Юрий Вячеславович Скрипченко
Братья и сестры в реестре
Полуарестант
Ах вы сволочи! Уроды! Беспредельщики!
Олег, несмотря на усталось, не находил себе места от ярости. Это уже не говоря о том, что чувствовал он себя последним идиотом.
Второй раз попасться в одну и ту же ловушку!
Его бесило это времесто. Ещё бы – всякий раз, когда Каспер здесь кому-нибудь доверялся, его немедленно предавали. И ладно бы попахивающий дерьмом Ежилец. У него по роже сразу видно, что личность мутная… Но Елена Гутенберг! Женщина, которую он когда-то спас. Которой доверился и открылся!
Которую ты хотел затащить в койку, чего уж там – подало голос язвительное подсознание.
Неважно!
Все! Буквально все его так и норовили предать.
А этот умильный урод, Порфирий Знаменцев. Как он уже задолбал! Никуда от него не денешься – всюду достанет!
Чего ж ты от старика хочешь, хихикнуло подсознание. Он просто делает свою работу.
В жопу такую работу!
Короче говоря, Олег Каспер – новоявленный гип – кипел от ярости в одноместной камере. Наконец, ему удалось успокоиться. Он присел на нары и сосредоточился.
Так. Поймать его, конечно, поймали. Замуровать замуровали. Но ведь он, как сегодня выяснилось, гип. То есть как минимум половину суток свободен, не так ли?
Так. И что это мне даёт?
Ты можешь жить как ни в чём не бывало. Заниматься сосбственными делами. Только ночевать придётся не дома, а здесь. В конце концов, не самый худший пансион. Не прессуют, не лезут в душу, не беспокоят. Камеры на этаже почти все пусты. Вдобавок кормят – пусть и столовским дерьмом (ужин ему несмотря на ночное время всё-таки принесли – но вид у офицера был недобрый).
Чтобы меня заперли как зверюшку в зоопарке? И каждый чиновник этого задрипанного города-футляра всовывал бы в меня руку и обстряпывал свои делишки? Ни за что!
Одно Олег для себя решил точно. Сидеть на цепи – не будет. Даже если для обретения свободы придётся снова кого-то убить!
Значит, надо искать выход из сложившихся неприятностей. А именно – заполучить ключ от проклятых браслетов (запястья под арканом немедленно зачесались). И займусь я этим прямо сейчас. Олёг улёгся на вполне удобные нары и уже через полчаса заснул. Сказались долгие тренировки.
Осознался он всего в полукилометре от собственной камеры – практически в то же время.
Город тоже спал. Даже уличные фонари светили лениво, дремотно. Прохожих практически не встречалось. Всё-таки дисциплинированные здесь люди. Или, может, забитые? Попробуй отмотать десятку в зоне, зная, что ты на пожизненном заключении. Пусть даже зона и напоминает красивый ухоженный город. Что останется тогда от твоей личности?
Нет, это не моё место. Здесь не живут, здесь увядают. Пора спасаться бегством. Оставалось выяснить, где проклятый коротышка-особист держит ключи от аркана. А для этого нужно было выяснить, где живёт сам Порфирий Знаменцев.
В отличие от прошлого раза предатель Ежилец обнаружился сразу – в Нижнефекальске. Одетый как всегда в затрапезный комбинезон, оператор низовых коммунальных систем дулся в карты с каким-то жирным лысым субъектом с выпученными глазами.
Виктор традиционно пованивал, но это его ничуть не смущало, потому что, судя по всему, уже в который раз он выигрывал. Лысый был красный и потный от злости.
– Нет, ты точно мухлюешь, – прошипел он, кидая карты на стол, переделанный из бобины77. – Вот что за мутный урод!
– Додончик, не кипешуй. Когда станет ясно, что ты проигрываешься в пух и прах, я просто выйду из игры. Снова залезть в долги я тебе не позволю. Я же твой друг.
Рядом со столом-катушкой стояла ещё одна незанятая табуретка, на которую Олег Каспер и уселся. Текучая рожа Ежилец вытянулась и прокисла:
– А, узник замка Иф. Не сидится на казённых харчах?
