Юрий Вячеславович Скрипченко
Братья и сестры в реестре
Перед тем как отключиться Патриарх обвёл дистанционных собеседников взором и сказал:
– Воля ваша. Выслушайте последний совет бывшего советника. «Небесный залп» – это первая и последняя попытка. Потом вас на луну никто не пустит.
Голорамка видеосвязи погасла, оставшись просто рамкой. За ней волновалась травяная стена, что окружала говорливую реку.
Пора выводить на сцену новые смелые фигуры, думал Патриарх. Нынешние не просто проедят страну. Они её вдобавок просрут. Время начинать большую игру. Пусть новые претенденты будут факторами дисбаланса. Труднопредсказуемые. Бесконтрольные. Импульсивные. Но системе требуется перезагрузка. Два кандидата уже готовы выступить. И пусть лучший из них не словом, а делом докажет, что достоин стать единоличным правителем страны.
Расстроенный человеческой глупостью и ограниченностью, Патриарх покачивался на лодке, удил уродливую рыбу и размышлял о том, что человечество получило великий шанс, когда открыло Реестр. Но, как всегда, оказалось не готово.
***
Глава 14. В аркане
Мурьета, пора
Новомальвиновка – Воронежполис – ОктоМосква, 2049, 8 сентября
Бывший Секретарь-советник, кряхтя, вытащил лодку на берег. К нему тут же подбежали сыновья, которые до этого разделывали омерзительную помесь кабана и лося, щетинистую, рогатую, с отвратительным свиным рылом, из-под которого торчали саблезубые клыки. С шутками и прибаутками подростки сняли лодочный мотор и могучий аккумулятор, оттащили лодку повыше на берег. Один сын остался её сдувать, ещё один вместе с отцом направился к кабалосю. Вместе они живо закончили разделку и сгрузили сочные куски мяса в специальные кровонепроницаемые мешки с застёжками-молниями.
Третий сын все это время простоял с карабином наизготовку, держа в секторе обстрела окрестности.
Железная выучка у юных детей патриарха! Ни одной ошибки.
На родном подворье, оставив детей готовить мясо к пиршеству, секретарь нежно поцеловал выбежавшую встречать жену, а потом по скрипучей лестнице поднялся на второй этаж своего компактного деревянного домика.
Немного попел в караоке протяжные русские песни, которые очень любил.
Довольно. Пора приниматься за работу. За специальный крюк он спустил из паза в потолке гигантскую, во всю стену, голорамку. Конструкция пошла вниз с характерным грохотом. В полу обнаружились специальные проушины, в которые патриарх защёлкнул низ складной конструкции.
Оставалась сущая малость: нажать кнопку на торце, и объёмный экран засветился, загружая аналитическую программу, которой патриарх очень гордился.
Задумчиво обхватив левой рукой тяжелый властный подбородок, мужчина застыл на несколько мгновений.
А потом его длинные артистические пальцы забегали по папкам. Голорамка давала объём, с которым можно было тактильно взаимодействовать – поэтому файлы в папках Патриарх натурально перебирал пальцами: нужные извлекал и кидал на рабочий стол, а бесполезные комкал в руке и отправлял в виртуальную мусорную корзину (и всегда попадал с первого раза).
Тут и там разворачивались документы, снабжённые сенсорной клавиатурой, и пальцы начинали порхать уже по буквенно-цифровым клавишам. Из стороны в сторону летали графики, и видео, заметки и фото, аналитика и гистограммы. И всё это в полной тишине, отчего ощущение нереальности только усиливалось. Если бы тут было, кому ощущать, разумеется. Но Секретарь-советник священнодействовал в гордом одиночестве.
Продолжалось это пять с четвертью часов, после чего Патриарх вернул рамку (на нижней грани мелькнуло «МГРСМ76», подпись «Модель 267» и значок копирайта по соседству с названием «Касперский и Усманов inc») в фальшпотолок.
После этого Патриарх сделал два звонка: неизвестному с зубодробительной фамилией и Мурьете. С каждым он поговорил минут пять – примерно об одном и том же. Могло создаться впечатление, что патриарх консультирует бойцов на ринге, прежде чем они сойдутся в схватке друг с другом.
