Юрий Вячеславович Скрипченко
Братья и сестры в реестре
Задания Олегу совсем не понравились. Там были и грабёж и подставы, и похищения людей, и пытки, и даже убийства, обставленные под несчастные случаи. Особенно привлекла внимание одна надпись:
«Хроноказнь. Объект Иезекиль Хайнц. Заказчик: Абрахам Хайнц. Выполнено за двенадцать прыжков. Гонорар получен».
Впрочем, связь Елены Гутенберг с этими деяниями подтвердить было невозможно, поэтому Олег успокоил себя мыслью, что, вполне возможно, она не исполнитель, а, например, координатор. Или архивист.
Или просто украла картотеку у какого-нибудь злодейского межвременного (а даты на карточках были самые разные, явно гиповская работа) синдиката.
Задвинул ящик и открыл другой.
Там хранились то ли трофеи, то ли вещдоки: накопители данных из разных эпох, ключи (в том числе и электронные), почему-то наручники с вензелем «ПНХ», квадродиктофон, человеческий глаз в шарике с какой-то жидкостью, шерифская бляха, простреленная между лучей звезды, электронная штука, похожая на пейджер, и куча других странных мелочей.
В ещё одном, совсем маленьком ящичке обнаружились шесть комплектов «аркана» – двенадцать браслетов. Они стояли как тарелки в сушилке – слегка наклонённые. Точно такие же, как и у него на запястьях. У Каспера заколотилось сердце – если есть браслеты, может, отыщется и ключ. Но ключ не отыскался. Горько усмехнувшись, Олег взял один из браслетов и повертел в руке. Зачем кому-то из гипов собирать коллекцию этих кандалов? Или их можно использовать себе на пользу? Как именно, Олег так и не придумал, поэтому просто вернул браслет на место и закрыл ящичек.
Интересно, что будет, если нацепить на себя ещё комплект аркана? Впрочем, пробовать он не стал.
Постепенно в голове Олега начала складываться смутная картина и он решил продолжить исследования – переместился к правой стене и открыл самый большой ящик, который не выдвигался, а опускался – как лоток древнего мусоропровода.
Лучше бы он этого не делал.
Из недр выплыла кошмарная голова. У неё не было никаких заметных движителей, никаких пропеллеров или чего ещё. Но она висела в воздухе, причём совершенно неподвижно и беззвучно.
Олег сглотнул.
Почему-то вспомнились левитирующая броня на Муне и гиперактивный Тридварац. Значит, уже тогда это был не осознанный сон, а реальность? Пусть и будущая?
Голова была механическая, но не того привычного по фантастике типа – с гидравлическими приводами и прочей стальной брутальностью.
Нет. Больше всего она напоминала человеческую – если содрать кожу. Пучки синеватых синтетических мышц, костные поверхности прямо как у человека, только тоже синеватые. Вот только зазоры между компонентами никак не добавляли человекоподобия.
А ещё голова была безглазая, причём яблоки выдраны варварски, так что из глазниц торчат пучки тоненьких проводков.
Голова ничего не делала, только висела в воздухе, полуоткрыв рот.
Олег словно загипнотизированный потянулся к нему пальцем. Спасло его чудо, потому что челюсть клацнула настолько стремительно, что он едва выдернул палец.
– Я тебя ненавижу, мерзкая шлюха! – проскрипела голова, – Что тебе ещё от меня надо? Я рассказала всё что знала. И даже сверх того. Мне больше нечего сказать. Я бесполезна. И если в тебе осталось хоть что-то от человека, убей меня. Или хочешь ещё помучить? Дура я дура! Зачем проговорилась, что могу чувствовать боль! Радуешься? У меня ещё есть зубы, которые можно выдирать. И мышцы, которые можно резать. Поэтому ты меня держишь? Чтобы издеваться? Срывать злобу? Чтоб ты сдохла в таких же муках, Гутенберг. Я хочу, чтобы ты сама почувствовала – каково это, когда вырывают глаза. Как же я тебя ненавижу!
И голова натурально плюнула Олегу в лицо какой-то слизью.
А вот это уже была прямая улика.
Видеть страдающую башку у Олега не было никаких сил. Поэтому он осторожно и брезгливо, так чтобы синтетический полутруп не укусил, втолкнул голову обратно и закрыл лоток.
Вытер лицо рукавом.
Внутри ящика раздалась такая витиеватая ругань, что Олегу даже стало стыдно.
