полная версия

Алексей Смехов
Третья сила

Сказочник

 
Мы завтра свой путь продолжим навстречу туманным далям,
Под дудочку крысолова, размеренный скрип седла,
Старинную сказку вспомним, вдохнём зверобой и ягель,
Поймём, что не зря дорога нас в сумрачный лес вела.
 
 
Настигнет холодный вечер в конце неприметной тропки.
Усталых коней стреножим и кружки сполна нальём.
Глаза в темноте – не шутка, но сказочник – не из робких,
Фантазией мрак развеет, пропев нам о дне былом.
 
 
И песен до света хватит, и хватит чудных историй,
Где есть и любовь, и битвы, и шёпот заморских трав,
Мерцая над чёрной чащей, луна неустанно вторит,
Что как бы там жизнь ни вышла, но тот кто добрее – прав.
 
 
А те, кто парят над миром, – назавтра уходят в штопор,
И рвётся душа от боли, кидаясь за ними вслед,
Но сказка волшебной нитью умеет печали штопать,
И новые ждут дороги, и новых миров рассвет.
 
 
Когда под покровом ночи нагрянет крылатый ящер,
Шипастым хвостом нацелясь разбить наш непрочный дом,
Достанем стихи из ножен, как меч в темноте горящий,
И сказка щитом послужит от древнего зла кругом.
 

Июнь

 
Бежим, как будто два вольных ветра,
Рука в руке,
Небесный купол, прозрачно светел,
Дрожит в реке.
 
 
Вода, как зеркало, серебрится,
К себе влечёт.
Мы, отражаясь, теряем лица
И вот ещё —
 
 
Я вместо рук обретаю крылья,
А вместо ног —
Две птичьих лапки несутся в пыльной
Кайме дорог.
 
 
А у тебя вместо гладкой кожи —
Чешуйки звёзд,
Летит, на серпик луны похожий,
Изящный хвост.
 
 
И ты ныряешь, а я взлетаю
На всём бегу.
И две фигурки тихонько тают
На берегу.
 
 
Они всё дальше, а нам всё ярче
Горит июнь,
И я не знаю, кто настоящий, —
Мой сокол юн.
 
 
И рыбка резво по волнам мчится —
Совсем малёк.
И наше солнце теплом лучится,
И долог срок.
 

«Солнце августа всё ещё грозно…»

* * *

 
Солнце августа всё ещё грозно
Прожигает лучами насквозь,
А ночами далёкие звёзды
Проступают глазами стрекоз.
 
 
Излучая нездешнее пламя
На исходе горячего дня,
Овевают своими крылами
И печально о чём-то звенят.
 
 
Не сожгут, никого не согреют
Эти жители звёздных полей,
И созвездие Лебедя реет
Ближе к осени всё тяжелей.
 
 
Меньше птичьего гомона в рощах,
Холоднее под утро роса,
Темнота затвердела, и проще
Белой птице парить в небесах.
 
 
А сады тяжелеют плодами
И на ветках, как звёзды, висят
Сотни яблок, но не опадают —
Лишь когда в небесах звездопад
 
 
Их томительно тянет сорваться
И на тёплую землю слететь.
Лето в быстром космическом вальсе
Устремилось в последнюю треть.
 

«Бледно-жёлтый свет луны лился на поляны…»

* * *

 
Бледно-жёлтый свет луны лился на поляны
И в окно твоё смотрел, и скользил по стану,
Мягко шею обнимал, нежно гладил очи —
Мне бы месяцем побыть этой ясной ночью.
 
 
Расскажу про млечный дым, про шальные звёзды
И, серебряным лучом рассекая воздух,
В ухо девичье шепну про галактик стаи.
Хочешь, я тебе одну из ковша достану?
 
 
Хочешь, тучи разгоню, просочусь в оконце,
Жаром душу опалю, как ночное солнце?
Или лунным ветерком волосы приглажу…
Улыбнёшься ты с утра и не вспомнишь даже,
 
 
Как горел всю ночь без сна месяц в изголовье —
Может, этот мягкий свет и зовут любовью?
 