– Представь себе, нет, – Каспер собрал все карты в колоду и выкинул её под стол. – Как тебя там, Додончик? Свали в туман.
Толстяк всё понял правильно и испарился. Олег поставил локти на стол, водрузил на сцеплённые пальцы подбородок и внимательно посмотрел на Ежилеца. Тот поскучнел:
– Чего надо?
Олег выдержал паузу и объяснил. Когда надо, он умел быть убедительным. Особенно пребывая в холодной ярости. Ежилец даже не подумал прибегнуть к «помощи зала», хотя нижнефекальцев вокруг было не менее двух десятков. Они почему-то старательно прятали глаза.
***
Порфирий Знаменцев за день устал как собака. Интриги, тайные встречи, пара заседаний и даже один допрос. Когда тебе за восемьдесят, подобный распорядок дня тянет уже на подвиг. Вернувшись в свою холостяцкую квартиру заполночь, он снял плащ, повесил на вешалку у двери и, кряхтя, проследовал к зеркальному шкафу-купе. Оттуда на него посмотрела ветхая и неприятная физиономия: морщинистая, в пигментных пятнах. Веки с красными улыбками. Их оттягивали тяжёлые мешки под глазами. Уголки рта брюзгливо ушли вниз.
Сейчас он совсем не выглядел умильным.
Порфирий зевнул, потянулся и расстегнул пиджак в неизменную серую полоску. Под ним обнаружились старомодные подтяжки.
Особист снова зевнул и сдвинул в сторону дверцу шкафа.
Среди вешалок стоял Олег Каспер. Лицо его было не сказать чтобы торжествующее, но совсем не доброе. Он смотрел сверху вниз на низкорослого особиста и хрустел костяшками сцепленных пальцев.
Порфирий похолодел.
– Будем говорить прямо здесь или переместимся в более удобное место? Да, я просто должен это сказать: «Чувствуйте себя как дома, Порфирий! Ничего, что я у вас в гостях?78»
К чести особиста, он не потерял лица, не попытался сбежать. Даже пощады не попросил.
Нет.
Его лицо снова стало по-знаменцевски умильным, словно старик оказался в родной стихии. Он разом лет на десять помолодел, удивился Каспер.
– Вылезайте из шкафа, Олег. Вы же взрослый человек, ей-богу!
Олег понял, что начисто утратил инициативу и, выбираясь из шкафа, почувствовал странное сочетание злости и растерянности.
Коротышка попятился:
– Ежилец меня сдал? Ну конечно!
– Он не виноват, – буркнул Олег. – Его заставили.
Звуки собственного голоса стряхнули оцепенение, и он рванулся к коротышке, схватил за грудки и чуть ли не поднял над землёй:
– Гони ключи от аркана, старый обмудок.
– А то что?
– Прибью нафиг… гниду.
– Нет.
Олег отпустил старика на ноги и влепил могучую оплеуху. Голова старика дёрнулась в обратную сторону.
– По-хорошему прошу.
– Нет.
Каспер ткнул негодяя в нос. Полилась кровь.
– А если так?
– Нет.
Олег озверел. Он от души врезал Порфирию кулаком в мягкий живот. Тот согнулся, хватая ртом воздух. Не дожидаясь, пока старик оклемается, Олег провёл прямой удар в скулу. Потом в бок. Наконец, толкнул в грудь, отчего особист опрокинулся навзничь, стукнувшись затылком о паркет. Его пегие волосы растрепались. Дыхание сделалось тяжёлым. Из носа текла кровь. На пигментной щеке наливалась гематома. Выглядел магистр Покрова тайны так, как будто был готов отчалить в страну вечной охоты.
Не подох бы!
Олег опустился на колени и склонился над упрямым стариком:
– Я не хочу вас убивать. Но если придётся… Уж поверьте, убью не глядя.
– И будете потом… кха… искать крохотный ключ… кха-кха… в большом враждебном городе?