“В кого я превращаюсь?” – подумал гип, – “Живое существо пытали. Хрен с ним, что робот. Боль-то чувствует. Её пытали, а мне всё равно. И на Елену злиться никак не получается”.
Более того, Олег понял, что именно сейчас он хочет свою странную женщину особенно сильно.
Чёрт его знает, что там произошло и почему. Может, обстоятельства были такие, что иначе и не поступишь.
Что он точно знал, так это то, что в ближайшее время ни о бункере, ни о картотеке, ни уж тем более о страдающей голове спрашивать у Елены точно не станет.
Снаружи раздался тихий и далёкий булькающий звук, сопровождавшийся сдавленными хрипами про то, что в жопу я имела такие частые переходы. Всё это сменилось звуками полоскаемого горла, а уже потом словами, сказанными вполне чистым и деловитым голосом:
– Олег! Ты здесь? Куда подевался, мне нужна помощь! – Тоннель выступил в роли рупора, поэтому далёкий голос прозвучал хоть и тихо, но совершенно явственно.
Олег засуетился, и за пару секунд как мог скрыл следы своего пребывания. Вот только не удержался, и прихватил из «ящика улик и трофеев», сам не зная зачем, странную коробочку с обычным жидкокристаллическим экранчиком и единственной рифлёной кнопкой на торце. На нём отображался обратный отсчет и гугл-координаты. При нажатии кнопки менялись и координаты и количество оставшегося до нуля времени. «Один год восемь месяцев три недели пять дней восемнадцать часов три минуты десять секунд» – примерно в таком формате. Выглядела коробочка как дешманский китайский гость из девяностых – но интриговала. Олег быстро достал устройство из зип-пакетика со стикером: «Проверить!».
Дверь подалась так же тихо, как и в первый раз, а потом захлопнулась с чавканьем и больше, естественно, уже не открывалась.
Инициация Ежилеца
– А чего это у тебя одежда мокрая? – спросила Елена.
– Поскользнулся и в воду упал, – соврал Олег.
– А зачем в мусорке ковырялся?
– Выбрасывал и уронил кое-что. Думаешь, так приятно рыться в отходах?
– Нашёл?
– Ага.
– А где был?
– Так руки мыл. Изгваздался в чёртовой рыбине, – Олег понюхал руку и скривился, – А что это ты мне принесла?
А принесла она ему Виктора Ежилеца, знакомого программиста-говночиста – собственной персоной. Вот только было ему не сильно за двадцать. Олег выдохнул – значит, никак ещё не может меня знать.
Программист в несвежей футболке с принтом “Push my button” на груди, бесформенных шортах и шлёпках хлопал глазами. Создавалось впечатление, что он не понимал, где очутился. Чёрт, а ведь он и правда не понимал.
Елена упёрлась руками в бока:
– Значит так, гадёныш. Карьера программиста для тебя отныне закрыта. Из айти придётся уйти. Как вернёшься – а я знаю, куда именно тебя отправлю – бросаешь своё сраное программирование и устраиваешься…
Елена задумалась.
– А чего так жёстко-то? – поинтересовался Олег.
– Этот гнидёныш мне здорово поднасрал. В шестидесятых. Да ладно мне – целому институту и не простому, – шепнула ему на ухо Елена, – Правда, пока он этого не знает. Потому что прямиком из сорок второго.
– Как интересно. И что именно он натворил?
– Этот говнюк пустил прахом мою пятилетнюю работу. Сжёг серваки. Дрочила любопытный. Старый вонючий хакер. Ну, то есть в моё время старый. И ладно бы ради великих денег по корпоративному заказу. Так нет – из долбаного любопытства! Безопасники проверили.
– Какую ж такую работу этот достойный сын своего времени тебе испортил?
– Много будешь знать, скоро состаришься. А тебе ещё много прыгать туда-сюда.
– Что здесь происходит. Кто вы вообще, мать за ногу? – наконец подал голос Ежилец, валяясь на боку в позе эмбриона. Несвежая футболка задралась, и глаза юного программиста выпучились, – Что это за херь? Что вы со мной сделали, уроды?
Паниковал Ежилец вполне оправданно – его тощий торс был полупрозрачным, словно человек-невидимка задумался и остановился посередине превращения. Такая вот плата Дрёме за переход.
Олег вздрогнул, вспоминая одну давнюю встречу. А точнее – свою первую встречу с Ежилецем.
– Чёрт! Блять! Вашу мамашу! Какого хера со мной случилось?