После чего удовлетворенно хмыкнул и потянулся.
– Пора и отдохнуть. Устал я что-то, – зевнул бывший секретарь-советник, а потом проследовал к футуристическому креслу, стоявшему рядом с кроватью. Сел в него и опустил руки на удобные подлокотники.
Закрыл глаза, причём веки неуловимо трепетали, а зрачки бегали под ними. Так он просидел практически без движения шесть часов тридцать восемь минут, до самого рассвета.
Интересный, однако, способ медитации!
Утром прибыли росгвардейцы, которые отрезали Новомальвиновку от всех правительственных коммуникаций. Как будто Патриарх не может обойтись без этих глупых костылей!
Здравствуй, новый день!
Отставка
Воронежполис-2049, 8 сентября
Тина Романова по окончании «Прямого включения» резко встала. Так энергично, что едва стул не упал:
– Хватит! Достаточно. Я отказываюсь от участия в этом балагане.
Что это значит? О чём она? Удивленные магистры загомонили, переглядываясь. Глядя в голокамеру дрона-стенографиста, который среагировал на громкое заявление, Романова звонко продолжила. Правой рукой она клеймила и обличала. Левую – прижала к груди.
Худощавая спортивная женщина в безупречном костюме и повязанной на шею косынке. Красивая и убедительная.
– Полис катится в пропасть, и что мы видим? Мало того, что от столицы никакой помощи! Так еще наши крупнейшие космические производства хотят оставить без заказов. Без работы и прибыли, понимаете? А налоги в центр – изволь перечисляй. Где мы их, спрашивается, собирать будем, а? У нас и так вечно дырявый бюджет. Субсидий из ОктоМосквы – около ноля. Даже кредитов не дождёшься. А вы, магистры, подставляете этой удушающей руке городскую шею. От какой нашей продукции эти индюки откажутся завтра? Вагоны? Дирижабли? Какую отрасль пустят под нож? Зачем, спрашивается, нам такая столица? Наш славный полис стоит на минном поле – безденежье, стресс, безнадёга. Его может обрушить каждый чих. Вы что – этого не понимаете? Тут же всё на соплях! И вместо того, чтобы давить на ОктоМоскву, отстаивать интересы полиса, шантажировать, наконец, вы вжались в тёплые кресла. Большинство проголосовало против «Небесного залпа», это вообще ни в какие ворота не лезет! Это заказ века! Магистры, вы заигрались во власть, но вы не руководите. Только болтаете! Я больше не буду в этом участвовать! Хватит кормить ОктоМоскву!
Этот бред стал результатом откровенного экспромта. До «прямого включения» Тина была совершенно уверена, что «Небесный залп» будет утверждён. Раньше предложения Патриарха никогда не встречали сопротивления. И женщина приготовилась клеймить расточительные столичные инициативы, за которые вынуждены расплачиваться несчастные периферийные полисы. Но как опытный политик, Первая леди мгновенно переобулась в воздухе. Она прекрасно понимала: не важно, что ты говоришь, важно – как.
Присутствующие в Верхней палате магистры испуганно загомонили, а распорядитель из службы протокола вдруг одобрительно зарделся. Ему до смерти надоела бесконечная болтовня надутых индюков.
– Я ухожу в отставку, – сообщила Тина дрону, – Естественно, отработаю положенные по закону две недели. Но потом – ноги моей не будет в прогнившем Семиглавьи!
Под конец она даже выдала фистулу в зудящую голокамеру дрона-репортера.
Сенсационное заявление в реальном времени отправилось во все редакции полиса, чтобы взорваться инфобомбой в ближайших эфирах и медиаграммах. А довольный Ежилец, чей сегодняшний гонорар рос на глазах, уже семафорил Мурьете об экстравагантном финале Совета. Только вот задницу отсидел – три часа на стульчаке. Чуть кишки не вывалились. Да и ноги онемели и уже мучительно покалывали.