Порфирий откашлялся и поманил Каспера. Тот наклонился почти вплотную к лицу особиста.
И в следующий же момент заорал от дикой боли. Мерзкий старикашка вцепился ему в щёку, и теперь не просто держал мёртвой хваткой. Нет! Он принялся со всей мочи жевать.
В глазах у Олега потемнело. Порфирий немедленно воспользовался заминкой противника и пробил ему тройной в печень – пусть по причине преклонного возраста и не очень сильно, но зато очень больно.
Пробил и немедленно отпихнул Каспера в сторону.
Олег повалился на бок, одновременно крича и пытаясь отдышаться. Никогда раньше он бы не мог подумать, что такое сочетание вообще возможно!
Порфирий со стонами и кряхтением поднялся на ноги и принялся остервенело пинать своего противника по рёбрам.
Одновременно он шарил в карманах пиджака, пока не отыскал голофон. Оставив Олега в покое, старик набрал нужный номер:
– Группу… кха-кха… группу быстрого реагирования по моему адресу. Немедленно. Что? Я разве неясно выразился? Мигом!
Завершил вызов и посмотрел на Олега:
– Прежде чем бить стариков, сначала научись драться. Щенок!
Его зубной протез был весь в олеговой крови.
***
Естественно, Каспер не оставил попыток освободиться. Каждую ночь он осознавался в Воронежполисе. Почему не на квартире коротышки? Потому что тот не дурак и съехал после первого же нападения.
Пропал и Ежилец. Зато Олег на своей шкуре почувствовал, каково это, когда против тебя ополчилась вся правоохранительная система мегаполиса.
Он бы ни за что раньше не подумал, что в городе столько полицейских дронов! Они жужжали везде. Совались к каждому прохожему камерой в лицо. В памяти каждой машины было фото непокорного гипа.
Вдобавок выяснилось, что в полисе огромное количество дактилоскопических датчиков – чуть ли не в каждой дверной ручке. И они соединены в единую информационную сеть. И «пальчики» Каспера тоже в системе. Стоило ему за ухватиться за что не надо, как система поднимала тревогу, и к месту срабатывания неслась группа реагирования.
Так Олега винтили четыре раза.
В первое же утро после неудачного побега напротив олеговой камеры повесили… камеру. Видеонаблюдения. Так что в момент каждого исчезновения Каспера из клетки город немедленно становился на уши по тревоге: гип на свободе, смотрите в оба!
Так продолжалось неделю. Доведённый до ручки Олег уже подумывал смотаться куда-нибудь за гранатами, а то и вовсе – за бомбой, чтобы устроить в ненавистном городе взрыв. Или раздобыть стрелковое оружие и отмочить перестрелку на городских улицах. Нет, лучше взять в заложники какое-нибудь важное лицо.
Его собственное лицо дёрнуло болью.
Пожёванная старым особистом рябая щека жутко ныла до сих пор, хотя медсестра из УКСИН перевязала рану в первый же день.
Метания пленного гипа прекратил… Порфирий Знаменцев. Зубастый старик. Собственной персоной.
Он явился ранним вечером, седьмого октября. Синяки на землистом лице ещё не сошли, но уже сделались жёлтыми. Особист дождался, пока офицер КСИН отопрёт дверь камеры, и зашёл, держа плащ перекинутым через согнутую руку.
Присел на уголок нар. Олег, который лежал, укрывшись простынёй и строил очередные планы по освобождению, аж рассмеялся от неожиданности.
Старик посмотрел на своего пленника долгим взглядом:
– Ну и долго вы будете с нами воевать, Олег?
– Как положено. До победного конца.
Старик закряхтел, устраиваясь поудобнее на уголке лежака:
– Нет. Вы просто раз за разом будете повышать ставки. До тех пор, пока нам не придётся вас просто устранить.
– Ну вы даёте! Сажаете в клетку ни за что. Без объяснения причин. Как, блин, канарейку какую. Зачем – тоже непонятно. Ни одна сволочь и словом не обмолвилась, чего от меня вообще надо! И после этого ждёте, что я не буду сопротивляться?