Он щупал обычными непрозрачными руками своё призрачное нутро, мял и щипал, а потом поднял глаза, которые совершенно утонули в слезах и спокойно спросил:
– Где я?
– В гнезде. Помоги-ка мне, Олег.
Тот после бесконечных временных прыжков и утомительных побегушек у Элисы сделался ленивым, аморальным и бесстрашным, так что охотно помог. Вдвоём они ухватили тощего Ежилеца за руки-ноги.
– Чего вы от меня хотите?
– Я уже сказала.
– Сделаю. Всё сделаю. Только верните где взяли. Верните всё как было!
– Э, нет. Ты мудак ушлый. Веры тебе нет. Надо для начала преподать пару наглядных уроков. Чтобы понимал, с кем имеешь дело. Устроим-ка тебе крещенье водой. Давай, Олег. На раз-два-три в озеро его.
– Не уплывёт?
– Этот обсос не умеет плавать. А для верности… У тебя вроде трос был, да?
– Найду.
– Короче, привяжи его за ногу. Как начнёт тонуть, вытаскивай. А потом снова в воду. И так… ну, допустим раз пять. Для доходчивости.
Олег вернулся с тросом и принялся вязать узел на щиколотке юного программиста. Тот лягался как лошадь.
– Я? А ты куда собралась.
– Надо прогуляться. Развеяться. Мысли в порядок привести. Ты ведь один справишься?
– Эй, вы что затеяли? Я не хочу в воду. У меня аллергия.
Закидывая Ежилеца, привязанного верёвкой за ногу, в озеро, Олег провожал взглядом Елену, которая брела босиком вдоль берега в направлении, которое ему совсем не понравилось. До мурашек не понравилось.
Неужели заметит следы его пребывания в бункере? Чёрт, если там была пыль, то всё – приехали. Значит, точно наследил. А если безглазая голова начнёт ругаться, что её каждые пять минут беспокоят?
Или Гутенберг и правда решила прогуляться?
Пока Олег размышлял, программист реально чуть не захлебнулся, уже и под воду ушёл, и булек на поверхности убавилось, поэтому Олег вытащил подопытного из воды, пожалуй, излишне резко.
Привёл в себя. Снова закинул в воду.
Через минут пять вернулась задумчивая Елена. Словно искала определённый ответ, а получила расплывчатый, многозначительный. На Олега как на расхитителя гробниц не посмотрела, зато весьма активно втянулась в, как она это назвала, «воспитание дерьмодемона».
– Созрел для инструкций?
– Буль… Кха… Буль… Да! Да! Да!
– Вижу, не созрел. Ладно. Приступаем к второму раунду переговоров. Тащи его, Олег, к водопаду.
После водных процедур Ежилец сделался будто бы ещё легче – как ни странно. Поэтому Каспер ухватил его под мышку и понёс к точке назначения буднично и без особых усилий, словно ковёр.
– Сгружай здесь. Хорошо. Задери футболку на морду. А теперь вали под струю, чтобы вода лилась прямо в рот. Ну, то есть на ткань. Начнёт задыхаться – поднимай.
– Слушай. Я всё, конечно, понимаю, но с меня хватит. Я хоть и мудак, но не палач. Давай-ка дальше сама.
– Нет это ты меня слушай. Тебе нужно научиться многому – в том числе и пытать людей. Иначе просто не выживешь.
– Знал бы я, что вы, гипы, такие игиловцы…
– Вот и сидел бы в своём двадцать пятом году. Нет, надо было самому в гипы податься! Теперь уж не обессудь… дорогой.
Пока они выясняли отношения, Ежилец так наглотался воды, что ему пришлось делать искусственное дыхание. Взялась Елена. Нет, самому приниматься за реанимационные мероприятия Олега коробило, но и укол ревности от того, что его женщина целуется пусть и с бесчувственным, но другим мужчиной – он тоже испытал.
Пустив горлом тугую струю воды, пленник оклемался, вот только амнистии не получил. За него взялась Елена и честно окунула под водопад ещё четыре раза.
– Ну что – и снова закинем невод? У меня ещё один аттракцион в запасе. Или теперь до тебя слова дойдут? Так, чтоб в самое сердце?
У пленного программиста не осталось сил, чтобы отвечать, поэтому он только утвердительно булькнул. Елена кивнула сама себе и велела перетащить страдальца ближе к огню, на стул – он трясся уже как отбойный молоток.