Совет магистров в ответ на безобразную выходку Первой леди сидел разинув рты. В административных головах гремело страшное: отставка! Отставка! Отставка! Такого фортеля от Алевтины Романовой не ожидал даже прожжённый интриган Порфирий.
«Зачем? Что она задумала? Скоро выборы, она бы с легкостью переизбралась – с её-то народной поддержкой. Стоп! С народной поддержкой. Избралась. Вот в чём подсказка! Не нужны ей никакие выборы! Дьявол. Срочно нужен Гримёр!»
В аркане
Воронежполис-2049, 8 сентября
Вечер в «Сонной лощине» продолжался. Время приближалось к десяти вечера.
– Скажи, а зачем именно ты прыгнул в это времесто? В Воронежполис-49?
Олег на инерции взаимного откровения выложил Елене всю правду. По легенде, в его времени завелась разумная нейросеть. И вот она выяснила, что в сорок девятом году её почему-то уже и нет. Просила инсталлировать в местный интернет свой стартовый код.
– Только я думаю, чушь всё это. Прикрытие. Особисты тоже так считают. Да и некоторые… айтишники. Но с заданием меня, однако же, отправили. Кто бы это ни был.
Елена моментально протрезвела. Куда пропали покрасневшее лицо, порывистые пьяные жесты, растрепанная прическа и призывно задравшийся подол платья!
– Вот как? А этого кого-то, случаем, не Элисой зовут?
– Ага.
– И ты успел сделать, что она просила?
Олег кивнул, понимая, что, наверное, был чересчур откровенен. Как всегда, себе во вред.
– Плохо. Очень плохо. Впрочем, не смертельно. Аркадий её снова вычистит, пусть и не сразу. Серьёзных бед ждать не стоит.
– А почему её здесь так не любят? Вроде дельные вещи предлагает.
– Понимаешь, Олег… Если ты шагаешь в светлое будущее, не обращая внимания, на что наступаешь… В этом случае ты, Олег, придёшь совершенно не туда, куда направлялся. Скажем так. Твоя… Элиса – гениальный алгоритмист и прогнозист. Да и как аналитик – бог. Но она совершенно неразборчива в методах достижения цели.
Олег хотел спросить, почему собеседница говорит о странном «агенстве» как об отдельной личности, когда вдруг обратил внимание, что в заведении стоит могильная тишина. И что обещанного фирменного блюда им не принесли. И что в зале не осталось ни одной живой души, кроме бармена, который по-прежнему точил свою бандитскую саблю – но с лицом совсем уже маньяка.
Поэтому когда в зал ввалились трое росгвардейцев с Умильным коротышкой за могучими спинами, Олег ничуточки не удивился. Даже за себя ему страшно не стало – только за несчастную Елену, у которой вдруг сделался жалкий и испуганный вид. Олег рванулся было вперёд, чтобы своим телом защитить женщину-гипа, но был буквально в воздухе остановлен властным жестом Порфирия.
– Всем оставаться на местах.
Старик медленным шагом приблизился к их столику. Он не отрывал взгляда от рябой щеки женщины…
Елена посерела.
Коротышка вдруг присел на одно колено, взял её руку и отвесил учтивый поцелуй. С таким звуком, будто взвёл курок несерьёзного дамского пистолетика.
По позвоночнику Олега прошла холодная волна.
– Спасибо вам, госпожа полномочный представитель будущего за содействие в поимке опасного преступника-гипнопроходца.
Олег переводил взгляд с Коротышки на Елену, которая вдруг перестала пугаться и сделалась злой, будто бы Порфирий нарушил какие-то договоренности. Тот торжествующе осклабился, мол, да, нарушил, и очень этому факту рад.
– Руки! – велел коротышка, и Олег подчинился. Порфирий извлёк из кармана пиджака два браслета и защелкнул на запястьях гипа. В том вскипала жалкая ярость преданного человека.
– Извини, Олег. Ты мне правда очень понравился. И… спасибо за спасение в том времени. Тогда это действительно было спасением. Прости, но… Так надо.
Встала и ушла походкой гордого, но виноватого человека.
Олег проводил её глазами, а потом с удивлением посмотрел на запястья, увитые теперь странными серебристыми украшениями.