«Хотела ты, чтоб стал я как родник…»

* * *

 
Хотела ты, чтоб стал я как родник —
Кристально чистым, заповедным, звонким.
Всё получилось в лучшем виде, только
На жарком летнем солнце я поник.
 
 
Но вдруг услышал: «Будь же как ручей —
Игривым, и стремительным, и страстным!»
Я стал ручьём, и было б всё прекрасно,
Но высох я, оставшись без дождей.
 
 
И ты сказала: «Становись рекой —
Широкой, необузданной и сильной!»
И воды заструились изобильно,
И к морю оказался я влеком.
 
 
Ты восхитилась: «Будь навеки морем —
Безбрежным, неохватным, штормовым…»
Вот только оказалось, что живым
Остаться трудно в пляшущем просторе.
 
 
За горизонтом исчезают лица,
Нет ориентиров и потерян курс,
Воды солёной неприятен вкус.
«Ты б мог в родник обратно возвратиться?
 
 
Стать снова пресным, маленьким и чистым,
Едва заметной струйкой из земли?»
Но плавают киты и корабли
В бескрайнем океане чувств и мыслей.
 

«Мягко укрыл дороги…»

* * *

 
Мягко укрыл дороги
Пёстрый ковёр листвы.
Время подбить итоги:
Всё сочтено, увы.
 
 
Тем, кто весной родился —
Осенью увядать.
В этом к уставшим – милость,
Тихая благодать.
 
 
Голые стонут ветки —
Плача их не жалей.
Будет весенний ветер
Ласково дуть с полей.
 
 
Будет трава на поле
Шёлкова и юна.
С гулом помчатся пчелы,
Выпьют цветы до дна.
 
 
Только вот дуб зелёный,
С птицами в голове,
Вспомнит ли свежей кроной
Жёлто-багряный свет?
 
 
Что ждёт стрекоз беспечных
В радостный майский день,
Если осенний вечер
Бросит на память тень?
 
 
К счастью, на новом круге
Из прошлогодних снов,
Из темноты и вьюги
Выживет лишь любовь.
 

Осенняя симфония

 
Мне шум листвы и барабаны капель,
Протяжный ветра вздох и стон ветвей
Звучат симфонией, где вместо флейт —
Далёкий вой тоскующей собаки.
 
 
Скрип двери, половиц и старых лестниц
Певучей скрипкой проникает в мозг.
Расплакался каскадом синих звёзд
В своей небесной ложе жёлтый месяц.
 
 
Как руки дирижёра, ветки клёна
Летают вверх и вниз наперебой,
И яблоня, довольная игрой,
Свои плоды роняет благосклонно.
 
 
И хлопает, и требует на бис
Негромкий хор заснувших было птиц.
 

Три сына

 
Было сына три у честна отца.
Первый сын – Июнь – самый маленький.
Юн ещё совсем и красив с лица,
Загорать любил на завалинке.
 
 
Ну а средний сын стройным парнем был,
Звался он Июль – ох, несдержанный.
Если что не так – баламутил ил,
Он привык, чтоб всё шло по-прежнему.
 
 
Чтобы щукой плыть и лететь пчелой,
Над густой травой, над нескошенной.
Или, став орлом, падать вниз стрелой,
На овечий пир – гость непрошенный.
 
 
Ну а третий сын – был достойный муж,
С бородой большой цвета колоса.
Август звался он, и могуч, и дюж,
Песни петь любил звонким голосом.
 
 
А под песни те он красны плоды
Собирал с дерев с наслаждением —
Угощал родных, вёл друзей в сады,
Рядом с ним всегда пир с веселием.
 
 
Раз позвал отец всех троих сынов
Сослужить ему службу ратную:
Победить кошмар беспокойных снов —
Королеву туч беспощадную.
 