Заботливо вытерла Ежилеца какой-то тряпкой, явно несвежей, взяла второй стул и присела рядом:
– Всё хорошо. Не трясись уже так. Спокойно. Спокойно, я говорю. Никто тебе больше ничего не сделает. Если будешь внимательно слушать. Будешь?
Немного согревшийся программист отчаянно закивал.
– Короче слушай очень внимательно. Попадёшь обратно, и сразу вон из профессии. Это не обсуждается. Переедешь в Воронежполис. Пойдёшь… Да хотя бы в говночисты. Раз уж любишь в чужом дерьме ковыряться.
Полуобморочный Ежилец судорожно кивал – не мог остановиться.
– Нет, засранец. Это ещё не всё. Вотрёшься в доверие к местным особистам. Сразу, конечно, не получится. Но они любят осведомителей с самого дна. Побегаешь пару лет топтунком, покажешь себя с лучшей стороны. Короче, нужно чтобы на тебя обратил внимание местный особист Порфирий Знаменцев – тот ещё паук. Потом станешь стучать старику на всех, кто ему интересен. Но и это еще не всё. Я буду следить за твоими успехами. Уверяю, ничто без внимания не останется. Начнёшь барабанить Порфирию, сведу с другими заказчиками. Как завоюешь и их доверие, начинай стучать им на Порфирия, а Порфирию на них. Короче, программа-максимум, чтобы ты барабанил всем на всех, а про делишки этих вот всех оперативно докладывал мне – полномочному представителю будущего. Я понятно выражаюсь?
– Но зачем?
– Вот прямо взяла и рассказала – зачем. Потому что мне надо. Этого достаточно? Ты мудак талантливый, я в тебя верю. Не ту только профессию выбрал, ох не ту. И главное. Не вздумай сорваться с крючка и начать чудить. Достану в любом времесте. Достану и раздавлю. Веришь?
– Д-д-д-да.
– Ответ не мальчика, но мужа. Договорились. Готов к обратному путешествию? Я сверялась с гороскопом – на сей раз Дрёма тебя сильно не пощипает. Да и этот её подарочек неплох. Теперь никакой рентген не нужен. Опять же можно анатомическим манекеном в меде подрабатывать…
– Погоди, – сказал Олег и присел к трясущемуся Ежилецу, – Почему я не люблю элеваторы?
Елена с удивлением посмотрела на мужчину.
– Да вы оба наглухо больные! Отстань от меня, маньяк. Я ничего не знаю. Отправляй меня обратно, сука. Я всё сделаю. Всё!
– Брифинг повторять не надо?
– Нет, только верни меня обратно.
Елена хмыкнула, присела рядом с перепуганным программистом и ткнула его в какую-то точку, отчего Ежилец немедленно вырубился и захрапел.
Елена посмотрела на Олега с тревогой:
– Значит так. Мы уйдём, ты тоже не задерживайся. Мы тут наследили. Эх, хорошее было место. Хоть бы Суд времени не прознал.
Она снова открыла рот, словно хотела что-то добавить, но так ничего и не сказала.
– Я только мусор уберу, и сразу перемещусь.
– Осторожно, Олег. Ты попал в очень опасную игру, толком не зная её правил. Ну да ладно, дело поправимое. Короче, люблю-целую.
Слова без дела не остались – поцеловала: коротко, но жарко, а потом проглотила парочку “негрустинов”, чтобы уже через полминуты исчезнуть вместе с пленником, которого за долю секунды до этого ухватила за ухо.
Олег, оставшись один, задумался. Очень крепко задумался.
Хроноказнь
<озеро Добрых старух> – 2039, 13 июля
– Куда и вкогда ты меня привела? – спросил Олег, озираясь.
– Нравится? – улыбнулась молодая женщина сорокалетнему мужчине, который вертел головой и жадно внюхивался. – Это мое тайное место. Я его случайно открыла, когда заказчик велел отправиться по заданным координатам.
– В смысле?
– А как еще можно проснуться там, где никогда не был? Используют координаты, типа как из «Гуглмэпс». Представляешь, всего в одной цифре ошиблась, и попала в такое чудесное место.
– А что было за задание?
Елена долго не хотела рассказывать, но Олег настаивал. Он помнил о её предательстве и желал накопить хоть какой-то запас доверия к этой странной женщине, к которой его нечеловечески влекло.