– У меня предложение. Дайте нам месяц. В течение этого времени вы выполните для нас ровно одно поручение. После этого я лично вас освобожу. Но не только. За все неудобства вы получите самую щедрую компенсацию.
После ухода Коротышки Олег глубоко задумался о своей судьбине. Он решил принять предложенные условия. Это не была капитуляция – скорее, разумное тактическое отступление. Вот если Порфирий не сдержит слова, тогда он устроит этому времесту ад и Израиль. За ценой не постоит.
Интересно, чего они всё-таки от него хотят? Версии возникали самые разные. Хватило на полчаса размышлений. Ровно до тех пор, пока…
… Олега выгнуло на лежанке дугой. Браслеты аркана превратились в огненную лаву, и запястья принялись пульсировать нестерпимой болью. В голове взорвалась атомная бомба. И когда белая пелена ядерного взрыва спала, Олег увидел перед собой огромную линзу смотровой площадки. Через стекло была видна испуганная голая фигура… Олега Каспера, который всматривался во тьму за городской стеной. Это был момент того самого первого посещения Каспером Воронежполиса-2049.
Через секунду суперпозиция резко прекратилась, и Олег Каспер, арестант с арканом на руках, прекратил существование.
Ровно на три часа, пока длилось первое посещение Олегом Каспером Воронежполиса-2049. То самое, когда он познакомился с Ежилецем и впервые угодил в лапы к Порфирию Знаменцеву.
Олег очнулся у себя в камере – в поту и с дико бьющимся сердцем. Тело колотила дрожь, а зуб не попадал на зуб. С отвращением гип понял, что обмочился. Он посмотрел на руки. Аркан был на положенном месте – на запястьях. Браслеты медленно остывали.
Собственно, артефакт и спас его от дезинтеграции.
Олег стал участником практически невозможной темпоральной аномалии, когда гип оказывается в одном времесте с самим собой. Такое невозможно при обычных путешествиях в будущее или прошлое. Такое практически невозможно, когда один и тот же человек прыгает из двух разных времест в одно общее – пусть даже с точностью до метра и секунды. Кто бы и куда не перемещался, человек-то один! Но у Олега каким-то образом получилось. Может быть, потому что это был тот самый исчезающе малый кусочек времени, когда Каспер еще только прописывался в Великом Реестре в статусе гипа, и в каталоге про него сохранялись обе строчки – и человека, и «прыгуна».
Неважно.
Главное, что ему феноменально повезло. Повезло и Воронежполису образца 3 октября 2049 года.
Расщеплённого надвое Олега втиснуло в одну матрицу практически без последствий для организма и психики. Если бы псевдокопии оказались географически ближе друг к другу, полис получил бы на своей территории взрыв в десятки раз сильнее атомного.
Потому что Нулевое, самое главное правило гипнопроходства, гласит:
«Перемещаясь во времени, гипнопроходец не оставляет свою копию в прошлом и не способен встретиться с самим собой в будущем. В метрике мироздания он всегда остаётся одним-единственным существом».
Кап. Кап. Кап. Кап
Кап.
Кап.
Кап.
Кап.
Мерное негромкое капанье не вполне исправного крана (господи, да поменяйте уже прокладку) сводило Олега с ума. Он по-прежнему находился в одноместной камере, достаточно уютной, чтобы омерзеть вдвойне. Нары из покрашенного в белый металла. Серая дверь с зарешёченным окошком, заклепками по периметру и лотком для подачи пищи.
Высокое зарешеченное окно. Две полки для бытовых принадлежностей под ним. Двухцветные (серо-синий плюс жёлтый) стены, облицованные пластиком. Почему-то Олег был уверен, что это покрытие совершенно не горючее. Наконец, столик, похожий на плацкартный. Складной. Вот и вся обстановка. Хотя нет. Есть еще рукомойник с его неисправным…
Кап.
Кап.
Кап.
Кап.