 
Где пройдёт она – позади печаль,
Под дождём поёт песни грустные.
Колдовским огнём любит привечать,
Поджигать леса им без устали.
 
 
Тут поднялись в ряд три богатыря,
Чтоб помочь отцу – Солнцу ясному.
И пошли войной против Сентября,
Тот осенний сын жил ненастьями.
 
 
Одолел Июнь только тридцать миль,
Дал Июлю меч он свой пламенный.
Но сгорел Июль, превратившись в пыль,
Вышел Август-сын с жёлтым знаменем.
 
 
Тут уж грянул бой поднебесных сил,
До сих пор война, да не шуточна.
Но силён сентябрь – всех врагов сразил,
И уходят ввысь стаи уточек.
 
 
Их ведут с собой вожаки на юг,
Видел нынче трёх братьев-селезней —
Громкий клич издав, от дождей и вьюг,
От осенней тьмы в небе стелются.
 

Калина

 
Склоняют красную калину
Ветра к земле,
И ливни тоненькую спину
Секут во мгле.
 
 
Под взглядом солнечным лучистым
Перестают —
И сразу вспыхивают кисти
И там и тут.
 
 
Октябрьский убор калины
Красив, как сон.
В лиловый цвет и в цвет малины
Преображён.
 
 
Но раздевает ветер страстно
И второпях.
Слетает вниз наряд прекрасный,
Слетает в прах.
 
 
Средь ёлочек вечнозеленых,
Как сирота,
Стоит коленопреклонённо
Не в том, не та.
 
 
Кто в грустной участи повинен —
Ей невдомёк.
Но распрямляется картинно
И в нужный срок
 
 
Осыпавший внезапно крону
Блестящий снег
Наденет гордо, как корону, —
На зимний век.
 

Колумб

 
Готовится эскадра в море,
Дурманит приключений запах:
Пойдем на судно Христофора —
Он завтра поплывет на запад!
 
 
На путешествие Колумба
Дала бриллианты королева:
Он к вечной славе держит румпель —
Сбежим на деньги Изабеллы!
 
 
Найдём другие континенты,
За хвост подергаем удачу —
Здесь точно ничего не светит,
А там всё может быть иначе.
 
 
Отцом лишённые наследства,
Мы потеряли цель и веру.
Давай забудем годы бедствий
И превратимся в кабальеро!
 
 
Мечом возьмём свое богатство,
А может быть, найдём погибель —
Неважно, главное пробраться
Матросами на грозный клипер!
 
 
Ты видишь: солнце красит парус,
И вьются над кормою чайки.
Решай, но здесь я не останусь —
В порту эскадра не случайно!
 
 
Ты слышишь: в сказочном Гаити
Тревожно в бубен бьют шаманы —
Колумб, ещё не знаменитый,
Набрал отличную команду!
 

Южный Крест

 
Рассерженная лапа океана
Легко швыряет в бездну корабли,
Их путь – на дно тропою Эридана
За гордое презрение земли.
 
 
Под горький дым последней папиросы
Заглянем Вездесущему в глаза,
Пока суровые, как шторм, матросы
По палубе взбесившейся скользят.
 
 
Остались нерешёнными вопросы.
Ухватимся покрепче мы за реи.
Над головами мудрый Змееносец,
И с трона смотрит вниз Кассиопея.
 
 
Услышать бы лай Псов и поступь Волка
Под ветра рёв и собственные крики,
И отыскать спасения иголку
Сквозь Волосы прекрасной Вероники.
 
 
Жить нам иль нет – решает провиденье,
Свой суд верша в созвездии Весов.
Зачтутся нам и храбрость, и терпенье,
Но не осталось больше Парусов.
 
 
Покуда впереди есть хоть мгновенье
И горы волн вздымаются окрест,
Нас с неба осенить благословеньем
Успеет на прощанье Южный Крест.
 