– Не уверена, что ты бы хотел это услышать, если б хотя бы отдалённо представлял, о чём пойдёт речь…
– Ладно, – сдалась Елена, – Меня настойчиво попросили провести… хроноказнь.
Олег вздрогнул, вспомнив задание из бункера. Значит, правда, и Елена – не архивист, а исполнитель. Слово было резким, как свист плётки.
– Или гипноказнь. Эту экзекуцию называют по-разному. Все варианты дрянь. Но это ведь не важно, учитывая мерзость самого процесса.
– И что за процесс?
– Помнишь, я объясняла, что происходит с обычным человеком, когда его переносит через Дрёму гип?
– Да, он теряет что-то произвольное.
– Не такое уж и произвольное, – вздохнула Елена. – Тяжесть его утрат зависит от его ценности для Своего времени. А сам понимаешь – услуги гипов баснословно дорогие. Ради обычного обывателя прибегать с ним никто не станет.
– Почему ты не отказалась?
– Потому что мы аномалия, Олег. Мы, гипы, уродливая ошибка мироздания. Я бы даже сказала – мелкий сбой в Великом Реестре. Нас по-хорошему не должно быть, и я серьёзно не понимаю, почему Старина Ре ещё не сморгнул нас, как непрошенную пылинку.
– Не понимаю, при чём здесь задания.
– Нас терпят, потому что нашими услугами пользуются сильные мира сего. Если начнём крутить носом и отказываться от заказов, от нас очень быстро избавятся. А гипов раз-два и обчёлся. Не успеешь моргнуть, никого не останется.
– Любая лояльность имеет предел.
– Я испугалась. Услугу затребовал такой человек… Лучше вообще не знать, что такие существуют, и уж тем более не сводить с ними знакомство. От таких нужно бежать на пушечный выстрел, как говорил мой отец.
– Мне кажется, я догадываюсь, что такое эта… хроноказнь. Но лучше расскажи сама.
– Он был похож на студента. Семитский ухоженный юноша с длинной могучей шеей, хотя сам весьма субтильный. Угреватый. И с огромными очками. Представляешь – они были такими огромными, эти линзы, что доходили до крыльев носа. Эдакий стопроцентный хрестоматийный чистокровный очкарик – в жёлтой толстовке с капюшоном и длинными чёрными веревочками, которые он всегда регулировал так, чтобы одна не вытягивалась длиннее другой. Полагаю, он был педант.
Олег кинул попавший под руку приплюснутый камешек размером с котлетку, тот словно сам прыгнул в руку, кинул так, чтобы тот проскакал по спокойному зеркалу озера. Камешка хватило на три прыжка. Озеро хлюпнуло и приняло подношение. До этого, не теряя нити неожиданного разговора, Олег разложил палатку и привел в рабочий вид раскладные стулья. А потом разложил стол.
– Поначалу парень думал, что это какая-то весёлая шутка, парк аттракционов и совсем не боялся. Может, его накачали какими-нибудь наркотиками. А может, не ожидал такой холодной злобы от представителей своего биологического вида. Мне понадобилось двенадцать перемещений…
– Если хочешь, можешь дальше не рассказывать.
– Нет уж, – отрезала Елена. Её лицо было красным, – Сам попросил. Сначала мы попали сюда. Я ошиблась всего на одну цифру в координатах. Получилось как последний подарок несчастному юноше. Он потерял два пальца на правой руке – указательный и большой, но, думаю, даже не заметил – до того поразился этому волшебному месту.
Олег расхотелось слушать дальше, но он понял, что исповедь уже не остановить.
– Наверное, заказчик хотел провести тематическую экскурсию по временам и местам, в которых происходило что-то важное для этого юноши. Такое вот изощренное издевательство над… Мне почему-то кажется, что парень был сыном заказчика, они чем-то были похожи. То ли прищуром, то ли жестами. Мы прыгали то в школьный выпускной, то в ночную рыбалку, от которой всегда веет сонным ужасом. Однажды мы осознались в детской кроватке, она чуть не развалилась под моим весом. Студенту на тот момент было годика два. К тому времени он был уже одноглазый, без правой ручки и левого уха, а часть головы выглядела так, будто бы никогда не знала волос. Из уцелевшего глаза малыша капала кровь. Но я все продолжала и продолжала осознаваться в тех времестах, которые получила от заказчика и зазубрила накануне до состояния таблицы умножения. Таких заказчиков нельзя бросить на полпути. Олег, я конченая. Меня сейчас вырвет.