…краном. Вот ведь китайская пытка! Забавно, что местное заведение называется «Домом терпимости УКСИН79». Олег представил себе эту матушку борделя – Ксин. Почему-то ему показалось, что это китаянка или кореянка лет пятидесяти, толстая, в массивных роговых очках, да ещё и с ветвистым варикозом на тумбах-ногах. Наверное, она держит своих девиц в ежовых рукавицах. А если в них захочется почесаться? Быть беде и большой крови!
Олег почувствовал, что сходит с ума.
Капли продолжали разбиваться о рукомойник. Поначалу гип спасался тем, что на ритм капели наложил непритязательную мелодию, которую чуть фальшиво принялся напевать. Откуда пришли нужные слова? Кто знает:
Из костей мерзавца
Так же вымывается кальций.
Так какая меж ними разница,
Между праведником и задницей?
Потом запел громко, даже заорал, но быстро сорвал голос. В такой идиотской обстановке даже общие с сестрой воспоминания – которыми последний год Олег то ли спасался, то ли еще глубже погружал себя, рискуя захлебнуться, в перманентную депрессию, – превращались в безумный фарс.
Отчаянье от чаяний тошнило.
И каждый день ступал по прожитым чуть ранее.
Собачьим салом обращалось мыло
И каждый взгляд вонял коротким замыканием.
Кап.
Кап.
Кап.
Кап.
В голове уже не впервые брезжила, стремясь оформиться и родиться какая-то важная мысль. Она терзала и щекотала его. Узник посмотрел в свой череп, как в замочную скважину – но тень озарения скрылась в самом тёмном углу. Боже, если бы только не болела голова. Если бы не капало. Он бы понял.
Олег сжал ладонями готовую расколоться голову. Эта мерзкая сука – Элиса. Она наверняка знает, где спрятана его сестра. Знает да не говорит. Потому что привыкла доить «козявок», «муравьишек» и «котиков» до дна. Пока юниты способны приносить пользу. А потом выбрасывает пустые оболочки на свалку, где они быстро завершают свой путь в героиновой блевотине или одинокой белой горячке.
Но он не такой. Он еще поборется!
Когда за зарешеченным окошком стемнело, кран вдруг перестал капать.
И вот отупевший от дневного лежания в камере, Олег ночью не стал никуда перемещаться, а просто вырубился. И во сне докопался до реального способа спасти Алину. Ему снилось что-то смутное, напоённое запахами апельсинов и мяты, играющее светом и тенями. Неспокойное и текучее.
Потный, он сел на нарах и хлопнул себя по лбу: ну какой же непроходимый дурак!
Он же теперь гип и может перенестись куда угодно!
В том числе и в то время, которое уже прожил.
***
Глава 15. Гиппокамп
Одно целое
Воронеж-2024, 28 августа
Это произошло накануне гибельного штурма элеватора, когда Олег Каспер, гип, потерял свою однояйцевую близняшку. Алину.
Был вечер, и полумрак лизал синими тенями главную комнату бабушкиной, а теперь олеговой квартиры. Причудливыми тенями извивались классики в книжном шкафу во всю стену – корешок корешка золочёнее, багровее и весомее. На одну из полок давил многотомными идеями матёрый человечище Ленин. Полку с ним делила еще одна глыба – Горький. И лишь пара книг легкомысленного графа Алексея Толстого пытались своим присутствием хотя бы немножко унять пафос. «Аэлита» и «Золотой ключик, или Приключения Буратино» – несерьёзный грузик на весах веков, верно?
Пахло апельсинами и мятными конфетами – любимыми лакомствами Алины, запас которых Олег обязательно держал дома.
Он задумчиво листал медиаграмму на голопланшете и думал, почему человек всегда наполовину торчит из реальности? Хороший – верхней половиной, плохой – нижней, то есть задницей и мудями. Да, бывают люди, полностью погружённые в реальность, но мы ведь не хотим такими стать, потому что люди эти – сумасшедшие.