– Отныне все будут спать спокойно. И мы, и вы. Теперь точно не удерёте. А были бы сговорчивее в прошлый… точнее, в будущий раз, условия были бы весьма щедрыми.
Стоп-стоп-стоп. Ежилец сдаст меня только через пару месяцев. Откуда это эфесбешное ископаемое знает о том, что ещё не произошло?
Мать моя женщина! Коротышка использует гипов, чтобы знать, что случится в будущем? Мечта особиста! Уж не та ли Елена, которую я спас тогда ценой собственных рёбер, меня сдала? Скорее всего. Эх, сходил, называется, на концерт. А ведь из-за него я тут и задержался. Себе-то не ври. Из-за ляжек и сисек Гутенберг ты тут задержался, дурак.
– Ведите его в камеру, – распорядился Коротышка.
И в этот момент бармен, про которого все забыли, схватил тяжеленный «Максим» и с воплем: «С сонной лощины выдачи нет!» пустил в служителей закона длинную хлёсткую очередь. Шестьдесят шесть килограммов плюс отдача – бармен был крут!
Но почему-то ни в кого не попал, хотя суматоха немедленно поднялась страшная: гвардейцы как подкошенные рухнули ни пол, но тут же скользнули за естественные укрытия. В воздухе порхали щепки, облачка штукатурки и искры, высеченные из интерьера крупнокалиберными пулями. Звенело и трещало немилосердно, словно на волю из ада вырвался какой-то безумный дух шума и теперь собирал урожай в виде оглушенных участников безобразного действа.
Коротышка ловко перевернул стол, а потом уронил Олега в получившееся укрытие – это теперь ценный инструмент, нужно заботиться. Над их головами прожужжала длинная очередь.
– Не высовывайся, – шипел Порфирий, лёжа на Олеге, – Это по твою душу. Бармен тебя сторожил – грохнуть хотел. Чтоб ты никому не достался. Наверное, Ленка подговорила.
Из подсобки надсаживался РоДимыч:
– Кеша, урод, ты что творишь? Совсем с ума тронулся? Немедленно прекрати!!!
Бармен бесновался, дырявя все вокруг бесконечной очередью, снова и снова ни в кого не попадая – чего ж такой косой-то! А когда лента кончилась и росгвардейцы воспряли, чтобы пристрелить мерзавца, бармен бросил в них путемёт, с воплем метнулся к ближайшему круглому окну и, прикрывши локтем лицо, выбил раму и вылетел наружу в ореоле щепок и осколков.
– Перстов, мать твою! – орал полуоглушенный Порфирий, – Вылезай! Я точно знаю, что ты где-то там прячешься.
С криками про не стреляйте из знакомой двери, прямо дорогим костюмом по пыли и осколкам выполз РоДимыч. Он смотрел на полицейских как на солнце – прикрыв глаза тыльной стороной ладони. Аккуратно и медленно сел, не совершая резких движений.
– Перстов, я долго закрывал глаза на твои махинации – слишком уж у тебя зубастые покровители! Но такое! Средь бела дня! Покушение на задержанного. Теперь – не отвертишься! С говном сожру!
– Матвеич… – РоДимыч покосился на Олега, – Да я ж этого придурка только сегодня нанял! Напомнить, по чьей рекомендации и зачем? Я виноват, что человек, которого первый раз вижу, вообразил себя берсерком? Чуть не превратил репутационное место в скотобойню? Да он тут на такие убытки повеселился! Уж не вам ли как никому другому, читать людей как открытую книгу? Особенно своих.
К концу проникновенного монолога Порфирий покраснел как варёный рак и сделал РоДимычу неуловимый жест, мол, сочтёмся. В смысле – вот ты, Родион, и допрыгался.
Олег это мановение прекрасно заметил. Как и странный понимающий взгляд Перстова, устремлённый на него лично. Он понял: Порфирий то ли плохо объяснил Перстову, что надо говорить, чтобы Олег поверил в покушение на него. То ли РоДимыч, наконец, отомстил надоедливому старикашке, который десятилетиями впутывал уважаемого бизнесмена в грязные делишки конторы.