«Горячее солнце ложится на море…»

* * *

 
Горячее солнце ложится на море,
К зелёной груди жёлтый лик свой клоня,
И мечутся птицы на синем просторе,
Любуясь с небес угасанием дня.
 
 
Они зачарованно ждут перехода
От ясного света в густеющий мрак.
У всех на глазах засыпает природа,
Умолкли актёры, окончен спектакль.
 
 
Но солнечный заяц наутро раздвинет
Тугие портьеры большой головой,
И ловко подпрыгнув из аквамарина,
Ухватится бодро за фон голубой.
 
 
Опробует струны цветочные ветер,
Актёры проснутся, послышится гам,
И утренний лучик хрустального света
Ночную печаль бросит тенью к ногам.
 
 
На сборе всей труппы солисты с волненьем
Начнут перебранку за главную роль,
Им солнечный заяц подаст угощенье,
Все будут довольны привычной игрой,
 
 
Лишь бойкий воробушек, сбросив смущенье,
Воскликнет, что нынче он – птичий король!
 

«Пегас подковы не теряет…»

* * *

 
Пегас подковы не теряет —
Поэты зря забыли сон.
Копыта в воздухе мелькают,
Но лишь немногим слышен звон.
 
 
Несётся тенью меж мирами,
И взмах крыла его горяч:
Под правым вспыхивает пламя,
И слышится под левым плач.
 
 
Сын Посейдона и Горгоны,
Дитя морских могучих тел,
Едва родившись, без разгона
Стрелою в небо полетел.
 
 
Его трепал по холке Пушкин,
Есенин гриву заплетал,
Был Пастернака другом лучшим,
А мне сказал: «Уйди, нахал!»
 
 
Не отстаю, вослед таскаюсь,
Поймать пытаюсь ритм подков.
Заржал Пегас под облаками,
Махнул крылом и был таков!
 

Первый снег

 
Питер спит под тоненькой накидкой —
Видно, он свои простуды лечит
Белой шалью, обхватившей гибко
Невских крыш натруженные плечи.
 
 
В чисто накрахмаленной постели
Сон ему загадочный приснился:
В нём он стал под пение метелей
В белое одетым юным принцем.
 
 
Спят атланты в шапочках пуховых,
Спят дворцы в торжественных ливреях,
Спит собор в искристой ризе новой,
В белых платьях липы спят в аллеях.
 
 
Слишком долго, хмур и неприветлив,
Питер ждал с небес невинной ласки,
Но сегодня утром стал он светлым,
Как в конце старинной доброй сказки.
 

Дороги души

 
Душа поёт по собственным законам —
Юрист не знает, чем она жива.
И не помогут веские резоны,
Казённые и скучные слова,
Чтоб струны сердца тихо отвечали,
То радостью, то болью и печалью.
 
 
Везде как стены – жёсткие запреты,
Чтоб кто-нибудь не вздумал улететь,
Вот только души этим не задеты —
Их тянет сладкий пряник, а не плеть.
В иных мирах парят они привольно,
Как птицы над высокой колокольней.
 
 
Рисует в тесной комнате художник
Картину с парусами вдалеке,
Поэт, случайно вышедший под дождик,
Слагает стих о солнце и песке,
И хочет музыкант, расставив ноты,
Сыграть мотив орлиного полёта.
 
 
Закон прекрасно знает про нельзя —
Искусство, в запредельности скользя,
Исследует границы, где возможно,
А это всё прекрасно, зыбко, сложно —
Не разделить на строгие «да», «нет»
Мерцающий волшебный божий свет.
 

«Когда, скорлупки растолкав…»

* * *

 
Когда, скорлупки растолкав,
Рождается скворчонок
И над ближайшим озерцом
Готовится в полёт, —
Не понимает он пока,
В тени огромных ёлок,
Что небо – новое яйцо,
И нужно белый свод
 
 
Пронзать с восхода до зари
Весёлой звонкой песней,
Клевать ночами зёрна звёзд,
Выискивая брешь,
Чтоб как-то утром, воспарив,
Нечаянно воскреснуть
В иных мирах, средь новых гнёзд,
Где ветер прян и свеж.
 