Олег листал медиаграмму, постепенно клюя носом. Там повествовалось о том, что сенаторы от демпартии США призывают отменить в армии нормы физической подготовки, потому что могут пострадать карьеры женщин, трансгендеров, бодипозитивцев и чадосластцев, которые не отличаются отменным здоровьем. Гендерное равенство превыше всего, заявляет Густав Шмидке – сенатор и локомотив инициативы. Общеамериканский штаб ЛГБТК+ готов направить наблюдателей в войсковые части, чтобы проконтролировать соблюдение нового закона, который ещё даже не принят.
Сколько ж там набралось гендеров, подумал Олег. Наверное, уже миллион. Белое коренное население в шоке и протестует, кричала медиаграмма. Коренное население? Это индейцы что ли? Какие ж они белые?
Олегу почему-то вспомнился древний советский министр иностранных дел, Громыко что ли? какая рокочущая фамилия. Прямо говорящая. Его в США прозвали «Мистер Нет», потому что он ему было плевать на политес. Дядька свято бдил интересы молодого социалистического государства, то есть постоянно и решительно отказывался от предложений или угроз иностранных дипломатов. Олег в полусне вдруг заинтересовался: а что он, то есть Громыко, такой решительный и принципиальный, сказал старухе с косой, когда она постучалась в дверь? Привычное «нет», и она ему не поверила? Или в кои-то веки решил для разнообразия согласиться с предложением, от которого нельзя отказаться?
Брякнул дверной звонок.
Кто это?
Он пошлёпал открывать.
Оказалась Алина.
Боже, как он рад её видеть!
Сестра, как всегда стремительная, бросилась на него, излучая вечный аромат духов – Jo Malone “Wood Sage & Sea Salt”. Аромат ему даже нравился, потому что его любила Алина, а что в жизни выбирала она, то принимал и он – как неизбежное. И правильное.
Она оглядела его и поцеловала в щеку:
– Близбрат! Как же я соскучилась! У тебя всё хорошо?
– Вроде бы. Пока ни один из тараканов в моей голове не жаловался. И ни один не подал заявление на грин-карту.
– Шутник-самоучка! Ты не голоден? Что-то ты похудел!
Он засмеялся и вдруг схватил близняшку на руки, как невесту, и синхронно хохоча они прошли в зал.
Они смотрели дурацких комедиантов из стендап-шоу и заливисто смеялись.
Они ели пиццу, принесённую Алиной, и лица их вымазались в томатном соусе. Они стали похожи на клоунов. На парочку клоунов. На парочку слегка кровавых клоунов. Один с чуточку женственным красивым лицом, другая с точно таким же – но немного, по-подростковому, юношеским, по-мужскому чуть угловатым. Одинаковые разнополые лица под тридцать.
Олегу отчаянно не хватало сестры. Новый босс почему-то, может, и из вредности, назначил их по разным бригадам, хотя оба работали в одной и той же фирме промышленными альпинистами. Раньше были не разлей вода – что на работе, что дома. Теперь всё рабочее время они проводили в разлуке. Да и жили порознь.
Неужели мы отдаляемся, порой думал Олег со щемящей болью на открытом сердце.
И вот такие нечастые встречи хотя бы немного склеивали его треснувшее сердце.
– Мне почему-то кажется, что они – самые несчастные люди на свете, – вдруг посерьёзнел Олег и указал на очередного комедианта в ноутбуке, – Стендаперы. Они так глубоко в себе копаются, чтобы сочинять свои выступления, что наверное уже выкопали себя до донышка – как котлован. Только обычный котлован нужен, чтобы что-то построить… А что строить в этих людях? Они же сами себя выкопали до дна…
Алина повернулась к Олегу. Они лежали перед ноутбуком на животе и локтях.
– У тебя очень правильное настроение для того события, которое должно произойти, – сказала она.
Алина встала, сходила на кухню, откуда вернулась с ароматизированными салфетками. Торжественно вытерла лицо себе и брату. Близняшка почему-то любила всё одноразовое и ароматизированное.
И вдруг начала раздеваться – как солдат перед отбоем – методично и быстро, не теряя ни секунды.
А потом выключила свет.