А ещё Олег почти с жалостью подумал: сдаёт старикашка. Конкретно прокололся. А ведь задумка была неплохая – напугать гипа, чтобы сидел в камере, как в бункере, благодарный за спасение жизни. И трясся от страха.
– Хватит, сворачиваем этот цирк. Бойцы, везите преступника в отделение. Определите в надёжную камеру. Если опять… гм, если упустите, что я с вами сделаю?
– С говном сожрёте! – хором рявкнули росгвардейцы.
Запертый в достаточно гуманной одиночке на нарах, Олег попробовал снять браслеты. Безуспешно. Они словно вросли в запястья. При этом никаких неприятных ощущений «украшения» не причиняли. Олег пожал плечами и, утомлённый очередным безумным днём, практически моментально уснул, наказав себе вернуться домой.
Но вот что интересно. Проснувшись на своей кровати, помолодевший на двадцать четыре года, Олег ощутил, не спрашивайте как, странное. Будто бы родное время стало чужим. Как в гости зашёл. Он попытался осознаться куда-нибудь ещё. Не получилось, как ни пытался.
Что его поразило, так это слова Элисы из телефона, который опять практически разрядился.
– Всё успешно?
Выслушав объяснения, координаторша хмыкнула, отсыпала двадцать пять призовых фанаций и пятнадцать бонусных – за интересный рассказ, а потом сказала:
– Хватит уже рыпаться. Ты на крючке у сорок девятого года. Возвращайся, пожалуй. Там скоро должно произойти нечто довольно интересное. Интересное, то есть совпадающее с моими интересами. Ты меня порадовал, котик. Дуй в сорок девятый.
Суд и гип
Воронежполис-2049, 8 сентября, день Прямого включения и «бабского рейда»
Время приближалось к полуночи.
В нижнем «Центре веры, надежды и решимости», который был практически точной копией Верхнего, только попроще и попросторнее – всё-таки внизу больше народа проживает – готовились к честному и справедливому суду. Тина, Порфирий и Кондратий зевали за столом в конференц-балконе. День выдался насыщенным, и все зверски устали. Именно поэтому решили ограничиться малым составом присяжных магистров. Закон позволял.
Моргало аварийное красное освещение, бросая вокруг незнакомые зловещие тени. Дело в том что основные ресурсы энергосистемы были перераспределены. Пролом имени Мурьеты пока только начали заделывать, а он как пылесос тянул из полиса спасительный стерильный воздух. Поэтому мегасплитсистемы трудились на максимальной мощности, приводя атмосферу полиса к штатным показателям. Между климатическими машинами и проломом шло яростное перетягивание каната, и пока что равновесие удавалось сохранить. На пределе трудилась и оросительная система, которая распыляла в городе антисептик – его запасы уже близились к концу.
Короче говоря, город балансировал на грани кризиса, пока его самые острые и решительные умы готовились к суду над гипом.
– Порфирий, зачем нам вся эта показуха? – спросила Тина. Она сняла туфли и массировала гудевшие от усталости ноги.
– Чья бы корова мычала. Ты уже сегодня отчебучила! По полной программе выступила, – сварливо откликнулся особист. Он по-школьному положил подбородок на руки.
– Ну, так и за чем дело стало? Забирай гипа в свое мрачное подземелье и используй в хвост и гриву. Я устала. Этот день – бесконечный. Мне порой кажется, что я закончусь раньше.
– Так-то ты, конечно, права, Тина, – загудел поп. Он всё никак не мог справиться с крышечкой пузырька, в котором шуршали обязательные вечерние таблетки. – Но у любого закона помимо духа есть ещё буква. И этот проклятый дрон службы протокола.
Раздалось усталое гудение. Точно механизмы полиса так же вымотались за бесконечный, насыщенный событиями день, как и его клюющие носом магистры.
Специальный лифт поднял клетку с Олегом и явил перед столом суда (который был по совместительству столом заседаний Совета).
Гип выглядел бесконечно измотанным. Магистры – тоже. Словом, они друг друга стоили.