 
А там опять стремиться ввысь
И раздвигать границы,
И клювом радостно стучать
В сияющую твердь —
Разбив, на волю унестись,
Чтоб снова возродиться
Весной, в начале всех начал,
Забыв про слово «смерть».
 
 
Её ведь нет – лишь тень яйца,
И песни в небе без конца.
 

«Запоздалое зимнее утро…»

* * *

 
Запоздалое зимнее утро,
Солнце вышло на красный порог —
Подсветив облака перламутром,
Ставит ногу в небесный чертог.
 
 
Как король, преисполненный властью,
Величаво и плавно идёт.
Тучи держатся подобострастно,
Суетлив их стремительный лёт.
 
 
Заслоняют широкие спины
Золотое лицо короля,
И тоскует, ни в чём не повинна,
Без монаршей улыбки земля.
 
 
А придворные царское злато
Разменяли, лихие нутром,
И швыряют нам жалкую плату,
Покрывая поля серебром.
 

Прощёное воскресение

 
Прости меня – и я тебя прощаю:
Не радуют ни завтрак, ни восход,
Пока внутри, как червячок печальный,
Обида затаённая живет.
 
 
Христос не помнил зла своим убийцам —
Неужто нам, целёхоньким с утра,
В костюмы судей следует рядиться —
Уж лучше в перья лёгкие добра.
 
 
Чтоб не стесняла мантия движений,
Не жёг руки судейский молоток,
И мы могли легко и вдохновенно
Скакать по жизни, как скворцы: прыг-скок.
 
 
Взлетать на ветку, пёрышки разгладив,
Устраивать концерты для подруг,
Пока судья стучит, как строгий дятел,
Своё неоспоримое тук-тук.
 
 
Как скучно обличать нетерпеливо,
Иметь прямой, как лезвие, язык —
Прощаю всех, чтоб воробьём счастливым
Пропеть: «Я вас люблю – чирик-чирик!»
 

Гефсиманский сад

 
Душа моя скорбит смертельно.
Не спите, бодрствуйте со мной
Под Гефсиманской стылой сенью,
Такой давящей и немой.
 
 
Сомнения слетают роем,
И странно холодно в груди.
Пытаюсь сердце я настроить
На испытанья впереди.
 
 
Листы деревьев, словно бритвы,
Несут предчувствие креста,
А сад вокруг – как поле битвы,
И за любовь я должен встать.
 
 
Друзья мои, побудьте рядом
Среди безжалостных олив.
Прошу как высшую награду —
Молитесь, душу укрепив.
 
 
Хочу последний раз согреться
Теплом горящих ваших глаз.
Ах, как щемит сегодня сердце,
Тоска какая разлилась!
 
 
Мой Авва, ты – владыка жизни.
Я знаю миссию свою.
Но выслушай без укоризны:
Любимый Отче, я молю —
 
 
Страдания и смерти чашу
Сегодня мимо пронеси.
Я не готов, Отец, мне страшно,
Хотя прости меня. Прости.
 
 
Тобой начертана дорога
Моей судьбы сквозь времена,
Чтоб шли за мной в объятья Бога
Все те, на ком лежит вина
 
 
Непослушания Адама.
Последней ночью не до снов.
Вернусь к Петру и Иоанну,
Мне так нужна сейчас любовь
 
 
Апостолов – огонь молитвы
Растопит ночи немоту.
Но спят они. Должно быть, битву
Один со смертью я веду.
 
 
На горестном пути к Голгофе
Кто отречётся, кто предаст.
Вот факелы идут. Готовьтесь,
Друзья, пробил разлуки час.
 
 
От губ предательских Иуды,
От блеска шлемов и щитов
Я не укроюсь. Эти люди
Не ведают. А я – готов.
 