Олег сел и непонимающе уставился на сестру:
– Что ты делаешь?
– То, что должно. Близбрат, времени почти не осталось. Мы с самого начала были с тобой практически одним целым. Почти. И сейчас должны стать действительно одним целым. Иначе – конец. Но мы еще успеваем, да, мы успеваем.
Она закончила раздеваться, оставшись нагой. Олег разглядел лёгкую гусиную кожу – на животе, груди, руках и ногах. Странно, он до сих пор не знал конфигурацию её обнажённого тела, а ведь она была самым близким человеком во всём мироздании. Вот родинка под правой грудью, которая немного тяжелее левой. Вот прыщик-жировичок на соске. Вот маленький V-образный шрамик под левой подмышкой – Алина в этот момент подняла руки, чтобы рассыпать волосы из-под резинки. Откуда этот шрам взялся? Олег не знал. Крохотная татуировка под неглубоким пупком. Он пригляделся: #exnihilonihilfit81. Что это значит?
У неё коленки, как у подростка. У неё ступни чуточку, самую малость выгнуты вовнутрь. У неё растительность над лоном, а я думал, сейчас это совсем не модно. А одна губа под растительностью, я не могу, я не должен на это смотреть, словно сонно обняла немного сморщившуюся другую. И жилка на внутренней стороне правого бедра пульсирует, словно посылает сигналы SOS.
Она обняла брата за шею и села на него. И случилось ужасное, оскорбляющее законы мироздания, негласные запреты человечества, отвратительное. Мужское естество налилось кровью и отвердело.
– Так надо, – сказала Алина, – Так действительно надо.
И сняла с него сначала шорты, а потом и трусы.
А затем легла на кровать, раздвинув ноги, такая задумчивая, прекрасная, запретная и необходимая. Её лицо заливал лунный свет.
На лице ночные тени изобразили потустороннюю филигрань – словно татуировку будущей инициации.
Олег посмотрел на корешки классиков в книжном шкафу. Посмотрел в окно, где золотистый фонарь целовал желтизной соседнее дерево. Так непринуждённо и естественно.
Посмотрел на Алину – томительную, ждущую и прекрасную. А ещё такую запретную.
Как правильнее всего сейчас поступить? Однозначного ответа он не нашел ни в чём.
Поэтому лёг на локти прямо поверх своей единоутробной сестры и обречённо вошёл в неё.
Движения, помыслы и звуки, даже цвета как будто покорились неизбежному. Словно он сейчас создавал новую вселенную. А может и вправду – они создавали?
Лоб сестры покрылся капельками пота. Она закрыла глаза и тяжело дышала.
Она что – стонет? Боже, это же натуральный инцест, мерзкое действо, молчаливое проклятье бесчисленных поколений!
Почему ему тогда так монументально и приятно? Почему его естество готово взорваться неприличным экстазом?
Олегу показалось, будто он слышит одобрительный гул мироздания.
Сестра откровенно и сладострастно стонала под ним. Стонала и смеялась:
– Не бойся, близбрат, я не понесу от тебя кровосмесительным уродцем. Я приняла таблетки! Я тебя люблю. Я так тебя люблю!
Олегу почему-то показалось, что она нагло и сладострастно врёт. Вот только в чём?
И в эту секунду он взорвался сокрушительным и всесокрушающем оргазмом.
Алина закричала.
– Спасибо тебе, близбрат. Спасибо! Прости меня! Прости меня!
Олег испытал странное чувство, будто сам себя изнасиловал. С момента оргазма они действительно стали одним целым. И это одно целое почти тут же заснуло: то ли счастливое, то ли осквернённое. Они спали целомудренно обнявшись – как брат и сестра.
Олег даже во сне был уверен, что произошедшее больше никогда не повторится. Оно было слишком из рук вон – даже для терпеливого мироздания.
«Мы повернули рубильник» – с этой мыслью он проснулся утром в одиночестве.
Это был день штурма проклятого элеватора. В этот день Алины не стало.
Она исчезла.
Словно выполнила предназначение и растворилась в складках мироздания.