Он обнял её. Елену потряхивало, но глаза были сухие. Она говорила спокойным голосом. Почти спокойным. Олег гладил её по рыжим античным волосам.
– В конце концов он что-то понял. Студент. Он скулил и просил прекратить мучения. Спрашивал, кто я и что происходит. Неудивительно. Перед ним раз за разом представала разная баба. Я имею в виду свой возраст. Менялись декорации, времена года и суток. Он выглядел как телёнок, которого ведут на убой. Но я сделалась логичной и последовательной, как грёбаный робот. Я довела дело до конца. И знаешь, где мы осознались в последний раз?
Олегу хотелось зажать уши, но он вопросительно посмотрел на позеленевшую Елену.
– Мы осознались в больнице. Я, дряхлая старуха, и он – умирающий на койке от неведомой болезни пожилой мужчина. Хотя почему от неведомой? Он умирал от Дрёмы. И от меня. Я сама была его неизлечимой болезнью. И я сидела рядом – горбатая, с кривыми ногами, морщины на лице были словно архитектурные украшения. Я прямо их физически чувствовала – как ощущают старые шрамы в дурную погоду. Я держала студента трясущейся рукой за безвольную руку всё то время, пока он уходил.
– Я умирала вместе с ним. И вот видишь – я с тобой, и я жива.
Её все-таки вырвало. Но благородную женщину ни с кем не спутать. Елена нашла в себе силы перебраться за уступ, так чтобы её не было видно. И сделала свою работу практически беззвучно, а потом спустилась к воде и тщательно, даже остервенело, прополоскала рот.
Студента они оставили за скобками, как мусорный пакет за дверями квартиры. Но Олег чувствовал, что этот пакет с гнилыми останками безвинного юноши им все-таки предстоит когда-нибудь донести до мусорки.
Они купались и занимались жарким сексом – словно в последний день своей жизни. Занимались и купались. Купались и занимались. Наконец, окончательно выдохлись и разметались на матрасе, взявшись за руки.
Елена курила, стряхивая пепел за границу матраса. Им было чудесно хорошо, пусть и с лёгким привкусом ментальной гнили.
В этом времесте ему было сорок, а ей восемнадцать. Идеальное время. Идеальное место.
– Ты знаешь, это так странно, – молвил Олег, гладя Елену по рябой щеке. Вся её остальная кожа была на редкость гладкой, чистой и ровной: ни прыщика, ни бородавки, ни родинки. Как будто Елена родилась из пены морской, как Афродита.
– Это так странно. Ты молодая девушка, а я взрослый мужчина. И мы вместе. Прямо как Гумберт Гумберт с Лолитой.
– Не то слово, милый. Только Лолита здесь ты. Не забывай, что в реальном времени мне под шестьдесят. А тебе ещё до тридцатника жить да жить. Гумберт и Лолита… Скорее, как Галкин и Пугачёва.
Она рассмеялась и уже серьёзно продолжила:
– Это всё время. И Дрёма. Они всё делают, чтобы держать нас, попрыгунчиков, не в своей тарелке. Но ты ко мне особо не привязывайся. Время тикает. Старушке Гутенберг вряд ли осталось больше десяти-пятнадцати лет. Так что когда ты доживёшь своим ходом до сороковника, меня, скорее всего, уже закопают.
Они искупались в ледяном водопаде, отчего Елена покрылась гусиной кожей, а у Олега всё съёжилось и чуть ли не втянулось внутрь. А потом он приготовил на спиртовке гороховый суп-концентрат. Они хлебали не очень аппетитную на вид, но неожиданно вкусную жижу из пластиковых тарелок пластиковыми ложками.
– Почему ты уверена, что здесь нам нечего бояться? Почему думаешь, что вируса здесь нет?
– Потому что он здесь неуместен. А ковида нет там, где он ни к селу ни к городу.
– Ты говоришь о вирусе как о живом существе.
– Скажи мне, Олег, – волосы Елены разметались, а голос сделался грудным, – Неужели ты думаешь, что напасть, которая заставила людей свернуть с привычного и логичного пути развития, закуклиться в нелепых городах… Которая унесла тучу жизней… Которую не могут победить десятилетиями лучшие умы, а мобилизованы действительно лучшие, я это знаю… Неужели ты думаешь, что это всего-навсего мутировавший штамм гриппа?
– Тогда что это?
– Никто не знает. Но иногда мне кажется, что простудился сам Старина Ре. Или его кто-то. Или что-то… простудил.