Третья сила

 
Между папой и мамой – ребёнок.
Он не знает, где чья сторона.
Нас ручонками ищет спросонок:
Победит третья сила. Одна.
 
 
Проникает в просветы и паузы
Третья сила меж чёрным и белым.
Разве можно ребёнку указывать
Только право любить или лево?!
 
 
Летний дождь сблизил землю и небо,
И они разыгрались, шутя.
Породила короткая нежность
Семицветный мосток – их дитя.
 
 
Мягкий мох под камнями огромными,
Пенье птицы над сумраком леса,
Солнца луч меж ветвистыми кронами —
Третья сила в суровых процессах.
 
 
Две стихии воюют друг с другом,
Но их битва глупа и смешна:
Верх одержит не чья-то натуга —
Третья сила. Любовь. Тишина.
 

Песенка менестреля

 
Я б украл тебя давно, когда бы не
Знатный рыцарь твой на белом скакуне,
Приподняв своё разящее копьё,
Так не целился в ничтожество моё.
 
 
Ты скажи ему, что я лишь посмотреть —
От него ведь не убудет, правда ведь?
Ты скажи, что я безвредный, словно жук, —
Пожужжу совсем чуть-чуть и ухожу.
 
 
Ты скажи, что я мечтатель и чудак,
Что одет я кое-где и кое-как,
И прорехи на моей худой спине
Несравнимы с блеском стали на броне.
 
 
Что в руках держу лишь жалкое перо,
Не жар птицы, а гуся, что я – зеро,
Дым, пустышка, лёгкий морок и обман.
А потом скажи, что я судьбою дан.
 
 
Что со мной тебе открылись небеса,
Звонче птицы и прозрачнее леса,
Что становимся мы целым лишь вдвоём —
Говори уже скорее и пойдём.
 

Солнце с собой

 
Мы с тобою пришли из далёкой земли,
Где всегда светит солнце и птицы поют,
В этот город, где серые стены сплели
Обитателям каменный мрачный приют.
 
 
Но в глубоких колодцах доходных домов,
Где сырая печаль, где прохлада и мрак,
Умудряемся мы не забыть про любовь:
Наше солнце – внутри, без него нам никак.
 
 
Наши птицы за нами летают вослед,
И куда б ни забросил судьбы поворот,
Звонкий хор ограждает от горя и бед,
И сияет нам солнце весь день напролёт.
 

«Заблудился я где-то в созвездье Весов…»

* * *

 
Заблудился я где-то в созвездье Весов:
Всё что видят, здесь ставят на кон.
И на Чашу кладут то Закон, то Любовь,
Тяжелее обычно Закон.
 
 
Я ищу узкий ход из суровых миров:
Справедливость – опасный вопрос.
Мне бы нужно свалить в царство огненных Львов,
Побежать по спиралям вразнос
 
 
В мир, где можно не взвешивать – просто гореть,
Обдавая теплом всех подряд,
Но усыпан мой путь пеплом бывших комет,
И опять из-за Львов – звездопад.
 

«Разлеглись прошлогодние листья…»

* * *

 
Разлеглись прошлогодние листья
Бурой кляксой на свежей траве,
Золотой утюжок гладит быстро,
Но в костюме из зимней химчистки
Эти пятна – прощальный привет
 
 
От былой красоты многоцветной,
Что по осени тешила взгляд;
Трепетала, кружилась под ветром,
А сейчас отдает нам посмертно,
Острый, пряный, хмельной аромат.
 
 
И вдыхая его полной грудью,
Подставляясь под солнца лучи,
Мы легко и блаженно забудем
Про обноски из прожитых буден,
Только с грустью в душе помолчим
 
 
Обо всём, что уже отгорело,
Как костёр прошлогодней листвы,
А на розовой вербе несмело
Почки рвутся, и птицы запели
О счастливой и новой любви