичьим;
Входить с утра в росой умытый лес,
Как в мир неиссякаемых чудес,
 
 
И слушать, и смотреть во все глаза —
Весне ни слова против не сказав!
 

Хороводят цветы

 
Хороводят цветы пёстрой стайкой на брошенных дачах
Вдоль простых декораций из зимних обломков седых,
И над сценой зелёной блаженно парит одуванчик,
Раздвигая упрямой головкой танцоров иных.
 
 
Он летит в небеса, оттолкнувшись от тёплой планеты,
На деревьях – оркестр из пернатых и слаженный хор,
А листочки как руки – так трепетно тянутся к свету,
Что и сам постановщик не видел прекрасней узор.
 
 
Этой жизненной силе нигде не найти укорота,
То, что нежно и гибко, до края вселенной цветёт,
Да и в вечность войдёт только доброе, нежное что-то,
Что способно подняться из праха весной каждый год.
 
 
Вечность очень не любит, когда неизменно и скучно.
Зажигаются звёзды и плавно танцуют в ночи,
А в созвездии Арфы Вивальди и Моцарта души
Мягко тянут за струны, и голос вселенной звучит.
 

Летнее солнцестояние

 
Лето катит вперёд беспечально,
И ещё ничего не сбылось,
Но могучий небесный начальник
Повернул уже Землю за ось,
 
 
И планета с разгона, с размаху,
Пережив самый долгий из дней,
Разодрав облака, как рубаху,
Заявила, что завтра темней
 
 
Станут наши прозрачные ночи,
Холоднее роса поутру,
А в цветущей берёзовой роще,
Трепеща на вечернем ветру,
 
 
Лист в зелёной неброской одежде
Размышляет впервые о том,
Как закрутит он лихо-небрежно
Жёлтый шарф на багряном пальто.
 

Восход

 
Я знал:
Любовь накроет и сметёт,
Как вал,
И будет в жизни поворот.
Ловил
В тумане миг, где я и ты
Соединимся, как мосты
Невы.
 
 
Вдвоём
Дороже каждый день стократ,
Пойдём
Встречать на озеро закат.
Когда
Горит пожаром неба даль,
Мне кажется, тебя я ждал
Года.
 
 
Аккорд
Звучит как в безмятежном сне.
Плывёт
Мотив о сказочной весне.
И вот
Земля ушла в ночной полёт,
А в душах сутки напролёт
Восход.
 

Оберег

 
Мне захотелось,
чтоб эти буквы
защитили тебя
чистой, высокой
магией звука,
гласными звонко трубя.
Чтобы согласные
громким рычаньем
гнали твоих врагов,
чтобы от слова
было сиянье —
яркое, как любовь.
Чтобы все строки
в едином ритме,
словно табун коней,
прочь от беды несли,
как молитва
в самый плохой из дней.
Чтоб облегало
стихотворенье
дух твой,
словно броня,
чтобы овчаркой
шло у коленей,
счастье твоё храня.