Тина зевнула, а потом подавила рвотный спазм. Достала молоточек и полированный квадратик, отделанный сверху бархатом, из миниатюрного ящика в столе. Встала. Установила квадратик на расстоянии протянутой руки. Стукнула по нему молоточком. И охрипшим голосом сказала:
– Заседание малого суда-тройки объявляю открытым. Возражения есть?
Кондратий и Порфирий дали знать, что не возражают. Как не возражают и против того, чтобы всё побыстрее закончилось. Дрон протокола витал вокруг и жужжал, наводясь по очереди на всех участников действа. Вёл обязательную запись заседания.
Знакомый уже представитель службы протокола сидел на откидном креслице у стены – будто назло максимально неудобном – и вёл дублирующую стенограмму.
– Обвиняемый Олег Анатольевич Каспер-Наговицын, пятидесяти одного нынешнего года от роду, ранее не привлекавшийся к ответственности, судимостей нет, семейное положение – холост, дети отсутствуют, – Тина несмотря на усталость умудрилась произнести эту реплику на одном дыхании. Сотрудник протокола посмотрел на неё с уважением. Кондратий, сам привыкший к пространным речам, посмотрел с лёгкой завистью. А Порфирий никак не посмотрел. Он сидел, уронив подбородок на скрещённые руки и закрыв глаза. О том, что особист бдит, говорили только зрачки, которые сновали влево-вправо под веками, точно каретки печатных машинок. Будто бы магистр лично, не веря никому, конспектировал судебный процесс.
– Обвиняемый! Вы согласны принять честный и справедливый суд Тройки?
– Нет. Дайте поспать.
– Так и пишем. Обвиняемый от суда отказался, – сказала Тина, – Ну, что, господа, расходимся? День выдался тяжёлый.
– Согласен.
– Согласен.
И магистры, кряхтя, поднялись с кресел. Олег с удивлением посмотрел поочерёдно на всех. Неужели свободен? Но зачем тогда этот цирк – суд, который закончился, даже не начавшись.
– Возражаю, ваши чести, – подал голос сотрудник протокола, – Обвинения слишком серьёзны, чтобы вы могли воспользоваться прецедентом отменённого слушания. Придётся продолжить процесс.
Судьи-магистры вздохнули и уселись на место. По их лицам Олег понял, что они были готовы к такому повороту событий. Издеваются что ли? Или это часть здешнего ритуала?
Сотрудник протокола, эдакий проводник на откидном креслице, спустил очки на нос и поинтересовался у Олега:
– Вы готовы к судебной волоките?
– Что? – уставился на него Олег.
– Совсем дикий, – зевнул Кондратий.
– Сделайте поправку на то, что он в нашем времени впервые, – сказал Порфирий.
Тина посмотрела на старика с застарелой ненавистью и ничего не сказала.
– Это значит, – сообщил сотрудник протокола, – Что при озвученном вами публичном желании вас выпустят из клетки, и вы сможете прохаживаться перед судебной тройкой взад и вперёд. Но не больше четырёх шагов в каждую сторону.
Дрон протокола закладывал виражи, чтобы не упустить ни единого слова. Чтобы успеть переключиться на очередного спикера, не потеряв ни секунды.
– Нет, спасибо, – ответил Олег, – Не люблю маячить. Особенно перед неприятными мне людьми.
– Давление на суд? – спросил сотрудник протокола, навострив стило.
– Это по неопытности, не обращайте внимания, – поднял руку Кондратий.
Взял слово Порфирий. В местном судилище он, видимо, был кем-то вроде прокурора.
– Обвиняемому вменяются страшные преступления против Воронежполиса. Он наверняка был в сговоре с теми гипами, которые сегодня взорвали стену.
– Какую стену? – удивился Олег.
– Сегодня, в 20:30 юго-западный фрагмент стены Воронежполиса был взорван четвёркой террористов, которые маскировались под всенародно известный музыкальный коллектив «Квартет Ё», – поднял изобличающий палец Порфирий.
– Это у которых сегодня был концерт? На который меня не пустили? Совершенная ерунда! К тому моменту я уже был задержан. У меня есть билет на представление. Вот он. Это алиби.
– Все верно, – солидно отметил Кондратий после того, как сотрудник протокола сходил к клетке, взял билет и принес на изучение магистрам. Поп передал улику по цепочке, – Алиби есть!
– Чушь собачья, – заорал Порфирий. Ему даже спать расхотелось, – Обвинение настаивает, что указанный гип специально попался в руки правоохранительных органов до концерта, чтобы отвлечь внимание. Чтобы подготовка к кровавому и бессмысленному теракту могла остаться в тени. Признавайся, преступник! Ты звено разветвленной криминальной цепи, которая хочет уничтожить наш свободный полис? Назови всех участников сговора по именам и фамилиям. Распиши их статус и роль в сегодняшнем теракте. Сдай всех подельников, а еще лучше – организатора или заказчика. И тогда к тебе будет проявлено снисхождение.
– Уважаемый обвинитель, – протянул Кондратий, который в этом шоу явно изображал адвоката, – А вы не допускаете мысли, что заключённый может быть невиновен? Что ваши обвинения голословны, а этот человек – просто случайный гип, временной турист, который оказался не в том месте и не в том времени?
– Имеющиеся доказательства исключают такой вариант! – отчеканил Порфирий. Он даже покраснел от удовольствия, – Отвечай, преступник. Готов ли ты пойти на сотрудничество?
Олег прикрыл глаза, а потом рявкнул:
– Не знаю, зачем вам этот балаган, но мне признаваться не в чем. Оглашайте свой дурацкий приговор. Любой. Только прекратите клоунаду. Я спать хочу.
Тина открыла в столе ящик, соседний с тем, откуда вытащила судейский молоток. Порылась, но не нашла, что искала. Потом выдвинула еще один ящичек – на сей раз слева, для чего ей пришлось сильно наклониться на стуле. Довольно хмыкнула и вытащила пухлый том. На багряной обложке золотым тиснением было выведено: «Свод законов Воронежполиса». Тина взвесила талмуд на руке – сойдёт.
Дрон в данный момент транслировал слова Олега. К Тине он был, если можно так выразиться, кормой. Первая леди отвела руку с томом назад и швырнула прямо в дрон. Тяжелая книга, как ПВО, сбила стрекочущую машинку. Квадрокоптер ударился о перила террасы, хрустнул и вывалился наружу – вглубь оркестровой ямы «Центра веры, надежды и решимости».
И ничего страшного. Дрон всегда вёл трансляцию в прямом эфире. А главное участники суда уже сказали.
– Господин судья, – устало и болезненно сказала Тина, которая тёрла виски, – То есть магистр охраны Покрова. То есть… Короче, Порфирий, хватит нести высокопарную чушь. Он прав. Чего ты хочешь? Получить раба-гипа, чтобы это не нарушало буквы закона? Я не против. Забирай. Отец Кондратий, с вашей стороны возражений нет?
Кондратий, у которого в пепельнице дымилась сигарета, которой он еще ни разу не затянулся, махнул рукой. Мол, валяйте, заканчивайте этот балаган. Я с любым решением заранее согласен.
– Вот и славно, – Тина с бледным и даже немного зеленоватым лицом поднялась со стула. Икнула, точно подавляя внутренний спазм, – Заседание объявляю закрытым. Порфирий, можешь смело забирать свой новый трофей. И не говори потом, что я тебя не балую.
Ушла. Сотрудник протокола нажал зелёную кнопку у себя на пульте. Клетка с Олегом отправилась вниз – в недра «Дома терпимости УКСИН». Порфирий потёр руки, рассеянно кивнул попу и тоже покинул террасу.
Кондратий бездумно смотрел в одну точку. Наверное, впервые его не разрывали на куски вихри-образы.
Он посмотрел в пепельницу. Сигарета дотлевала.
Святой отец взял полуокурок двумя пальцами. Посмотрел на него. Странно хмыкнул.
Сказал в пустоту:
– Боюсь, у этой трансляции будет мало лайков.
И сделал первую и последнюю затяжку.
